Основные теоретические подходы к пониманию этничности как социологической категории

Понятие "этнос" (от греческого слова etnos — рой, стадо, толпа, класс (порода) людей, племя, народ) и производные от него термины традиционно использовались в отечественной науке в качестве категорий анализа. Впервые как элемент теории оно рассматривалось в работах С.М. Широкогорова. Позднее разработкой этого понятия занимались С.А. Арутюнов, Ю.В. Бромлей, Л.Н. Гумилев, В.И. Козлов, Н.Н. Чебоксаров и др. Термин "этничность" в отечественной литературе советского времени использовался редко и чаще всего имел значение качества, которым обладают все представители того или иного конкретного этноса. Из этого исходили разработчики всех вариантов советской "теории этноса". Наиболее авторитетная ее версия была разработана директором Института этнографии АН СССР Ю.В. Бромлеем⁶. Концепция состояла в следующем.

С периода развитого первобытного общества существуют особые человеческие объединения — этносы. Это понятие Ю.В. Бромлей предложил трактовать в узком и широком смыслах.

В узком смысле этнос или этникос (от греческого слова — народный, языческий) был обозначен им как "исторически сложившаяся на определенной территории, устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированном в самоназвании (этнониме)". При этом этническое самосознание понималось как "явление вторичное, производное от объективных факторов"⁷. Ю.В. Бромлей полагал, что эквивалентом узкого значения термина "этнос" в русском языке могло бы служить слово "национальность"⁸.

Кроме собственно этноса (этникоса), Ю.В. Бромлеем декларировалось существование и других этнических общностей — метаэтносов и субэтносов. Одни понимались как надэтнические объединения, другие — как культурно-специфические внутренние подразделения этносов, выделяющиеся отдельными особенностями самосознания (например, донские казаки, негры в США и т.д.)⁹. Как предельная единица делимости этноса фигурировал отдельный человек — этнофор, носитель этнической культуры.

По мнению Ю.В. Бромлея, этнос (этникос) и другие этнические общности — результат действия этнических процессов, которые он предложил делить на этноэволюционные и этнотрансформационные (этногенетические)¹⁰. К первым относятся внутриэтническая консолидация (сплочение субэтнических групп этноса, нивелирование диалектов и культурно-бытовых отличий, упрочение общего самосознания и т.д.)¹¹ и межэтническая интеграция или единение (появление у нескольких сущностно различных этносов общих черт культуры и общего метаэтнического самосознания)¹². Во вторую группу исследователь объединяет этногенетические парципацию (деление этноса на несколько новых, все из которых имеют не преемственные старому имена)¹³, сепарацию (превращение части этноса в новый в результате миграции или расчленения старого этноса двумя и более государствами)¹⁴, консолидацию (слияние близкородственных этнических общностей в одну более крупную)¹⁵, миксацию (слияние нескольких не связанных родством этносов в новый)¹⁶. Еще один этнический процесс — ассимиляцию Ю.В. Бромлей трактует двояко: для ассимилируемого этноса — это трансформация, для ассимилирующего — один из компонентов эволюции¹⁷.

На этнические процессы заметное влияние оказывают межэтнические отношения, их характер по Ю.В. Бромлею определяется целым рядом факторов: степенью языковой близости, религией, традиционно исповедуемой представителями контактирующих этносов, степенью сходства других элементов культуры; бытующими взаимными позитивными и негативными стереотипами, психологическими установками, ценностными ориентациями; уровнем социально-экономического и социально-политического развития и т.д¹⁸. Все это, по мнению Ю.В. Бромлея, должно оказывать влияние на то, насколько успешными будут контакты между этносами, на то, возникнет ли ситуация, когда они предпочтут строго придерживаться отличительности, или начнутся процессы стирания различий. Например, при социализме, как первой стадии коммунистической формации, с его точки зрения, возникают особенно благоприятные экономические и политические условия для успешных межэтнических взаимодействий. Это способствует процессу межэтнической интеграции, т.е. формированию этнических общностей "высшего таксономического уровня" — метаэтносов. Они представляют из себя совокупность этносов с общими чертами культуры, общими ценностями, целями развития и единым самосознанием. Реально существующим метаэтносом Ю.В. Бромлей считал "новую социально-историческую общность людей — советский народ"¹⁹.

При более широком толковании термина "этнос" Ю.В. Бромлеем выделялись так называемые этносоциальные организмы (эсо) — отдельные, чаще всего наиболее крупные, части этноса, расположенные в пределах одного государственного (в том числе автономного) или потестарного (от латинского слова potestas — власть, могущество, возможность) образования²⁰. Соответственно, все этносоциальные организмы делились им на два основных типа: социально-потестарный, который присущ первобытности, и социально-политический (государственный), присущий классовым формациям²¹.

Ю.В. Бромлей, как и другие ученые-обществоведы, не мог обойти идеологические постулаты, характерные для эпохи, поэтому в его теории этносы (эсо) в своем историческом развитии (этносоциальные процессы²²) проходят ряд стадий: племя — народность — буржуазная нация — социалистическая нация²³, каждая из которых соответствует определенной общественно-экономической формации²⁴.

Таким образом, основу концепции Ю.В. Бромлея составили несколько генеральных пунктов: понимание этноса как реально существующей общности, функционирование которой подчинено универсальным законам развития (этнические и этносоциальные процессы); подчеркивание системности его характеристик (культура, самосознание и др.); разграничение узкого и широкого толкования понятия "этнос" — этникос и эсо; обусловленность характера межэтнических контактов целым комплексом культурных, психологических, социально-экономических, политических и других факторов; интерпретация декларируемого и формируемого в СССР идеологического сообщества — "советского народа" как совершенно нового образования — метаэтноса, основанного на ненасильственном постепенном слиянии этносов.

Несколько иная концепция этноса разрабатывалась Н.Н. Чебоксаровым и С.А. Арутюновым²⁵. В рамках советского обществоведения они пытались развивать некоторые идеи французских исследователей первой половины XX века К. Леви-Строса и М. Мосса²⁶. Этнос трактовался Н.Н. Чебоксаровым и С.А. Арутюновым как тип общности, в границах которой пространственная и временная преемственность основываются на интенсивных информационных связях²⁷.

Последняя версия этой концепции была представлена С.А. Арутюновым в статье, написанной в 1995-м году. По его мнению, "в основе возникновения и самоподдержания этносов лежат сгустки коммуникационных информационных связей. Они же, несомненно, лежат и в основе создания других общественных группировок — религиозных, профессиональных, политических, спортивных, любительских и т.д. Однако все такие группировки основываются на сгустках тематически выборочных инфосвязей, и только этнос базируется на лишенной всякой выборочности их всеобщей совокупности²⁸".

Этносы понимаются С.А. Арутюновым как сообщества, реально существующие на протяжении всей истории человечества: "В том или ином облике этничность существует всегда, это такая же необходимая форма для существования человека, как вид для остальной живой материи. У людей этнос изоморфен виду у животных, в чем и состоит причина нередкой биологизации этноса²⁹." Неудивительно, что при такой трактовке феномена этничности самосознание отдельных "этнофоров" не рассматривается как определяющее этнос. Признавая двуэтничность на индивидуальном или "мелкогрупповом" уровне, С.А. Арутюнов не признает, так сказать, внеэтничности и этим, как и Н.Н. Чебоксаров, подразумевает вторичность самосознания по отношению к реальности этноса³⁰.

Авторы рассматриваемой концепции активно участвовали в дискуссиях по поводу типов этноса³¹. Ими допускалась возможность как "горизонтальной", так и "вертикальной" классификации типов этнических общностей. В первом случае Н.Н. Чебоксаровым и С.А. Арутюновым выделялись "таксоны более низкого и более высокого порядков", от работы к работе именуемые по-разному³². Например, кроме этноса вычленялись этнографические группы (казаки, поморы и т.п.), этнолингвистические общности (восточные славяне) и некоторые другие³³. Что касается второго случая, то здесь важно отметить следующее: у Ю.В. Бромлея³⁴, В.И. Козлова³⁵ и многих других исследователей основанием деления этносов (эсо) на исторические типы традиционно служил формационный критерий, в 1970 — 1980-е годы С.А. Арутюнов и Н.Н. Чебоксаров тоже придавали своим идеям подобную политически корректную форму³⁶, но подлинным основанием типизации для них всегда была скорее степень плотности синхронных и диахронных информационных связей. Отсюда выделение ими "порогов", проходя которые этнос меняет свою социально-историческую форму. Первым порогом, как считают авторы этой концепции, является появление письменности. Минуя его, племена или точнее соплеменности (группы близкородственных племен) становятся народностями. Через некоторый промежуток времени народности вступают в эру массовой коммуникации, массового образования и всеобщей грамотности и таким образом преодолевают второй порог, становясь нациями³⁷. Исходя из этого, С.А. Арутюнов и в 1990-е годы не отказывается от стадиально-исторического принципа. Форма этничности, по его мнению, волнообразно меняется от племен общинной эпохи к "рыхлым" этносам типа "популюс романус" (populus Romanus) античности и дробным народностям средневековья, сливающимся в крупные буржуазные нации³⁸.

В контексте эволюционистской идеи о появлении все новых и новых исторических типов этносов Н.Н. Чебоксаровым и С.А. Арутюновым в 1970 — 1980-е годы допускалась возможность скорого образования "этнических общностей будущего"³⁹. Как первые предвестники таковых, ими рассматривались "этнополитические или этносоциальные единства": "советский народ" и "народ Индии"⁴⁰.

Важнейшими положениями концепции С.А. Арутюнова и Н.Н. Чебоксарова являются следующие: этносы — реально существующие в течение всей истории человечества общности людей, основанные на лишенной всякой выборочности всеобщей совокупности коммуникационных инфосвязей; этническое самосознание — результат существования этноса, его "внешнее" проявление; этносы (эсо), преодолевая "пороги", проходят в своем развитии ряд исторических стадий (племя, народность, нация), критерием для выделения тех или иных форм этничности выступает степень плотности синхронных и диахронных информационных связей; в будущем возможно появление новых форм этничности, предтечами которых являются этнополитические или этносоциальные единства.

Еще один вариант "теории этноса", долгое время рассматривавшийся в советской этнографии как альтернативный и даже оппозиционный, был создан Л.Н. Гумилевым⁴¹. Отчасти развивая идеи С.М. Широкогорова и школы евразийцев, он отрицал этнос как чисто социальное явление и считал, что это "феномен биосферы, или системная целостность дискретного типа, работающая на геобиохимической энергии живого вещества в согласии с принципом второго закона термодинамики⁴²". По существу, этнос трактовался им как форма адаптации коллектива особей вида Homo Sapiens в биоценозе своего ландшафта⁴³. С точки зрения эволюции вида как целого, этносы, по его мнению, были всегда, а не начали свое существование с какого-то определенного исторического периода⁴⁴.

Л.Н. Гумилев полемизировал с Ю.В. Бромлеем по вопросу о системном характере этноса и жестко критиковал дефиницию этноса, предложенную последним. "Нет ни одного реального признака для определения этноса, — писал он, — применимого ко всем известным нам случаям. Язык, происхождение, обычаи, материальная культура, идеология иногда являются определяющими моментами, а иногда — нет. Вынести за скобку мы можем только одно — признание каждой особью "мы такие-то, а все прочие другие"⁴⁵.

Л.Н. Гумилев считал неверным сам принцип, положенный в основу определения этноса как системы у Ю.В. Бромлея. Он полагал, что "у системы нет и не может быть "системообразующего элемента", а есть системообразующие связи определенного типа. Эти связи никогда не заметить в этносе, если пытаться найти какие-то общие черты у его членов⁴⁶." Системообразующими, по его мнению, являются связи между человеческим коллективом и природным ландшафтом. В процессе адаптации к климатическим и географическим условиям у коллектива вырабатывается определенная форма освоения окружающей среды — оригинальный стереотип поведения, который является одним из важнейших условий появления этноса. Этническое самосознание, в отличие от стереотипа поведения, производно от природной сущности этноса, оно "только опознавательный знак, а не сущность предмета"⁴⁷.

Этносы и этнические системы других уровней, по Л.Н. Гумилеву, возникают в результате так называемого пассионарного толчка, который служит началом генезиса сразу нескольких этносов. Пассионарный толчок — это эффект работы в физическом смысле, получаемый от импульса энергии⁴⁸. Этнос, как "замкнутая система дискретного типа", извне "получает заряд энергии и, растратив его, переходит либо к равновесному состоянию со средой, либо распадается на части"⁴⁹. Пассионарный толчок чаще всего проходит по границам ландшафтных регионов и в зонах этнических контактов⁵⁰. Пассионарность в результате толчка обретают не все жители региона, а только часть — пассионарии, создатели этноса. Пассионарность заразительна⁵¹, и пассионарии распространяют ее среди тех, кто им симпатичен⁵²; это возможно, считает Л.Н. Гумилев, благодаря тому, что каждый живой организм обладает особым энергетическим полем, для людей это — этническое поле⁵³. Одно из главных отличий этносов друг от друга состоит в частоте колебаний их этнических полей⁵⁴. Вместе с этносами возникают и развиваются другие общности, имеющие этническую окраску, — суперэтносы и субэтносы.

Суперэтнос — это "группа этносов, возникшая одновременно в одном регионе и проявляющая себя как мозаичная целостность". "Критерием для отличия суперэтносов, так же как и этносов, служит не язык, не религия, а стереотип поведения", при этом суперэтносы даже более устойчивы, нежели этносы. Л.Н. Гумилевым выделялись Мусульманский, Российский, Степной, Циркумполярный и другие суперэтносы⁵⁵.

Субэтносы — более мелкие подразделения, "существующие лишь благодаря тому, что они входят в единство этноса. Без этноса они рассыпаются и гибнут", но при благоприятных условиях могут эволюционировать до полноценных этносов⁵⁶. Нужно отметить, что Л.Н. Гумилев довольно своеобразно подходил к вычленению субэтносов. Например, у русских к ним он относил чалдонов, индигирцев, марковцев, якутян, карымов и даже карел, вепсов и др⁵⁷.

Межэтническое взаимодействие, как он считал, может протекать не только на основе сходства или взаимодополняемости стереотипов поведения и взаимной симпатии (комплиментарности), которые ведут к образованию суперэтносов и их "союзов" (думается, так можно назвать, например, особые отношения Российского и Степного суперэтносов — прим. А.К.), но и на основе крайнего неприятия этих стереотипов и взаимной антипатии (некомплиментарности)⁵⁸. В последнем случае, по мнению Л.Н. Гумилева, обнаруживается "нерастворимость" специфических этнических качеств и обособленность этносов друг от друга, которые невозможно устранить даже в процессе длительного совместного проживания в рамках единого государства. Поэтому идеи С.И. Брука и Н.Н. Чебоксарова, разделявшиеся Ю.В. Бромлем и многими другими исследователями, Л.Н. Гумилев не принял и отверг постулат о существовании "советского народа". В его понимании, "единственно верный девиз устойчивого сосуществования народов в полиэтничном государстве", таком, как Советский Союз, где границы "захватывают как минимум семь различных суперэтносов", — "Вместе, но порознь"⁵⁹.

Л.Н. Гумилев игнорировал и господствовавший в советском обществоведении стадиально-исторический принцип развития этносов, в соответствии с которым на вершинах большинства классификаций громоздились социалистические нации и метаэтнические общности. Вместо него он предложил концепцию развития этноса как своеобразного биосоциального организма, который последовательно проходит все фазы от рождения (этногенеза) до смерти или "вечного сна" (гомеостаза). Средняя продолжительность активной "жизни" этносов, в рамках его гипотезы, около тысячи лет⁶⁰.

Упрекая своего главного противника в научных спорах Ю.В. Бромлея в абстрактности, в использовании дедуктивных методов, в принципиальном отказе от эмпирического обобщения наблюдаемых фактов⁶¹, сам Л.Н. Гумилев в своих исследованиях впал в крайность иного рода. Работая, главным образом, с историческим материалом, многие факты он интерпретировал достаточно вольно, при этом им практически не привлекались современные статистические и иные данные, нередко противоречившие его концепции.

Из теоретических построений Л.Н. Гумилева можно выделить несколько главных идей: этнос первичен по отношению к социуму; сущность этнических образований природная, а не социальная; все этносы тесно связаны со своим ландшафтом; самосознание глубоко вторично по отношению к сущности этноса; характер взаимодействия различных этносов и суперэтносов определяется степенью близости или взаимодополняемости стереотипов поведения, выработавшихся у них в процессе освоения определенных природных ландшафтов, и возникшей на этой основе взаимной комплиментарностью или некомплиментарностью; этнос обладает собственным ритмом и логикой развития, которые невозможно изменить сознательной деятельностью людей, поэтому стадиально-исторический подход бессмыслен.

Концепции этничности, созданные в рамках советской научной традиции, несмотря на отличия в частностях, сходились в главном. Для них было характерно постулирование этноса как реальной, закономерно возникшей, длительно и объективно существующей, достаточно устойчивой, но при этом эволюционирующей общности людей. В отличие от исследователей других стран, все отечественные обществоведы рассматривали этничность в рамках только этого одного подхода. Главной причиной такого единодушия было постоянное давление, оказывавшееся на исследователей со стороны партийных и государственных органов. Ученые могли работать в рамках только одной методологии, недопустимо отклонявшиеся от генеральной линии работы просто не публиковались. Например, сочинения Л.Н. Гумилева в массовом порядке стали издаваться только во второй половине 1980-х годов, хотя большая часть из них была написана на полтора-два десятилетия раньше. Стесненность чувствовали и другие исследователи, так В.И. Козлов сетует, что разработка понятий "историческая общность", "этническая общность" и других шла отнюдь "не путем творческого поиска и дискуссий, а уже в заданных рамках"⁶². Даже Ю.В. Бромлей в 1987 году отмечал, что "в общественных науках, к сожалению, получили широкое распространение скучное пережевывание прописных истин, боязнь нового, догматизм"⁶³.

Однако однообразие отнюдь не было бы пороком, если бы влиятельные, как "официальные", так и "оппозиционные", отечественные концепции этничности не страдали логической непоследовательностью. Так П.Л. Белков наглядно продемонстрировал противоречивость теорий двух наиболее известных советских исследователей Ю.В. Бромлея и Л.Н. Гумилева. Он отмечает, что Л.Н. Гумилев лишь "рассматривает" этнос как биологическое явление, а Ю.В. Бромлей только "считает" этнос социальным явлением. "И то и другое утверждение — лишь заверения, ничем не подкрепленные. В действительности, мнения обоих исследователей в этом вопросе абсолютно совпадают: этнос — явление "несоциальное"⁶⁴. Но если Л.Н. Гумилев прямо пишет: "этнос… явление несоциальное, потому что он может существовать в нескольких формациях"⁶⁵, то Ю.В. Бромлей прибегает к хитрости, разграничивая узкое (этникос) и широкое (эсо) понимание этноса. В первом случае этнос остается этносом вне зависимости от социальных изменений, что вполне согласуется с вышеприведенной фразой Л.Н. Гумилева⁶⁶, во втором, в соответствии с идеями И.В. Сталина, принимает формы племени, народности, нации. Но если этнос — явление небиологическое и несоциальное, то что это? Отвлекаясь от "заверений", как показывает П.Л. Белков, из работ обоих исследователей можно сделать вывод: этнос — один из способов, которым люди мыслят себя⁶⁷. В разных работах это констатируют и Л.Н. Гумилев⁶⁸, и Ю.В. Бромлей⁶⁹. Но здесь возникает проблема. Марксистско-ленинская философия предполагает, что бытие определяет сознание, а не наоборот. Таким образом, оба исследователя вступают в противоречие с принципами своей методологии, в соответствии с которыми "неправомерно было бы сводить, как это нередко делают буржуазные ученые, сущность этносов к самосознанию" ⁷⁰.

Что касается идей С.А. Арутюнова и Н.Н. Чебоксарова, то и их теоретические разработки во многом уязвимы, и главным пунктом критики здесь может быть само понятие "информация", которое у них обладает почти всеохватной широтой. В остальном вполне можно согласиться с С.В. Чешко, который, полемизируя с С.А. Арутюновым, выразил мнение, что отстаиваемая его оппонентом концепция по сути не более чем модификация одного из положений "теории этноса" Ю.В. Бромлея⁷¹.

В самом деле, почти ничто здесь не противоречит концепции Ю.В. Бромлея. Этнос объявляется объективно существующим, с небольшими изменениями оставлен стадиально-исторический принцип, этническое самосознание показано как производное от реальности этноса, правда, признается противоречивая этничность в виде двуэтничности, основанной на билингвизме, но этого не отвергал и Ю.В. Бромлей⁷².

И все же в концепции С.А. Арутюнова и Н.Н. Чебоксарова есть один очень интересный момент, отличающий ее от "теории этноса" в версии Ю.В. Бромлея — подчеркивание роли письменности и вообще средств коммуникации в появлении различных типов эсо. В этом они опередили такого видного зарубежного исследователя, как Б. Андерсон, который в своей работе о воображенных сообществах наглядно продемонстрировал значение печатного капитализма (print capitalism) для формирования национализмов и наций⁷³.

Во всех концепциях этничности, созданных советскими обществоведами, неизменно большое внимание уделялось межэтническим отношениям. На первых порах интересы исследователей, как и интересы государства в этой сфере, были сосредоточены главным образом на взаимодействии русских и титульных народов союзных и автономных республик. Поэтому само понятие "межэтнические отношения" отечественные социологи, философы и этнографы долгое время почти не употребляли, в большинстве работ до начала 1970-х годов чаще использовались традиционные для марксистско-ленинского обществоведения словосочетания "национальные отношения" и "межнациональные отношения"⁷⁴.

Что касается теоретических описаний этнических процессов и процессов межэтнического взаимодействия, все в них либо сводилось к классификациям (часто удачным), выстраиванию которых предшествовало традиционное рассмотрение факторов, влияющих на характер контактов⁷⁵, либо недвусмысленно иллюстрировало функционирование, так сказать, всемирного суперэтноценоза, где этносы и суперэтносы или контактируют между собой в рамках симбиотических и прочих связей, или вступают в фатально бескомпромиссную борьбу⁷⁶. Надо отметить, что последняя точка зрения на межэтнические контакты не только неверна, но и просто опасна. По существу, она представляет собой плод, полученный в результате скрещивания социал-дарвинистских концепций и теорий культурно-исторических типов. Аналогии напрашиваются сами. Суперэтносы Л.Н. Гумилева, несмотря на его ироничную критику отдельных пунктов теорий культурно-исторических типов, похожи на "культуры" и "цивилизации", существование которых доказывалось Н. Данилевским⁷⁷, О. Шпенглером⁷⁸, А. Тойнби⁷⁹ и др. Во всяком случае, многие суперэтносы Л.Н. Гумилева совпадают в пространстве и времени с цивилизациями А. Тойнби⁸⁰. Поэтому фатальность конфликтов между некомплиментарными суперэтносами Л.Н. Гумилева напоминает фатальность "столкновения цивилизаций", получившую отражение в доктрине, выдвинутой несколько лет назад С. Хантингтоном⁸¹. В этом контексте всякое объяснение крайней остроты и ожесточенности межэтнических конфликтов, к примеру на Кавказе, некомплиментарностью суперэтносов или принципиальными различиями культурных ценностей цивилизаций заочно оправдывает взаимный этнический негативизм сторон-участниц, попытки сецессии, ирреденты, блокады и т.п⁸².

Столь же ущербны каталоги и классификации этнических общностей, в которых фигурируют супер- и метаэтносы. Думается, что стремление любого исследователя строго подойти к выделению подобных типов трудно реализуемо. Самой серьезной преградой на этом пути становится проблема поиска универсальных критериев их идентификации. Вероятно, она столь же сложна, как и задача найти универсальные основания этничности. Не потому ли количество суперэтносов, культур, цивилизаций и меняется у разных исследователей, что эти критерии не найдены?

Что касается метаэтносов, то крах единственного из них — "новой социально-исторической общности — советский народ", оставил их за пределами актуальных научных дискуссий.

И все же главным недостатком всех концепций этничности, созданных в бывшем СССР, следует признать то, что этнос в них слишком часто рассматривался вне связи с другими этносами, в то время как за рубежом, после выхода в свет известной статьи Ф. Барта⁸³, правилом стало пристальное внимание теоретиков к возникновению и поддержанию этнических границ. Правда, директор Института этнографии АН СССР Ю.В. Бромлей написал однажды, обращаясь к коллегам, следующую фразу: " Иногда… можно встретить мнение, что отличие этносов друг от друга — вопрос второстепенный для выявления их сущности. Однако при этом упускается из виду, что этнос без ограничения от других подобных общностей — фикция"⁸⁴. Но она, видимо, не была замечена.