Сущность классификаций вообще — Антропологическая классификация. — Лингвистическая классификация. - Этнографическая классификация

Ранее я установил, что единицею наблюдения этнографии является этнос, а теперь я остановлюсь на вопросе о методах классификации этносов, но прежде, чем приступить к этому вопросу, необходимо предпослать несколько слов о классификации вообще.

Классификация наблюдений есть первый шаг наблюдателя, помогающий ему в хаос его сознания коротко определить место явлений среди других, не предаваясь изучению каждого явления в отдельности. Наши классификации помогают нам сокращенно мыслить и познавать, а именно: достаточно иметь какой нибудь признак, хотя бы один, но общий для целого ряда явлений, и положить этот признак в основу отличия, чтобы знать, какое место (в сознании наблюдателя) в системе классификаций по данному признаку должен занимать и данный факт.

Дальнейшее усложнение процесса наблюдения, — выделение признаков общих ряду явлений в уже имеющихся группах таковых и подбор новых основ различения, - есть история классификаций, история познания, причем осознание обобщенных явлений установление зависимости их есть следующий шаг классификации. Таким образом, комбинация классифицированных явлений дает основу гипотезам и законам науки.

Итак, классификация есть метод познания, есть наука, и мы не можем провести грани, указывающей, где началась наука и где кончилась первоначальное для каждого человека наблюдение, с точки же зрения будущей науки наша наука и знание первобытного человека между собой, вероятно, будут весьма мало различаться.

Разительный пример классификации, детально разработанной и, несомненно, вполне примиренной с общим мышлением, а следовательно логичной, как логична, допустим, геометрия Евклида, построенная на аксиоме непересекающихся в пространстве параллельных, дают тлинкиты, народ живущий в западной части С. Америки (не имея под рукой издания, из которого я черпаю эти сведения, я не рискую процитировать на память название книги и имя автора. Книга эта появилась в 1915 г. в Париже в издательстве F. Alcan. Автор же является одним из сотрудников A'nnеe Sociologique.). Этнографы имеющие с ними дело в течении двух столетий, не были в состоянии постигнуть их системы мышления, вследствие действительно поразительной сложности и необычности его. И только при отказе этнографов от той идеи, что тлинкиты мыслят совершенно подобно самим этнографам, удалось выяснить их своеобразную классификационную систему.

Тлинкиты, будучи организованны в тотемистическую родовую систему (См. подробнее в «l’Annee Sociologoque» работы Durheim, Hubert, Mauss, посвященные этим вопросам), определяют ее единицы, т.е. рода названиями животных, как например, род тюленя, род орла, и т.д.. Животные это суть тотемы. Тотемы же определяют в религиозном сознании, — а у тлинкитов, кроме религии, нет пока никакой другой науки, — место каждого тлинкита на земле и его отношение к остальным тлинкитам. Мало — помалу тлинкиты перенесли в эту систему тотемов и все остальные факты, подвергаемые наблюдению. Таким образом, оказалось, что весь видимый мир у тлинкита разделен на классы, возглавляемые тотемными животными, — растения, животные, минералы, небесные светила, цвета, моральные качества и т.п. распределяются по этим классам и каждый тлинкит, чтобы уяснить себе в системе миропознания места, допустим сосны, должен знать к какому классу (тотему) она относится. Вдумываясь в эту классификацию, можно увидеть, что она также помогает тлинкиту в его рассуждении, как могла помогать несовершенная, с современной точки зрения, идея деления всего на одушевленный мир и неодушевленный как идея деления всего мира, до сих пор еще признаваемая, на мир минеральный, мир растительный и мир животный. Теперь, на наших глазах разрушается эта более старая классификация. Рост кристаллов, открытие животных и растений, лишенных характерных для них признаков и относимых к ботанике и зоологии одновременно, наконец, теория относительности, которая в последующем развитии своем заставит перестроить всю систему нашего мышления, все, это, несомненно, приведет к полной перестройке нашего знания и оно нам скоро будет казаться таким же наивным, как и средневековая схоластика.

Позволю себе привести пример из моего»Опыта исследования основ шаманства у тунгусов» (С.М. Широкогоров. «Опыт исследования основ шаманства у тунгусов» «Учен. Зап. Ист.-фил. фак.» Т. 1 1919 г. Владивосток, стр. 9 примеч.) нижеследующий вывод из исследования мышления и психологии народов столь отличных от европейцев, а именно: «Как духи анимиста, так и законы науки есть лишь способы объяснения явлений, познаваемых человеком, и разница между ними сводится к количественной разнице зафиксированных сознанием звеньев познавательного процесса. Таким образом, анимизм, высшая религия и наука являются лишь стадиями развития мышления, рассматривающего мир, не как восприятие познания человека, но как объективно существующие и независящие от человека категории».

Поэтому не будем так требовательны к нашему знанию и не будем им горды, а главное — признаем право на познание также и за первобытными народами.

Что же служит основой классификации этносов? Основой классификации служат: во первых, признаки антропологические или соматические, т.е. особенности строения тела — скелета и мягких частей — и окраска, признаки, бессознательно признаваемые самим этносом, во вторых, признаки этнографические, т.е. комплексы обычаев и вообще уклад жизни и, наконец, в третьих, признаки лингвистические, т.е. язык этноса.

Физические различия людей, конечно, бросались в глаза наблюдателю уже со времен классической древности, но первые попытки классифицировать человека появляются лишь в XVII столетии. В то время насчитывали две расы, различая их по цвету кожи, — раса белая и раса черная, причем к последней отнесена была и, так называемая впоследствии, желтая раса.

Следующий значительный шаг вперед делает ученый Линней, который находит уже большее количество рас и вместе с тем различает три особых вида, а именно: 1) дикий человек — homo ferus, к которому были отнесены преимущественно баснословные случаи одичания и превращения в животное состояние оставленных без человеческого воспитания детей; 2) уродливый человек — homo monstruosus, к которому были отнесены микроцефалы и другие патологические явления и 3) homo diurnus, в который входят четыре расы, а именно: американская, европейская, азиатская и африканская, различаемая рядом физических особенностей. Линней указывает также и на признаки этнографические. По его мнению, между прочим, американцы управляются обычаями, европейцы - законами, азиаты — мнениями, а африканцы — произволом.

В конце XVIII столетья Блюменбах построил совершенно самостоятельную классификацию, основывая ее на цвете волос, кожи и форме черепа. Блюменбах насчитывает пять рас, а именно: 1) Кавказская раса, — белая с круглой головой, — живет в Северной Америке, Европе и в Азии до пустыни Гоби, 2) Монгольская раса, — имеет квадратные формы головы, черные волосы, желтый цвет лица, косые глаза и живет в Азии, кроме Малайского архипелага, 3) Эфиопская раса, — черная, со сплющенной головой, — живет в Африке, 4) Американская раса, — с кожей медного цвета и деформированной головой - и, наконец, 5)Малайская раса, — имеет каштановые волосы и умеренно круглую голову. Эту классификацию следует рассматривать как чисто антропологическую, соматическую.

Французский классификатор, палеонтолог и зоолог Кювье, считает уже, что существует, пять рас и восемь подрас.

В 1870 году Гексли дал еще более разработанную классификацию, разделяя все человечество на 5 главных типов и 14 второстепенных. В качестве отличия он принял форму черепа и размеры головы, причем он установил для австролоидов, живущих в Австралии и в Индии, головной указатель 71-72 и 73 для негроидов, живущих в Африке, для монголов, живущих в Азии и в Америке, он поднимает головной указатель до 85.

Топинар создал классификацию, основанную на чисто антропологических признаках, а именно, основании формы и величины черепа, частей тела, цвета волос и кожи. По Топинару имеются три расы: белая, черная и желтая и 19 подрас. Белую расу он подразделяет на несколько типов, различаемых по головному указателю и цветности.

Фр. Миллер ввел в свою классификацию, как признак, и язык. Он полагает, что цвет волос и язык являются самыми устойчивыми признаками, которые могут послужить основой для подразделения людей на расы и устанавливает, что существуют: 1) Пучковолосые — готтентоты, бушмены, папуасы; 2) Руноволосые — африканцы, негры, кафры; 3) Прямоволосые — австралийцы, американцы, монголы и 4) Кудреволосые — средиземцы. Эти расы в общей сложности дают еще 12 групп.

Опуская другие классификации, как например, С-Иллера, Вайтиа, Геккеля, признававшего 4 рода и 34 расы, Кольмана, признававшего 6 рас и 18 разновидностей, и других, я укажу еще, как наиболее оригинальную попытку, классификацию Деникера, который установил 13 рас и 29 групп, основываясь, подобно ботанику, как он сам говорит о своем методе, на всех антропологических признаках. Наконец, профессор Ивановский установил уже 41 группу.

Такая неустойчивость классификации дает возможность признать, что «идея немногочисленных рас, — в основе своей, вероятно, вполне правильная, бывшая первой руководящей нитью для исследователей и классификаторов, — оказалась неудовлетворительной при ближайшем ознакомлении с отдельными народностями…» (С.М. Широкогоров «Задачи антропологии в Сибири» Муз. Антр. Т. 3 Петроград 1915 г. Этот вопрос там рассматривается более подробно при разборе сибирского антропометрического материала.)

Можно считать, что в настоящее время установленной и всеми признанной классификации нет, и антропология вступает в новый период, — период пересмотра самого метода классификации.

При более детальном изучении отдельных этносов и наций, хотя бы, например, французов, оказалось, что они являются смесью нескольких антропологических типов. Так называемая, желтая раса, как и европейцы, оказалась не менее сложным комплексом различных антропологических типов, выделение которых есть одна из ближайших задач науки. Еще большую растерянность можно видеть в анализе антропологических материалов, относящихся к русским (см. труды проф. Чепурковского, Золотарева и др.). Более тонкие методы выделения из общей смешанной массы отдельных типов приведут, несомненно, к дальнейшему увеличению числа рас.

Можно предположить, что несколько основных рас дали ряд производных и эти, в свою очередь, дали новые смеси новых производных, запутав простые прежние отношения, но не препятствуя нисколько существованию этносов. Таким образом, кажется, смысл установления расовой принадлежности теперь начинает приобретать главным образом, значение метода исторического, устанавливающего происхождение этносов, их генезис, антропологическая же деления различения этносов находятся в иной плоскости, — в плоскости упражнения психического и мыслительного аппаратов, являющихся, как было уже сказано, главными органами борьбы за существование, изменение которых дает возможность приспосабливаться человеку к природе.

Эта мысль, несомненно, была и у тех авторов классификаций, которые искали помощи в этнографических признаках, — Линней, а позднее Катрефаж и др. - и в лингвистических признаках - Фр. Мюллер — предугадывая то, что эти признаки можно рассматривать, как биологическую функцию.

Не могу не упомянуть так же об одной теории развиваемой некоторыми антропологами, считающими, что мы, в Европе, от вертикального деления человечества переходим уже к горизонтальному, а именно: образование новых антропологических типов происходит по «социальным классам», т.е., например, английский ткач с антропологической точки зрения гораздо ближе начинает подходить к немецкому ткачу, чем английский ткач к английскому профессору и т.д. Насколько это правильно, сказать трудно, но бросается в глаза то, что эта теория построена на основе признания устойчивости и длительной фиксации принадлежности к «классу», «профессии», что, в свою очередь, далеко еще не доказано (эта теория носит на себе значительные следы влияния политических идей, что особенно ярко выступает в предисловии к русскому изданию и переводу «Антропологии» Э. Тейлора 1908 г. СПБ., написанном небезызвестным русским политическим деятелем революционного направления П. Лавровым.).

Вторым способом различения и установления общности этносов является классификация по языкам, классификация лингвистическая. Эта классификация разработкою гораздо более закончена, чем классификация антропологическая, что дает мне возможность не останавливаться подробно на истории ее развития.

Лингвистический признак этноса, как мы увидим далее, не может быть признаком, точно устанавливающим происхождение народов, но несомненно то, что язык тесно связан с остальными проявлениями духовной и социальной культуры и даже культуры материальной, заимствуемых одним этносом от другого этноса обычно одновременно. В силу этого лингвистическая классификация весьма упрощает понимание происхождения и связи этнографических явлений, а следовательно и их классификацию. Поэтому первый вопрос, который задает себе исследователь, таков: на каком языке говорит данный народ? Установление этого одного факта иногда бывает достаточно для определения культурного места этноса.

Генетическая классификация языков еще далека от совершенства и в этом смысле остается еще немало загадок, разрешение которых, может быть, и невозможно. С морфологической же точки зрения можно различать следующие группы языков: языки флективные, агглютинирующие, синтетические и полисинтетические. К первым относятся арийские языки Европы и Индостана, а также языки семитические; ко вторым относятся, например, языки Азии, кроме китайского, сиамского, бирманского и тибетского, а также языки Африки; к третьим относятся китайский язык и примыкающие к нему; к четвертым — преимущественно языки Америки.

Родственные отношения различных языков можно приблизительно выразить следующей упрощенной группировкой (заимствую из профессора Томсон «Общее языковедение». 1906 г. Одесса. Профессор Богородицкий «Введение в языковедение» Казань. 1902.), а именно: а) индо-европейское семейство, состоящее из ветвей германской, славянской, армянской, итальянской, кельтской, балтийской, греческой, албанской, иранской и индийской; б) урало-алтайское семейство, состоящее из ветвей финно-угрской и самоедской, турецко-татарской (и якутского языка), монгольской, тунгуской; в) юго-восточно-азиатское, состоящее из китайского, сиамского, бирманского и тибетского, г) хамитско-семитическое семейство, состоящее из арабского, арамейского, хананского, еврейского и хамитического; д) малайско-полинезийское семейство, состоящее из малайского языка, на котором говорит и часть жителей Мадагаскара, полинезийского языка и языка народов Меланезии; е) семейство языков Америки и ж) отдельные языки, как например, банту, готтентотский, бушменский (в Африке), дравидийские (в Индии), австралийский, чукотский, гиляцкий, айнский (в Азии) и др.

Гиляцкий язык по структуре своей, весьма сходен с американскими языками, но генетически он, видимо, ничего общего с ними не имеет. Также самостоятельно стоят языки айнов и енисейцев, по структуре своей приближаясь к языкам Северной Азии. Такими чуждыми пятнами являются: в Европе баскский язык (в Пиренеях) и на Кавказе грузинский и другие языки. Но язык венгерский генетически связан с языками Азии, что вполне установлено языковедами. Семейство языков Африки распадается на несколько, вероятно, чуждых одна другой групп.

По мнению академика В.В. Радлова, группы языков: монгольская, турецко-татарская (тюркская) и тунгусская являются группами совершенно самостоятельными, общность же слов в этих языках ими рассматривается, как простое культурное заимствование. Что это, действительно, возможно, доказывает пример заимствования из этих языков в русском языке, где слова: лошадь, кремль, боярин и многие другие, — по подсчету проф. П.П. Шмидта (проф. П.П. Шмидт в 1920 готовил к печати работу, специально посвященную этому вопросу. Была ли напечатана, мне неизвестно) свыше 400 слов, выбранных только из маньчжурского языка, — заимствованы вместе с понятиями и феноменами из татарского, монгольского и маньчжурского языков.

В силу этих соображений лингвистическая классификация в смысле генезиса этносов, является далеко не всегда методом, в доказательство чего я приведу один пример. В 40-х годах прошлого столетия путешественник и исследователь Кастрен был командирован в Сибирь для изучения языков, в том числе и тунгусских. Кастрену удалось в Забайкальской области начать изучение языка тунгусов в селении Урульга. Болезнь прервала исследования неутомимого Кастрена, и возобновить его работы удалось только почти через 70 лет. На этот раз очередь исследования тунгусских языков выпала на мою долю, но по прибытии в селение Урульга я уже не нашел там тунгусского языка: — урульгинские тунгусы свой язык забыли и перешли на бурятский язык. В этой группе тунгусов мне удалось найти только одного старика, который очень плохо помнил отдельные тунгусские слова. Таким образом, для полной утери этого тунгусского диалекта потребовалось всего только 70 лет, а вместе с этим тунгусы, говорившие на этом диалекте, забыли даже свое собственное название — вместо эвенки они стали называть себя хамнаган.

Третьим способом классификации этносов является классификация этнографическая. Здесь можно различать два метода: во первых, классификация по культурным циклам объединяющим этнос единой культурой, в разной или одинаковой мере воспринятой ими, и во вторых, классификация по степени культурности.

Культурный циклы в свою очередь можно рассматривать исторически и статически. С исторической точки зрения можно различать, например, циклы: ассиро-вавилонский, греко-римский, среднеамериканский, европейский, китайский и т. д., а с точки зрения статической можно наметить, например, современный европейский, китайский, гиперборейский, полинезийский, среднеафриканский и другие (см. классификации Фр. Ратнель «Народоведение» т.1). Культурные заимствования одним этносом от других, расширение влияния одного цикла за счет другого непрерывно изменяют карту культурных влияний, вследствие чего дать постоянную карту культур, конечно, оказывается невозможным.

Классификация по степени культурности основана на теории эволюции. Эта теория, этот метод, с появлением знаменитого труда Ч. Дарвина «Происхождение видов», завоевавшего умы Европы во второй половине XIX ст., в применение к истории человечества дал также схему развития всего человечества и отдельных этнографических явлений по некоторому предопределенному плану. В области этнографии этот метод одно время господствовал почти монопольно. Французский ученный Ш. Летурно, со свойственным ему упрямством, применил эволюционную теорию и метод ко всем этнографическим явлениям и этносам и его отдельные труды даже носили наименование» Эволюций», — «Evolution de la Morale», «Evolution de la Propriete»,» Evolution du Mariage et de la Famille» и т.д.

В основе своей безусловно правильная мысль постепенного развития в вульгаризованном применении к этнографической классификации не могла не породить подавления анализа. Эволюционная теория исходит из положения об определенной последовательности явлений, как в отдельности, так и в комплексе, и считает, что одному состоянию развития некоторого явления должно быть в параллели соответствующее состояние другого явления. Например, экономическое состояние народов рассматривается, как движение от охотничьего состояния через скотоводство и земледелие к современному состоянию, причем в этой схеме каждое явление проделывает свой определенный схематический путь.

Доведенная до предела теория эволюции дала возможность Л. Моргану создать классификацию культурного состояния и развития человечества. Им было установлено три состояния, — состояние дикости, варварства и цивилизации, — и в каждом различались три ступени: низшая, средняя и высшая. Каждое из состояний и ступеней характеризовалось появлением новых открытий человечества, как например, керамика, железо, письменность и т.д. В соответствии с этим ими была построена и схема развития социальных институтов, — семьи, государства и т. под.

При приложении этой схемы к классификации различных этносов получились неожиданные результаты: некоторые народы, оказалось, имеют весьма развитые формы одних явлений при почти полном отсутствии других и и.д. На этом вопросе я останавливался уже ранее при рассмотрении принципа равновесия.

Чтобы показать, несколько, действительно, несостоятельна эта схема для классификации этносов, позволю себе привести для примера. В период древнего каменного века (см. Обермайер «Доисторический человек». СПб. 1919), т.е. когда еще не было керамики и был неизвестен способ полировки камня, в солютрейский и последующие ориньякский и мадленский периоды, развилось искусство резьбы (камень, кость и, вероятно, материалы легко разрушающиеся) и живописи. Можно проследить эволюцию этого искусства, начиная с зачатков его и до полного вырождения. Различные методы передачи художественных впечатлений и различные «школы» оставили свои следы. После этого искусство ваяния и живописи погибло совершенно и конец древнего каменного века и начало нового характеризуются отсутствием памятников, а в последующее время то же искусство начинает проделывать снова уже раз проделанную им историю, только на этот раз более сокращенными путями, на подобие того, как высшие животные в эмбриональном состоянии проделывают историю развития вида. Эта аналогия, между прочим, находит себе применение при характеристике развития и гибели многих этнографических явлений.

В качестве второго примера я приведу развитие техники в Северной Америке, где оказалось возможным применить технику в колоссальных размерах. Это поставило Северную Америку вне конкуренции по отношению к другим странам, но вместе с тем там другие этнографические явления находятся в совершенно эмбриональном состоянии, а иногда даже в состоянии упрощения по сравнению с состоянием явлений, известных ранее европейцам. Соединенные Штаты не знают искусств живописи, музыки, литературы и т.д.

Таким образом, классификация по состоянию культуры оказывается неудовлетворительной: путь развития, как отдельных явлений, так и их комплексов, оказался гораздо сложнее. Чтобы подтвердить эту мысль я приведу в качестве примера историю знаменитых вопросов: история развития семьи и теория анимизма. Были созданы теория патриархата и теория матриархата, сущность которых сводилась к тому, что первая признавала преимущественное влияние мужчины на образование семьи и других форм социальной организации при их возникновении, а вторая придерживалась мнения, что ферментом социальной организации была женщина, а мужчина играл роль подчиненного. Для доказательства правильности той или другой схемы, появилась значительная литература (из наиболее ярких авторов приведу следующие имена: Maine, Mac-Lennan, Bachofen, L. Morgan, Post, Starke, Letourneau, Westermarck, Giraud-Teulon, Максимов, Макс. Ковалевский. Кроме этих имен можно было бы привести еще ряд других авторов, пытавшихся построить свои выводы на основании этих теорий, как например, Ф. Энгельс и П. Лавров, построившие свои политические теории на основании незаконченных исследованием явлений этнографии), после чего этот вопрос в значительной мере неразрешенным отошел на второй план, уступив место более детальному изучению тех же явлений у различных этносов. Таким образом, полстолетия дискуссий не дали нечего кроме убеждения в том, что этот вопрос намеченными путями разрешить нельзя (Максимов).

Едва ли лучше судьба второго кардинального вопроса этнографии, — теории анимизма, — одно время владевшего умами этнографов почти монопольно. По изучении отдельных не этносов оказалось, что схематизация мышления «первобытных народов» не служит к освещению проблемы, а к ее затемнению. Более детальное исследование мышления этносов неевропейского цикла убедили многих этнографов в необходимости дальнейшего углубления исследований отдельных этнографических явлений у отдельных этносов. После этого оказалось, что анимистическая теория есть не более как схема, созданная европейской мыслью (из этих схематизаторов можно указать на имена Спенсера, Тейлора, Липперта и др., а в числе русских В. Харузиной, Н. Харузиной и др., которые, конечно, сыграли свою роль в деле изыскания путей для дальнейшего изучения этнографических явлений).

Попытки соединить классификацию антропологическую и лингвистическую, лингвистическую и этнографическую дали весьма несовершенные результаты. При наложении признаков антропологических, этнографических и лингвистических оказывалось, что один и тот же комплекс признаков антропологических оказывается характерным для различных лингвистических и этнографических комплексов. Например, единый в этнографическом отношении Китай в антропологическом отношении оказывается сложнейшей смесью.

Итак, классификации с антропологической, лингвистической и этнографической точки зрения до настоящего времени еще не дали возможности построить согласованную схему. Быть может ввиду неустойчивости всех признаков и легкой заимственности их, этого и невозможно сделать вообще.

Но, несмотря на то, что хотя в настоящее время единой и признанной схемы этнической классификации нет, наблюдатель, все таки, может пользоваться существующими несовершенными классификациями условно. Можно предположить, что дальнейшее изучение антропологии, языков и этнографии позволить установить физическое происхождение (по родству), происхождение этнографических циклов (по содержанию комплексов) и этнографических зон (по географическому распространению). Причем вполне возможно также, что антропологическая, лингвистическая и этнографическая схемы впоследствии не совпадут совершенно, но для целей этнографических и этнологических, интересующих нас в настоящее время, они будут необходимы вне зависимости от совпадения их.

Итак, классификации, которые мы имеем, имеют значение провизорных классификаций