Трагический опыт русской истории и его непреходящее значение

Разумеется, на становление и развитие культурологического знания повлияли не только научные достижения, но и социальные процессы, в наибольшей степени оказавшие воздействие на историю человеческой цивилизации в XIX-XX вв. и на рубеже тысячелетий. Среди них можно назвать изменение баланса между естественной (природной) и искусственной (созданной человеком) средой. Ряд революционных перемен в науке и технике радикально изменили представления о возможностях человека (использование атомной энергии, освоение космоса, генная инженерия, пересадка человеческих органов или замена их искусственными и т. п.), заставили пересмотреть традиционные взгляды на проблему «природа -- культура», в том числе, в связи с возможностью экологической катастрофы, частичного или полного разрушения человеком природной среды. Не меньшее значение имеет и создание всемирных экономических, торгово-финансовых, политических, информационных, образовательных и других структур (так называемая «глобализация»), что привело к «прозрачности» некогда незыблемых границ между цивилизациями и культурами, породило страх перед утратой культурной и религиозной самобытности. Схожие проблемы создает и одно из важнейших последствий глобализации -- переселение десятков (возможно, сотен) миллионов людей из Африки, Азии, Латинской Америки в западные страны. Очевидно, что характерное для современного мира переплетение религиозных, национальных, военных, экономических противоречий требует не только социологического, политологического или религиоведческого, но и культурологического осмысления.

Особенно актуально подобное осмысление применительно к ситуации в нашей стране. Россия на собственном (нередко трагическом) опыте пережила основные историко-культурные тенденции современности. У нас, как и в ряде других стран, где господствовали диктаторские, коммунистические или фашистские режимы, был осуществлен ряд экспериментов с культурой. Например, «культурная революция» в советские годы, призванная уничтожить старую и создать новую систему культурных ценностей, или «шоковое» вхождение в орбиту западной цивилизации в последнее десятилетие XX века. Следствием этих экспериментов стал разрыв с культурой прошлого (и советского, и российского дореволюционного), трудности с культурным самоопределением (идентификацией). Принадлежит ли Россия к «Западу», «Востоку», «Евразии» или является совершенно особой культурой, куда может вести путь дальнейшего общественно-экономического и культурного развития нашей страны? Ответы на эти и множество подобных вопросов нельзя найти без помощи культурологии. Не случайным является издание в России 90-х годов столь большого количества культурологической литературы научного и учебного характера, изучение культурологии в школах и вузах, появление кафедр и факультетов культурологии, своего рода «культурологический бум».

К особенностям культурологического исследования культуры, выделяющим его из других видов гуманитарных исследований, можно отнести его комплексный, системный, целостный характер, сочетающийся со стремлением к различению и детальному описанию разных типов культурных явлений. Для культурологии свойственно стремление объединить, синтезировать материал отдельных наук о культуре, но сделать это не путем механического соединения их достижений, а на базе хорошо обоснованных теорий культуры. Возможность теоретического обобщения множества фактов и междисциплинарный характер исследований дает культурологии преимущество многостороннего, «объемного» изображения культур различных народов и эпох.

ÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔ

Осмысление формирования трагического отношения к бытию в русской культуре дает материал для понимания специфики русской духовности, для осознания судьбы личности в русской культуре.

Трагическое в русской культуре проявляется отнюдь не повсеместно. Оно открывалось не вдруг. Культура древних Киева, Новгорода, Владимира не знает трагического. Вообще рельеф драмы в русской культуре на протяжении столетий был ослаблен по сравнению, например, с культурой Запада, где напряженно переживались страдания и смерть Иисуса Христа. На Руси страдания, во-первых, представали уже в перспективе вечности, отчего они теряли самодостаточность (в «Распятии» Дионисия Христос на кресте предстает в радостном сиянии вечности; см также тему «пламенеющего сердца» в «С or ardens» Вяч.Иванова). Во-вторых же, драма бытия, боль, зло и страдание осознавались в контексте русской культуры как условия спасения, приобщения к святости.

Испытания, страдания и боль уподобляли человека страдающему Богочеловеку, в соответствии с известной формулой «Бог терпел и нам велел». Неслучайно первыми канонизированными русскими святыми стали страстотерпцы -князья Борис и Глеб, причисленные к лику святости именно и лишь за то, что они без сопротивления приняли страдание и смерть. Этот духовный подвиг оказался значимым для русского культурного сознания. Так создается «самый парадоксальный чин русских святых» - чин страстотерпцев, умирающих в последовании Христу, при смерти прощающих своего убийцу и молящихся за него. Икона Бориса и Глеба Х IV века, хранящаяся в Третьяковской галерее, акцентирует парадоксальность, с обычной точки зрения, подвига святых братьев. На иконе изображены конные воины с пиками, способные бороться и побеждать. Но на ликах братьев отпечатались знание ими своей кончины и смиренная готовность принять ее без сопротивления. Братья держат путь не на битву с внешним врагом, а в вечность - туда, откуда благословляет их обращенный к ним ликом Иисус Христос в верхнем сегменте иконы. Они являют пример любви к врагу, который долгим эхом отзовется в веках русской истории.

Для русской культуры особенно значим нравственный аспект эстетических категорий. Зло воспринимается как чудовищная патология. Этот момент нужно раскрыть при изучении культуры в педагогическом, образовательном процессе. Разрушение братского доверия и убийство братом брата воспринимается как кризис миропорядка, как страшная травма бытия. Грех Каина, пришед на Русь, развязал гармоническую связь бытия - и своей жертвой Борис и Глеб, кажется, пытаются восстановить и удержать покидающую русский мир гармонию. Зло оказывается побеждено тем, что никто не собирается бороться с ним его собственными средствами. Все, что остается после бесчинств и авантюр от Святополка,- это невыносимый смрад, исходящий от его могилы.

Взгляд русских людей зачастую обращен в некое идеальное прошлое, в мир первозданной гармонии. Человек ищет незамутненной, эмбриональной простоты и ясности, хотел бы «отродиться» от потока истории с ее драмами и трагизмом свободного выбора и неизбежностью пришествия соблазнов.

Культурный опыт в России был довольно долго лишен трагического измерения и потому, что здесь, с одной стороны, существовал характерный для христианской церковной культуры способ избывания греха исповедью, избавлявший от необходимости искать и переживать трагический катарсис, а с другой стороны, на фоне утверждения «соборных» ценностей зачастую слабо была выявлена сознающая себя автономная личность - основной носитель трагических противоречий в культуре Модерна.

Трагическое рождается и получает огромную значимость в личностном культурном опыте русского человека Х I Х-ХХ вв. Оно открыто являет себя в художественном мире Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Чайковского, Врубеля, Булгакова, Ахматовой, Шостаковича; в философской рефлексии Бердяева, Шестова, Вяч.Иванова; в переживании трагического диссонанса между личностью и имперской властью, между душевной гармонией и хаосом исторического бытия. Трагическое раскрывается и в судьбе Петербурга, названного даже трагической скрижалью русской культуры. Мощный трагический всплеск явила эпоха рубежа Х I Х-ХХ вв., на волне эсхатологических ожиданий и чаяний; этот момент особенно актуален в современном образовательном процессе и требует типологического осмысления, учитывая актуальную культурную ситуацию.

Глубокое осмысление проблемы трагического дал Н.А.Бердяев, определивший сущность трагизма как «эмпирическую безысходность», которая указывает на непреодолимые противоречия бытия и «требует какого-то высшего, сверхэмпирического выхода». Философ подверг анализу конкретные выражения трагического: трагизм смерти, трагизм любви, трагизм жажды познания и трагизм стремления к свободе и совершенству. Трагическое чувство жизни Бердяев считает необходимым моментом личностного существования, утверждая, что «трагическая красота страдающих и вечно недовольных есть единственный достойный человека путь к блаженству праведных».

Этот опыт становится настолько ярким и острым, он настолько многозначителен и важен для судеб культуры, что представляет предмет первоочередного интереса при изучении истории русской культуры.

ÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔÒÑÍÎÏÔ

Духовная жизнь российского общества сегодня многосложна и противоречива. С однойстороны, наблюдаются позитивные перемены, связанные с раскрепощением сознания народа, существенной активизацией социально-культурного творчества различных категорий и групп населения, расширением количества видов и форм художественного творчества, обогащением спектра культурных инициатив за счет развития различного рода общественных объединений, движений, клубов, ассоциаций. Исчезает чувство культурной изоляции, в культурную память возвращаются многие художественные ценности, несправедливо преданные забвению. Восстанавливается в своих правах религиозная культура народов России. С другой стороны, резко обострились негативные тенденции и процессы в духовной жизни общества. Как правило, распад общественного организма начинается в том его звене, которое не в состоянии оказать сопротивление воздействующей на него силе. Сегодня таким звеном оказалась духовная культура, защитные силы которой были существенно подорваны предшествующей эпохой. Кризис, поразивший экономическую и политическую жизнь страны, в наибольшей степени сказался на духовной культуре народа. Во-первых, усиливаются процессы размывания духовной самобытности российской культуры, возрастает опасность ее вестернизации. Активно внедряемые в сознание граждан ценности гедонизма, эгоистического. Происходит утрата идеалов и смысла человеческой жизни, дискредитирована идея служения, ценность творческого труда как важнейшего условия процветания общества и способа самореализации личности. Нарастающее в культуре многообразие превращается в фактор саморазрушения культурной целостности, в самодостаточность каждого элемента этого многообразия, в беспорядочную совокупность взаимоисключающих ценностей, состояний и ситуаций, не объединенных смысловым единством. О кризисе целостности свидетельствует отсутствие духовных лидеров нации, их невостребованность, непроявленность в сегодняшнем самосознании общества. В-третьих, на уровне государственной политики наблюдается недооценка культуры как важнейшего ресурса духовного преображения России. Основной акцент в государственной культурной политике сделан на развитии массовой коммерческой культуры, которая рассматривается как необходимый компонент демократического общественного устройства и рыночной экономики, гражданского общества и правового государства. Духовной, гуманитарной культуре сегодня даже не отводится роль второстепенной отрасли, как это было при советской власти, когда культура поддерживалась государством по известному остаточному принципу финансирования, - сегодня она воспринимается политической элитой как обременительная и ненужная реальность. Об этом свидетельствует повсеместное сокращение бюджетных ассигнований на культуру. Не выполняются гарантированные “Основами законодательства о культуре” нормативы финансирования отрасли. Формально заявленные федеральные программы практически не финансируются. Резко сокращается объем пополнения книжных фондов (в 3 - 4 раза по сравнению с прошлыми годами) в условиях объективного роста библиотек как источника информации в единственной возможности бесплатного самообразования.. Сложившееся положение свидетельствует об отсутствии в обществе и государстве целостной системы условий и гарантий охраны и использования культурно-исторического наследия, профессионального и любительского художественного творчества, саморазвития культурной жизни.