Да, дом рухнул. Мой дом, который суть отражение моей личности, рухнул, потому что я недооценил роль фундамента. Когда он обрушился, я поссорился с Богом. Я крикнул ему: «Кто Ты такой, молчаливо наблюдающий, в какой хаос я попал? Ты не вмешиваешься, потому что не существуешь? Или существуешь, но не придаешь никакого значения человечеству?«Я ссорился со своими психиатрами и психологами. Ссорился с психологическими теориями и с медикаментами. Ссорился с жизнью. Я находил, что она несправедлива ко мне, являясь источником сомнений. Ссорился с моим имуществом. Ссорился со временем. Иначе говоря, ссорился со всем и со всеми. Но когда фундамент проявил себя, я многое понял, пришло великое прозрение, и я понял, что глубоко ошибался. Прежде всего я поссорился со своим фундаментом. Выбросил на свалку свои фундаментальные ценности, свои приоритеты.
С этим пояснением мы начали немного понимать некоторые тайны, окружавшие образ этого удивительного продавца грез. Учитель без обиняков начал интерпретировать свои галлюцинации. Он сказал, что чрезвычайно ценил финансовое могушество, представленное сундуком. Придавал исключительное значение представленным потолком интеллектуальным способностям, обеспечивающим победы в конкурентной борьбе. Превозносил социальный престиж и славу, представленные произведениями искусства, жил в свое удовольствие, наслаждаясь жизненными удобствами, представленными мебелью.
— Но я предал и отверг свои основы. Поставил свои занятия и заботы выше любви детей и жены. Я дал им все. Забыл лишь дать то, что с моей точки зрения было мелочью, а с их точки зрения самым главным — самого себя. Мои друзья оставались на третьем плане, мои мечты — на последнем. Как можно быть хорошим отцом, хорошим любовником и хорошим другом, коль скоро люди, когорых мы любим, не включены в перечень наших повсе- дневных забот? Только ханжа мог поверить в это. И я был таким ханжой, известным лицемером, которым многие восхищались и в котором с радостью находили свои черты.
Учитель честно признался, что скрывал свои ошибки, промахи и глупости, которые представляли грязную часть его фундамента, но вместе с тем были важными составляющими его личности. Теперь мне ясно, что он хотел сказать, когда говорил: «Кто не признает темных пятен на своей репутации, тот имеет неоплатный долг перед самим собой, тот разрушает то человеческое, что в нем еще осталось».
Выслушав эти резкие слова, я начал понимать того, кто опутал меня чарами. Он не мог быть простым смертным. Ему следовало быть тем, кто выше мыслителя, выше человека блестящего ума и образования. Человек, обладающий такими качествами, мог быть объектом моего восхищения, но не мог бы захватить меня, не «выстругал» бы мое пораженное спесью «Я» по своей мерке. Он должен быть тем, кто побывал в полных препятствий долинах страха, кто увязал в болоте психических и социальных конфликтов, кого разрывали на куски хищники, пожирающие человеческий ум, кто терялся в лабиринтах безумия. И после всего этого он восстановил свои силы и написал роман о своем существовании. Да, как раз таким и является человек, за которым я иду.
Его мысли проникали в сознание, как мысли философа, а мир его души завораживал. Его реакции на жизненные ситуации были парадоксальными и колебались между двумя крайностями. С ним искали встречи кумиры современного социума, но он не делал различия между проститугкой И пуританином, между интеллектуалом и психически больным. Его способность чувствовать поражала нас.
Каждый раз, когда я видел, что полиция кого-то арестовывает и при этом работают телекамеры, я всегда закрывал лицо, желая избежать огласки. Человек, который сейчас стоял передо мной, своего лица не прятал. Я вспомнил, что он сказал психиатру на крыше здания, где мы познакомились. Тогда он сказал, что существуют два типа сумасшествия. И не побоялся добавить, что его сумасшествие было очевидным. Теперь, когда ему, не без нашей помощи, подготовили самую отвратительную ловушку, он, отнюдь не стесняясь своего прошлого, снова заявил о своих ранах перед более чем пятьюдесятью тысячами зрителей. Его честность была кристальной.
Когда он признавался в том, что предал свой фундамент, мой ум был переполнен мыслями о социологических феноменах. А кто не предатель? Какой пуританин в определенные моменты не является развратником по отношению к себе самому? Какой религиозный человек не предает своего Бога собственным высокомерием и низменными намерениями? Какой идеалист не наносит ущерб своим политическим взглядам во имя подпольных интересов? Какое человеческое существо не предает свое здоровье, работая сверх положенного времени? Кто не предает своих грез, превращая свою постель в ложе стрессов? Кто не предает детей в угоду собственным амбициям, утверждая при этом, что он работает на них? Кто не предает любовь единственной в его жизни женщины своими предубеждениями или нехваткой желания вести диалог, нехваткой терпимости?
Мы предаем науку своими абсолютными истинами, предаем своих учеников нашей неспособностью слушать их, предаем природу своим развитием. Как говорил нам учитель, мы предаем человечество, размахивая знаменами, свидетельствующими о том, что мы евреи, палестинцы, американцы, европейцы, китайцы, белые, черные, христиане, мусульмане. Все мы предатели, которым просто необходимо приобретать мечты. У всех нас где-то в глубине души сидит Иуда, мастерски прячущий свой фундамент под ковром активности, этики, морали и социальной справедливости.
