Конечно, из этого правила есть множество исключений, но мы не можем анализировать здесь роль матери в воспитании мальчика. 6 страница

«Иногда в школе я, сама не знаю как, отвлекаюсь от объяснений и улетаю в страну грез... — пишет одна девушка. — Меня так сильно захватывают восхитительные видения, что я совершенно теряю представление о реальности. Я неподвижно сижу за партой, а когда прихожу в себя, с изумлением вижу, что нахожусь в школе».

«Мне больше нравится мечтать, чем сочинять стихи, — пишет другая девушка, — рассказывать себе какую-нибудь красивую сказку без начала и конца, придумывать легенду, любуясь при свете звезд горами.

Это гораздо приятнее, потому что не так конкретно и создает впечатление покоя и свежести» ^l.

Мечтательность может приобрести патологическую форму, полностью захватить девушку, как это произошло в описываемом ниже случае²: Мари Б., умная и мечтательная девочка, в период полового созревания, который начался у нее приблизительно в четырнадцатилетнем возрасте, начинает страдать психическим возбуждением и манией величия. «В один прекрасный день она заявляет родителям, что она — королева Испании, принимает величественные позы, заворачивается в гардину, смеется, поет, командует, приказывает». В течение двух лет такое состояние повторяется во время месячных, затем восемь лет она живет нормальной жизнью, но остается глубоко мечтательной, стремится к роскоши, нередко с горечью говорит: «Я — дочь служащего». К двадцати трем годам она становится вялой, с презрением относится к окружающим, вынашивает честолюбивые замыслы. В конце концов она доходит до такого состояния, что ее приходится поместить в больницу для душевнобольных в Сент-Анн, где она проводит восемь месяцев, затем возвращается домой и в течение трех лет не встает с постели. Она становится «противной, злой, буйной, капризной, ничего не делает, превращает жизнь всех своих близких в настоящий ад». Ее опять отправляют в Сент-Анн, и она уже никогда оттуда не выходит. Она не встает с постели, ничем не интересуется. Иногда, в периоды, которые, по-видимому, совпадают с месячными, она встает, заворачивается в одеяло, принимает театральные позы, посылает врачам улыбки или иронические взгляды... В ее речах нередко слышатся признаки эротических желаний, а высокомерное поведение свидетельствует о мании величия. Она все больше и больше погружается в мечты, время от времени на лице ее блуждает довольная улыбка, она совсем не следит за собой и даже пачкает постель. «Она надевает на себя странные украшения. Она обходится без рубашки, часто не пользуется простынями и укрывается лишь одеялом, лежит голая, а на голове у нее диадема из фольги, на руках, ногах, плечах — множество браслетов из тесемок и лент. На пальцах — кольца из того же материала». В то же время иногда она вполне разумно рассуждает о своем состоянии. «Я помню приступ болезни, который у меня когда-то был. В сущности, я понимала, что все это неправда. Я поступала так, как поступает маленькая девочка: играя в куклы, она хорошо знает, что они не живые, но хочет убедить себя в обратном... Я делала всякие прически, наряжалась. Сначала это меня забавляло, а потом мало-помалу это стало сильнее меня, как будто меня околдовали; как будто мечта превратилась в реальность... Я чувствовала себя актрисой, играющей роль. Я жила в воображаемом мире. Я как бы жила многими жизнями и во всех этих жизнях была первым лицом... Да, я пережила много жизней, в одной из них я вышла замуж за очень красивого американца, он носил золотые очки... У нас был большой дом, у каждого — своя комната. Какие вечера я устраивала!.. Я жила во времена пещерных людей... Еще я вела распутную жизнь, я потеряла счет мужчинам, с которыми спала. Здесь вы немного отстали от жизни. Удивляетесь, когда я обнажаюсь и надеваю золотое украшение на бедра. Раньше у меня были друзья, я их очень любила. Я устраивала у себя праздники. Было много цветов, духов, дорогих мехов. Друзья дарили мне предметы искусства, статуи, машины... Когда я лежу голая под простыней, это напоминает мне прошлую жизнь. Я любовалась своим отражением в зеркале, как актриса... Как по волшебству, я становилась кем хотела. Я даже делала глупости. Была морфинисткой, нюхала кокаин. У меня были любовники... Они приходили ко мне ночью. Всегда вдвоем. С ними приходили парикмахеры, и мы рассматривали почтовые открытки». Она влюблена в одного из врачей и заявляет, что она его любовница. Рассказывает, что у нее была трехлетняя дочь. Говорит, что у нее есть также шестилетняя дочь, очень богатая, сейчас она путешествует. Ее отец — очень шикарный мужчина. «Она рассказывает еще с десяток подобных историй.'В каждой речь идет о какой-то неестественной жизни, которой она живет в своем воображении».

Очевидно, что болезненная мечтательность возникает главным образом оттого, что самовлюбленная девушка не удовлетворена своей жизнью, считает ее недостойной себя и в то же время боится вступить в борьбу с реальностью. У Мари Б. процесс компенсации, проявляющийся у многих девочек-подростков, просто дошел до крайности.

Однако это молчаливое самолюбование не может полностью удовлетворить девушку. Чтобы состояться, ей необходимо существовать в сознании другого человека. Часто она прибегает к помощи подруг. Несколькими годами раньше сердечная подружка помогает ей вырваться из-под материнской опеки и познать мир, в частности мир секса. Для девочки-подростка подруга является одновременно и объектом, который помогает ей преодолеть границы собственного «я», и свидетелем, который возвращает ей это «я». Некоторые девочки демонстрируют друг другу свое обнаженное тело, сравнивают грудь. Достаточно вспомнить в связи с этим сцену из «Девушек в форме», описывающую эти вызывающие развлечения учениц пансиона. Случается им ласкать друг друга, иногда бессознательно, но порой и с полным знанием дела. Почти у всех девушек наблюдаются лесбийские наклонности, Колетт прямо пишет об этом в романе «Клодина в школе», а Розамонд Леманн в «Пыли» говорит об этом намеками. Эти наклонности имеют ту же природу, что и доставляющая наслаждение самовлюбленность. Любуясь другой и лаская ее, девушка выражает восхищение своей нежной кожей и изящными формами. Верно и обратное: в самообожании, испытываемом девушкой, заключена немалая доля культа женственности вообще. В сексуальных отношениях мужчина — субъект. Поэтому обычно желание, влекущее мужчин к не сходному с ними объекту, отдаляет их друг от друга. Что касается женщины, то она представляет собой в чистом виде объект желания. Вот почему в лицеях, школах, пансионах и мастерских так часто встречается «особенная дружба», иногда это только духовные взаимоотношения, иногда — в полном смысле слова плотские. В первом случае подруги раскрывают друг другу душу, делятся своими секретами, иногда, чтобы неопровержимо доказать любовь и доверие, показывают друг другу свои дневники. Даже если в их отношениях нет и намека на секс, подруги бывают очень нежны друг с другом и нередко дают друг другу косвенное физическое доказательство своих чувств. Так, Наташа обожгла себе руку раскаленной докрасна линейкой, чтобы доказать свою любовь к Соне. Но чаще всего они называют друг друга множеством ласковых имен, обмениваются пылкими письмами. Вот что пишет, например, своей любимой подруге Эмили Дикинсон молодая пуританка из Новой Англии; Сегодня я целый день думаю о вас, а ночью видела вас во сне. Мы гуляли в чудесном саду, я помогала вам нарезать букет роз, но никак не могла набрать полную корзину цветов. Целый день я молюсь, чтобы увидеть вас во сне, а по мере того как приближается ночь, мне становится все радостнее, я с нетерпением считаю минуты, отделяющие меня от темноты и сновидений, в которых я вижу никогда не наполняющуюся корзину...

В работе «Душа девочки-подростка» Мендус приводит немало подобных писем: Дорогая Сюзанна... Мне хотелось бы начать свое письмо со стихов из «Песни песней»: О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Как библейская невеста, вы похожи на саронский нарцисс, на лилию долин, и для меня вы всегда значили больше, чем обычная девушка; вы были символом множества прекрасных и возвышенных вещей... и поэтому, о моя чистейшая Сюзанна, я люблю вас чистой и бескорыстной и даже немного религиозной любовью.

Другая девушка пишет в дневнике о менее возвышенных чувствах: Мы сидели рядом, она своей белой ручкой обнимала меня за талию, одна моя рука лежала на ее круглом плече, а другая прижималась к ее обнаженной руке. Я прикасалась телом к ее нежной груди и прямо перед собой видела ее приоткрытый ротик и хорошенькие зубки... Меня била дрожь, лицо мое горело¹.

В книге Евар «Девочка-подросток» собрано также немало интимных излияний такого же рода: Моей возлюбленной фее, моей любимой, дорогой. Моя прекрасная фея. Ах! Скажи, что ты меня еще любишь, скажи, что я по-прежнему твоя лучшая подруга. Мне грустно, я так люблю тебя, о моя Л., и не могу сказать тебе все, выразить тебе всю свою привязанность, нет слов, чтобы описать мою любовь. Слово «обожаемая» ничего не выражает по сравнению с тем, что я чувствую; иногда мне кажется, что у меня разорвется сердце. Завоевать твою любовь — это так прекрасно, что я не смею на это надеяться. Сокровище мое, скажи, что ты меня не разлюбишь!..

От пылкой нежности недалеко до постыдной девичьей любви. Иногда одна из подруг подавляет другую, садистски пользуется своей властью над ней, но чаще такая любовь бывает взаимной, без унижения и борьбы. Удовольствие, которое девочки доставляют друг другу, воспринимается ими как нечто невинное, то есть так же, как они воспринимали его когда-то в детстве, предаваясь ему не вдвоем, а в одиночестве. Но в самой этой невинности есть что-то пресное. Когда девушка вступает в жизнь и хочет сблизиться с'Другим, она приписывает его отношению к ней то очарование, которое когда-то испытывала от отцовской любви, ей требуются любовь и ласка божества. Она охотно привяжется к женщине, менее далекой и опасной, чем мужчина, но располагающей какой-то долей мужского превосходства. Женщина, которая работает, сама зарабатывает себе на жизнь, имеет определенный вес в обществе, будет почти так же привлекательна для нее, как мужчина. Известно, какой пламенной любовью пылают сердца школьниц к преподавательницам и воспитательницам. В «Женском батальоне» Клеманс Дан сумела в целомудренных выражениях описать жгучие страсти. Иногда девушки рассказывают о своих жарких чувствах любимым подругам, бывает, что они обе пылают страстью, и каждая гордится тем, что любит сильнее. Вот что пишет, например, одна школьница своей лучшей подруге; Я лежу в постели с насморком и думаю только о мадемуазель X. Я никогда еще так не любила никакую учительницу. Уже в прошлом году она мне очень нравилась, а теперь я ее по-настоящему люблю. Мне кажется, даже больше, чем ты. Мне представляется, что я ее целую и чуть не падаю в обморок. Я жду не дождусь, когда опять пойду в школу: ведь я увижу ее¹.

Нередко девушка набирается смелости и признается в своих чувствах самому кумиру: Дорогая... невозможно описать моего отношения к вам... Когда я не могу вас увидеть, я готова на все, чтобы встретиться с вами; я думаю о вас постоянно. Когда я встречаюсь с вами, у меня навертываются слезы и мне хочется спрятаться; я такая маленькая и невежественная по сравнению с вами. Когда вы разговариваете со мной, я смущаюсь, волнуюсь, мне кажется, что я слышу нежный голос феи, какой-то любовный гул, ¹ Цит. по указанной работе Маргариты Евар.

это невозможно передать. Я слежу за всеми вашими движениями, не слышу, что вы говорите, бормочу какие-нибудь глупости. Вы сами видите, дорогая... как это все запутано. Одно только мне ясно: я люблю вас всеми силами души1.

Директор одной профессиональной школы рассказывает: Помню, что в школьные годы мы вырывали друг у друга бумагу, в которую один наш молодой учитель заворачивал завтрак, мы платили по двадцать пфеннигов за кусочек этой бумаги. Еще наши пылкие чувства выражались в том, что мы коллекционировали его использованные билеты на метро².

Поскольку женщина, предмет обожания, выполняет роль мужчины, лучше, чтобы она не была замужем. Замужество не обязательно отталкивает юную обожательницу, но все же стесняет ее. Ей не нравится, что объект ее поклонения подчинен власти супруга или любовника. Часто такие чувства внешне никак не выражаются или по крайней мере принимают чисто платоническую форму. Однако в данном случае переход к конкретно означенной эротике значительно более вероятен, чем с возлюбленным мужчиной. Даже если у девочки никогда не было детских сексуальных отношений со сверстницами, ее не пугает женское тело. Нередко с сестрами или с матерью у нее такая близость, к которой неуловимо примешивается чувственность. Точно так же с обожаемой возлюбленной переход от нежности к удовольствию может произойти незаметно. Когда в «Девушках в форме» Дороти Уик целует в губы Херту Тил, в ее поцелуе есть и что-то материнское, и что-то сексуальное. Между женщинами существует сообщничество, которое приглушает голос стыдливости. В волнении, которое одна из них вызывает в другой, обычно не бывает ничего необузданного. Женские ласки не могут привести ни к лишению девственности, ни к проникновению пениса во влагалище, они удовлетворяют желание, порождаемое, как в детстве, клитором, и не влекут никаких опасных перемен в теле девушки. Она может ощутить себя пассивным объектом, оставаясь в значительной степени свободной личностью. Именно об этом говорит Рене Вивиен в стихах, описывающих отношения «отверженных женщин» и их любовниц: Наши тела похожи, как близнецы, В наших легких объятьях таится " воздушная сладость. Наши прикосновения не причиняют

боли.

И, даже сбросив одежду, Мы остаемся и любовницами, и сестрами^l.

И в другом стихотворении: Мы любим изящество и нежность. Обладая тобой, я не причиняю боли

твоей груди. Целуя тебя, я неспособна беспощадно

терзать твои губы².

Поэтическое употребление слов «грудь» и «губы» ясно показывает, что в этих отношениях отсутствует проявление силы. Ведь отчасти именно из-за страха перед буйным проявлением темперамента, перед насилием девушка отдает свою первую любовь не мужчине, а старшей по возрасту женщине. Женщина, обладающая чертами мужчины, воплощает для нее и отца, и мать. От отца у нее авторитет, превосходство, знание и единственно верное понимание ценностей, она возвышается над окружающим миром, как божество. Но в то же время она — женщина, а девушка и в том случае, когда ее мать была скупа на ласки, и в том, когда ее слишком долго нежили, тянется, как и ее братья, к материнскому теплу. В этой женской плоти, так похожей на ее собственную, она вновь сполна испытывает непосредственное слияние с жизнью, которого была лишена после отнятия от груди. Кроме того, устремленный на нее взгляд ее возлюбленной помогает ей преодолеть индивидуализирующее ее отчуждение. Конечно, отношения людей всегда сопровождаются конфликтами, а любовь — ревностью. Но в подобных отношениях отсутствуют многие трудности, возникающие между девушкой и ее первым возлюбленным. Сексуальные отношения между девушкой и женщиной могут превратиться в настоящую любовь. Благодаря им девушка может испытать счастье и равновесие души, к продолжению и возобновлению которых будет постоянно стремиться и о которых будет вспоминать с замиранием сердца. Они могут проявить в девушке лесбиянку или заронить желание стать ею³. Но чаще всего они бывают недолговечны, на это их обрекает сама их доступность. В любви девушки к старшей женщине отражается ее устремленность в будущее: ей хочется стать вровень со своим идолом — своей возлюбленной, и если только эта последняя не обладает исключительным превосходством, она быстро теряет свое влияние. Девушка начинает самоутверждаться, она размышляет, сравнивает, и другая женщина, выбранная именно из-за того, что она была близка и не внушала страха, оказывается недостаточно Другой, для того чтобы их отношения длительное время удовлетворяли девушку. Боги-мужчины подходят для этого значительно больше, потому что их небеса расположены дальше. В силу любопытства и чувственности девушка стремится к более страстным отношениям. Нередко она с самого начала рассматривала свои отношения с женщиной как некий переход, приобщение, ожидание; любовь, ревность, гнев, радость, огорчение — это игра, и она сама в большей или меньшей степени отдает себе отчет в том, что без большого риска разыгрывала приключения, о которых мечтала, но которые не решалась или не имела возможности реально пережить, Она предназначена для мужчины и знает об этом, она хочет жить нормальной и полной жизнью женщины.

Мужчина ослепляет ее и в то же время внушает ей страх. Чтобы примирить эти противоречивые чувства, она различает в нем самца, который отпугивает ее, и лучезарное божество, которому она набожно поклоняется. С окружающими ее мальчиками она резка и дика, но обожествляет недосягаемых прекрасных принцев; киноактеров, фотографии которых вешает над своей постелью, умерших или живых, но, во всяком случае, недоступных ей героев, случайно увиденных незнакомцев, которых никогда больше не увидит. Такая любовь не создает никаких трудностей, Иногда ее объектом становится социально или интеллектуально выдающийся человек, внешность которого неспособна внушить любовного волнения, например старый и немного смешной профессор, Пожилые люди так далеки от мира, в котором живут девушки, и можно тайно отдать им свою любовь, посвятить себя им, как посвящают себя Богу. В такой любви нет ничего унизительного, она является результатом свободного выбора, поскольку в ней нет ничего плотского. Романтическая влюбленная охотно воображает своего избранника униженным, некрасивым, немного смешным, так она чувствует себя в большей безопасности. Она притворно оплакивает препятствия, которые отдаляют его от нее, но на самом деле она потому его и выбрала, что между ними не может быть никаких реальных взаимоотношений. Так она может превратить любовь в абстракцию, в нечто чисто субъективное, неспособное нанести ущерб ее девственности. Ее сердце учащенно бьется, она испытывает боль разлуки и муки свидания, досаду, надежду, обиду и восторг, но все это вхолостую, в ней не происходит никаких физических перемен. Забавно отметить, что чем отдаленнее кумир, тем он великолепнее. Если предметом любви становится учитель музыки, которого девушка встречает каждый день, то ему лучше быть смешным и некрасивым, но если она влюбляется в совершенно постороннего человека, вращающегося в недоступных ей сферах, то он должен быть красивым и мужественным. Самое важное, чтобы ни в коем случае не возникал вопрос о сексе.

Воображаемая влюбленность задерживает период самовлюбленности, укрепляет ее, и в этом случае эротика проявляется лишь в своей имманентности, без реального присутствия Другого. Нередко девушка живет необычайно интенсивной воображаемой жизнью потому, что находит в ней оправдание, позволяющее ей избегать реальных переживаний. Реальности она предпочитает свои грезы. Среди примеров этого явления, которые приводит Х.Дейч в «Психологии женщин», есть один весьма показательный; речь идет о красивой и соблазнительной девушке, за которой вполне могли бы ухаживать, но которая категорически отказывалась общаться с окружавшими ее молодыми людьми. Однако в тринадцатилетнем возрасте она выбрала себе для поклонения юношу семнадцати лет, который не пользовался большим успехом и с которым она ни разу не разговаривала. Она раздобыла его фотографию, сама сделала на ней надпись от его имени и в течение трех лет вела дневник, в котором описывала свои воображаемые отношения с ним; они целовались, страстно обнимались, иногда они так ссорились, что она плакала, и у нее в таких случаях действительно глаза становились красными и заплаканными, затем они мирились, она от его имени присылала себе цветы и так далее. Когда она переехала и стала жить далеко от него, она писала ему письма, но никогда их не отсылала и сама отвечала на них. Совершенно очевидно, что это была попытка защититься от

реального опыта, который ее пугал.

Этот случай близок к патологии. Но он в увеличенном виде показывает процесс, который может наблюдаться и у нормальных девушек. Например, у Марии Башкирцевой мы видим удивительный пример воображаемой сентиментальной жизни. Она утверждает, что влюблена в герцога X., но она ведь с ним никогда не разговаривала. На самом деле она стремится возвеличить собственное «я». Но поскольку она была женщиной, то и помыслить не могла о том, чтобы добиться успеха с помощью какой-либо самостоятельной деятельности, — в то время, когда она жила, и в той социальной среде, к которой принадлежала, это было невозможно. В восемнадцатилетнем возрасте она очень трезво замечает: «Я пишу К., что мне хотелось бы быть мужчиной. Я знаю, что смогла бы чего-нибудь достичь, А что можно сделать, когда носишь юбку? Единственная возможность карьеры для женщины — это замужество; у мужчины — множество шансов, у женщины — только один, то есть ноль, как и на ее счете в банке». Следовательно, она нуждается в любви мужчины, но для того, чтобы он мог наделить ее высокой значимостью, он сам должен обладать независимым сознанием. «Мне никогда не понравится мужчина, стоящий ниже меня на общественной лестнице, — пишет она. — В богатом и независимом мужчине есть гордость и удовлетворенность собой. В его уверенности есть что-то победоносное. Мне нравится капризная, фатоватая и жестокая внешность Х„ в нем есть что-то от Нерона». Или еще: «Смирение перед превосходством любимого мужчины — вот самое глубокое удовлетворение самолюбия, которое может испытать неординарная женщина». Так самовлюбленность приводит к мазохизму. Связь этих двух мироощущений была заметна уже в грезах девочки о Синей Бороде, о подвигах Гризельды и святых мучениц. Женское «я» существует для другого человека и благодаря ему, и чем могущественнее этот другой, тем богаче и сильнее ее «я». Оно завоевывает своего повелителя и заимствует все его добродетели: если бы Нерон полюбил Марию Башкирцеву, она стала бы похожей на Нерона. Обратить себя в ничто ради другого человека означает создать его в себе и для себя. На деле мечта о собственном ничтожестве является не чем иным, как гордым стремлением к самореализации. В действительности Мария Башкирцева никогда не встретила мужчину, обладавшего такими достоинствами, ради которых она согласилась бы отказаться от собственной индивидуальности. Одно дело преклонять колена перед созданным самой собой и отдаленным божеством, и совсем другое — отдаться душой и телом самцу из плоти и крови, Многие девушки долго не расстаются с мечтами, даже вступив в реальную жизнь; они ищут мужчину, который бы превосходил всех остальных мужчин своим положением в обществе, заслугами, интеллектом, им хочется, чтобы он был старше их, чтобы он уже чего-то добился в жизни, имел власть и авторитет, их привлекают богатство и слава. Избранник представляется им в виде некоего абсолютного субъекта, любовь которого принесет им часть его великолепия и неповторимости. Поскольку он обладает столь высокими достоинствами, девушка питает к нему идеальную любовь: она хочет отдаться ему не потому, что он мужчина, а потому, что он обладает столь исключительными достоинствами, «Я хотела бы видеть гигантов, а вижу только мужчин», — говорила мне когда-то одна из подруг. Во имя этих высоких требований девушка пренебрегает ничем особенно не выделяющимися претендентами и предпочитает не думать о проблемах секса. Кроме того, случается, что она в воображении, и, значит, ничем не рискуя, создает свой собственный образ, который она лелеет, которым любуется, хотя совсем не собирается воплощать его в реальность. Так, Мари Ле Ардуэн в «Черной накидке» рассказывает, что ей нравилось воображать себя преданной жертвой мужчины, тогда как на самом деле у нее был властный характер.

Из-за какой-то стыдливости я никогда не выражала в реальной жизни скрытые наклонности моей натуры, но в течение долгого времени они давали пищу моему воображению. Насколько я себя знаю, в действительности у меня властный, несдержанный характер, в сущности, я неспособна уступать.

Однако во мне жила потребность самоуничижения, и иногда я воображала себя самоотверженной женщиной, живущей лишь ради исполнения своего долга, к тому же до идиотизма влюбленной в мужчину и стремящейся выполнять все его желания. Жили мы в ужасной нужде. Муж работал до изнеможения и возвращался домой совершенно обессиленный. Я портила себе глаза, занимаясь починкой его одежды у окна, в которое почти не проникал свет. В маленькой закопченной кухне я готовила ему какую-то жалкую еду. Наш единственный ребенок все время болел и едва не умер. Однако на лице у меня постоянно блуждала мягкая мученическая улыбка, а в глазах светилось молчаливое мужество, которое в реальной жизни вызывало у меня отвращение.

Кроме самолюбования и самовлюбленности, у девушек бывает и более близкая к реальности потребность в руководителе, повелителе. Освобождаясь от родительской власти, они тяготятся самостоятельностью, к которой не подготовлены и из которой не могут извлечь никакой пользы. Они становятся капризными, экстравагантными и стремятся поскорее отделаться от ненужной им свободы. История капризной, надменной, строптивой, несносной девушки, в которую влюбляется и которую укрощает разумный мужчина, — весьма распространенный сюжет бульварной литературы и массового кино, Это избитая истина, которая льстит и мужчинам и женщинам. Подобную историю рассказывает, между прочим, г-жа де Сегюр в книге «Какой чудесный ребенок!», В детстве Жизель разочаровалась в слишком снисходительном отце и привязалась к пожилой и очень строгой тетушке. Позже, уже девушкой, она попадает под влияние взыскательного молодого человека, его зовут Жюльен. Он беспощадно говорит ей в глаза правду, унижает ее, стремится ее переделать, Затем она выходит замуж за богатого, но бесхарактерного герцога и очень страдает. Овдовев, она принимает требовательную любовь своего ментора и наконец находит счастье и умиротворение, В книге Луизы Алкотт «Хорошие жены» независимая Джо влюбляется в своего будущего мужа за то, что он строго выговаривает ей, когда она совершает легкомысленный поступок. Он ругает ее, и в ней загорается желание попросить прощения, подчиниться. Несмотря на кичливую надменность американских женщин, в фильмах Голливуда мы сотни раз видели строптивых девушек, укрощенных целительной грубостью возлюбленного или мужа: пара пощечин или даже порка предстают в них как верные способы для того, чтобы добиться взаимности. В действительности же переход от идеальной любви к плотской происходит непросто. Многие женщины тщательно избегают сближения с предметом своей любви из-за более или менее осознанного страха перед разочарованием. Если герой, гигант, полубог отвечает взаимностью влюбленной в него девушке и превращает ее чувство в реальные отношения, девушка пугается: ее кумир становится просто самцом, и она с брезгливостью отворачивается от него. Есть кокетливые девушки, которые прилагают много усилий, чтобы соблазнить «интересного» или «притягательного», по их мнению, мужчину, но если он проявляет в ответ слишком бурные чувства, то вызывает в них странное раздражение. Он нравился им потому, что казался недоступным, влюбившись же, он теряет весь свой ореол. «Он ничем не отличается от других мужчин». Девушка досадует на него за то, что он уронил себя в ее глазах, и пользуется этим как предлогом, чтобы отказаться от физических взаимоотношений с ним, поскольку они пугают ее девственную чувствительную душу. Если девушка и уступает своему «идеалу», она бывает холодна с ним, «После таких случаев, — пишет Штекель, — некоторые экзальтированные девушки кончают с собой: ведь рушится вся их воображаемая любовь, поскольку «идеал» предстает перед ними в виде "грубого животного"» ^. Из-за тяги к недосягаемому девушка нередко влюбляется в мужчину, ухаживающего за ее подругой, или в женатого мужчину. Нередко ее привлекают донжуаны, она мечтает подчинить себе, привязать к себе соблазнителя, которого не может удержать ни одна женщина, тешит себя надеждой, что ей удастся его переделать, Однако в глубине души она понимает, что не добьется успеха, и именно это определяет ее выбор, Есть девушки, которые на всю жизнь остаются неспособными испытать реальную и полную любовь, всю жизнь они ищут несуществующий идеал, Дело в том, что между самовлюбленностью девушки и опытом, на который ее обрекает ее сексуальность, существует противоречие. Женщина соглашается воспринимать себя как нечто второстепенное лишь при условии, что в результате такого самоотречения она вновь займет весьма важное место. Превращаясь в объект, она тут же становится кумиром, и такое положение приносит ей горделивое удовлетворение. Но она отвергает неумолимую диалектику, которая вновь возвращает ее в состояние второстепенного существа. Она хочет быть притягательным сокровищем, а не вещью, которой можно завладеть. Ей нравится, когда на нее смотрят как на чудесный фетиш, обладающий магическими чарами, но она вовсе не хочет быть плотью, на которую можно смотреть, которую можно трогать или терзать. Мужчина же лелеет женщину — добычу и избегает пожирательницу людей Деметру.

Она гордится, когда ей удается привлечь внимание мужчины, вызвать его восхищение, но с возмущением отвергает возможность стать его пленницей, В период полового созревания она узнала, что такое стыд, и он примешивается и к ее кокетству, и к ее тщеславию, мужские взгляды и льстят ей, и оскорбляют ее, ей бы хотелось, чтобы видели лишь то, что она показывает, а взгляды слишком проницательны. Этим объясняется непоследовательность ее поведения, сбивающая с толку мужчин: она одевает открытое платье, обнажает ноги и в то же время краснеет и раздражается, когда на нее смотрят. Ей забавно вести себя с мужчиной вызывающе, но как только она замечает, что вызвала в нем желание, она с отвращением отдаляется от него; желание мужчины — это

«Фригидная женщина».

 

не только лестный знак внимания, но и оскорбление. Если она осознает свое обаяние, если ей кажется, что она может пользоваться им, как ей заблагорассудится, победы кружат ей голову. Но поскольку ее внешность, формы и тело должны кому-то принадлежать и терпеть его волю, она хочет спрятать их от этой чужой и нескромной воли, страстно стремящейся обладать ими, Именно в этом заключается глубокий смысл ее природной стыдливости, которая сильно ощущается даже в самом смелом кокетстве. Девочка может отважиться на самые дерзкие выходки, потому что она еще не понимает, что именно они свидетельствуют о ее пассивности, но как только она начинает отдавать себе в этом отчет, ее охватывают стрех и гнев. Нет ничего более двусмысленного, чем взгляд: с одной стороны, он существует на расстоянии и поэтому кажется полным уважения, но с другой — он коварно завладевает тем образом, на который направлен. Вступающая в жизнь женщина окружена подобными ловушками. Она уже готова предаться чувству, но тут же пугается и убивает в себе желание. Ее тело еще не до конца оформилось, и она воспринимает ласку то как чудесное удовольствие, то как неприятную щекотку, поцелуй может сначала привести ее в смятение, а затем рассмешить, она то уступает, то бунтует, позволяет себя поцеловать и нарочито вытирает губы, ее улыбка и нежность могут неожиданно превратиться в иронию и враждебность, она дает обещания, а затем и думать о них забывает. Такова Матильда де ля Моль, соблазненная красотой и редкими качествами Жюльена: благодаря своей любви она хочет жить исключительной жизнью и в то же время страстно подавляет свои собственные чувства, не желает покориться воле другого человека; она переходит от раболепства к высокомерию, от мольбы к презрению; если она что-нибудь дает, то тут же заставляет за это заплатить. Такова ситуация в «Монике» Марселя Арлана; героиня путает любовное смятение и грех, любовь для нее — постыдное самоотречение, ее кровь бурлит, но этот пыл ей ненавистен, сквозь ее покорность прорывается бунт.