Чувства, поведение, мышление. Сутью субъективного мазохистского переживания является безнадежное ощущение вовлеченности в нескончаемый круговорот максимальных усилий

Чувства

Сутью субъективного мазохистского переживания является безнадежное ощущение вовлеченности в нескончаемый круговорот максимальных усилий, которые в конце концов приводят к поражению. Эта хроническая, полная невыносимого напряжения патовая ситуация в жизни порождает отсутствие надежды, пессимизм, глубокий недостаток доверия и веры в будущее. Чаще всего единственным способом существования с этим постоянным страданием является терпеливое его перенесение и разделение его с каждым, кто имеет желание слушать. Друзья, семья, коллеги по работе и терапевты только в этой тяжелой ситуации дают надежду на единственно возможное облегчение — что сами окажутся побеждены. Люди, работавшие с мазохистскими клиентами в один голос свидетельствуют о чувстве поражения и апатии, отражающем состояние клиентов:

Мазохистская проблема была, и по прежнему остается одной из самых трудных терапевтических проблем, с которыми может встретиться аналитический психиатр [...]. После внешнего улучшения в большинстве случаев наблюдается возвращение старых симптомов и сожалений — паттерн этот имеет тенденцию к размножению в ходе всего анализа [...]. Неудачи Фрейда в преодолении этой «негативной терапевтической реакции» в примере мазохизма привели его к формулировке концепции инстинкта смерти. (Lowen, 1958, s. 194).

Коротко говоря, нечто очень активное в пациенте старается растратить время, разрушить любовь, заботу и логическое понимание. Я считаю, что здесь терапевт оказывается перед фактом пробуждения и выражения глубинных пластов агрессии. Временами всяческие попытки разрешить эту серьезную терапевтическую блокировку оказываются тщетными. Однако иногда бывает возможно добиться этого при глубоко аналитическом подходе. (Kemberg, 1984, s.244)

Если он попытается проникнуть в актуальный мир паг(иентки, мир, который предал ее, то она не расскажет ему ничего нового, а только об уже известных проблемах и дух обоих увязнет в болоте. Единственная, достаточно мощная сила, которая могла бы вытащить ее из трясины, это — желание. Долг — это слишком слабо. Однако может оказаться, что нахождение желания, которое взволнует эту конкретную личность, будет трудным. (Gustafson, 1992).

Глубина этой апатии вполне объяснима, особенно если принять во внимание этиологию нарушения и воспользоваться вышеописанной моделью отношений с объектом. Если блокированными оказались все до единой экспрессии либидонозного self, вплоть до подчинения воли, то имеет смысл отказаться от надежды на всех уровнях, за исключением самого секретного, чтобы вновь не подвергнуться побоям, унижению или обману. Подобным образом агрессия, сопротивление и бунт могут выражаться только в скрытой замкнутой системе, в которой целью агрессии и сопротивления будет интернализованный плохой объект. Таким образом, там, где есть бунт, есть и саморазрушение. Единственным открытым проявлением агрессии является самоуничтожение, которое одновременно означает победу над другими.

Подводя еще раз итог этого наиболее важного способа понимания мазохизма, напомним, что специфическая блокировка мазохистского характера связана с фактом, что саморазрушительное поведение — это все, чем может располагать данная личность. Самоуничтожение поддерживает контакт с настоящим контролирующим или садистским объектом (прототип I). Выражает бунт единственно доступным способом (прототип III). Позволяет контролировать и садистски использовать, не возлагая на себя ответственности за это (прототип IV) и достигать состояния зависимости, которое скрыто поддерживает надежду и гордость путем демонстрации своей способности терпеть наказание (прототип II). В этой структуре характера все дороги ведут к одному и тому же финалу — к саморазрушению. Мазохизм — это нечто вроде дешевой уловки, характеризующейся однако невообразимым разнообразием форм и мотивирующих факторов для каждого трюка в рамках этого одного класса. Другими словами, иногда этот трюк становится попыткой восстановления связи с плохим объектом, иногда — чем-то вроде бунта против этого объекта, а случается — служит подчинению других или сохранению интегральности путем демонстрации выдержки в страдании. Неоднократно бывает, что одно и то же действие служит одновременно разным целям.

Также характерно для мазохизма явное отсутствие приятных переживаний. Мазохистский характер существует во многих формах в пределах континуума от очень приспособленного до садистски контролирующего. Большая часть его социализации относится к заторможенности тех естественных отношений, которые приносят удовольствие. В удовольствии кроется угроза, а его переживание порождает страх и чувство вины. Поэтому оно автоматически исключается; если мазохистская личность предпримет такую попытку, то ей будет очень трудно испытать какое-либо явное или более глубокое чувство удовольствия. Удовольствие требует контроля и наказания со стороны интернализованного объекта и одновременно приносит надежду на предлагаемую любовь, которая предваряла возникновение мазохизма.

Нет ничего удивительного в том, что злобная ненависть и сожаления, выражаемые личностями с мазохистским характером — это черты, являющиеся его основной идентифицирующей характеристикой. Степень сознательности столь глубокой негативности для каждой личности с таким типом характера различна. Причем она преимущественно выше на более низком уровне структурного функционирования. Двигаясь в направлении, противоположном концу континуума, к стилю характера мы будем иметь дело с личностями, склонными к прощению и примирению, более неспокойными и преследуемыми чувством вины, с весьма слабыми представлениями о том, каким образом их собственное саморазрушающее поведение оказалось причастно к поражению. Их глубокая ненависть и попытки проявить бунт чаще всего бессознательны. Другие же зачастую видят и чувствуют проявления ненависти в их скрытой агрессии.

Несмотря на глубокое чувство безнадежности, мазохистский характер сохраняет какую-то надежду, хоть и очень хрупкую. Работа Theodore Reik (1941), касающаяся мазохизма, считается одной из лучших по части описания данной характеристики. Reik утверждает, что переживание освобождения в момент ощущения любого удовольствия вызывает страх, поскольку влечет за собой наказание. Чтобы контролировать этот страх, мазохистская личность «выбегает вперед», словно навстречу наказанию, тем самым переживая его заранее (прототип I). Таким образом происходит редукция страха и оправдание или узаконивание удовольствия или ощущения освобождения. Согласно точке зрения Reik в сексуальном мазохизме этот процесс реализуется в сексуальной сфере, а в мазохизме социальном, предполагающем вопросы агрессии и ау-тоэкспрессии, — в социальной сфере. По его мнению, принципиальное различие состоит в том, что сексуальное наслаждение и наслаждение от страдания сознательны в сексуальном мазохизме и очень редко бывают сознательными в мазохизме социальном.

В своей социальной форме мазохизм часто проявляется в форме надежды, зачастую бессознательной, на сведение счетов или удовлетворение в очень далеком будущем (прототип II). Получение вознаграждения на небесах или в будущем — вот примеры этой глубоко сдерживаемой, часто тайной и/или бессознательной формы надежды. В этом также скрывается мазохистский эгоизм, чувство превосходства и возможность реванша. Как написал Gustafson (1922, s.34): «Где-то в тайнике души мы все сохраняем радость, независимо от того, насколько сильно мы были унижены».

Дальнейшая трагедия мазохистской личности заключается в том, что освобождение, достигнутое через страдание, может порождать чувство вины. В социальной сфере мазохистская личность может иногда извлекать пользу из обоснованных приступов агрессии и других форм асертивной аутоэкспрессии. В свою очередь это активизирует интернализованный плохой или антилиби-донозный объект, который далее вызывает чувство вины и беспокойства, независимо от того, насколько обоснованной была столь резкая реакция. Также и среда реагирует наказанием, сталкивая личность вновь на позицию мазохизма. Это место, конечно же, знакомое. Тут агрессия и, в особенности, сопротивление воле других были сокрушены. Поэтому сознательная надежда и вера в позитивное и прямое разрешение переносится в бессознательное и скрытое. Личность, которая многократно была таким образом покорена, утверждается в своем недоверии к миру и в особенности к каждому, кто был бы так наивен и глуп, чтобы предлагать ей помощь. Типичным становится стремление притеснять каждого, кто только попытался это сделать.

Поведение

Прежде, чем перейти к описанию характерного поведения мазохистской личности, я еще раз хотел бы подчеркнуть, что в этой книге я привожу теоретическую модель, а не фактическое состояние. Другими словами, в принципе каждое поведение может иметь место в каждой структуре характера. И в действительности именно от динамики мотивационной структуры, лежащей в основе данного поведения, зависит, какая характерологическая проблема представляется данной экспрессией. Тем не менее, комплекс или паттерн поведения, выражаемый определенной характерной позой, уверенно сигнализирует о большой вероятности наличия определенной характерологической проблемы. Для мазохизма часто типична навязчивая демонстрация целого комплекса различного поведения, которое в общем можно назвать самоуничтожающим. Это справедливо особенно для тех случаев, когда саморазрушительное поведение пропитано большой дозой негативности не только по отношению к собственному self, но также и по отношению к другим. Даже тогда, когда вышеописанное поведение хорошо замаскировано и внешне пассивно, оно все-таки призвано вызвать раздражение, злость и даже вспышки насилия со стороны других, провоцируя тем самым дальнейшее саморазрушение.

Все наши поступки, которые можно было бы охарактеризовать как психопаталогические или дисфункциональные, так или иначе, являются саморазрушительными. То, что отличает мазохиста от других людей, это присутствующее на каком-то уровне сознания неестественное наслаждение или удовлетворение от назначенного самому себе наказания. Это удовольствие — есть производная факта, что либидонозное удовольствие может быть исключительно результатом саморазрушения или сопротивления. Разница между мазохистскими и всеми другими пациентами заключается в том, что самоуничтожение является единственно доступной формой интегральности self, сопротивления и бунта, которые личность имеет в своем репертуаре. Это неестественное наслаждение, получаемое от боли, принимаемое или каким-либо иным способом инициированное самой личностью, является типичной мазохистской чертой. С ним следует связывать факт, что мазохистское самоуничтожение еще более устойчиво к изменениям, чем то, которое наблюдается в других структурах характера.

Признание существования этих динамизмов приносит все-таки однозначно самые главные указания для тех, кто жаждет изменить такой вид адаптации. Вот точное высказывание Gustafson (1986, s.201), где приводится фрагменты работы Bateson: «Все действия, которые мы видим, есть лишь элементы категорий, которых мы не видим». В примере этой структуры характера видимые нами действия целиком представляют собой формы самоуничтожения, но категории, которые для нас невидимы, это верность, сопротивление, бунт и интегрированная, автономная экспрессия воли. Таким путем могут быть вызволены другие формы либидонозной аутоэкспрессии, не вызывающие нового сокрушения воли личности. Поэтому мазохист способен «отрезать собственный нос, чтобы искалечить свое лицо».

Иногда мазохистская личность будет демонстрировать свою неприязнь таким неприятным способом, что спровоцирует месть, вызывающую лишь дальнейшее развитие мазохистского процесса и закрепление типичных для этой структуры сценарных решений или патогенных убеждений. Такое использование провокации может даже превратиться в стандартную мазохистскую процедуру поведения. Эффективная психотерапия должна привести к высвобождению скорби и антипатии из области бессознательного, поощрять их выражение и помочь направить и модулировать эту экспрессию.

Вернемся теперь к анализу видимых элементов этих невидимых категорий, постоянно помня, что с нашей точки зрения они не являются мазохистскими до тех пор, пока не являются элементами невидимых категорий либидонозной экспрессии и, тем самым, не приносят удовольствия.

Подчинение. «Блаженны покорные, ибо они наследуют землю» — сказал Иисус. Художественная литература, поднимающая проблему сексуального мазохизма — это наверное кратчайший путь к пониманию того, как можно научиться черпать удовлетворение в боли, унижении и безусловном подчинении (Rice, 1985). Reik, как и Reich, в своих концепциях мазохизма единогласно подчеркивают, что если он не выдерживает боли, то не по причине ее самой, а ввиду переживания высвобождения и чувства сексуального наслаждения, которое в другой ситуации было бы запрещено. В примере с социальным мазохизмом осознание удовольствия и удовлетворения встречается скорее редко и не столь явно. Однако в большинстве случаев секрет нахождения удовлетворения от подчинения кроется в чувстве морально превосходства. Мазохистская личность, по крайней мере, частично осознает, что ее хорошей работе сопутствует убежденность в искуплении вины. В зависимости от вида родительской опеки, с которой она столкнулась и своей реакции на нее, на ней лежит огромное бремя вины, требующее проработки. В таких семьях, как правило, не допускалось развитие здорового естественного нарциссизма, поэтому он сознательно отвергается и сохраняется в бессознательном как род мученичества, которое будет вознаграждено в будущем. Reik (1941) исключительно продуктивен в представлении фантазий мазохистских пациентов, которые явно свидетельствуют о наличии у них чувства превосходства, не исключающего также издевательств над теми, кто ранее издевался над ними. Эти фантазии являют собой особенно яркую иллюстрацию мести в форме обоснованного нарциссического превосходства и агрессивной экспрессии, также как сексуальный мазохист вырабатывает у себя сексуальное вознаграждение.

Откладывание дел на потом. Вот идеальная стратегия, чтобы быть хронически несчастным и раздраженным: быть хронически неудовлетворенным всей своей жизнью, беспрестанно жаловаться, но не делать ничего, что позволило бы изменить ситуацию. Если ты остаешься в исключительно плохом браке или у тебя плохая обстановка на работе и ты ничего не делаешь, чтобы это изменить, то можешь быть уверен, что это будет давать тебе бесконечные поводы для жалоб и оправданий, почему ты чувствуешь себя так плохо. Если кто-то предложит тебе альтернативное решение, отвергни его, как нечто, что все равно не получится или что ты уже пробовал, или же попробуй опять, но так, чтобы быть уверенным, что не подействует. Если когда-либо кто-то будет критиковать твое поведение, то либо великодушно согласись с ним и даже развей дальше эту критику, или, если чувствуешь, что у тебя хватит на это сил, окончательно выплесни на собеседника всю свою фрустрацию и злобу за его бесчувственность, за его нелепую попытку помочь тебе или же за его глупость, непонимание всей безнадежности твоего положения. Будешь ли ты продолжать свое обычное пассивно-агрессивное поведение или же позволишь себе редкие взрывы нарастающей в тебе агрессии — всегда помни о том, чтобы сохранять свою позицию морального превосходства. Усваивая эту стратегию, ты будешь покорен, но не будешь одинок. Подавляя других, ты сможешь еще убедительнее оправдать свое положение и порадоваться чему-то вроде триумфа. Кроме того, ты уже к этому привык и никогда не ожидал чего-то иного. Такое поведение станет особенно эффективной стратегией для использования собственных детей, которым будет значительно труднее, чем другим отречься от тебя полностью. Если тебе повезет, то они никогда от тебя не откажутся, предоставляя тебе возможность придерживаться этой стратегии разрешения жизненных проблем на протяжении всей жизни.

Самопожертвование. Мазохистские личности имеют значительную склонность ввязываться в трудные ситуации и огромные проблемы с дальнейшим выходом из них. Обычно случается, что они вступают в брак с алкоголиком или с человеком, имеющим другую серьезную зависимость. Они склонны связывать свою судьбу с теми, кто имеет тенденцию к применению физического или вербального насилия. Другие, столь же частые возможности

— это блокирование себя в ситуации, не дающей шансов на развитие или в неподходящей деятельности, работа на чрезмерно эксплуатирующего или плохо относящегося к подчиненному шефа или продолжение карьеры в профессии, к которой не лежит душа. Такого рода решения приносят как внешнюю, так и внутреннюю
психологическую выгоду — создается впечатление, что они являются не вполне самостоятельными. Таким образом мазохистская личность может избежать принятия ответственности за то, что на самом деле является паттерном самоуничтожения. В этом контексте интересно будет заметить, что Американская Психиатрическая
Ассоциация постановила не включать отклонения саморазрушающейся личности в свое Diagnostic and Statistical Manual (DSM-IV Руководство по статистике и диагностике) скорее из политических, нежели из объективных соображений. Понятным, но вводящим в заблуждение обоснованием была забота о том, чтобы не
«обвинять жертв». Однако было бы плохо, если бы столь благородное решение мешало пониманию насущной необходимости ввести факт ответственности в пределы сознания. Ведь это — совершенно необходимый шаг к изменению этих бессмысленно болезненных паттернов поведения. Основанную на реальных данных дискуссию на предмет нарушения саморазрушающейся личности можно найти у Fiester (1991), который заключает, что: «данные, почерпнутые из имеющихся исследовательских источников, подтверждают относительно высокую частоту явления, несколько более высокую в случае женского пола по отношению к мужскому, хорошую внутреннюю стабильность и значительную степень совместимости с другими нарушениями личности...», а также другие, менее существенные положения касающиеся этого диагноза.

Негативная реакция на успех. Еще в 1923 году Фрейд открыл феномен, названный им негативной терапевтической реакцией. Терапевтическое вмешательство, которое должно приносить пользу или которое, по крайней мере вначале, было эффективно, давало совершенно противоположный результат: состояние пациента ухудшалось. Фрейд связал этот феномен с мазохизмом и впоследствии — со своей концепцией инстинкта смерти. Наверняка это явление очень распространено в психотерапии. Однако подобные реакции простираются также и на другие жизненные события, которые по идее должны быть позитивными, приносить стимул или давать повод для праздника. Вне всякого сомнения они свидетельствуют, что тот, у кого они появились, скорее всего является личностью, действительно находящей в страдании радость, личностью, которая не хотела бы вовлекать себя в переживание какого бы то ни было удовольствия — словно не позволяя себе самой или кому-нибудь другому испытать удовлетворение от достигнутого успеха. Эти реакции становятся особенно интригующими и дьявольскими, когда связаны с бессознательным провоцированием других людей таким образом, чтобы на них, а не на себя, возложить ответственность за возникшее зло.

Все последующие категории саморазрушительного поведения можно свести к первым четырем категориям: подчинению, откладыванию дел на потом, самопожертвованию или негативной реакции на успех. Поэтому я представляю их, принимая во внимание их эвристическую ценность, помогающую идентифицировать этот вид мазохистских тенденций.

Наплыв проблем. Если ты желал бы оставаться всю жизнь тем, кто ты есть и постоянно откладывать на потом успешное решение проблем, то нет ничего лучше, чем задавить себя самой негативной конструкцией проблем, с которыми имеешь дело, причем думать надо обо всех проблемах сразу. Не позволяя себе достаточно долго заниматься одной проблемой, что дало бы шанс сформулировать и предпринять какие-то действия, можно до бесконечности продолжать изливать свои жалобы. При наличии соответствующего опыта ты можешь легко подключить к этому процессу других и вызвать у них трансовое ощущение безнадежности и растерянности аналогичное тому, которое ты переживаешь сам. Если ты еще более наловчишься и сам еще лучше будешь это выносить, то сможешь вызывать в других чувства бессилия и безнадежности более неприятные, чем те, которые переживаешь сам лично. Berne (1964) был автором, особенно вдумчиво регистрирующим внутренние и внешние выгоды, которые приносят такого рода маневры в игре, которую можно схематически определить, как: «Почему не ты — да, но».

Провокация. Как заметил Reik (1941), провоцирование наказания намного чаще встречается в случае мазохизма социального. Думаю, что вышеприведенные примеры показали, насколько злобно провоцирующим может быть мазохистский характер. Однако факт провокации в дальнейшем, как правило, отрицается. В итоге эта тиранизируемая личность говорит нам лишь, как ей плохо, как сложно решить ее проблему и как все бесполезно и ничто ей не поможет.

Кроме названных видов провокации мазохистские личности часто используют невинный вопрос: «Кто, я?» Они проявляют свою пассивную агрессию в таких формах, как забывание, упуска-ние решающих фрагментов в работе в целом выполненной скрупулезно и самоотверженно или вредящие другим «случайности», от участия в которых можно легко отречься и которые касаются также самого виновника. Такие «случайности» — хороший пример мазохистских поступков, которые одновременно являются наказанием и бессознательным поощрением за мазохистские претензии и враждебность.

Мазохистская личность часто бывает исключительно искусна в том, что можно назвать «провокацией с использованием пытки капающей воды». Каждый отдельный акт может быть относительно малозначительным. Так что, когда последняя капля, в конце концов, возымеет свое действие и спровоцирует взрыв гнева, то его невозможно будет оправдать тем, что ему предшествовало. Это дает мазохисту возможность одновременно быть битым и оставаться на своей позиции моральной чистоты. И в этом случае стремление реализовать эту стратегию на своих детях может быть вполне удовлетворено.

Общий недостаток радости (общий агедонизм). Социальный мазохизм легко распознается по исключительной неудовлетворенности жизнью. Мазохистские личности часто производят впечатление хронически перегруженных, жертвующих собой людей, которые предпринимают максимальные усилия, непрестанно с чем-то борются, но ни к чему не приходят. Наблюдая и слушая их, я не раз вспоминал миф о Сизифе — результат всегда один и тот же, а выход из положения вне их досягаемости. Они страдают от хронической депрессии. Также, как и в любой другой депрессии, в протекании депрессии мазохистской существуют некоторые колебания, но она в целом отличается большей стабильностью, чем другие ее разновидности. Как правило, она сопровождается ощущением, которое Reich назвал мазохистским болотом. Просто нет выхода. В то же время мазохистские личности часто обладают исключительным упорством в достижении цели, несмотря на угнетающую нагрузку и безнадежность. Они постоянно унылы, но, несмотря на это, идут вперед. И именно это, как мне кажется, является ключом к мазохистской адаптации. Они нашил коварный способ, как побеждать, проигрывая.

Мазохистское поведение в терапии. В психотерапии мазохист часто покорно подчиняется всем основным правилам и процедурам. Такие клиенты чаще всего бывают хронически неудовлетворенными и описывают свое состояние, как «заблокиро-ванность» в одной или нескольких областях жизни. Очень возможно, что они уже имели в прошлом какую-то психотерапевтическую историю, которая — несмотря на то, что могла длиться годами — принципиально не принесла никаких результатов. В повседневной жизни и в ходе самого психотерапевтического процесса они редко выдвигают претензии или проявляют открытую агрессивность. Предыдущий терапевт или терапевты могут быть единственным исключением из правила — о них они будут высказываться пренебрежительно и малодушно. Если ты — терапевт, то будешь следующим в этом ряду. Клиенты эти поначалу ценят и реагируют на все терапевтические приемы, которые будут использоваться. Но в их внутренней жизни никогда ничего не меняется. Не приносящие им удовлетворения работа, семья или личные проблемы, такие как длительная депрессия, склонность к откладыванию дел на более поздний срок и другое саморазрушительное поведение, точнее всего было бы назвать стагнацией. Такая ситуация может вызывать у них апатию, они могут начать обвинять себя или же в некотором смысле уходить от терапевтического процесса, но они почти никогда не проявляют своего гнева на терапевта. Однако в то же время предполагается некоторая ответственность за это поражение, а мало кто из терапевтов в этой ситуации не будет чувствовать себя по крайней мере частично ответственным и совершенно беспомощным. Единственной реакцией терапевта на такое пассивно-агрессивное сопротивление, конечно будет злость и фрустрация. Две наиболее часто встречающиеся в ходе борьбы с перенесением ошибки, которые совершает терапевт в контакте с клиентами такого типа, это: 1) выражение злости и фрустрации таким образом, чтобы в очередной раз постыдить клиента и 2) вытеснение этих чувств, приводящее к продолжению неэффективной терапии, характеризующейся отсутствием более значительных изменений и отношений. Очень часто терапевты выбирают вторую возможность и до последнего стараются ее придерживаться, чтобы в конечном итоге обратиться к первой.

Лечение с помощью выбора немного легче описать, чем осуществить. Оно заключается в использовании этих естественных человеческих реакций с целью начала процесса высвобождения темной, агрессивной, пессимистической стороны личности клиента. Ведь эта ее часть — это все, что даже потенциально является доступным из подавленных жизненных сил личности, ее стихийности, силы воли и всех других натуральных чувств. Такой клиент пережил долгую историю пассивно-агрессивных сражений с другими людьми. Поэтому если иногда появляется возможность уловить актуально им используемый способ подчинения других, то нужно использовать его и постараться провести клиента обратно через всю эту историю. В тех случаях, когда для этого можно будет воспользоваться его радостью от фрустрации и от победы над другими, появляется шанс наново разжечь искру его сдавленного истинного self. Сопротивление в этом характере — реально это все, что осталось от настоящего self. Поэтому, принимая во внимание важность выживания самого по себе и все, что с ним связано, сопротивление нужно положительно воспринимать и поощрять. Попытки подавить такое сопротивление — самая большая ошибка, которую может совершить терапевт. Мазохистская личность намного изощренней в сохранении своего сопротивления, чем терапевт в противостоянии ему. Это была ее единственная практическая возможность реванша за подавление, поэтому почти вся ее жизнь прошла в его совершенствовании. В этой схватке у терапевта нет никаких шансов.

Мышление

Прежде чем мы начнем давать когнитивную характеристику мазохизма, стоит еще раз припомнить, что, подобно другим характерологическим проблемам, эта также существует в виде континуума от наименее до наиболее серьезных нарушений(то есть от нарушения личности до стиля характера). На нижнем конце континуума сила, примененная в процессе социализации или любого другого доминирования, представляет собой настоящее злоупотребление и является следствием собственной, крайней патологии родителей. Это злоупотребление всегда будет иметь более общую форму, не ограниченную непосредственным контролем в рамках социализации ребенка. В таких случаях будут присутствовать также и другие характерологические проблемы и часто они будут играть более важную роль, чем проблема мазохизма. На другом конце континуума мы имеем большую вероятность найти более любящих, сочувствующих и здоровых родителей, которые сами некогда были индоктринированы излишне жестоким и доминирующим подходом к вопросам социализации. Поэтому сами они обнаруживают очевидные мазохистские склонности. Дисциплина, которую они устанавливают, и исчезновение стихийности, которое они вызывают, может ранить их самих также, как ранит их детей. Однако они подчиняются общепринятым нормам и порождают аналогичную покорность у детей. В свою очередь дети их будут чувствовать, что любимы, но будут верить, так же, как родители, что в них дремлют мощные негативные силы, которые необходимо подчинить. На самом распространенном среднем этапе развития родительская психопатология является менее серьезной, чем та, которая приводит к нарушению личности. Но она имеет общественное разрешение на тренировку, контролирование и дисцип-линирование детей. Когда родительская психопатология и общественные санкции вместе делают упор на значение проблемы контроля, тогда мы имеем возможность наблюдать более специфический пример мазохистской личности.

Знакомясь с мазохистской личностью, на нас производит глубокое впечатление ее исключительно подавленная жизненная позиция. Жизнь тяжела, планы часто не сбываются, важно соблюдать осторожность в том, что ты говоришь, делаешь и чувствуешь. Если эти люди и не бывают постоянно несчастны, то почти никогда не бывают действительно счастливы. И если вообще выражают какие-то позитивные чувства или отношения, то делают это без энтузиазма и оптимизма. Это очень занятые, сдержанные и всегда немного осторожные по отношению к миру люди. Эмоции они переживают не глубоко, влюбляются отчаянно, впадают в неконтролируемый гнев или переживают поверхностное увлечение. Даже их депрессия, которая может быть глубинной, никогда не бывает действительно так глубока, как они об этом говорят, и какая может встретиться у характера орального или нарциссического. Через некоторое время мы можем прийти в недоумение: каким образом кто-то может носить в себе столько хронической боли и не быть целиком уничтоженным. Более, чем какая-либо другая характерологическая структура, мазохист способен «выдержать побои и сохранить жизнь». Он может выстоять и сохранить исключительно хорошую форму и долгое время не впадать в отчаяние или срыв. Ему это не нравится, но он уже много лет назад принял, что именно так и выглядит жизнь. Реальная надежда на то, чтобы цела обстояли совершенно иначе, угасла давным-давно и ее оживление будет исключительно неприятным для выстраданного состояния психологического равновесия. Это по-настоящему консервативная личность, в большей степени недоверчивая по отношению к любому изменению или надежде. Это правда, что дела обстоят плохо, но они могут выглядеть еще хуже. Почти спонтанная реакция на любое предложение перемен — это утверждения, типа: это ничего не дает, что-то наверное здесь не так, я уже это пробовал, это опасно.

Другая типичная черта мазохистского характера, сохраняющаяся вдоль всего континуума, это то, что он старается быть хорошим. Таким было его важнейшее сценарное решение, когда он отказался от борьбы за независимость. Есть в этом, конечно же, страх сделать что-нибудь плохо и страх наказания, коренящиеся в прошлом. Такая установка лежит в основе часто отличаемой тенденции к конформизму, отодвиганию себя самого в тень, подчинению и присоединению. Сознательно такая личность считает себя невинной, с добрыми намерениями, но используемой, недооцененной, несчастливой жертвой. Невинным: «Кто, я?» и «Почему я?» проникнуто их сознание и сознательная самопрезентация. Мазохистская личность хочет предпринять психотерапию или просит о помощи, но в действительности не верит в то, что помощь придет или что что-нибудь будет когда-то исправно действовать. Но что она еще может сделать?

Мазохизм также характеризуется убежденностью, не всегда сознательной, но также не всегда и бессознательной, в том, что удовольствие — это плохо, грешно и не заслуживает доверия. Сознательным проявлением этого может быть моральность или религиозность. Прямое отражение может находиться и в теле — в виде глубоко «впечатанной» сдержанности и торможении всех приятных переживаний. Главное мазохистское подавленное сознание с соответственно ассоциирующимися чувствами можно подытожить хлесткими словами: «Я тебя имею», а говоря более искренне: «Тебе меня не победить. Никто меня себе не подчинит. Я обманываю тебя. Ты думаешь, что задавил меня, но еще подожди. Ты думаешь, что побил меня, но мы еще сочтемся. И ты даже знать не будешь, когда придет этот день. Если это будет моя месть, то она будет длиться вечно. Ты мне за это заплатишь. Мой дух будет отомщен. Я способен ждать так долго, насколько это будет необходимо. Ты научил меня стойкости; однажды ты об этом пожалеешь. Я никогда не сдамся, никогда тебе не поверю и не полюблю тебя. Я добьюсь победы над тобой, даже если это меня убьет».

Человеческий дух невозможно сломить. Попытки его полного искоренения просто загоняют его в укрытие, в психическое убежище, в котором он может ждать бесконечно долго и из которого он внезапно может атаковать, переполненный жаждой мести. Тоталитарные режимы в конце концов оказываются свергнутыми, а вылившаяся в этих бунтах ярость, как правило, бывает внезапной, быстрой и успешной (например, французская революция, русская революция).

В этой ситуации терапевту необходимо будет объяснить личности, что война — внешне уже кончилась, что опасность миновала, что она уже может выглянуть из своего глубокого убежища. Однако чтобы добиться этого, личность должна оставить мысли о реванше, а это очень трудно. Если ты был ранен таким способом, то это очень трудно забыть. Частично работа терапевта будет заключаться в том, чтобы помочь покоренному ребенку отказаться от реванша, за исключением того, что «самой лучшей местью будет хорошая жизнь».

Интернализованный плохой объект также должен быть извлечен из бессознательного и окончательного отброшен. Потому что до тех пор, пока антилибидинозное self и объект, возникающие в процессе интернализации, будут присутствовать в self, война продолжается. В конце концов она будет перенесена на собственных детей, которые действительно становятся безвинным объектом мазохистской мести. Только дети являются в достаточной степени беспомощными, чтобы можно было на них действительно отыграться, а это, конечно же, означает окончательное поражение для любого родителя.

Мазохистское мышление, предваряющее магические действия вокруг плохого объекта, будет касаться повинностей, запретов, убеждений и ограничений, связанных с личностью контролирующего, вмешивающегося родителя. Магия откроет также заблокированный в развитии образ либидонозного self, которое временами будет сконцентрировано на себе, будет абсолютизирующим и, таким образом, будет требовать созревания. Терапевтическое успехи могут вначале испугать и ошеломить клиента и привести к тому, что эти черты будут вновь помещены в укрытие. Это ситуация, в которой терапевту понадобятся «корректирующие эмоциональные переживания». Клиент по сути не может дать себе самому то, что никогда не получал. Принимая противоположную точку зрения и ожидая, что клиент может сам что-то сделать для себя, традиционные психоаналитики делают ошибку и разочаровывают своих клиентов. Путем демонстрации в качестве примера организации собственного self и выполняя в отношении клиента роль авторитета, терапевт предоставляет ему достаточно хороший объект и модель для новой интернализации обоих этих соответствующих стандартов и для самого лечения области социальных задач, дисциплины, ответственности и морально-этического поведения. Мазохист на самом деле интернализовал кого-то, кто отчасти напоминает цитированных ранее Sulzer и Basedow из XVIII и XIX века. В действительности же он может жить намного лучше и большинство терапевтов способны оказать ему серьезную помощь, будучи «хорошими объектами» для интернализации.

Поэтому терапевт не должен сохранять сдержанность и нейтральность. Хотя такой терапевтический метод может вначале принести пользу в процессе извлечения негативных перенесений, необходимых для реконструкции и анализа, все же она целиком не подходит для окончательного процесса созревания либидонозного self. Выражаясь образно, она предоставляет ребенка самому себе именно в том момент, когда он действительно нуждается в хорошем объекте и посреднике для того, чтобы прийти к оптимальной свободе и социальной ответственности. Хотя терапевт наверняка будет не единственным лицом, которое может быть конструктивно используемо, все же он в целом является одной из самых важных персон в этом процессе. Предоставление клиента самому себе в этой точке его развития оправдывает ощущение безнадежности и отсутствия доверия, с которыми он начинал терапевтический процесс.

ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ

 

Терапевт со своей потребностью лечить и пациент с его потребностью в поражении являют собой одну из самых стабильных, устойчивых и неизменных пар в цивилизованном мире.

Herbert Gross, 1981.

 

Главная цель психотерапии мазохистского характера — помочь клиенту отбросить свой жизненный стиль, характеризующийся депрессивными чувствами, саморазрушительным поведением и мышлением, проникнутым пессимизмом и недоверием. Я надеюсь, что теперь это уже вполне понятно, но напомню еще раз, что вся эта конструкция служит двойной цели: различению (определению) и сохранению self и одновременному предохранению от выхода опасных чувств. По ходу продвижения вниз по континууму структурного функционирования, самоопределяющая и поддерживающая роль мазохистского поведения принимает все большее значение и, тем самым, возрастают трудности, сопутствующие отказу от них. Для мазохистской личности отказ от ее способа жизни будет невозможен, пока она не начнет развивать другие способы, позволяющие определить и поддерживать self. Также и компромиссное решение, которым является мазохизм, не будет отвергнуто до тех пор, пока не будут переделаны все появляющиеся чувства и пока личность не ощутит силу своего self, необходимую для того, чтобы с ним выстоять. Таким образом, лечение этой, и всех других личностных проблем, представленных в данной книге, требует использования как модели конфликта, так и модели дефицита.

Когда личность оставляет свой предшествующий стиль жизни, начинают возвращаться ее надежда и вера. Ее ожидания относительно результатов собственных действий, межличностных отношений и качества ее внутреннего опыта меняются. Она впервые отважно взглянет в будущее, поверит в других, позволит себе мечту и ощутит чувственное наслаждение, удовлетворение от идей и достижений. В итоге она будет способна делать то, что позволит ей удовлетворять собственные потребности и приблизят реализацию ее грез.

Если ты знаком с тем, кто являет собой глубоко мазохистскую личность, то все вышеописанное наверняка покажется тебе почти невероятным. И действительно так может и оказаться, поскольку всякое настоящее изменение мазохистской личности является в сущности полной трансформацией ее природы. Это означает почти полный отказ от идентичности, стиля жизни и главного направления в отношении собственного self, других и мира. Хотя в своем течении терапевтический процесс в случае такой личности будет нерегулярным, в итоге, если он будет проводиться половинчато, не принесет реальной пользы. Чтобы ты мог ему помочь, мазохистский характер действительно должен ощутить серьезный сдвиг в своей идентичности и ориентации. В то же время он будет стремиться максимально препятствовать тому, чтобы ты что-то для него сделал. Все терапевтические усилия так или иначе будут раскрыты. Однако, именно этот паттерн уничтожения, а также сопутствующие ему чувства, поступки и когнитивные процессы, предоставят самый важный материал для психотерапии. То, с чего ты начнешь, или то, что ты сделаешь, практически не будет иметь значения. Важно, чем ты хочешь закончить.

Мазохистский характер исключительно ловок в двух способах привлечения других к сотрудничеству в пользу своего стиля жизни. Во-первых, если люди реагируют симпатией и пониманием, он создает отражение и подтверждение себе самому, особенно тогда, когда эта сочувствующая личность старается ему помочь. Тогда помогающий может быть побежден, в итоге ощущая даже сильнее мазохистскую внутреннюю реальность и способствуя ее развитию. Во-вторых, личность может реагировать таким образом, чтобы дополнить эту ситуацию, если он по началу или окончательно отвергает мазохиста. Некоторые люди будут сразу же его отвергать по причине его вечных жалоб и неумения решать собственные проблемы. Другие после нескольких безуспешных попыток, будут отвергать фрустрацию по причине вовлеченности в точно такие же чувства, которые испытывает мазохист — безнадежность, некомпетентность, пессимизм и злобу. К сожалению, у терапевта неоднократно появятся шансы оказаться в обеих этих группах.

Итак, что же можно сделать? Как мне кажется, ответ будет заключаться в по возможности скорейшей постановке верного диагноза. Часто этот диагноз достигается болезненно — через переживание пессимизма и депрессивных чувств, вызывать которые у других людей мазохист умеет профессионально, и через переживание непредвиденных поражений в использовании какой-нибудь терапевтической системы. Однако как только диагноз будет поставлен, терапевт сможет охотно принимать то, что в противном случае могло бы быть отвергнуто. Необходимы будут некоторые пояснения. Нормальные человеческие реакции на мазохистскую личность бывают принципиально необходимыми, когда мы действительно хотим испытать то, что испытывает она, понять, какое влияние она оказывает на других и уловить самоускоряющуюся и циклическую природу ее проблем. В то же время, необходимо как можно скорее прекратить реагировать или отвечать устоявшимся способом, чтобы сохранить шанс изменить, а не закрепить предшествующие паттерны. Занимающийся этими вопросами Herbert Gross (1981), написал: «Дилемма состоит в том, чтобы реагировать на несчастливого пациента, а не на его несчастье». Мне кажется, он имеет ввиду то же, что и я — замечать, но не переживать по поводу несчастья, которое легко можно перенять от пациента. Переживание имеет определенную диагностическую ценность, но перестает приносить пользу, если мы намереваемся реагировать с такой позиции. Несчастье — это исключительно проблема пациента. То, каким образом он становится несчастным, — это то, чем может заниматься врач — путем облечения инсайта в то, как и почему он делается таким несчастливым. Терапевт также может воспользоваться альтернативными стратегиями борьбы с конфликтами и дефицитом, с которыми имеет дело пациент. Однако выбор — пользоваться ими или нет — принадлежит пациенту. Терапевт, принимающий позицию нейтральности, заинтересованности, отделения и аналитического подхода дает возможность более сознательного восприятия этого выбора и принятия ответственности за него. Терапевт проигрывает, если принимает на себя ответственность за несчастье своего пациента. А тот, в свою очередь, передавая другим свою ответственность, остается тем же, кем был, а затем их побеждает.

Стратегические терапевты (например, Watzlawick, Weakland, Fish, 1974) руководствуются стратегией, которая вспоминается, когда мы имеем дело с клиентами, неспособными и нежелающими изменяться. Это называется «парадоксом безосновательного изменения» и в общем заключается в предоставлении пациенту всех наград и выгод, которые он извлекает из своего стиля жизни. Таким образом вполне серьезно считается, что личность не меняется, поскольку цена такого изменения была бы для нее слишком высока. Личность больше доверяет той форме приспособления, которую выработала ранее. Мне кажется, что такое поведение по отношению к мазохисту могло бы быть оправдано, только если бы терапевт предпринимал его в совершенно прозрачной позиции, в которой его интервенции были бы лишены всяких признаков манипулирования или враждебного отыгрывания на сопротивляющемся клиенте. Презентацию этой идеи наверняка стоило бы изменить, чтобы фактически подчеркнуть жизненного выбора в процессе отказа от адаптации, которая до сих пор предоставляла идентичность, общность, возможности бунта, агрессии и бегства от ощущения пустоты, глубокого срыва, риска, ярости и многих других вещей. Мне кажется, что это единственный способ, благодаря которому я мог бы использовать такое вмешательство, поскольку разделяю классическое представление о «парадоксе», как о роде манипуляции со скрытыми посланиями. Однако настолько, насколько скрытое действительное отношение терапевта лишено враждебности и склонности к манипулированию, фактически все же это является примером ответа на несчастливого пациента, а не на его несчастье. Оно ясно показывает, кто за что отвечает и исключает участие терапевта в семейных социальных интеракциях, которые служат только сохранению проблемы. При классическом подходе мазохистский пациент представляет собой как раз тот тип пациента, по отношению к которому вышеописанные стратегии оказались наиболее успешными.

Я считаю, что терапевты аналитической школы (например, Gross, 1981) и школы стратегической терапии в общем говорят одно и то же. Однако следует еще раз повторить, что это значительно легче рассказать, чем выполнить и что нужно действительно предоставить клиенту возможность сделать собственный выбор и жить с последствиями такого решения, какими бы они ни были. Четко поставив этот вопрос, мы теперь можем представить когнитивные, эмоциональные и бихевиоральные цели для мазохистского характера таким способом, который ранее мог бы показаться очень наивным.

Когнитивные цели

Как для терапевта, так и для клиента весьма полезно будет понять особую конфигурацию предшествующего опыта, послужившего тому, что он присвоил себе свой специфический стиль жизни, вместе со сценарными решениями или патогенными убеждениями, самоидентификацией и т.д. Однако в этом процессе мы можем не обнаружить такого искреннего желания сотрудничать с терапевтом, какое наблюдается в других структурах характера. Даже покорность, столь очевидная здесь, может быть только внешней и является частью стратегии, направленной на уничтожение усилий терапевта. Какими бы точными не были объяснения, реконструкции или интерпретации все равно будут иметь успех. Ничто не поможет, пока клиент не решится взять на себя ответственность. Однако эти знания будут способствовать осознанию факта существования выбора и четкому пониманию, в чем он заключается.

После реконструкции прошлого особенную пользу клиенту принесет интерпретация его чувств, поступков и познавательных процессов в соответствии с четырьмя прототипами отношений со скрытым внутренним объектом. Для мазохистского характера прототипы I, III и IV особенно вначале, бывают более полезны, чем прототип II, поскольку мазохист принципиально уже отвергнул сознательную надежду. Терапевт может дать мазохисту возможность проверить, каким образом он оказался запрограммированным на то, чтобы сохранять свой депрессивный, саморазрушительный стиль. Он может получить шанс разобраться, почему он работает на поддержание депрессивных состояний. Он может узнать, каким образом его саморазрушительное поведение помогает ему поддерживать и оправдывать эти состояния. Он может обнаружить, как передача этих состояний другим людям служит их сохранению в нем самом: то ли через полученное отображение и тайное сотрудничество, то ли через провокации, вызывающие отвержение его личности. Мазохистскому клиенту представляется случай изменить отношение к своему главному опыту: от самых естественных и служащих самосохранению переживаний, вплоть до переживаний чужеродных, явившихся следствием социального программирования. Терапевтический процесс будет периодически давать возможность изучать и уяснять себе, каким образом мазохистские паттерны воспроизводятся в межличностных отношениях. Это может пролить свет на проблемы актуальных отношений клиента. Анализом такого порядка можно охватить такие вопросы, как: лучшее осознание собственной склонности к подчинению и провоцированию других, пассивное сопротивление контролю, использование других с целью поддержания собственного депрессивного состояния, скрытый бунт, агрессия и упадок духа, маневры, позволяющие избежать личной ответственности, и т.д.

Эмоциональные цели

Эффективность лечения мазохистского характера главным образом будет зависеть от осознания и принятия ответственности за сознательные чувства ярости и удовольствия. Ранее ярость по причине плохого отношения или чрезмерного контролирования, подавлялась и окончательно вытеснялась. Удовольствие угрожает депрессивным формам защиты и депрессивному самоопределению. Поэтому как ярость, так и удовольствие вызывают беспокойство. Такие личности должны учиться давать право голоса этим запрещенным чувствам, сопротивляться страху, который поначалу им сопутствует и становиться окончательно нечувствительными к нему. Нежелание, апатия, хотя бы в какой-то степени сознательная, может быть началом этого процесса, поскольку наверняка является единственным напоминанием об экспрессии истинного self. В этой апатии скрываются ярость и удовольствие, хотя второе из них чаще всего бывает еще более бессознательно, чем первое.

Терапевт может лишь создать клиенту условия для поиска себя. Даже в тех случаях, когда сопротивление ощущается как целиком автоматическое, клиент по-прежнему может решать, стоит ли с ним бороться. Конечно, клиент сознательно или бессознательно может сомневаться в истинности своего решения. Однако такой самосаботаж даст новое содержание для терапевта. В этом главном паттерне сопротивления и анализа не обязательно должна присутствовать борьба между терапевтом и клиентом, поскольку первый не чувствует себя оказывать излишнюю поддержку. Человек не отвергнет ранее выработанных паттернов выживания, пока не будет располагать лучшими паттернами, которые были бы, по крайней мере, так же эффективны. Если клиент саботирует самого себя, значит он не чувствует, что имеет какую-либо альтернативу. Если затронуть чувства гнева и удовольствия мазохистской личности, как следствие будет возникать проблем вины. На мой взгляд — это единственная область, в которой терапевт может с успехом быть несколько более активен в работе над мазохизмом. Он разрешает клиенту испытывать эти эмоции без чувства вины, хотя — мы еще раз это подчеркнем — должен быть очень осторожен, открывая дорогу этой борьбе. Это должно быть действительно позволение, но ни в коем случае не требование. Когда клиент сменит позволение на требование и начнет ему сопротивляться, это можно будет использовать в его дальнейшем лечении.

Если мазохистский клиент действительно рискнет что-то изменить, то будет ощущать беспокойство и страх. В сущности — это страх оказаться побежденным и раненым в очередной раз. Если мы больше никогда не оживим нашу надежду, то и никогда не столкнемся с разочарованием; если никогда не будем доверять, то не дадим шансов другим предать нас; если мы не позволим себе рисковать, то никогда не потеряем то, что ставилось на карту. Когда мазохистская личность высказывает надежду, доверие и идет на риск, то переживает страх, поскольку в прошлом цена всего этого была слишком высока. В этой ситуации терапевт может помочь ограничить этот страх самим своим присутствием, помогая клиенту оценить степень риска, с использованием осторожного подхода к слабости саморазрушительного поведения, и принять полную ответственность за риск, на который он идет. Вновь подчеркиваем, что в работе с клиентами такого типа особенно важно помнить, что терапевт вовсе не обязан добиться успеха, что он лишь должен отделиться от клиента и постоянно держать в памяти четкое разграничение относительно того, кто за что отвечает.

В итоге, также, как и в примерах всех остальных проблем, появится печаль — печаль по поводу первоначальной трагедии, приведшей к возникновению этих болезненных стратегий жизни, печаль об утрате идентичности и семьи, которая будет сопутствовать каждому настоящему характерологическому изменению, и сожаление об упущенном вследствие самодеструктивного стиля жизни времени и шансах. Главная задача психотерапевта будет заключаться в том, чтобы быть рядом с клиентом, когда он будет носить в себе эти сожаления. Если мазохистская личность однажды пройдет через этот процесс, то ей представится также достаточно много поводов радоваться его плодам.