Мать Индия 2 страница

Мы с Бхикку Вивеканандой только качали головами. Мои наивные ожидания были обмануты. Кристофер Хиллз героически отобрал у йога микрофон, выдернул шнур из розетки и исчез за кулисами. Так закончилась конференция.

 

Выйдя из бурлящего эмоциями концертного зала в безлюдный вестибюль, я натолкнулся на высокого худощавого человека в шафрановых одеждах. Длинные седые волосы и окладистая борода делали его похожим на древнего мудреца, как будто сошедшего со страниц священных писаний. Это был Свами Сатчидананда, ученик известного гималайского святого Свами Шивананды. Он поприветствовал меня веселой улыбкой и доброжелательным взглядом. Свами проповедовал древнюю науку йоги на Западе, и у него были последователи по всему миру. Он прилагал много усилий к тому, чтобы объединить людей разных вероисповеданий на основе «общности духа». На первой же встрече с Папой Римским он высоко оценил его труды по объединению христиан во всем мире и тут же добавил: «Почему бы Вам теперь не попытаться объединить весь мир? Ради обретения духовной гармонии сблизиться должны не только христиане, но и люди всей Земли».

Приехав на легендарный рок-фестиваль в Вудстоке, Свами Сатчидананда за один вечер прославился на всю страну и удостоился титула «вудстокского гуру». Организаторы фестиваля попросили его выступить с приветственной речью на открытии фестиваля, рассчитывая, что он создаст атмосферу умиротворения. Прилетев на фестиваль на вертолете, Свами оказался лицом к лицу с сотнями тысяч хиппи и стал говорить им о том, что звук управляет Вселенной и Америка ведет за собой весь мир. Он убеждал американскую молодежь творить с помощью музыки мир и радость. «Чем бороться за мир во всем мире, — предложил он, — давайте сначала обретем мир и гармонию внутри себя».

На конференции я внимательно наблюдал за Свами Сатчиданандой, и меня впечатлило, с какой невозмутимостью и достоинством он вел себя во время описанного выше инцидента. Теперь он ласковым голосом обратился ко мне: «Я сожалею, что тебе пришлось стать свидетелем этой свары. Пожалуйста, постарайся понять одну истину: разные люди находятся на разных ступенях духовного развития. Далеко не все из тех, кто занимается йогой, достигли совершенства. Но если мы будем критиковать их за это, то совершим непростительную ошибку. Самое лучшее, что можно сделать, — это доверять людям с безупречными качествами и в то же время не прекращать самому заниматься йогой».

Свами был очень спокоен и умиротворен, и его неторопливая и уверенная манера говорить не оставила меня равнодушным. Он объяснил мне, что мы созданы для счастья, любви и света, но забыли об этом, потому что чрезмерно отождествляем себя с телом и умом: «Изначально мы были совершенны, но утратили свое совершенство. Так началось наше отождествление себя с несовершенной материей. Суть йоги и религии, — говорил он, — заключается в том, чтобы восстановить свою забытую духовную природу. Йога — это метод очищения ради возвращения совершенства». Свами подчеркнул, что познать свою вечную природу можно, только преодолев склонность к эгоцентричности: «У всех наших проблем и всех наших беспокойств есть только одна причина — эгоизм». Метод восстановления своей духовной природы, которому он учил, носил название интегральной йоги и представлял собой синтез шести йогических школ. Свами Сатчидананда говорил о духовности очень простым, доступным языком, часто шутил, но при этом чувствовалось, что за его словами стоит глубокий опыт.

Я поблагодарил его и собрался уходить. Встав прямо, Свами сделал величественный жест худощавой рукой и произнес: «Занимайся духовной практикой с искренностью и дисциплинированностью. Истинный йог должен являть собой образец безупречного поведения». Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и раскрыл ладонь, благословляя меня: «Ричард, ты уже проделал долгий путь. Я желаю тебе найти сокровище в своем сердце!»

 

Тем же вечером мы с Бхикку Вивеканандой посетили лекцию всемирно известного писателя и оратора Джидду Кришнамурти. Это было отдельное мероприятие, и оно проходило в большом шатре, пандале. Мы вошли туда и сели во втором ряду. Пандал быстро заполнялся людьми, и рядом с нами сел мужчина лет шестидесяти. Его звали Дилип. «Хотите, я расскажу вам о докторе Кришнамурти? — предложил он. — Это мой учитель».

«Конечно же», — ответили мы.

Дилип скрестил ноги, откинулся на спинку стула и начал свой рассказ. Кришнамурти родился в Южной Индии в 1895 году. Когда он был еще ребенком, на него обратил внимание известный ясновидящий Чарльз Ледбитер. Ледбитер и Анни Безант, возглавлявшая в то время Теософское общество, провозгласили, что этот ребенок — «сосуд» того же Учителя Мира, который обращался к людям через Христа. Анни Безант помогла юноше получить образование в Англии и стала возить его по всему свету. Тысячи людей принимали его как нового Мессию и вступали в организовавшийся вокруг него Орден Звезды. В двадцать семь лет Кришнамурти официально принял титул просветленного учителя. К тому времени ему поклонялось уже более шестидесяти тысяч членов ордена.

Дилип наклонился к нам: «Но в 1929 году он отказался от положения Учителя, распустил свое религиозное движение и...»

Внезапно все поднялись, приветствуя появившегося на сцене Кришнамурти. Это был безукоризненно одетый семидесятипятилетний старец, невысокий и худощавый. На нем был жакет в стиле Неру и широкие брюки. Его чисто выбритое лицо покрывали старческие морщины, а седые волосы делали его похожим на ученого. Он учтиво приветствовал собравшихся на великолепном английском. Глаза его лучились энтузиазмом и доброжелательностью.

Впрочем, довольно скоро он перешел к революционным призывам: «В Индии слишком много гуру. Они диктуют нам, что делать, о чем думать и чем заниматься. Они — диктаторы». Люди затаили дыхание, слушая его. «Истина — это неизведанная страна, а йога, с ее дыхательными и гимнастическими упражнениями, — всего лишь психосоматическая акробатика. Ашрамы и монастыри — концентрационные лагеря для ума». Он сделал паузу и посмотрел прямо на меня: «И если у вас сложилась какая-то система медитации, то это уже не медитация, а полная бессмыслица и напрасная трата времени».

Кришнамурти рассказал такую притчу. Однажды дьявол прогуливался со своим другом. Перед ними по дороге шел человек. Вдруг он нагнулся и подобрал с дороги какой-то блестящий предмет. Друг повернулся к дьяволу и спросил, что это было. Дьявол ответил:

«Он нашел истину».

«Плохи твои дела!»

«Вовсе нет, — спокойно отвечал дьявол — Я помогу ему привести истину в упорядоченный вид».

Желая подчеркнуть свою следующую мысль, Кришнамурти закрыл глаза и специально стал говорить медленно, делая ударение на каждом слове:

«Мы должны произвести переворот в самих себе. Но как это сделать, когда в нашей жизни столько наносного? Мы проводим годы на работе и влачим бессмысленное, пустое существование...»

Он наклонился вперед: «Никакая организация и никакая религия не принесут вам просветления. Вы не обретете его ни с помощью каких-то догм, ни благодаря священнослужителям или ритуалам, ни изучением философии или психологических практик.

Просветление нужно искать в собственном уме, наблюдая за его работой. Оно приходит благодаря созерцанию, а не благодаря интеллектуальному анализу или логическим умозаключениям».

Я с содроганием думал о том, какое впечатление эта лекция произведет на моего друга Бхикку Вивекананду. Ведь он был гуру для многих тысяч монахов, которые жили в монастыре с четкой структурой и распорядком и учились у него медитации и ритуалам. Я нагнулся к нему и прошептал: «Бхикку, он отрицает все, чему Вы посвятили свою жизнь. Каково Вам слышать это?»

Бхикку удивился моему вопросу, широко раскрыл глаза и воскликнул «Он все говорит правильно!»

Озадаченный, я спросил: «И что же Вы теперь собираетесь делать, Бхикку?»

Он вдруг стал очень серьезным: «Мне нужно хорошенько обдумать услышанное».

В последующие дни мы посетили еще несколько лекций Кришнамурти, на которых он демонстрировал поразительную убежденность и железную логику. Он славился как человек, который способен ответить на любой вопрос и опровергнуть любой аргумент, но при этом в личном общении оставался мягким, добрым и остроумным человеком. Я задумался над его учением. Писания Востока изобилуют примерами просветленных святых, которые неукоснительно следовали заповедям своей религии и наставлениям своего гуру. Как можно отринуть все это просто потому, что так сказал Кришнамурти? При этом во мне нашла горячий отклик его мысль о том, что духовная жизнь не приемлет поверхностного отношения. Мы должны быть готовы взять на себя ответственность. И если мы чересчур увлечемся внешней стороной духовной жизни, то можем забыть о ее главном предназначении — очищении сердца.

Позже, сидя с Бхикку под тенью дерева пипал, я спросил, принял ли он решение о том, что делать дальше. Бхикку провел пальцем по краю своей кружки для подаяний.

«Да, Ричард, — ответил он. — Я вернусь в свой монастырь в Таиланде».

«Неужели? — удивился я. — А я думал, Вы станете последователем Кришнамурти».

Бхикку задумчиво посмотрел вдаль, а потом вдруг сказал:

«Да, я последую наставлениям мистера Кришнамурти, — на его губах заиграла озорная мальчишеская улыбка. — Хочешь знать, как?»

«Конечно!»

«Я отвергну учение учителя, который призывает отвергать всех учителей и их учения», — шутливо ответил он со свойственным ему приятным тайским акцентом.

 

В тот же день я простился с Бхикку Вивеканандой и пошел пешком на Коннот-плейс, деловой центр Дели. Там я сел под деревом ашока и написал письмо в Америку своим родным:

 

У меня нет слов, чтобы, описать, какое влияние оказывает на меня Индия.

Этим все сказано. Я люблю вас всем сердцем и молюсь о вашем благополучии.

 

Ричард,

Нью-Дели, Индия,

декабрь 1970 г.

 

Коннот-плейс, построенный по английскому проекту, представлял собой улицу в виде кольца, в центре которого был разбит просторный парк. Прогуливаясь по одной из прилегающих улиц, и заметил объявление, написанное от руки: «Религиозная живопись. С. С. Бриджабаси и сыновья». Под ней на тротуаре лежали стопки репродукций размером с лист писчей бумаги. Мне стало интересно, и я решил подойти поближе. Картины, изображающие каких-то неведомых мне божественных персонажей, выглядели необычно, по очень красиво. Они напоминали окна в волшебный мир ярких красок и мистики. Мне захотелось купить какую-нибудь репродукцию для медитации. Заглянув в сумку, я обнаружил, что оставшейся у меня мелочи едва хватит на одну картину. Целый час я сидел на корточках и рассматривал их. Одна изображала восседающую на льве красавицу с восемью руками, в которых она держала меч, секиру, копье и другие виды оружия. На другой верхом на мыши ехал какой-то сказочный персонаж с головой слона и большим животом. Перебирая картины, я встретил еще одну, привлекшую мое внимание. На ней был изображен возлежащий на многоголовом змее прекрасный юноша с телом синеватого цвета. Каждая из четырех его рук была украшена драгоценностями. На следующей картине был изображен умиротворенный йог, погруженный в медитацию. Его руки и ноги были обвиты змеями, голову украшал полумесяц, а с волос текла струя воды. Затем моему взору предстал героический юноша с копьем в руке, оседлавший павлина Еще одна картина изображала могучую обезьяну в короне, с глазами, излучавшими преданность. Обезьяна с улыбкой летела по небу, легко неся на ладони целую гору. Я рассматривал картины одну за другой, пока не наткнулся на многорукую фигуру с дюжиной голов, каждая из которых была не похожа на другую. Ужасающего вида люди летели в его разверстые пылающие рты и исчезали в них. Стиль этих картин был очень необычен, а изображенные на них персонажи выглядели совершенно невероятно. Откуда они взялись, из каких сказок и мифов? Этого я не знал. Но было очевидно, что художник писал эти картины по вдохновению свыше. Я растерялся, не зная, какую выбрать.

И вдруг в стопке картин попалась одна, персонаж которой понравился мне больше всех. У него была кожа голубого цвета, а его корону украшало павлинье перо. Изящно изогнувшись, он стоял в лесу на берегу реки и играл на флейте, и на него с любовью смотрела стоявшая рядом белая корова. Полная луна заливала очарованный лес жемчужным светом. Неожиданно глаза мои наполнились слезами. Неизвестный юноша, изображенный на этой картине, казалось, проник в мою душу. Что случилось со мной? Я чувствовал, как он зовет меня. Но разве такое может быть? Ведь это всего лишь картина, изображающая мифического героя, о котором я ровным счетом ничего не знаю. Его имя было написано внизу древним, незнакомым мне шрифтом.

Я отдал продавцу свои последние деньги. Их оказалось недостаточно, но продавец улыбнулся и протянул мне эту репродукцию, с которой я не расставался до самого конца своего путешествия. Кто же изображен на ней? Ответ на этот вопрос мне суждено было узнать еще нескоро.

 

 

Близился к концу 1970 год. Мне только что исполнилось двадцать, и мечты о Гималаях манили меня на север. Я не знал о Гималаях почти ничего, кроме того, что в этих горах живет много великих мудрецов и святых людей. Мне не терпелось встретиться с ними и изучить под их руководством духовную науку. Я был в таком восторге от того, что нахожусь в Индии и стою на пороге великих открытий, что мне даже некогда было скучать по своим родным. Они не знали, куда писать мне, поэтому в Индии я еще не получал от них писем. Тем не менее, прежде чем предпринять путешествие и Гималаи, я отправил домой в далекую Америку такое письмо:

 

Дорогие мои!

Сегодня я выезжаю выезжаю из Дели в горы, чтобы погрузиться в изучение духовной науки. Я не знаю, будет ли у меня возможность часто писать оттуда.

Пожалуйста, не волнуйтесь, если от меня какое- то время не будет писем. Разве может со мной что-то случиться, если со мной Бог?

 

Люблю вас и помню,

Ричард

 

В вагоне третьего класса я бесплатно доехал до Харидвара, откуда намеревался отправиться в Ришикеш, священный город и Гималаях, славящийся своими многочисленными ашрамами. Пока паровоз, натужно пыхтя, полз вперед, оставив позади Дели, скрывшийся из виду в клубах черного дыма, я смотрел из окна вагона на восходящее солнце и молился о том, чтобы паломничество в Гималаи открыло новую страницу моих духовных поисков.

Через несколько часов я прибыл в Харидвар, священный город на берегу Ганги, расположенный приблизительно в двухстах пятидесяти километрах к северо-западу от Нью-Дели. Оставшиеся тридцать километров до Ришикеша я прошел пешком. К тому времени я уже проглотил несколько книг, живописующих духовное величие Гималаев, и мечтал попасть туда. Теперь моя мечта наконец сбылась.

Первая встреча с гималайскими предгорьями взволновала меня до глубины души. Подножье гор покрывал густой лес, и каждое дерево, казалось, излучало умиротворение. В одиночестве шел я по лесной тропинке, охваченный радостным предвкушением. И вдруг моему взору предстала река, один вид которой вызвал у меня целую бурю эмоций. Это была Ганга Я побежал к ней и опустил ладони в ее прохладные, стремительные голубые воды. Все тело мое трепетало от восторга.

Проведя на берегу Ганги около часа, я пошел вдоль берега и вышел к «Миссии божественной жизни» — ашраму известного гималайского святого Свами Шивананды. Этот ашрам служил его штаб-квартирой и местом медитации. Свами Шивананда был духовным учителем Свами Сатчидананды, того самого «вудстокского гуру», которого я видел на конференции в Дели. Многочисленные книги Шивананды, его гуманитарная деятельность и безукоризненный личный пример принесли ему широкую известность. К этому времени я уже успел прочитать некоторые его труды и потому был очень рад оказаться в его ашраме. Зайдя в ашрам и побеседовав с последователями Свами Шивананды, я узнал, что он, прежде чем покинуть этот мир в 1963 году, оставил своим преемником Свами Чидананду Сарасвати, одного из самых выдающихся своих учеников. В данный момент тот как раз находился здесь. Я провел в ашраме несколько дней, и за это время успел пропитаться царящей там атмосферой умиротворения и покоя. Мне рассказали, что «Миссия божественной жизни» имеет ашрамы по всей Индии и что их содержат состоятельные члены «Миссии» из числа бизнесменов и коммерсантов. На четвертый день пребывания в ашраме я попросил о встрече со Свами Чиданандой, и меня проводили к нему. Его комната была очень простой, а сам Свами оказался необыкновенно дружелюбным, почтительным и скромным. Он пригласил меня сесть рядом с ним на полу.

Свами Чидананда, как рассказали мне его ученики, родился и 1916 году в Южной Индии. Он был старшим сыном очень богатого землевладельца. В двадцатилетием возрасте Свами почувствовал потребность отречься от мира и отказаться от материальных удобств ради служения Богу. Он стал помогать прокаженным: сам ухаживал за ними и строил для них хижины на просторных лужайках своего имения. В 1943 году он покинул отчий дом и поселился и ашраме Свами Шивананды в Ришикеше, где вскоре прославился как блестящий оратор.

Я посещал его лекции каждое утро. Свами был худощав, ходил с обритой головой и носил одежду шафранового цвета. Он пользовался большим уважением не только среди гималайских аскетов, но и у искателей истины с Запада. Сидя в йоговской позе, Свами читал лекцию на хорошем английском, сопровождая речь выразительными жестами. «Жизнь предназначена для осознания Бога, — подчеркивал он. — Если вы умрете, так и не осознав Бога, это значит, что ваша жизнь прошла впустую, и вы неправильно распорядились подученным от Бога бесценным даром человеческой жизни».

Он затронул распространенную проблему, с которой сталкиваются люди, занимающиеся самыми разными духовными практиками: они медитируют утром и вечером, но днем — в своей повседневной жизни — ведут себя подчас очень мелочно и эгоистично. Свами с уверенностью утверждал, что это сводит на нет все результаты их многочасовой медитации.

Он особенно подчеркивал важность развития в себе добродетелей как основы духовного роста. Свами приводил такое сравнение: чтобы сделать почву плодородной и пригодной к возделыванию, надо удалить сорняки, колючки и камни. Он учил нас, что в течение дня мы должны жертвовать собой ради других. Мораль и этика — вот корень древа йоги.

Он подчеркивал, как важна для ученика непоколебимая вера в то, что познать Бога в этот век можно с помощью джапы — повторения святых имен Бога. «Вы должны регулярно повторять имя Господа, пока не достигнете такого состояния, когда джапа будет звучать в вашем уме непрерывно, независимо то того, сидите вы или стоите, едите или пьете, гуляете или работаете, бодрствуете или спите».

Я не знал, как повторяют имя Бога, но слова Свами Чидананды запали мне в сердце. Вечером, когда мы сидели с ним на полу его освещенной светильником комнаты, окна которой выходили на Гангу и гималайскую долину, Свами вдруг стал описывать мне подробности моего путешествия. Он делал это с поразительной точностью и даже произнес вслух мои самые сокровенные мысли. Он рассказал мне, как я оставил родительский дом и почувствовал непреодолимое желание попасть в Индию, как в дороге я рисковал жизнью, чтобы добраться до этих мест. Хотя я никогда не рассказывал ему об этом, ему было все известно и так. Он щедро проливал на меня свои благословения, а я просто сидел, не в силах вымолвить ни слова Я понимал, что очень редко можно встретить человека, обладающего таким могуществом и славой, но при этом остающегося таким простым и сердечным.

Чувствуя потребность побыть одному и заняться собственным очищением, я поблагодарил Свами Чидананду и покинул ашрам. На следующее утро, сидя на берегу Ганги, я написал матери такое письмо.

 

Любимая мама!

Я пишу тебе из Ришикеша, священного города на берегу Ганги. Мне кажется, что в царящей здесь атмосфере умиротворения и покоя можно научиться очень многому.

Я занимаюсь здесь тем, чем и подобает заниматься в святом месте, хотя мне было бы непросто объяснить тебе, что именно я делал все это время. Я приехал сюда не как турист или экскурсант. Здесь я ищу собственную душу. Жизнь на Востоке разительно отличается от всего, к чему привыкли жители Америки и Европы. Здесь всё другое. Я пока не знаю, когда вернусь, но одно могу сказать точно: я очень скучаю по всем вам и по своим друзьям и с нетерпением жду встречи с вами. Но ты должна понять, что прежде мне нужно выполнить то, ради чего я приехал на Восток, — постичь истинный смысл жизни.

 

Твой любящий сын,

Ричард

Индия, Гималаи, Ришикеш, январь 1971 г.

 

Я сел в переполненную лодку, которая переправляла пассажиров на восточный берег Ганга. Рядом с лодкой, в переливающемся на солнце речном потоке, плавало множество крупных рыб. Прохладный ветерок обдувал мне лицо, и я пил его глубокими глотками, вслушиваясь в доносящийся с берега гипнотизирующий речитатив — это ученики в ашрамах декламировали священные гимны Вед. Оказавшись на другом берегу, я в одиночестве побрел вдоль реки на юг в поисках укромного места. Найдя подходящее место, я сел и погрузился в размышления. У меня было такое ощущение, что я оказался не просто в другой стране, а за миллионы километров от того мира, который знал раньше. Через несколько часов меня вывел из медитации звук чьих-то шагов. Я открыл глаза. Ко мне, сосредоточенно глядя перед собой, медленно шел святой человек. Кожа его имела золотистый оттенок, у него была седая борода и волосы до плеч. Он был облачен в развевающиеся на ветру одежды и излучал умиротворение.

Я встал, приветствуя его. Подняв на меня свои большие добрые глаза, он произнес:

«Ты не знаешь, кто я, но я тебя знаю. Я видел, как велика твоя решимость. А сейчас подари свою одежду Ганге, и я вручу тебе одеяние садху».

«Что такое садху?» — спросил я.

«Садху — это странствующий отшельник, отказавшийся от мирских привязанностей ради божественной жизни. Иными словами, садху — это монах».

На берегу священной реки он дал мне два куска тонкой белой хлопчатобумажной ткани и показал, как правильно обматывать их вокруг талии (это называлось лунги) и торса (эта часть называлась чадар).

Еще он дал мне набедренную повязку, или каупину, состоящую из двух кусков хлопковой ткани. Польщенный этими дарами, я опустил свою западную одежду в стремительные волны реки и вознес Богу молитву. Моя водолазка и джинсы исчезли в воде навсегда.

На прощание святой прошептал мне на ухо фразу, поразившую меня: «Отныне твоей матерью будет Ганга. В свой срок она сама покажет тебе это». С учетом того, что я только что написал письмо матери, его слова прозвучали как волшебный ответ.

Несколько дней спустя я пришел в Веда-Никетан — небольшой уединенный одноэтажный ашрам с дюжиной простых и скромных комнат. Обитатели ашрама, как и многие из тех, кого я тогда встречал, готовились к Кумбха-меле, самому большому религиозному празднику в Индии. Когда я услышал, что на празднике ожидается двадцать миллионов человек, я решил не участвовать в этом. В лесу недалеко от Веда-Никетана я нашел пещеру и поселился в ней. Каждое утро на рассвете я садился на берегу Ганги и всматривался в ее стремительно текущие воды. Ширина реки в этом месте достигала сотни метров, и берег был усыпан мягким серебристым песком и россыпями гладких камней. Переливаясь разными цветами, камни всевозможных размеров — от мелкой гальки до огромных валунов — напоминали сказочные драгоценные украшения. Понимая, что я недостоин сокровищ, к которым стремлюсь, я ощущал настоятельную потребность в очищении. Поэтому я решил каждый день в течение месяца с восхода и до заката молиться и соблюдать обет молчания. Я помолился о том, чтобы Бог указал мне подходящее для этого место и вдруг заметил в реке прямо перед собой гряду камней. Она образовывала нерукотворный мост к большому плоскому валуну, расположенному посреди Ганги метрах в десяти от берега. Этот камень и стал моим местом для медитации. Я садился на него и сидел весь день, окруженный со всех сторон могучим потоком Ганги. Это захватывающее зрелище помогало мне ощутить собственную ничтожность. В сумерках, по дороге в пещеру, я проходил мимо старика, который сидел на земле и продавал мелкую морковь, разложенную на куске старой мешковины. Видя меня, старик протягивал мне одну морковку. Я дал обет, что вода из Ганги и одна морковка в день будут моей единственной пищей в ближайшие тридцать дней.

Всю светлую часть суток я в полном одиночестве проводил на камне, повернувшись лицом навстречу течению. На противоположном берегу, по левую руку от меня, иногда можно было видеть какого-нибудь медитирующего йога. Справа простирались живописные предгорья Гималаев. Вершина ближайшей ко мне горы очертаниями напоминала сердце. Для меня она олицетворяла сердце Бога. Я часами смотрел на нее и думал о том, как безгранично сердце Бога, дарующее прибежище всем живым существам, как оно величественно и прекрасно. При восхождении на гору мы (оставляем позади равнину, и точно так же, если мы хотим совершить восхождение к сердцу Господа, нам нужно оставить позади все мешающие нам мирские привязанности. Искренняя духовная практика — это подъем в гору, и сколько бы трудностей ни возникало на этом пути, мы должны упорно идти вперед и не терять надежду. Гора сама поддерживает того, кто восходит на нее. Так и Господь, если мы искренни, непременно поможет нам достичь Его любящего сердца.

Вокруг меня со всех сторон раскинулась Ганга в своем зимнем наряде из сверкающих волн. Ее воды вздымались и бурлили, словно опьяненные ее же красотой. Ни один художник не в состоянии передать всю красоту хотя бы одного мгновения этого бесконечного великолепия. Река творила шедевр за шедевром и тут же уничтожала их. Я извлек из этого важный урок: все прекрасные явления этого мира преходящи. Здесь нет ничего постоянного. С каждым мгновением окружающая нас природа претерпевает изменения. Мать-Ганга, как и природа в целом, вечна, однако век ее творений недолог. Точно так же неумолимо разрушается все то, чем мы дорожим в этом мире. Нам не удастся ничего сохранить навсегда. Но если мы сумеем оценить красоту глубинного течения истины, то под бушующими на поверхности волнами радости и горя нам откроется совершенно иная реальность. Я сидел посреди реки, словно ее прилежный ученик. Ганга берет начало высоко в Гималаях и неостановимо течет к океану. На пути ей встречаются многочисленные препятствия — поваленные деревья, огромные камни и даже скалы, но ничто не в силах остановить ее течение. Она легко преодолевает все преграды, протекая над ними, под ними или обтекая их. Мать-Ганга учит нас, что, если мы хотим достичь успеха, нам нужно так же упорно стремиться к поставленной цели, невзирая на неизбежные препятствия, которые, как камни, пытаются преградить путь течению реки жизни. Мы должны огибать их и никогда не сдаваться. Бог поможет найти выход из любой ситуации.

Сидя на камне, я представлял себе, что вижу перед собой не просто речной поток, а реку жизни. Когда находишься в водовороте, трудно избежать его влияния, но если сидеть на берегу, то можно наблюдать за течением со стороны. Так мать-Ганга показала мне, что, если научиться отходить в сторону от своего эго, беспокойного ума, чувств и окружающего мира и вглядываться в поток жизни, можно обрести подлинную мудрость. На закате я возвращался в свою лесную пещеру и там размышлял над откровениями, которые мне подарил этот день.

Однажды я задумался об истории этого края, насчитывающей многие миллионы лет. Когда-то здесь процветала духовная цивилизация ариев. Затем эти земли ненадолго покорил Александр Македонский. После него в Северную Индию вторглись мусульманские завоеватели и правили ею несколько столетий, пока их не изгнали англичане. А тех, в свою очередь, изгнало из Индии национально-освободительное движение во главе с Махатмой Ганди и Субхашем Чандрой Боузом. Свобода и рабство, война и мир, политические победы и поражения сменяли друг друга, подобно временам года. Но неподвластная времени мать-Ганга невозмутимо несла свои воды к океану. Истина тоже всегда остается неизменной. Какие бы драматические события ни происходили в этом мире, ничто не может нарушить течения истины.

Мимо меня по реке проплывали листья, цветы, вырванные с корнями деревья и даже трупы людей и животных. Любой из этих предметов, размышлял я, может достичь океана, если будет держаться стремнины. Однако со временем многие из этих вещей течение выбросит на берег, и их движение вперед прекратится. Духовный путь и духовного учителя можно сравнить с потоком воды в Ганге, а предметы, плывущие по ней, можно уподобить ученикам. Если ученик с верой отдастся потоку духовного учения, его волны принесут ученика в океан духовной истины. Однако на берегах реки ученика подстерегают многочисленные соблазны. В поисках комфорта и счастья некоторые ученики выходят из потока, несущего их к заветной цели. Далеко не все искатели истины остаются верными ей, однако те, кому посчастливится остаться в потоке, в конце концов достигают океана просветления. Снова и снова я задавался вопросом: Кто мои учителя? Смогу ли я остаться верным истине?

Ранним утром, за несколько минут до восхода, я смотрел на Гангу, неустанно несущую свои воды, и мысленно рисовал себе весь ее путь от истока до устья. Океан звал, и каждая капля воды в потоке упорно стремилась к нему, своей конечной цели, находящейся пока еще так далеко. Мать-Ганга учит меня терпению и настойчивости, которые необходимы мне, чтобы всегда следовать зову своего сердца.