В тот день, когда я загляну ему в глаза, я пойму, что он мой.
Оказавшись наконец в спальне, Джулия прижала ладони к разгоряченному лицу. Ее поспешное бегство из кухни не было вызвано ни благоразумием, ни осторожностью. Оно было следствием панического страха.
О, ей не следовало перечитывать свои дневники! Боже, как опрометчиво она поступила! Эти записи разбередили ей душу, они разбудили в ней прежние тайные мысли и мечты. Ее желания снова проснулись, и теперь тело Джулии ныло от неудовлетворенной страсти.
Но только теперь Джулия поняла, что, несмотря на все свои изощренные эротические фантазии, несмотря на свою врожденную чувственность, она была в делах любви почти такой же робкой и неопытной, как девственница. Перед ней был мужчина, о котором она долгие годы мечтала. Он был, возможно, ее единственным шансом осуществить тайные грезы. Однако Джулия, взрослая женщина, вдова, прожившая в браке немало лет, струсила и убежала!
Джулия боялась, что покажется Маркусу смешной, что не сможет удовлетворить его. А что, если Маркус захочет увидеть ее совершенно нагой? Джулия застонала от досады. Она считала, что в последнее время располнела. Не надо было налегать на вкусные пирожки с лимоном, которые так замечательно удавались Мегу.
Страдания Джулии становились невыносимыми. Она с трудом дышала и боялась, что умрет от неудовлетворенного желания, сжигавшего ее изнутри.
Джулия подбежала к балконным дверям и, открыв щеколду, распахнула их. В комнату ворвался холодный ночной воздух, он остудил ее раскрасневшееся лицо, но не унял жар распаленного тела. Джулия вышла на балкон и, положив руки на балюстраду, вдохнула ледяной воздух.
Как же глупо она себя вела! Маркуса тянуло к ней, он хотел ее, это было совершенно очевидно. И она тоже хотела его. Так зачем нужно было устраивать весь этот спектакль? Разве она не может завести себе любовника?
Но что будет, если члены «Королевской четверки» проведают об этом? Нет, к черту «четверку»! У Льва и Кобры есть жены, Сокол отводит душу, коллекционируя что‑то – то ли мечи, то ли монеты. И даже хладнокровный, бесстрастный Ливерпул проводит свободное время в обществе милой, застенчивой леди, которой предан всей душой. Джулия тоже может сблизиться с Маркусом, если, конечно, осмелится сделать это…
Холодный воздух наконец остудил ее пыл, и мысли Джулии прояснились. Обхватив плечи руками и запрокинув голову, она взглянула в бездонное ночное небо. Теперь она сожалела, что убежала от Маркуса. Он, должно быть, посчитал ее идиоткой. Но если она все же сумеет справиться со своей робостью, то, возможно…
И тут Джулия почувствовала запах сандалового дерева.
– Вам не спится, Джулия? – услышала она за спиной глубокий мягкий голос.
Маркус стоял так близко, что Джулия ощущала исходившее от его тела тепло. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Джулия обернулась и, обвив руками шею Маркуса, припала к его губам.
Для Маркуса, который все еще с восторгом вспоминал их поцелуй в саду, эта страстная ласка Джулии была настоящим откровением. Джулия прижалась к нему всем своим гибким, восхитительным телом. Она погрузила пальцы в густые шелковистые волосы Маркуса, ее язык проник к нему в рот.
Но Маркус не мог полностью отдаться на волю чувств. Он должен был прежде поговорить с Джулией, рассказать ей о том, кто он был на самом деле и зачем явился сюда. Для такого разговора ему, конечно, потребуется все его мужество…
Ему не хотелось прерывать поцелуй, но тем не менее Маркус взял Джулию за плечи и мягко отстранил ее.
– Джулия, я…
– Маркус Блайт‑Гудмен, немедленно обнимите меня, – задыхаясь от возбуждения, потребовала она. – Или, клянусь, я снова наведу на вас пистолет!
Маркус расхохотался.
– Если бы вы знали, дорогая, как мне нравятся такие речи! – воскликнул он. – Но я не могу…
Она снова бросилась ему на шею, и Маркус дрогнул. Джулия сгорала от страсти, и он тоже в течение многих дней мечтал о близости с ней. И все же Маркусу снова удалось взять себя в руки.
– Джулия, мне нужно кое‑что сказать вам… – промолвил он, высвобождаясь из ее объятий.
Она отшатнулась от него и, повернувшись спиной, закрыла лицо ладонями.
– Идиотка, ох, какая же я идиотка… – услышал Маркус ее приглушенный голос.
Обняв ее за талию, Маркус прижал Джулию к себе.
– Дорогая моя, вы замерзнете. Пойдемте в комнату и поговорим там спокойно.
Джулия яростно замотала головой.
– Джулия, прекратите капризничать, вы ведете себя как последняя дура, – начал он увещевать ее. – Пойдемте в комнату.
Джулия резко вскинула голову и сердито посмотрела на Маркуса:
– Вы назвали меня дурой? Да как вы смеете?!
Маркус усмехнулся. Он был рад тому, что к Джулии вернулось ее прежнее задиристое расположение духа. Маркус не выносил женских слез.
– Если вы не хотите, чтобы я так вас называл, то ведите себя иначе.
Она открыла было рот, собираясь возразить, но тут же передумала и бросилась в спальню. Маркус растерянно провел рукой по волосам, пытаясь сосредоточиться. Но у него путались мысли. Он не понимал, что происходит. Он представления не имел, что сейчас скажет Джулии.
Маркус знал только одно – если он сейчас потащит ее в постель, это будет настоящим преступлением с его стороны. Он был для нее мужчиной мечты. Маркус знал, как вести себя, чтобы понравиться Джулии, поскольку прочитал ее дневники, описывавшие женские грезы. Но он слишком высоко ценил Джулию, чтобы бессовестно водить ее за нос.
Конечно, если он скажет ей, что тайком проник в усадьбу и прочитал ее дневники, что вообще явился для того, чтобы дискредитировать ее и получить вакантное место в «Королевской четверке», то пелена спадет с глаз Джулии, и эта отважная дама, вероятно, снова схватится за пистолет.
Маркус не мог забыть ее жадный взгляд. Она пожирала его глазами на кухне. Она смотрела на него так, словно он был ее героем или божеством. Но Маркус не видел в себе ничего героического. Он боялся, что не сможет соответствовать представлениям Джулии. В ее присутствии он часто чувствовал себя идиотом или змеей, вкравшейся в доверие к слабой, увлекающейся женщине.
Сможет ли он открыть Джулии всю правду о себе? Признавшись ей во всем, он рискует потерять ее навсегда.
Нет, он не должен этого делать…
«Трус!» – обозвал себя Маркус, но ему трудно было заставить себя заговорить с Джулией.
Войдя в спальню, он закрыл за собой балконную дверь. Джулия уже успела надеть халат из плотной ткани и теперь сидела в большом глубоком кресле, стоявшем у горевшего камина. Маркус подошел и оперся локтем на каминную полку. Некоторое время они оба смотрели в огонь.
Наконец Джулия нарушила молчание:
– Вы что‑то хотели сказать мне?
«Вы прекрасны. Вы восхитительны! – хотелось крикнуть Маркусу. – Я люб…» Он тряхнул головой, отгоняя опасные мысли, и глубоко вздохнул.
– У вас такой вид, будто вы собираетесь прыгнуть с высокого утеса, Маркус, – заметила Джулия.
Она смотрела на него с настороженностью и любопытством.
Маркус улыбнулся:
– Возможно, именно это я и собираюсь сделать.
Он опустился перед ней на одно колено и взял ее руку в свои. В глазах Джулии мелькнуло удивление.
– Надеюсь, вы не намереваетесь предлагать мне руку и сердце? – высвободив свою руку, промолвила она. – Было бы неприлично объявлять о второй помолвке сразу же после расторжения первой.
Заметив, что он действительно стоит в классической позе человека, делающего предложение руки и сердца, Маркус засмеялся и встал. Быстро подняв Джулию с кресла, он занял ее место и посадил ее себе на колени.
– Вот так будет лучше.
Джулия напряглась всем телом.
– Маркус, не думайте, что вы обязаны…
– Джулия, вы удивительная женщина, и я не перестаю восхищаться вами. Но прошу вас, не стремитесь постоянно быть хозяйкой положения. Позвольте, я возьму инициативу в свои руки.
– Это мой дом, – хмуря брови, заявила она. – И думаю, что…
Он запечатал ее рот поцелуем. Джулия попыталась вырваться, но через пару мгновений перестала сопротивляться.
Из ее груди вырвался хриплый стон, такой же, как когда‑то в саду. От этого звука у Маркуса перехватило дыхание, и он почувствовал, как нарастает возбуждение…
Маркус отстранился от Джулии, опасаясь зайти в своих ласках слишком далеко. Ее разомлевшее в его объятиях тело было податливым и нежным. Не разжимая рук, Маркус откинулся на спинку кресла.
– Прежде чем мы с вами очертя голову кинемся в водоворот страсти, я хотел бы кое‑что сказать вам, – произнес он.
Джулия вздохнула и положила голову ему на плечо.
– Я вас слушаю.
Маркус провел рукой по ее золотистым волосам.
– Как вы знаете, я – второй сын в семье, – начал он. – Но кроме того, я зачат не от отца. Мой отец в действительности мне не отец, а мой брат – брат всего лишь наполовину, по матери. И всю жизнь они оба не могли мне этого простить.
Маркус замолчал, ожидая, что его сердце сейчас, как всегда при воспоминании о семье, пронзит боль, однако этого не произошло. Близость Джулии, исходивший от ее волос тонкий аромат не давали горечи и отчаянию овладеть им.
– В нашу семейную тайну никто из посторонних посвящен не был, – продолжал Маркус. – Но тем не менее я всегда чувствовал себя изгоем. Существует тысяча способов дать человеку понять, что он чужой. Его можно, например, несправедливо обвинять или вымещать на нем свое зло. Как бы ты ни старался, какие бы усилия ни прикладывал, как бы хорошо ни учился, как бы быстро ни бегал и ни скакал верхом, тебе все равно никогда не быть первым. Твой удел – вечно быть вторым.
Маркус почувствовал, что Джулия взяла его руку. Она прижала ее к своей груди, как ребенка, и затаила дыхание. Как ни странно, это подействовало на Маркуса как сильное лекарство от душевной боли, которую он всегда испытывал, мысленно возвращаясь в прошлое.
– Самое ужасное заключалось в том, что я не понимал, почему так происходит. Если бы я в раннем детстве узнал тайну своего происхождения, то, думаю, давно бы уже сдался. Но я догадался обо всем лишь в тот день, когда застал свою мать с любовником – высоким мужчиной, у которого были выразительные зеленые глаза…
Джулия прижалась к Маркусу всем телом так, словно хотела защитить его от мучительных воспоминаний.
– Они целовались, а потом любовник матери повернулся и устремил на меня свой взор… Он смотрел так, как будто давно знал меня и гордился мной! Я всегда мечтал, чтобы человек, которого я считал своим отцом, хотя бы однажды вот так взглянул на меня… – Маркус покачал головой. – Но в тот момент я понял, что этого никогда не произойдет. Меня не интересовал этот незнакомец. Я стремился снискать расположение мужа своей матери. Многие годы я старался заслужить его одобрение, но все было тщетно, и теперь я знал почему.
– И теперь вы обвиняете любовника матери во всех своих бедах, – сказала Джулия.
– Нет. – Маркус тихо засмеялся. – Я во всем обвиняю мать. – Он немного помолчал. – Во всяком случае, я обвинял ее раньше. Когда я пошел на военную службу, думал, что навсегда порываю с прошлым. Но оказалось, что и там не избавился от желания самоутвердиться, доказать родным, на что я гожусь, заставить их признать, что они недооценивали меня.
Джулия подняла голову и внимательно взглянула на Маркуса:
– А зачем вы все это рассказываете мне, Маркус?
Он погладил ее по голове.
– Я хочу, чтобы вы знали о моем прошлом. Это поможет вам понять меня, когда… – Он замолчал. Маркус хотел попросить у Джулии прощения зато, что прочитал ее дневники и использовал против нее почерпнутые из них сведения, но не осмелился этого сделать. – Еще до встречи с вами я пытался представить, какая вы. Я думал, что увижу красивую молодую вдову престарелого лорда… Одним словом, я мыслил штампами. Вы понимаете, о чем я говорю?
Джулия вздохнула.
– Я хороша собой, но меня нельзя назвать красавицей. Вот моя мать была действительно прелестной женщиной. А у меня много недостатков – длинноватый нос и слишком непокорные волосы. А мои руки? Вы только посмотрите на них! – И она показала ему свои ладони. – Я до сих пор не могу свести застарелые мозоли. Если вы считаете меня красивой, вам надо носить очки, мистер Блайт‑Гудмен.
Услышав свой псевдоним из уст Джулии, Маркус едва не вздрогнул. Ему вдруг стало совестно за свой обман.
– Я всегда был слеп, когда дело касалось женщин, – смущенно признался он. – Я сужу о них несколько… поверхностно. Но в любом случае я хочу, чтобы вы знали, что я сам не без греха и поэтому не ищу в жизни святых, непорочных женщин.
– Как это великодушно с вашей стороны, – подозрительно поглядывая на него, промолвила Джулия. – И на какой же из моих многочисленных пороков вы готовы закрыть глаза?
Маркус рассмеялся.
– Джулия, для меня не имеет никакого значения, мадонна или шлюха передо мной. Я хочу вас всю целиком, безраздельно.
