Кто перетащил ребёнка .

Очевидец, пожелавший остаться неизвестным, подробно описал загадочный случай в письме А.С. Кузовкину. Это произошло в Краснодаре 3 октября 1963 года в 14.00:

«Войдя в дом, я увидел странные колебания шторы на двери в спальню, где жила Л.Н. с мужем и дочерью. Кроме колебания, из-за шторы доносилось довольно громкое кряхтение ребёнка (как если бы за шторой находился годовалый ребёнок, сидящий на горшке). Низ шторы колебался резкими и быстрыми ударами каких-то заострённых тел. Было такое впечатление, что кто-то сидит за шторой на пороге комнаты и что-то очень энергично делает руками, а острые худые локти (я бы сказал, тонкие) колеблют штору.

В следующее мгновение штору отстранили несколько в сторону (руки, сделавшей это, я не видел) и на меня глянуло мужское лицо. Оно появилось как бы мгновенно, когда отстранялась штора, его не было, а потом мгновенно появилось, причём не повернулось, как это сделал бы обычный человек, поворота шеи и сопряжённого с этим напряжения лица не было. Не было и самой шеи, просто лицо возвышалось над чем-то массивным, стеклянно-чёрным, полупрозрачным, в 50-60 см от пола. Лицо также было чёрным и полупрозрачным. Я видел детали убранной кровати на заднем плане сквозь лицо, правда, было видно плохо, только плотнее и рельефнее, чем нижняя часть тела.

Лицо принадлежало мужчине в возрасте 40 лет. Черты лица похожи на черты лица жителей Кавказа. Прямой, чуть удлинённый нос, рельефные чётко очерченные губы (как вырезанные), чистый высокий лоб, тонкие брови (но не шнурочки), несколько впалые щёки, всё лицо было удлинённое, сужающееся книзу. Подбородок не острый (волевой), и расширяющаяся лобная часть.

Больше всего меня поразили глаза, серые, очень выразительные и... грустные и усталые. В целом же лицо выражало спокойствие и какое-то равнодушие.

Если исходить из пропорций человеческого тела, то лицо принадлежало человеку среднего или чуть выше среднего роста 175-180 см. Впечатление производило приятное, даже симпатичное. Волос и ушей не видел. Дело в том, что лицо к краям становилось всё более прозрачным и не проглядывалось в районе ушей и волос.

Была в этом лице ещё одна деталь, вызывающая удивление, — лицо было совершенно гладким, словно действительно стеклянным, без единой морщинки, пор или признаков волосатости (кроме бровей). Но в то же время живым! Я его наблюдал с расстояния 2,5-3 метра.

День был солнечным, в комнате было очень светло, свет из окна падал прямо на лицо, и я смог бы хорошо рассмотреть каждую волосинку на щеке или бороде, но их не было и не было признаков, что они когда-то там были.

Посмотрев таким образом на меня в течение не более 10 секунд, штору опустили, и лицо исчезло. В ту же секунду я увидел и услышал, как торопливо положили на пол младенца, совершенно голого, головка тихонько стукнулась о порог, и в следующее мгновение шторы разлетелись в стороны, как если бы их с силой разбросили в стороны руками, и мне под ноги метнулось с большой скоростью объёмное, тёмное “облако”, диаметром чуть больше полуметра. Это “облако” перелетело комнату с набором высоты и с шумом рассекаемого воздуха (ф-ф-у...). По ходу движения оно становилось всё более прозрачным и на выходе в проёме двери, ведущей на улицу, было уже совершенно невидимо, только шторы, бывшие на этой двери, разметались так же, как если бы их отбросили руками.

Все двери в доме были открыты настежь, так как погода на улице стояла довольно тёплая.

Когда это облако пролетало мимо меня (я по всему пути следования провожал его взглядом), мне в щиколотку левой ноги ткнулось что-то мягкое и тёплое (как если бы ткнули кошкой, до того лежавшей на печке), а по бокам ударила воздушная волна от быстро движущегося тела.

После окончания всей этой суеты я обернулся к ребёнку, так как он издавал звуки, готовые перейти в плач. До этого кряхтение прекратилось, и сколь-нибудь выразительных звуков из-за шторы я не помню. Первым желанием было броситься к ребёнку и поднять его с пола, но, к своему удивлению, я почувствовал, что этого мне делать нельзя. Я мог физически двигаться, может быть, подойти к нему и взять его, но какая-то внутренняя сила изо всех сил меня к нему не пускала.

Побежав к Л.Н., я позвал её, когда она пробегала то место, где я стоял, наблюдая лицо, у меня было большое желание не пускать её дальше, я даже схватил её за халат, сказав: “Не ходи туда” — но она, вырвав халат, со слезами на глазах и возмущением спросила “Почему не ходить?”

Когда она схватила орущую во всё горло Ларису на руки, повернулась ко мне и спросила: “Как она здесь очутилась?”

В этот день я удивился тому, что не чувствовал страха, он пришёл ко мне спустя две недели.

Спустя много лет в беседе с Л.Н. я выяснил, что она в тот день в 14.00 накормила дочь, перед этим она её купала и уложила спать на кушетке в спальне. Когда же она вбежала в комнату, то нашла Ларису голой, лежащей на пороге, а куль с пелёнкой и распашонкой так и остался лежать на кушетке нетронутым и хорошо завязанным. Было впечатление, что ребёнка вытянули за голову и перенесли более трёх метров по комнате, положив затем на пороге.

Сейчас Ларисе 17 лет, учится в 9-м классе. Учится хорошо, способная девочка (теперь уже девушка), но определённых увлечений нет. На протяжении всех этих лет никаких особенностей в здоровье, поведении, суждениях не отмечалось.»