Изгнание

У себя дома такого одобрения я не получил. Да я и не мог до конца объяснить то, что Господь делал в моей жизни. Так или иначе, я попал в ужасную ситуацию. Унижение и позор. Я стал посмешищем всей семьи. Это было ужасно! Еще от отца я мог ожидать такого отношения, но уж никак не от матери. Раньше я видел от нее куда больше привязанности. То же можно сказать и про моих братьев, и сестер. Они стали изводить меня презрением и жестокостью, относясь ко мне, как к чужаку. «Традиция, традиция», – как пел главный герой «Скрипача на крыше» («Скрипач на крыше» – всемирно известный мюзикл о жизни еврейской общины на Украине в начале XX века. Прим. пер.). Восточному человеку нарушение традиций не прощается. Запад вряд ли когда-нибудь это поймет до конца. Такой человек, как я, позорит всю семью и прощен быть не может. Семья сказала мне: «Бенни, ты бесчестишь наше доброе имя». Они просто умоляли меня не пятнать их репутацию. Мой отец, когда-то занимавший пост мэра, не преминул напомнить мне об этом. Доброе имя семьи находилось под угрозой. Пожалуйста, поймите меня: не только греческие православные, но и представители других восточных добропорядочных церквей, возможно, самые консервативные люди, когда речь заходит о личном познании Христа.
Я всего-навсего стал Христианином, рожденным свыше, и это явилось позором для них. Почему? Видите ли, они действительно считали себя Христианами и имели этому документальное подтверждение. Их церковь самая старая. Но именно здесь скрываются корни данной проблемы. Меня воспитывали в этом. Очень долгое время вера являлась лишь формой ритуалов и догм, Божьему помазанию не уделялось ни малейшего внимания. Сила ушла. В результате они и понятия не имели о слышании Божьего голоса и водительстве Духом.

Стало ясно, что, оставаясь в родительском доме, я должен оставить все разговоры о Христе. Но ничто не могло залить пламя моей новорожденной веры. Как пышущий жаром уголек, я не переставал «гореть». Моя большая Библия была открыта с раннего утра. Святой Дух продолжал открывать мне Слово. И мало того, каждый вечер, когда мне удавалось ускользнуть из дома, я посещал молодежные или молитвенные собрания. В четверг вечером я снова пришел в катакомбы. Не могу забыть тот день, когда я упомянул об Иисусе в своем доме. Отец подошел ко мне и ударил меня по щеке. Я почувствовал боль. Конечно, это не камни с улиц Иерусалима – та боль совсем другого рода. Я чувствовал боль за мою семью. Я любил их так сильно и всем сердцем желал их спасения. Я сам был виноват. Отец предупреждал: «Если я еще раз услышу от тебя об Иисусе, ты пожалеешь, что начал этот разговор». Он зло сверкнул глазами, словно хотел выгнать меня из дома.

Когда впоследствии я рассказал о Господе своей маленькой сестре Марии, он как-то узнал об этом и воспылал гневом вновь. Отец вообще запретил мне говорить с ней о духовном.

ВИЗИТ К ПСИХИАТРУ

Даже братья гнали меня. Они обзывали меня всеми унизительными прозвищами, которые существуют под небесами и в преисподней. Это длилось долго. В своей комнате я молился: «Господь, когда же это кончится? Познают ли они Тебя, наконец?»
Дошло до того, что я не мог разговаривать ни с одним членом моей семьи. Мне не нужно было смотреть в словаре значение слова «отщепенец». Они дали возможность прилететь из Израиля моей бабушке единственно с целью сообщить мне, что я сошел с ума.
«Ты разрушишь нашу семью, – говорили они. – Разве ты не понимаешь, какой это позор?»
Отец организовал для меня визит к психиатру. Он и вправду думал о сумасшествии. И какое же заключение сделал врач? «Возможно, у вашего сына тяжелый период, это пройдет». Затем они решили сменить тактику и попытались занять меня работой, которая постоянно держала бы меня в напряжении и не оставляла времени для Иисуса.
Отец обошел всех своих друзей, говоря: «Я хочу устроить к вам на работу своего сына Бенни».

Отец привез меня на машине в одно такое место и, не выходя из нее, ждал меня, пока я туда ходил. Я встретил там одного из самых грубых и бездуховных людей, каких только можно себе представить. Ясно, я не мог работать с ним. Вернувшись, я сказал: «Этот человек никогда не станет моим начальником». Я жалел отца в те дни: он дошел до точки. Отец сказал: «Бенни, что тебе нужно, скажи? Я сделаю для тебя все, только, пожалуйста, оставь этого своего Иисуса». «Папа, – ответил я, – ты можешь просить о чем угодно, но мне легче умереть, чем оставить найденное мною». Последовала мрачная сцена, из дружелюбного отца он тотчас превратился в саркастического чужака. Он смог предложить мне только новый поток ругательств, впадающий в реку ненависти.

Следующие два года мы практически не общались. За обеденным столом он на меня не смотрел. Полное отчуждение. В конце концов, стало невыносимым даже просто сидеть с ними молча во время передачи вечерних новостей. Что мне оставалось делать? Я уходил в свою комнату... Но оглядываясь назад, я ясно вижу, что Господь держал все в Своих руках. Я проводил с Богом сотни и тысячи часов: всегда с открытой Библией я молился, учился, поклонялся, я постился и питался небесной манной, столь нужной мне в эти годы.

Я ДОЛЖЕН