Такой же, как все

Как бы ни был реален человек, ставший героем, это всегда соби­рательный образ. Личность Юрия Гагарина создана не только исто­рией, но и народным воображением. На вопрос о том, почему пер­вым был выбран именно Гагарин, космонавт Павел Попович ответил легендой.

Однажды вечером академик Королев повел будущих космонав­тов посмотреть на корабль «Восток». Когда они оказались в ангаре, академик щелкнул выключателем, и ровный безжизненный свет наполнил длинное помещение с хрупкой скорлупой космической лодки. Всем стало не по себе от этого прообраза космической пус­тоты. А потом Королев сказал, что понимает опасения космонав­тов, ведь никто действительно не знает, как все получится, но это дело добровольное. Космонавты, поколебавшись секунду, подтвер­дили свое решение лететь. И академик добавил, что с завтрашнего дня они будут проходить дополнительные медицинские обследова­ния.

Неделю или месяц космонавты глотали таблетки, вдыхали и вы­дыхали, подставляли руки шприцам.

Когда их снова вызвали к Королеву, он был озабочен и хмур. Ко­смонавты встали в ряд, и он начал по очереди спрашивать их о само­чувствии, о готовности к полету. Все отвечали, что чувствуют себя отлично и готовы лететь, а на челе академика все явственнее собира­лась гроза.

Юрий стоял ближе к концу ряда. Когда до него дошла очередь, Сергей Павлович язвите 1ьно проронил, что он, конечно, тоже вполне готов лететь. Гагарин замешкался из-за короткой внутренней борь­бы. Глядя прямо в глаза Королеву, он с усилием признался, что у него сейчас очень болит голова, но он готов выполнить любое зада­ние.

Королев облегченно рассмеялся, а затем пожурил всех, сказав, что у них головы просто раскалываются на части, так как им дали специальные порошки. Он признал, что все они герои, но сейчас ему нужно знать, от кого он может получить объективную инфор­мацию.

«Вот так Юра и полетел первым» — таким словами закончил По­пович свой рассказ.

А если бы этого и не случилось, то легенда все равно была бы права, так как копнула самую сущность натуры Гагарина. Он был на удивление таким же, как все, только чуточку смелее, доорее и пря­модушнее.

Дополните сжатый пересказ текста известной вам историей из жизни Ю. Гагарина.

Как-то раз Юрий Гагарин проехал на подаренной ему «Волге» на красный свет, и по его вине случилась авария. К счастью, постра давших не было, но вот свою машину и старенькую «Победу» он разбил основательно. К месту аварии тут же подоспел милиционер, и, конечно же, узнал Ю. А. Гагарина. Улыбнулся, потом отдал честь и заверил, что «накажет виновного». А потерпевший пенсионер тоже улыбался: ведь перед ним все-таки Гагарин... Остановив попутную машину, милиционер попросил шофера довезти Гагарина, куда ему нужно. И, конечно же, тот согласился.

Гагарин уехал. Но скоро вернулся к месту аварии, видно, что-то скребло у него на душе. Там он увидел, что вину его милиционер приписывал старику. И Юрий Алексеевич восстановил справедли­вость. А потом помог отремонтировать «Победу» и оплатил все ра­боты.

 

№67

I

Если бы птицам присваивали воинские чины, то этот гусь полу­чил бы адмирала. Все у него было под стать этому чину: и выправка, и походка, и тон, каким он разговаривал с другими деревенскими гусями. Двигался он важно, обдумывая каждый шаг.

Поднимется гусь на отмели в полный рост и начнет размахивать упругими полутораметровыми крыльями, а на воде пробегает серая рябь, и шуршат прибрежные камыши.

Этой весной, лишь пообдуло проселки, я собрал свой велосипед и поехал открывать рыбачий сезон. Когда я проезжал вдоль деревни, Белый гусь заметил меня и, пригнув шею, с угрожающим шипением двинулся навстречу. Я едва успел отгородиться велосипедом, «Вот собака, — сказал подбежавший мальчик. — Другие гуси как гуси, а этот... Никому проходу не дает». Он объяснил мне, что у него сейчас гусята, поэтому гусь так и лютует. «А мать их где?» — спросил я. «Машина переехала», — был ответ.

Гусь не прекращал шипение. Я ему крикнул: «Легкомысленная ты птица! А еще папаша! Нечего сказать, воспитываешь поколе­ние...»

Я и не заметил, как из-за леса наползла туча, превратилась в серо-сизую тяжелую монолитную стену и продолжала медленно пожирать синеву неба. Гуси, перестав щипать траву, подняли головы. Едва я успел набросить на себя плащ, как начался холодный косой ливень. Гуси, рас­топырив крылья, полегли в траву, спрятав под собой выводки.

Вдруг что-то жестко стукнуло по козырьку кепки, и белая горо­шина упала к моим ногам. Выглянув из-под плаща, я увидел воло­чившиеся по лугу седые космы града.

Белый гусь сидел, высоко вытянув шею. По его голове бил град, гусь вздрагивал и прикрывал глаза. Когда особо крупная градина попадала ему в темя, он, согнув шею, тряс головой.

Свирепствование тучи нарастало. Казалось, она распоролась, как мешок, и сыплет ледяными горошинами, хаотично подпрыгивающи­ми, отскакивающими и сталкивающимися на тропинке.

Гуси не выдержали и побежали. В перемешанной с градом траве мелькали взъерошенные головки гусят, слышался их жалобный при­зывный писк, внезапно обрывающийся, когда иссеченный градом желтый «одуванчик» поникал в траву.

Гуси все бежали, пригибаясь к земле. Тяжелыми валунами они па­дали с обрыва в воду, забивались под кусты лозняка. А вслед за ними мелкой галькой в реку сыпались немногие малыши-счастливцы.

Круглые горошины, скатывающиеся к моим ногам, сменились кусками наспех обкатанного льда. Они больно секли меня по спине.

Но туча скрылась так же внезапно, как и наползла. Солнце согре­ло снова зазеленевший луг. Иссеченные гусята запутались в пова­ленной мокрой траве, будто в сетях. Не добежав до воды, почти все они погибли.

В середине луга никак не растаивала белая кочка. Подойдя бли­же, я понял, что это Белый гусь. Он лежал, раскинув могучие крылья и вытянув по траве шею. Из маленькой ноздри по клюву сбегала струйка крови.

Все двенадцать невредимых пушистых «одуванчиков», толкаясь и давя друг друга, высыпали наружу.

Придумайте свое название к данному рассказу и обоснуйте его

«Уцелели».

Название подразумевает двенадцать пушистых «одуванчиков», которых спас Белый гусь. Ведь именно ограждать свой выводок от опасности было его целью, и он ее с честью выполнил.

«Пара».

Название подразумевает гусыню, погибшую под колесами маши­ны, и гуся, умершего во время града. Они оба умерли, выполняя ро­дительский долг, в отличие от других гусей, допустивших смерть гусят из своих выводков.

 

№67

II

У этого гуся все было адмиральское: выправка, походка, тон, ка­ким он разговаривал с другими гусями. Он важно ходил, обдумывая каждый шаг. На отмели, размахивая своими упругими полуторамет­ровыми крыльями, гусь вызывал рябь на воде и шуршание прибреж­ных камышей.

Этой весной, пишет автор, он собрал свой велосипед и покатил открывать рыбачий сезон. Проезжая вдоль деревни, он встретился с Белым гусем, который, заметив его, пригнул шею и, угрожающе за­шипев, двинулся навстречу. Как замечает автор, он едва успел отго­родится велосипедом.

Прибежавший мальчик объяснил ему, что гусь сейчас заботится о выводке, так как гусыню переехала машина, поэтому он и лютует. Гусь продолжал шипеть, а автор тем временем назвал его легкомыс­ленной птицей.

Переругиваясь с гусем, он и не заметил быстро набежавшей тучи, стремительно разросшейся в монолитную стену.

Суси перестали щипать траву и подняли головы.

Автор пишет, что едва успел набросить плащ, как туча прорва­лась и обрушилась на землю холодным ливнем. Гуси, растопырив крылья, полегли в траву, укрыв собой выводки.

Вдруг ливень сменился седыми космами града. Белый гусь сидел, высоко вытянув шею. По его голове бил град, а он вздрагивал и при­крывал глаза. Он лишь сгибал шею и тряс головой, когда в темя по­падала особенно крупная градина.

Туча свирепствовала еще сильнее. В перемешанной с градом тра­ве мелькали, жалобно пища, головки гусят. Порой эти желтые «оду­ванчики», иссеченные градом, поникали в траву.

А гуси продолжали бежать. Тяжелыми глыбами они падали с об­рыва в воду и забивались в кусты лозняка. За ними в реку прыгали успевшие добежать малыши.

К ногам автора стали скатываться куски наспех обкатанного льда, больно секущие его по спине.

Но туча исчезла так же внезапно, как и появилась. Согретый солнцем луг снова зазеленел. В поваленной мокрой траве лежали иссеченные гусята. Почти все из них погибли.

На середине луга никак не растаивала белая кочка. Автор подо­шел ближе. То был Белый гусь, раскинувший могучие крылья. По его клюву сбегала струйка крови.

Все двенадцать пушистых «одуванчиков», целые и невредимые, высыпали наружу.

Какие мысли и чувства вызывает у вас этот рассказ?

Концовка для меня была неожиданной, но тем больше она меня поразила. Очень жаль было, что этот благородный гусь погиб, но, с другой стороны, он не изменил себе, потому что умер, заботясь о гусятах. На фоне его жертвенной смерти еще большим ужасом вы­ступает гибель иссеченных гусят, родители которых не смогли убе­речь их от такого града, им не хватило воли Белого гуся и сознания своего родительского долга.

Кроме того, мне понравилось, как автор описал ливень, перехо­дящий в постоянно усиливающийся град. Вся картина явственно встала перед моими глазами. Но я восприняла эту тучу, как некое испытание, посланное проверить сильнейших, и в этом смысле именно Белый гусь его прошел.

 

 

№68

I

Для иных Чистые пруды лишь улица, бульвар, пруд, а для меня — место, где сосредоточились самые прекрасные воспоминания мое­го детства, самые радостные и самые печальные моменты, ибо пе­чаль детства тоже прекрасна.

Чистые пруды стали нам школой природы. Нас так волновала желтизна первого одуванчика на зеленом окоеме пруда! Его пухо­вые, непрочные шарики учили нас нежности, бережности, а двух­цветное сродство иван-да-марьи — верности. В Чистых прудах мы ловили рыбу, и хотя часто на крючке извивалась черная пиявка, по­рой попадалась и настоящая серебряная плотичка. А поймать рыбу в центе города считалось чудом. Несметным богатством для городских мальчишек стало плаванье на рассохшейся плоскодонке, смелые броски со свай в леденящую майскую воду, теплота весенней земли под босыми ногами, потаенная жизнь жуков-плавунцов, стрекоз, рачков, открывавшаяся на воде. Многие городские мальчишки и лето проводили в Москве.

Не скупилась на щедроты и Чистопрудная осень, когда бульвар захлебывался опавшей разноцветной листвой берез, осин, кленов, лип. И мы собирали прекрасные печальные букеты из этой палой листвы, и несли их домой, вбирая в себя их горький запах...

Чистые пруды стали для нас и школой мужества. Не просто было завоевать высокое звание «Чистопрудных». Жившие на бульваре мальчишки отказывали в нем нам, обитателям ближних переулков, долго не признавали нашего права наслаждаться всеми радостями пруда. Они считали, что только им можно рыбачить, кататься на лодке, лазить зимой по обледенелым валунам и строить снежные крепости. А бесправные смельчаки, пытавшиеся приобщиться к за­претным берегам, беспощадно карались. Вокруг своих владений «чистопрудные» старались создать что-то наподобие мертвой зоны, пресекая все наши попытки не только приблизиться к пруду, но и просто пересечь бульвар на пути в школу. Платой за дерзость был разбитый нос, синяк под глазом, сорванная с головы шапка. Но и мы не мирились с их жестоким произволом, даже самые слабые из нас не изменили привычному маршруту, не поддались страху. Это тре­бовало развития характера и воли, ведь, сделав маленький крюк, можно было счастливо избежать опасности.

Наконец, мы выступили против «Чистопрудных» единым фронтом. Битва происходила возле театра «Колизей», где ребята Телеграфного, Мыльникова, поддержанные дружественными со­седями с Потаповского, Сверчкова, Златоустинского переулков наголову разбили «Чистопрудных». Отныне пруд и аллеи бульва­ра стали доступны всем мальчишкам округи, а о былой вражде постепенно было забыто. Ты считался «Чистопрудным» со всеми прилегающими правами вне зависимости от того, куда смотрели твои окна...

Как вы думаете, почему Чистые пруды были для Ю, Нагибина «средоточием самого прекрасного, чем было исполнено» его дет­ство?

Потому что именно на Чистых прудах он познавал тайны приро­ды, наблюдал за ней и ассоциировал ее с жизнью. Здесь он творил чудо — ловил рыбу в центре города, а такое не скоро забудешь. В эти пруды он бросался холодной весной, а ведь со свай в майскую воду просто так не прыгнешь. Необходимо преодолеть внутренний барьер, надо решиться на это. И это преодоление наверняка ему за­помнилось надолго.

Воспоминания осени пропитаны счастьем и грустью; конечно, на маленького ребенка не может не подействовать вид пестреющего в опавшей листве бульвара, когда детям все кажется большим, чем оно есть.

Чистые пруды —• школа мужества. Пожалуй, это один из силь­нейших поводов назвать их средоточием прекрасного, потому что именно здесь автор вырабатывал свой характер, здесь развивалась его личность, и здесь, у кинотеатра «Колизей» он одержал, возмож­но, свою первую осознанную серьезную победу.

Именно поэтому Ю. Нагибин и назвал Чистые пруды «средото чием самого прекрасного, чем было исполнено его детство».

 

 

№68

II

Для кого-то Чистые пруды олицетворяют }лицу, бульвар, пруд, для меня они воплощают самое прекрасное, чем было исполнено мое радостное и печальное детство.

Чистые пруды были для нас, мальчишек, школой природы. Нас несказанно волновала желтизна первого одуванчика, непрочность его шарика учила нас нежности, бережности, а неразлучные иван-да-марья— верности. В прудах мы ловили рыбу, и порой на крючок попадалась настоящая серебряная плотичка. Какое чудо — поймать рыбу в центре города. Плаванье на плоскодонке, храбрые прыжки со свай в холодную майскую вод), тепло весенней земли, ощущаемое босой ногой, потаенная жизнь водяных насекомых, рачков — все это было для городских мальчишек бесценным сокровищем: многие и летом оставались в Москве.

Щедрой была и Чистопрудная осень, заливающая бульвар пест­рой листвой берез, осин, кленов, лип. И мальчишки, набрав огром­ные охапки, несли домой прекрасные печальные букеты, пропитыва­ясь их горьким запахом...

Чистые пруды научили нас мужеству. Мальчишки, жившие на бульваре, отказывали обитателям ближних переулков в привилегиро' ванном звании «Чистопрудных», считая, что лишь им позволено рыба­чить, кататься на лодке, зимой лазить по валунам, строить снежные крепости. Они беспощадно наказывали тех, кто смел нарушить грани­цы этой своеобразной мертвой зоны приблизиться к пруду или просто пересечь бульвар на пути к школе. Платой за такую вылазку был раз­битый нос, фонарь под глазом, сорванная с головы шапка. Но никто из наших мальчишек не изменил маршрута, не поддался слабости, что требов-ало развития в себе характера и воли. И даже самые слабые из нас не } ступили страху.

Против «Чистопрудных» они выступили единым фронтом: ребята Телеграфного, Мыльникова, Потаповского, Сверчкова, Златоустин-cko.ro переулков наголову разбили «Чистопрудных» в решительной битве у кинотеатра «Колизей». Теперь пруд и аллеи бульвара сво­бодны для всех мальчишек округи, а былая вражда постепенно со­шла на нет. Ты считался Чистопрудным, и неважно, куда смотрели твои окна.

Расскажите об улице вашего детства

Мое детство прошло на Новочеркасском бульваре. Не могу по­хвастаться обильной зеленью, которая распускалась по весне и пест­рела осенью, так как район, где располагался бульвар, тогда был еще новым. Тоненькие деревья лишь только посадили, и весной они мило зеленели, радуя глаз редкими листочками.

Но главным на Новочеркасском бульваре были разнообразные магазины. Открывался он магазином для женщин под названием «Леди», дальше шла парикмахерская, потом «Универсам», где всегда было много народа и большие-большие очереди в кассу. За ним рас­полагался еще один магазин, а потом — кинотеатр «Экран». Самым интересным было то, что я всегда мечтала в него попасть, но ребен­ком я так и не осуществила свою мечту. Потом был «Дом быта», где предлагали все, что только можно: фотосервис, ателье, химчистка, ремонт бытовой техники, прокат и так далее. За ним располагался старый «Уверсам». До сих пор не знаю, почему он был именно «ста­рым», ведь выглядел ничуть не хуже нашего.

И это лишь маленькая частичка Новочеркасского бульвара, но именно на ней я провела большую часть моего детства, и именно она своей постоянной сутолокой и изменчивостью впечатлила меня в наибольшей степени.

 

 

№69

I

Тетя Оля, заглянув в мою комнату, в который раз застала меня за бумагами и, повысив голос, повелительно сказала, что хватит писать: «Поди проветрись, клумбу помоги разделать».

Она достала из чулана берестяной короб и, присев на завалинку, высыпала на колени пакетики и узелки с цветочными семенами. Я в это время с удовольствием разминал спину, взбивая граблями влаж­ную землю. Неожиданно я спросил, почему тетя Оля не сеет на клумбе маков, а она убежденно ответила: «Ну, какой из маков цвет! Цветом он всего два дня бывает. Для клумбы это не подходит, пых­нул и сразу сгорел. А потом все лето торчит эта самая колотушка, только вид портит».

Но я тайно все же сыпанул шепотку мака на середину клумбы, которая через пару дней зазеленела. Тетя Оля, заметив мою продел­ку, сказала только: «Ах озорник ты этакий!»

Неожиданно мне пришлось уехать по делам. Две недели меня не было.

Как приятно после жаркой и утомительной дороги было вернутся в тихий старенький домик тети Оли. Подавая мне тяжелую медную кружку с квасом, она сказала: «А маки твои поднялись».

Я пошел посмотреть на них. Клумба изменилась до неузнаваемо­сти: по краю расстилался коврик, густым покровом с разбросанными по нему цветами напоминавший настоящий ковер. А в центре югумбы поднялись мои маки, вытянув навстречу солнцу три тугих, тяже­лых бутона.

На следующий день они распустились. Если смотреть издали, то они походили на весело полыхающие факелы, языки пламени словно танцевали на ветру. Алые лепестки чуть колыхал ветер, а солнце наполняло светом их полупрозрачные бутоны, отчего маки то вспы­хивали трепетно-ярким огнем, то наливались густым багрянцем. Ка­залось, прикоснешься — сразу шалят!

Буйное пламя маков полыхало два дня, а потом вдруг погасло: осыпались маки. И как-то пусто стало без них на пышном ковре клумбы.

Подняв с земли еще совсем свежий, смоченный росой лепесток, я расправил его на ладони. «Да, сгорел..., — вздохнула, словно по живому существу, тетя Оля. — А я как-то раньше без внимания к маку-то этому. Короткая у него жизнь. Зато без оглядки, в полную силу прожита. И у людей так бывает». Странно сгорбившись, тетя Оля поспешила в дом.

Я уже знал, что ее сын, Алексей, погиб, спикировав на своем крошечном «ястребке» на спину тяжелого фашистского бомбарди­ровщика.

Теперь я живу на другом конце города и изредка заезжаю к тете Оле. Недавно я был у нее. Сидя за летним столиком, мы пили чай, делились новостями. А рядом на клумбе полыхал большой костер маков. Одни осыпались, и их лепестки, словно искры, падали на зем­лю, другие лишь раздували еще небольшие костерки. А на влажной, плодородной земле подымались все новые и новые туго свернутые бутоны, чтобы не дать погаснуть живому огню.

Как вы понимаете смысл этого рассказа?

Я постоянно ассоциирую жизнь маков с жизнью человека. Имен­но поэтому я воспринимаю этот текст как иносказательный рассказ. Для меня он таков.

Иногда рождаются люди, живущие ярко, но мало, как и маки. Они появляются в жизни других людей и оживляют огнем души свое окружение, как маки оживили ковер на клумбе. Но они быстро умирают и оставляют нас, и без них все те люди, с которыми они общались, кажутся неинтересными, как пышная клумба пуста без маков.

Тетя Оля права: для клумбы такие цветы не подходят, потому что выставишь их напоказ, они два дня полыхают, а потом все лето торчит колотушка и только вид портит. Так и люди, которые общались друг с другом, пока маки были рядом, по их уходе не знают, о чем говорить и как вести себя. И отношения начинают портиться. И лишь постоянная смена маков маками может сохранить этот вечный огонь. Остается надеяться, что такие люди будут часто оза­рять нашу жизнь.

 

№69

II

Тетя Оля опять застала меня за бумагами и, повысив голос, пове­лительно попросила помочь ей разделать клумбу. Пока я разминал спину, разрыхляя влажную землю, она высыпала из берестяного ко­роба пакетики и узелки с семенами и разложила их по сортам.

Я спросил, почему она не сеет на клумбе маков. Ольга Петровна объяснила, что этот цветок не подходит для клумбы, так как цветет всего два дня, «пыхнет и сразу сгорит».

Но я все же украдкой бросил щепотку в самую середину клумбы. Через несколько дней показались первые побеги. «Ах ты озорник этакий!» — сказала мне тетя, заметив на клумбе и маки.

Неожиданно я уехал по делам. Вернувшись через две недели, увидел сильно изменившуюся клумбу, походившую своим густым покровом с разбросанными по нему цветами на настоящий ковер, в самой середине которого возвышались маки.

На другой день они распустились и стали напоминать зажженные факелы. Ветер чуть колыхал их, а солнце пронизывало светом алые лепестки, отчего маки то вспыхивали ярким огнем, то наливались багрянцем. Коснись их — и будто опалят!

Два дня буйствовало пламя. А на исходе вторых суток маки осы­пались и погасли. И опустела клумба без них. Я поднял с земли еще свежий лепесток и расправил его на ладони. «Да, сгорел...», — вздохнула тетя Оля, словно по живому человеку, а затем добавила, что раньше не замечала эти маки, ведь короткая у них жизнь, чо без оглядки, прожитая в полную силу. Сгорбившись, тетя Оля ушла в дом.

Мне уже рассказывали историю о сыне тети Оли. Алексей погиб, спикировав на своем крошечном «ястребке» на спину тяжелого фа­шистского бомбардировщика.

Теперь я живу в другом конце города, но изредка навещаю тетю. Недавно я снова был у нее, пил чай, делился новостями. А на клумбе полыхал большой костер маков. Некоторые уже осыпались, искрами роняя лепестки, другие только раскрывали свои бутоны навстречу кратковременной жизни. А из влажной земли подымались все новые и новые туго свернутые бутоны, чтобы поддержать живой огонь.

Какие мысли и чувства вызывает у вас этот рассказ? Отрадно, что есть на свете такие люди-маки. Но хотелось бы, чтобы они, сохранив свой запал, прожили гораздо больше двух дней. Потому что от общения с ними люди просыпаются, начинают быстрее думать и решать для себя, казалось, тупиковые ситуации. Люди-маки своим примером могут подвигнуть других на серьезные решения.

И такое случается довольно часто. Сейчас можно увидеть какой-нибудь музыкальный клип, который заденет за живое, и все это пе­ревернет твою жизнь.

Нам повезло: благодаря СМИ, люди-маки стали гораздо более доступны, чем были раньше. Я считаю, что пообщаться с нескольки­ми из них не помешает никому.

 

 

№70

I

В старину в одном городе жители потеряли улыбку...

Уверяю, это страшная болезнь, гораздо ужаснее, чем кажется на первый взгляд.

Никто не знал, откуда она взялась, и местные доктора денно и нощно изучали причины ее появления.

Касторка выдвигал версию, что это что-то желудочное. Ему воз­ражал Стрептоцид, относя болезнь к области простудного характера.

А недуг с каждым днем принимал все более угрожающий харак­тер. Люди не замечали наступление весны, не радовались солнцу, друзьям. На улицах только и слышалось: «Не твое дело! Не суй свой нос! Иди своей дорогой!»

В это трудное время с гор спустился молодой Лесоруб. На подхо­де к городу он увидел тонущего в реке человека и только собрался бросится ему на помощь, как утопающий, сказав «не твое дело», мрачно ушел под воду.

Не тратя зря время, лесоруб бросился в реку и вытащил человека на берег со словами: «Ты что же это сопротивляешься, когда тебя спасать хотят? Смотри, чудак, так и утонуть недолго». На что чело­век ответил: «Да кто ж тебя знал, что ты всерьез спасать надумал? У нас это не принято».

Лесоруб пожал плечами и продолжил свой путь в город. На од­ной из улиц он встретил толпу народа, окружившую маленького ста­ричка, пытающегося поставить на колеса опрокинутую телегу. Лесо­руб предложил свою помощь, на что старик буркнул: «Не твое дело». Лесоруб засмеялся, сказав: «Ишь ты, гордый какой. У меня-то сил побольше твоего. А вдвоем не справимся — люди подсобят: вон их сколько собралось тебе на подмогу». Когда он это говорил, толпа попыталась разойтись, но передние столкнулись с задними, и волей-неволей люди взялись помогать старику.

Очень скоро пересуды о Лесорубе охватили весь город: он во все вмешивается, о каждом хлопочет, ему до всего есть дело. Сначала это вызывало у людей улыбку (кстати, первую за время разразившейся в городе эпидемии), а потом многие решили присоединится к Лесорубу, потому что он был веселым парнем, делающим интересное дело.

Как-то утром профессор Пенициллин выглянул в окно и поперх­нулся словом «чепуха», так как заметил сотни улыбающихся лиц. Но по плану больница должна бороться с эпидемией в продолжение всего следующего года, поэтому профессор решил не замечать фак­ты и хотел уже сказать: «Не мое дело». Но тут к нему вошел Лесоруб и произнес: «Не произносите этой фразы: ведь она и есть причина заболевания, которую вы так долго искали».

Вот так и закончилась эта эпидемия.

А Лесоруб ушел в горы, где его ожидало много работы.

Объясните смысл рассказа.

Если убрать из текста все сказочные элементы, то он, к сожале­нию, станет напоминать описание нашего сегодняшнего города. Го­рода, где люди, даже если бы и хотели, просто не могут помогать всем подряд.

Москва огромна, ней живет больше девяти миллионов людей. Бе­зусловно, в такой обстановке, когда в метро людское наводнение, а на улицах многочасовые пробки, мало кто еще захочет с улыбкой на лице предлагать помощь. Поэтому отчуждение просто неизбежно.

Но этот рассказ правилен в том смысле, что учит помогать друг другу в критической ситуации, учит не отворачиваться друг от друга со словами: «Не твое дело». Потому что, если неисправная машина встанет, то немедленно образуется пробка. Подобные проблемы, затрагивающие других людей, решаются сообща.

 

№70

II

Однажды в одном городе жители перестали улыбаться, а это очень страшно. Никто не знал причину появления этой болезни, и доктора изо дня в день пытались найти ее. Касторка говорил, что это что-то желудочное, Стрептоцид предполагал, что явление носит про­студный характер.

А болезнь тем временем угрожала перерасти в эпидемию. Люди позабыли о весне, о солнце, не радовались друзьям, и везде только и слышалось: «Не твое дело!»

В это трудное время с гор спустился молодой Лесоруб. Вблизи горо­да он увидел человека, тонущего в реке, и собрался бросится ему на помощь. Утопающий же мрачно сказал: «Не твое дело»,__и погрузился

под воду. Лесоруб бросился в реку и вытащил упрямца на берег, а затем спросил, почему тот так отреагировал на его помощь. Человек ответил, что не принимал его всерьез, потому что у них помогать не принято.

Удивленный Лесоруб отправился в дальше в город. На одной из улиц он увидел окруженного толпой старичка, пытающегося поднять опрокинутую телегу. Лесоруб предложил свою помощь, но, как тог­да, в ответ услышал: «Не твое дело». Однако такая реакция не сму­тила Лесоруба и он сказал, что у него сил побольше, да и люди, сто­ящие вокруг, могут помочь.

При этих словах толпа начала расходится, но передние натолкну­лись на задних, и волей-неволей люди взялись помогать старику.

Вскоре город наводнили слухи о странном поведении Лесоруба, которому до всего есть дело. Сначала к этому относились с улыбкой (первой улыбкой, появившейся со времени эпидемии), потом на­шлись энтузиасты, захотевшие присоединиться к Лесорубу, потому что с ним было весело и он делал интересное дело.

Однажды профессор Пенициллин выглянул в окно и увидел сот­ни улыбающихся лиц. Но борьба с эпидемией была запланирована больницей на весь следующий год, поэтому он уже приготовился сказать: «Не мое дело», — как вдруг его перебил вошедший Лесоруб: «Не произносите этой фразы: ведь она и есть причина заболевания».

Так и кончилась эпидемия.

А Лесоруб вернулся в горы к своей работе.

Как вы думаете, почему причиной исчезновения улыбок в сказоч-нем городе было употребление фразы «Не твое дело»?

Люди стали чужими друг другу.

А потом, искренняя помощь всегда приносит удовольствие как тому, кто ее принял, так и тому, кто ее оказал. Твое удовольствие и есть твоя улыбка. А если все вокруг настроены враждебно и не хотят от тебя по­мощи, значит, ты никому не нужен. А быть бесполезным — это сильный удар по настроению человека. Вот поэтому-то и исчезли улыбки.

 

 

№71

I