Часть 2 4 страница. Мельком заглянув в конверт, Стрелок перевернул фотографию и удивленно приподнял брови

Мельком заглянув в конверт, Стрелок перевернул фотографию и удивленно приподнял брови. Теперь и он узнал человека, под чьей жизнью ему предстояло подвести черту.

– Где, когда? – спросил после паузы он.

– Сегодня в шесть вечера, на гребном канале в Крылатском… Знаешь?

– Знаю, знаю, как не знать… – задумчиво покивал Стрелок и вполголоса добавил: – Вот, значит, как…

 

XV

 

Операция и в самом деле оказалась несложной, времени заняла немного и закончилась, по заверениям врачей, вполне успешно. Убедившись, что с Ваней все в порядке, Оля направилась к кабинету педиатра.

– Войдите, – услышала она, постучав в дверь.

Оля, в белом халате на плечах, шагнула в кабинет. Строгая докторша мыла руки над фаянсовым умывальником.

– Можно? – робко улыбаясь, Оля подошла к ней. – Светлана Валентиновна, я хотела бы вас отблагодарить, но, к сожалению, нет сейчас такой возможности. Понимаете, муж далеко, но вы можете быть уверены…

– Спасибо, не надо, – холодно оборвала ее врач. Не поднимая глаз, она вытерла руки и прошла к столу. – Это же ребенок, какие могут быть «благодарности»?

– Нет, ну все-таки… – сгорая от неловкости, мялась Ольга, присаживаясь рядом. – Мы просто так внезапно собрались, что…

– Странные вы люди… – снова перебила ее докторша.

– Кто? – Олю насторожил нескрываемо раздраженный тон женщины.

– Вы, – она повернулась к посетительнице, обратив на нее тяжелый, осуждающий взгляд. – Как будто инопланетяне.

– То есть? – растерялась Оля.

– Я вот оперирую и думаю – чем мне детей накормить? А у вас? Какие проблемы у вас? – распаляясь, повысила голос докторша. – Вы видели, что вокруг больницы творится?!

– Нет пока…

– Так пойдите, посмотрите! – она резко взмахнула рукой в сторону окна.

– Да я это уже четвертый год вижу… – вымолвила Оля с такой безысходностью, с таким отчаяньем, с такой невыразимой тоской, что раздраженная докторша мгновенно опомнилась. Женщины обменялись долгим внимательным взглядом и без лишних слов поняли друг друга.

– Вот что… Идите к ребенку, – мягко сказала докторша, коснувшись плеча Ольги.

Та покорно поднялась и, не поднимая мгновенно наполнившихся слезами глаз, прошептала:

– Спасибо, Светлана Валентиновна – Ольга закрыла за собой дверь и медленно поднялась по лестнице на второй этаж.

В десяти шагах за ее спиной, за поворотом коридора, в проеме входной двери сидел на стуле Макс. В обеих руках он держал по автомату. Напротив входа в больницу, по периметру забора, рыча моторами, стояли несколько автомобилей с вооруженной братвой. Несколько человек топтались около ворот, поглядывая на двухэтажное здание больницы. Они тоже были с оружием, причем никто из них и не думал его прятать.

Лицо Макса не выражало никаких эмоций, оно стало каменным, как у сфинкса. И только глаза непрерывно двигались, примечая малейшие передвижения в стане врага.

Рядом с ним испуганно жался к стене лысый главврач.

– Ну что, доктор, видели вы когда-нибудь столько конкретных редисок? – не меняя позы, пробормотал Макс.

– Нет, не видел, – тихо отозвался врач.

Он со страхом смотрел на толпу вооруженных до зубов молодчиков и с трудом верил своим глазам. Неужели это все наяву – не в американском гангстерском боевике, а у них, в тихом Лыкове, да еще прямо средь бела дня! С еще большим ужасом он представлял себе, что случится с больницей, с персоналом, с больными, если все это оружие начнет стрелять…

– Вот и я тоже не видел, – подавил вздох Макс.

Вдруг он заметил среди оцепившей больницу братвы беспокойное оживление. Через минуту на противоположной стороне улицы остановились еще две машины. Макс тут же поднялся и передернул затвор «калаша».

Двери обеих машин распахнулись. Из передней выбрался Космос, к нему подтянулись еще человек пять-шесть – все с оружием. Космос шагнул вперед и, поигрывая двумя тэтэшниками, с невозмутимым видом прокричал через улицу:

– Братва, мы не хотим стрелять, мы просто наблюдаем! Предупреждаю: не напрашивайтесь! Начнете шевелиться, всех перемочим!

– Да пошел ты! – зло проорали ему в ответ.

 

XVI

 

С крыши двадцатидвухэтажного жилого дома открывался замечательный вид на изогнувшуюся широкой дугой Москву-реку, на ровную, как стол, пойму за нею и на небольшую площадку, вымощенную бетонными плитами.

Стрелок спешил. Во-первых, день уже начал сменяться вечером, приближались сумерки, а хорошее освещение для его работы было очень важно. А во-вторых, – Стрелок бросил торопливый взгляд за реку – белый лимузин Луки уже был на месте, значит, вот-вот должен был подъехать и Белый.

Огромная «В-94» – новейшая снайперская винтовка, больше похожая на противотанковое ружье времен Отечественной войны, – уже стояла на месте. Киллер раскатал рядом с ней небольшой поролоновый матрасик. В своей работе он не допускал ни одной мелочи, которая могла бы помешать сделать точный выстрел. Любой некстати закатившийся под локоть камешек мог привести к промаху, поэтому Стрелок всегда тщательно заботился о том, чтобы ему было удобно.

Он снял солнцезащитные очки, нацепил миниатюрные наушники и нажал на плеере кнопку «пуск». В ушах зазвучала тягучая, успокаивающая мелодия. Стрелок любил работать под музыку «Пинк Флойд» – она помогала ему сосредоточиться на стрельбе и к тому же отвлекала от неизбежных мыслей о жертве.

Вот и сейчас он подумал о человеке, которого ему сейчас предстояло убить, лишь вскользь, мельком. У этого человека были и деньги, и влияние, его воле подчинялось много людей, но все это уже не имело никакого значения – жить ему оставалось всего несколько минут.

Стрелок улегся к винтовке и прильнул к оптическому прицелу. И вовремя – к белому «Линкольну» Луки приближался черный «Мерседес». Машина Белова остановилась метрах в семидесяти от лимузина Луки. Двери распахнулись, Фил, Пчела и Белый один за другим, вылезли наружу. Тут же из своего лимузина вышли Лука, Руслан и два их охранника.

Обе группы настороженно посматривали друг на друга, но с места не двигался никто – присматривались. Белый достал телефон и набрал номер Космоса.

– Кос, мы на месте, – сообщил он. – Как там? Есть шансы их вытащить?

– Сань, это нереально, – озабоченно ответил тот. – Их здесь человек тридцать. Если начнется канитель – беда будет!

– Ясно. Будь на стреме, не отключайся.

Белов тоже не стал отключать трубку. Он внимательно и напряженно огляделся. На сотни метров кругом было совершенно открытое пространство.

– Чисто вроде, да? – повернулся он к друзьям.

Хорошая точка, – заметил Пчела. – Все как на ладони.

Оставаясь спиной к Луке, Белый жестами напомнил им: Пчела берет на себя правого охранника, Фил – левого, сам Белов – Луку и Руслана. Те едва заметно кивнули.

Их план был прост, как три копейки. Лука с Русланом должны были быть без оружия – Саша выторговал себе право это проверить. При этом «синий» на аналогичном праве настаивать не стал. Это Сашу ни удивило, ни насторожило, ведь Лука фактически держал его жену и сына в заложниках и, видимо, полагал, что этого вполне достаточно, чтобы заставить Белого стать сговорчивей и воздержаться от каких-либо резких действий.

На этом предположении и решил сыграть Белый. План был таков – завалить Руслана и обоих охранников, захватить безоружного Луку и заставить его снять оцепление с Лыковской больницы. Белов взглянул на часы – пять минут седьмого.

– Ну, с богом… – выдохнул он.

– Он не продаст, – согласился Фил.

Они с Пчелой переглянулись и двинулись навстречу «синим».

– Что, жим-жим? – вполголоса спросил Фил.

– Да нет, нормально… – прошептал бледными губами Пчела.

Подошли к ворам. Лука, укрываясь от ветра, раскуривал свою изящную трубку. Остальные трое молчали, мрачно разглядывая Пчелу и Фила.

– Извините, но такая была постанова, – пожал плечами Пчела, шагнув к Луке.

Тот криво усмехнулся и демонстративно покорно заложил руки за спину.

Пчела проворно обшарил вора, а Фил обыскал кавказца.

Удовлетворенно кивнув, Пчела заглянул в лимузин Луки. Убедившись, что там – никого, он взмахнул рукой Саше.

Низко опустив голову, как бык на матадора, Белый решительно двинулся вперед. Вдруг телефон в его правой руке ожил:

– Саша! Алло, Саша!! – хрипел он голосом Космоса.

Белов на ходу поднес трубку к уху.

– Да.

– Саша!!! Они снимаются, они уезжают, слышишь меня?!! Берегись там! – почти кричал Кос.

– Понял, – Белый побледнел.

Он и впрямь понял: раз воры отпускают Олю с сыном, значит, их захват нужен был только для того, чтобы вытащить Белова на встречу… А это означало, что Лука действительно собрался его замочить – прямо здесь и сейчас!

Он поднял трубку – так, чтобы ее было видно ворам, – и выкрикнул: – Это мобила!

Не сбавляя темпа, он медленно опустил руку с мобильником в карман. Пальцы его разжались и нащупали прохладную сталь «Магнума».

До Луки оставалось не больше десятка шагов. Нагло ухмыляясь, вор вразвалочку шагал навстречу и попыхивал своей трубочкой. Рука Белого стиснула рукоятку пистолета, а указательный палец лег на спусковой крючок.

А в это мгновение в полутора километрах от него, на плоской крыше обычного жилого дома в Крылатском, палец Стрелка уже плавно тянул спусковой крючок новейшей снайперской винтовки.

«Пора!» – решил Саша и осторожно потащил из кармана руку с «Магнумом»…

И в тот же миг – трах!!! В каких-то пяти шагах от него голова Луки с омерзительным треском разлетелась мелкими брызгами. И тут же вторая пуля разворотила спину Руслана.

Тело кавказца еще не успело упасть, как Пчела, Фил и охранники воров выхватили оружие. Фил с Пчелой оказались проворней. Их выстрелы слились в один, и на квадратные бетонные плиты легли еще два трупа.

Ничего не понимающий Саша обвел взглядом освещенные заходящим солнцем безлюдные просторы Крылатского. Кто? Откуда? Каким образом?

К нему бежали Пчела и Фил. Саша повернулся к ним, растерянно покачал головой и развел руками.

– Уходим! Саня, в машину! – на бегу прокричали они.

Белый бросил последний взгляд на труп Луки и вдруг подумал: если б он был всемогущим Богом, он, наверное, оживил бы его сейчас. Только для того, чтобы убить снова. Но уже – самому.

– Саня, твою мать! – раздался бешеный крик Пчелы.

Белов сделал шаг назад, под его ногой что-то хрустнуло. Он опустил голову – это была изящная трубка Луки, из нее все еще поднимался легкий сизый дымок.

 

XVII

 

Катя была у сестры уже почти сутки. За это время ей пришлось дважды вызывать неотложку – у Тани крепко прихватывало сердце. Врачи «скорой» предлагали госпитализацию, особенно настойчив был второй – долговязый суетливый парень, чем-то похожий на Космоса. Но Татьяна Николаевна ни о какой больнице и слушать не желала. Она до сих пор ничего не знала о сыне и каждую минуту ждала от него звонка. И не пропускала ни одного выпуска новостей по телевизору: а вдруг скажут что-нибудь новое про Сашу?

Несмотря на все старания Кати хоть как-то приободрить сестру, Татьяна Николаевна часто начинала плакать – тихо и горестно. Жалко ее было неимоверно. Катя пыталась ее разговорить, отвлечь от мрачных мыслей, но всякий раз сестра переводила разговор на сына. Вспоминала его детские шалости, болезни, успехи и неудачи. Достала старые Сашины фотографии и подолгу рассказывала – где и когда они были сделаны.

Катя тоже, разумеется, переживала за племянника, но – по-своему. Уже к обеду она уничтожила у сестры львиную долю ее запасов провизии, включая целое блюдо тех самых пирожков с морковкой. А ближе к вечеру Катя решила сбегать по магазинам – закупить кое-что из продуктов, а заодно и запастись в аптеке новыми лекарствами для сестры. Благо, она, кажется, задремала.

Одевшись, она тихонько заглянула в комнату к Татьяне Николаевне. Та, словно почувствовав что-то, проснулась, приподняла голову и встревоженно спросила:

– Кать, ты куда?

– Я в магазин, Танюша. Спи…

Татьяна Николаевна, прищурясь, взглянула на часы.

– Нет, Кать, дай мне пульт – сейчас будут шестичасовые новости… – она вымученно улыбнулась сестре. – А ты иди, иди, Катюш, я в порядке…

Катя кивнула и вышла из квартиры. Душа у нее была не на месте, поэтому в магазинах она металась между прилавками с такой скоростью, будто опаздывала на поезд. Минут через сорок она, нагруженная сумками, открыла дверь.

В квартире было подозрительно тихо. Катя опустила сумки на пол и позвала:

– Танюш!

Тишина.

Не сняв плаща, Катя на ватных ногах прошла в комнату сестры. Таня неподвижно лежала на боку, лицом к погашенному экрану телевизора. Ее левая рука неловко свесилась с дивана, рядом лежал телевизионный пульт.

– Таня! – вскрикнула Катя и в ту же секунду с ужасом и отчаяньем поняла, что сестра ей уже не ответит.

Она бессильно опустилась на пол рядом с диваном и взяла в руки еще теплую Танину ладонь.

Жгучая боль потери удавкой перехватила горло, и Катя глухо, навзрыд заплакала.

И еще долго, очень долго она сидела вот так – прижавшись мокрой от слез щекой к безжизненной руке сестры, – и давилась горькими, безутешными рыданиями.

 

XVIII

 

Введенский перехватил Белова сразу после похорон матери. Сашин мобильник зазвонил, когда он только-только вышел за ворота кладбища. Категорическим тоном фээсбэшник потребовал встречи, никаких возражений он слушать не стал и, назвав время и место экстренного рандеву, сразу отключился.

Можно было, конечно, плюнуть и не поехать. Но к тому времени Саша уже понял, чьи пули положили Луку и Руслана в Крылатском. Фордыбачиться и качать права в его положении было не только глупо, но и опасно. Ему ясно и недвусмысленно дали понять, кто в доме хозяин, кто рассчитывает и ведет свою грязную игру, и четко указали на его место во всей этой мерзости.

Белов приехал на место с красными от недосыпания глазами, небритый и потерянный. Введенский уже был на месте. Рядом с ним в пустой придорожной беседке стоял Володя Каверин. В другое время Саша, наверное, немало удивился бы этому обстоятельству, но сегодня ему было не до того.

Не поздоровавшись ни с одним, ни с другим, Белов вошел в беседку и тяжело опустился на лавку. Он закурил и поднял измученные глаза на Введенского. Игорь Леонидович ответил ему откровенно озлобленным взглядом.

– Значит так, Белов, – он начал свой разнос ледяным, чеканным голосом, нервно расхаживая перед самым Сашиным носом. – Вы сами накликали неприятности. События вышли из-под контроля Конторы благодаря вашему отказу. Так что скажите спасибо Владимиру Евгеньевичу, за то, что сидите здесь, с нами… – Введенский сделал выжидательную паузу.

– Спасибо, Владимир Евгеньевич! – Саша с ернической насмешкой поклонился Каверину.

Тот протестующе поднял ладони и замотал головой, демонстративно отказываясь от его благодарности, но Белов видел – ему безумно нравилось то, как Введенский его отчитывал.

– Да! А не валяетесь где-нибудь под камнем в компании червей, жуков да лягушек. Понятно это? – фээсбэшник резко развернулся к Саше. – Не слышу…

Каверин еле сдерживал торжествующую улыбку.

– Да понятно, понятно… – буркнул Белов и снова язвительно усмехнулся: – Извините, что я сижу, да?

Введенский пропустил его колкость мимо ушей и продолжил все тем же раздраженным голосом.

– Дальнейшие инструкции получите у Владимира Евгеньевича, – он кивнул в сторону Каверина. – Считайте, что все произошедшее – последнее китайское предупреждение. Никаких церемоний больше не будет. – Широко расставив ноги и заложив руки за спину, Игорь Леонидович застыл перед Сашей. Буравя его гневным, колючим взглядом, он внушительно, раздельно отчеканил: – Шаг влево, шаг вправо – расстрел. К чертям свинячьим!

Казалось, он хотел сказать что-то еще, но вместо этого вытащил из кармана связку ключей на длинной, с полметра, серебристой цепочке, и раздраженно подбросил ее на руке. Наградив напоследок обоих своих подопечных суровым взглядом, Введенский направился к машине. Белов и Каверин остались одни.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Странная это была пара – спаситель и спасенный. Каверин даже не пытался разобраться в букете собственных ощущений, в котором преобладали, пожалуй, ненависть, злорадство и некоторая досада: к сожалению, вендетта это блюдо, которое надо есть холодным. В свою очередь спасенный не испытывал к своему «шефу» ни малейшей благодарности.

– Зря он так прессует, – с наигранным сожалением покачал головой Каверин. – Ты это… не обращай внимания.

– Тебя не спросили… – процедил Белов и, глядя на собеседника, презрительно прищурился. – Ну, валяй, инструктируй, что ж ты?

Володя замялся, старательно изображая растерянность.

– Так что, собственно… – пожимал плечами он. – Вместо Луки я теперь буду. Мои контакты в Чечне хотят оружия. Ну и… будем поставлять его по твоим каналам. Как тебе такой план?

Хреновый, – мрачно отрубил Саша.

– А вот это ты зря! Чечня сейчас – такой ключик! К таким замочкам! – Каверин оживился, загримасничал, многозначительно задирая вверх свои маленькие белесые глазки. – Ты что! Потом всех нас еще благодарить будешь!

– Угу… Я так отблагодарю, что мало не покажется… – угрюмо пообещал Белов.

Саша повернулся вслед тронувшейся машине Введенского. Каверин проследил его тяжелый взгляд и вдруг рассмеялся и мелко-мелко закивал головой.

– Да-да-да… У меня тоже иногда такие мыслишки бывают… – захихикал он. – Взять тротильчика грамм этак пятьсот, и – бабах! И нет куратора! Красота, а?!

Даже не взглянув в его сторону, Белов встал и вышел из беседки. Каверин бросился следом, стараясь заглянуть ему в лицо.

– Нет, правда, Саш… Есть ведь такое, согласен? А, Саш? – настойчиво спрашивал он. – Вот если по чесноку, сознайся, – ведь охота иногда Леонидыча вальнуть?

Вдруг Саша остановился и двумя резкими движениями ощупал карманы пальто Володи. В левом что-то было, он быстро запустил в карман руку и вытащил оттуда работающий диктофон. Белов выключил механизм и сунул его под нос опешившему Каверину.

– А если б мы с тобой в бане разговаривали? Куда б ты его спрятал?! – брезгливо спросил он.

Каверин развел руками и осклабился.

– Ой, я тебя умоляю! – поморщился он. – Ну это ж просто привычка! Да не обращай ты внимания… Я даже жену иногда записываю, так, для интереса. А что? Пусть будет…

– Штирлиц хренов! – Белов развернулся и стремительно зашагал к машине.

– Саша! – Каверин растерянно смотрел ему вслед. – Ну, погоди, Саш!

 

XIX

 

Мрачные мысли, поселившиеся в голове Ольги в недостроенной даче в ночь после покушения, не исчезли и после похорон свекрови. Наоборот, ее смерть только укрепила Олю в четком понимании того, что в ее семейной жизни назрели срочные и кардинальные перемены.

Стоя у могилы Сашиной мамы, не дожившей даже до пятидесяти, Оля невольно думала – а не ожидает ли и ее такая же участь? А может, для нее все закончится еще раньше, и не от сердечного приступа, а от пули снайпера или от бомбы в машине? О том, что все эти ужасы вполне могли произойти не только с ней, но и с Ваней, Оля старалась не думать.

Наверное, она давным-давно ушла бы от Белова, если бы не одно «но»: Оля любила своего мужа.

Именно поэтому она никак не могла решиться на самый крайний шаг. На одной чаше весов был покой ее самой и ее сына, их безопасность и, по большому счету, все их будущее, а на другой – одна только любовь, загадочная и непостижимая, как сама жизнь.

Эти бесконечные раздумья, сомнения и собственная нерешительность выводили ее из себя. Плохо было и то, что Оле совершенно не с кем было посоветоваться. Ну не с бабушкой же, в самом деле, – уж та бы, без всяких сомнений, была бы двумя руками за развод. Ее раздражение росло и искало выхода, а тут еще сразу после похорон матери Саша опять уехал куда-то – один, без охраны…

Проводив гостей после скомканных из-за Сашиного отъезда поминок, Оля уложила сына и вместе с Катей, оставшейся ей помогать, закрылись на кухне. Они быстро убирались, причем хозяйничала, в основном, Катя – от навязчивых мрачных мыслей у Ольги все валилось из рук. У миксера заело крышку, и это оказалось последней каплей – Оля отшвырнула его и, грохнув по столешнице кулаком, воскликнула в сердцах:

– Все, Кать, никаких моих сил больше нет – ни женских, ни, блин, общечеловеческих!

Катя, конечно, заметила, что с Ольгой творится что-то неладное. Она тут же с ворчанием отодвинула ее в сторонку:

– Успокойся, все! Оставь, током еще стукнет. Что с тобой вообще происходит?!

Оля отошла к темному окну и, сдерживая из последних сил закипающее раздражение, вполголоса сообщила:

– Короче, я написала заявление на развод.

– Глупость какая! – фыркнула Катя, закуривая. – Ты что?!

– Глупость?! – мгновенно взвилась Ольга. – А ты послушай. Я живу с ним четыре года, так?! Мы познакомились, когда его ловила милиция, в день свадьбы я чуть не наступила на гранату… Ты не смейся, ничего смешного нет! Когда я рожала, он сидел в тюрьме – мне потом Томка Филатова все рассказала. Он потом клялся: все, любимая, соскакиваю, все для сына сделаю. И что, Кать?! – она обратила на гостью глаза, пылавшие праведным гневом. – Неделю назад его чуть не убили у меня на глазах! Все, не могу больше!!

– Оль, успокойся, ты Ваньку разбудишь, – постаралась урезонить ее Катя.

Оля плюхнулась за стол и потянулась к початой бутылке ирландского ликера. Руки ее заметно дрожали и, разливая густую жидкость, она пролила несколько капель на скатерть.

– А как мне прикажешь реагировать? Я что, Джейн Эйр?! – продолжала возмущаться она. – У нас полон дом холодного оружия, сабли какие-то, томагавки… Я вчера в комнату захожу, а у меня ребенок оптическим прицелом играет! Но я – баба, а не боевой конь! Я закончила консерваторию, у меня богатая внутренняя жизнь! И вообще, не трогай меня, я истеричка! – голос Ольги сорвался на крик.

Шмыгнув носом, она залпом выпила рюмку и подняла на Катю глаза.

– Я подозреваю, что он убивал людей, – вдруг мрачно призналась Ольга.

Затушив сигарету, Катя растерянно опустилась на стул напротив нее.

– Я не знаю, Оль, что тебе сказать. Все это так, да… – задумчиво произнесла она после паузы. – Но с другой стороны… Он твой муж, он отец твоего ребенка, с ним ты как за каменной стеной была, забот не знала…

– Кать…

– Что «Кать»?! Ты послушай меня и не перебивай! – прикрикнула она. – Он тебя любит, а это не последнее дело, ты уж поверь старой перечнице…

Ольга подавленно молчала. Катя взяла пузатую бутылку и налила еще – ей и себе.

– Развод, не развод – это тебе решать, конечно. Но только не сейчас, – вдруг взмолилась она. – Ну дай ты ему из ямы выбраться, худо ему сейчас – покушение это, Таню мы похоронили…

Оля вдруг громко всхлипнула.

– Жалко дурака…

– И мне жалко, – согласилась Катя.

– Все равно люблю ведь… – по щекам Оли покатились крупные слезы.

– Вот видишь, Оленька, любовь-то она как… Катя тоже всхлипнула и, безнадежно махнув рукой, прикрыла ей глаза.

– Катя… – Оля неуверенно улыбнулась сквозь слезы. – Что ж делать-то?

– Давай свое заявление, – решительно кивнула Катя, – я порву…

 

XX

 

Старый дверной замок открылся с резким щелчком, прозвучавшим в полной тишине неожиданно громко. Саша перешагнул порог родительского дома и замер. Зеркало в прихожей было занавешено черным тюлем, Белов повернулся к нему и осторожно провел рукою по ткани.

– Ну вот и все… Все кончилось, мамочка… – потерянно пробормотал он. – Ни черта хорошего ты от меня так и не дождалась…

Вряд ли он смог бы объяснить даже самому себе, что заставило его приехать сюда, в опустевшую квартиру матери. Тут была и острая боль потери, и гложущее чувство своей неизгладимой вины в ее смерти, и беспомощность ребенка, в сложной ситуации ищущего помощи и поддержки у самого близкого человека – у мамы. Он прошелся по коридору, заглянул зачем-то на кухню, потом – в свою комнату. В подсвеченном аквариуме плавали равнодушные ко всему на свете рыбки. Саша открыл коробочку с кормом и бросил им пару щепоток.

– И стрельба эта… никто же не мог предположить, что так случится… – задумчиво и виновато продолжал он. – Ты только не переживай за меня. Представь, что я военный, – там ведь тоже стреляют…

Он тяжело вздохнул и направился в комнату матери. На спинке стула лежало платье Татьяны Николаевны. Не зажигая света, Саша взял плечики, аккуратно повесил на них мамино платье и убрал его в шкаф. При этом он не прекращал свой покаянный монолог.

– Если я буду знать, что ты меня простила, клянусь, я выживу. И из-под этого пресса выберусь. Выживу… Ты ж меня знаешь, мам, я пацан упертый.

Закрыв дверцы шкафа, Саша устало опустился на диван. Напротив, на столе, стояли фотографии его родителей. Он взял в руки снимок мамы – раньше он висел на стене, теперь они с отцом были рядышком. На его глаза навернулись слезы.

– Я у тебя переночую сегодня, – обратился Саша к улыбающейся с фотографии матери.

Он поставил фото на стол и, как был, прямо в пальто, прилег на диван. Несколько секунд он смотрел невидящим взглядом в потолок, а потом повернулся на бок, уткнувшись лицом в диванную спинку, и натянул на голову полу пальто.

– Спокойной ночи, мамочка… – одними губами прошептал он в темноту.

 

 

Часть 2