Тогда Комитет общественного спасения приступил к проекту уничтожения населения

Планировалось из 25 миллионов французов оставить в живых только 8 миллионов. Автором этого проекта являлся Дюбуа-Крансе. Система террора стала ответом на безработицу, вызванную уничтожением элитных слоёв населения.

Дни и ночи напролёт члены "Комитета общественного спасения" заседали в Тюильри, разложив перед собой карту Франции. Они отмечали города и деревни и прикидывали, сколько людей надо умертвить в каждом городе или населённом пункте. Куда уж нацистам до них! Дни и ночи напролёт революционный трибунал перемалывал без суда и следствия нескончаемый поток жертв. А в это время неутомимый Фукье составлял всё новые и новые списки обреченных. В провинциях тем же самым занимались Каррье, Фрерон, Колло д`Эрбуа и Лебон. Конечно, они достигли весьма скромных результатов, нежели планировали. Но цифра в 1 миллион утопленных, расстрелянных и гильтонированных в годы революции – цифра чудовищная. В одной Нанте одновременно убили 500 "детей народа", 144 женщины, шившие одежду для армии, были сброшены в реку.

Кровавые расправы, заваренные иллюминантами и их прихлебателями – это только частный вывод. От разрушений, голода и нищеты страдали все, кроме кучки тиранов, взявших власть в свои руки. Такое положение длилось ещё очень долго. Наиболее компетентный современный историк Франции Маделин описывает соостояние Франции в таких словах: "Франция деморализована. Она полностью истощена -разрушенная, она застыла у последней черты. Нет больше никакого общественного мнения, или, точнее, оно сводится к ненависти. Ненавидят директоров (то есть членов Директории) и депутатов, ненавидят богачей и анархистов, ненавидят революцию и контрреволюцию… Но где ненависть достигает своего пика, так это в отношении нуровишей. Какой прок в том, что уничтожены короли, знать и аристократы, если их место заняли депутаты, фермеры и торговцы? …из всех разрушений, унаследованных и приумноженных Директорией, – крушений партий, власти, национального представительства, церквей, финансов, жилищ, совести, разума – одно вызывает наибольшее сожаление: крушение национального характера".

Спустя 8 лет после окончания террора Франция всё ещё не оправилась от последствий.

Йорк, посетивший Францию в 1802 году, свидетельствует: " Революция, которую совершили якобы во благо низших слоев общества, довела их до такого уровня деградации и нищеты, до которого они никогда не опускались прежде, при короле. Они были раздеты, лишены имущества и всех источников существования, за исключением возможности грабить…".

А как же "богоизбранные" во Франции? Как жилось этим "господам благородиям" до революции и после неё?

1789 год был для них годом освобождения. Еврейское равноправие было для масонов вопросом жизни или смерти. Когда Рюбель, депутат от Эльзаса, ярый противник жидов, насилующих его провинцию, хотел говорить против предложения Дюпора о еврейском равноправии, депутат Реньо де Сен-Жан д`Анжели перебил его словами: "Я требую, чтобы призывали к порядку всех, кто будет говорить против этого предложения, ибо этим они идут против самой конституции!". Значит, истреблять мирное население – это очень даже по конституции. А идти против евреев – это, видите ли, против конституции.

Французская революция сделала им немало выгод. Евреи были приравнены к французам, получили статус граждан. Как же они выразили свою благодарность? Да никак. Они абсолютно не изменились, не исправились и так же по-хамски вели себя по отношению титульной нации Франции.

Не делай жиду добра – не получишь от него зла! Хаос в финансах Франции был для них живительной силой. Нищета народа стала для них богатой вотчиной. Сильнее всего страдали крестьяне. Конечно, и при прежнем режиме подати были тяжелы. Но во многих случаях сеньоры являлись защитниками своих крестьян. Евреи-ростовщики, этот чужой всюду и везде народец, к которым обращались крестьяне-собственники, чтобы выжить в случае неурожая, не проявляли к ним никакой снисходительности.

Даниель Стерн пишет: "Как только он (крестьянин) вступил в коммерческие отношения с этой хитрой нацией, как только он поставил свою подпись в конце документа, который он читал и перечитывал, не понимая его скрытого смысла, он, несмотря на всю свою проницательность, навсегда утратил свободу. Отныне его труды, его смекалка, дары судьбы, посылающей ему богатые урожаи, будут обогащать не его, а его нового хозяина. Непомерно высокий процент на очень маленький капитал поглотит всё его время и его труды. Ежедневно он будет убеждаться, что благосостояние его семьи падает, а трудности возрастают. Затем, когда настанет роковой день уплаты долгов, угрюмое лицо его кредитора даёт ясно понять, что отсрочки не будет. Он должен принять решение, он должени идти далее по этому гибельному пути, вновь брать взаймы, вечно одалживать, пока не настуит крах: поля, луга, лес, дом – всё перейдёт из его трудолюбивых рук в жадные лапы ростовщика".

Короче говоря, всё, что крестьянин наследовал от аристократа, наследует ростовщик. Повсюду, где феодализм был уничтожен, ростовщики стали всевластны. А ими в большинстве случаев были жиды. Такая же картина наблюдается и в России. Например, князь Николай в 1816 году посетил Белоруссию и поделился своими впечатлениями: "Общий упадок крестьянства в этих провинциях можно отнести за счёт евреев, которые способствуют только землевладельцам. Своими методами они нещадно эксплуатируют местное население. Они все здесь – торговцы, контрактники, трактирщики, мельники, весовщики, мастеровые и так далее. Они очень умно обводят вокруг пальца простолюдина – дают деньги под ещё невыращенный урожай и таким образом овладевают полем до того, как поле засеяно. Это вечные пиявки, высасывающие всё и полностью обезкровившие провинцию".