(Переводчик: Падшая2480; Редактор: Дарья Галкина )
Прежде чем мы добираемся до города, я получаю смс от Анжелы, в котором говорится «trp dr» [19]. Я не знаю, что это означает, но это заставляет меня чувствовать себя еще хуже. Затем, когда мы подходим к «… Подвязке», то находим переднюю дверь открытой. Кристиан и я застываем на месте. Мы знаем, что Анна Зебрино всегда обязательно запирает свой театр в нерабочее время, особенно после инцидента, произошедшего в прошлом году, когда группа пьяных туристов ворвалась и украла кучу костюмов из раздевалки, после чего прошлась в них по всему городу. Руки Кристиана приоткрыли дверь настолько, чтобы мы смогли пройти через нее в парадный вестибюль. В комнате пусто. Кристиан находит время, чтобы осмотреть дверь, но не находит никаких следов взлома. Замок цел.
Я пересекаю холл и отодвигаю красный бархатный занавес, отделяющий сцену от зрительного зала. Свет выключен. Театральная сцена — это черная яма из моих худших кошмаров, и я не могу смотреть на нее дольше нескольких секунд, после чего отворачиваюсь.
Наверху раздается приглушенный голос и звук перетаскивания, словно по полу тащат стул.
Я неуверенно смотрю на Кристиана, — Что нам делать?
Он указывает головой в сторону заднего угла, туда, где располагается лестница, которая ведет на второй этаж. Мы поднимаемся по лестнице медленно, стараясь не шуметь. На вершине мы останавливаемся и прислушиваемся. Эта дверь закрыта, и из-под нее выглядывает полоска яркого света.
Я испытываю нелепое желание постучать. Мне кажется, что если я буду вести себя нормально, то все так и будет. Я постучу, и Анна серьезно спросит, что мы делаем здесь в столь поздний час, а потом она впустит нас в комнату Анжелы, где та будет смотреть на нас, растянувшись на постели, читая, и скажет: «Это, правда, вы, ребята? Вы действительно параноики, раз не смогли подождать до утра!»
Я могла бы постучать, и тогда по ту сторону двери не произошло бы ничего плохого.
Кристиан слегка качает головой. — Что ты чувствуешь? — спрашивает он.
Я открываю сознание. Опускаю защиту, которую я даже не знала, что использовала, и почувствовала печаль, моментально нашедшую на меня, и глубоко проникающую боль, настолько ожесточенную, что от этого мне становится жарко. Я стою, опираясь на стену, и пробую покопаться внутри страданий, чтобы определить их источник, но все, что я получаю — изображение женского тела плавающего лицом вниз в воде. Ее темные волосы разбросаны вокруг головы. Ангел — да, безусловно, ангел — но не Семъйяза, это я точно знаю. Ее печаль отличается от печали Сэма. Она злее, яростнее. Эта печаль, пробывшая в агонии веками, по-прежнему огненно-красная и даже более контролируемая, чем у Сэма. В ней меньше жалости, и лишь стремление уничтожить.
— Там Черное Крыло, — мысленно говорю я Кристиану, чтобы сохранить сказанное только между нами, используя способ, которому научил нас мой папа. — Грусть. Все, что я могу почувствовать — это грусть, превосходящая все остальное. А что насчет тебя? Можешь ли ты сказать, что там есть кто-нибудь еще?
— В этой комнате, по меньшей мере, семь человек, — говорит он, закрывая глаза. — Сложно сказать точнее.
— Я говорила, что вам здесь не рады, — низкий голос внезапно пугает нас. — Я хочу, чтобы вы ушли.
— Ну же, Анна, — отвечает другой голос, принадлежащий пожилому мужчине. Голос, который напоминает мне речь отца. — Неужели ты не можешь вылечить старого друга?
— Ты никогда не был моим другом, — говорит Анна. — Ты был ошибкой. Грехом.
— Ох, значит грехом, — говорит он. — Что ж, я польщен.
— Я осуждаю тебя, — говорит Анна. — Во имя Иисуса Христа. Уходи.
Это раздражает его.
— О-о, не будь столь драматична. Это не в твоем стиле.
— Тогда что здесь происходит? — звучит голос Анжелы, наполненный твердостью и сумасшедшим спокойствием, учитывая, что Черное Крыло прямо сейчас стоит в ее гостиной. — Чего ты хочешь?
— Мы приехали, чтобы увидеть ребенка, — говорит он.
Кристиан и я обмениваемся беспокойными взглядами. — Где Вебстер?
— Моего ребенка? — переспрашивает Анжела, почти глупо. — Зачем?
— Пенами хочет увидеть своего ребенка, как и я. В конце концов, я его дед.
— Святое дерьмо, — думаю я. — Пен здесь... Значит ли это, что другой ангел — отец Анжелы?
— Ты для него ничего не значишь, Азаэль, — выплевывает Анна. — Ничего.
Услышав имя Aзаэль, мой мозг наполняется каждым фрагментом информации, которые я собрала об этом парне за прошедший год: коллекционер, плохой парень, который не остановится ни перед чем ради того, чтобы привлечь или уничтожить всех Tриплов из этого мира; брат, который сверг Семйъязу с поста лидеров Смотрителей. — Очень опасный, — я практически могу слышать слова моего отца. — Безжалостный. Решительный.. Он берет то, что хочет, и если он не видит тебя, но знает, что это ты, он придет за тобой. — Мне хочется убежать. Мой первый инстинкт — беги, беги вниз по лестнице, выскочи из комнаты и беги, не оглядываясь назад, но я сжимаю зубы и остаюсь на месте.
— Его здесь нет, — говорит Анжела, словно она раздражена только этим вторжением без приглашения. — Ты мог бы просто позвонить, Пен, и я сказала бы тебе, что тебе не стоит проделывать весь этот путь.
Азаэль смеется. Звук его голоса заставляет мою кожу покрыться мурашками.
— Мы могли бы позвонить, — повторяет он с усмешкой. — Где же тогда сейчас находится ребенок, если не здесь?
— Я отдала его.
— Ты отдала его? И кому же?
— Очень хорошей паре, о которой я узнала в агентстве по усыновлению. Они отчаянно хотели ребенка. Он — музыкант, она — повар-кондитер. Мне понравилась идея о том, что у него всегда будет музыка и хорошая еда.
— Хм, — Aзаэль говорит задумчиво. — Мне казалось, Пенами, ты говорил, что она собирается оставить ребенка. Разве это не так?
— Да, — отвечает голос, который я бы не признала в качестве голоса Пена, если не знала бы, что говорю с ним. Похоже, он сильно простудился. — Она сказала мне, что хочет оставить это существо.
— Его, — исправляет Анжела. — Я передумала после того, как мне стало понятно, что ты собирался выдать меня.
Она не может сдержать горечь в своем голосе.
— Послушай, во мне нет материнского инстинкта. Мне девятнадцать лет. Я поеду в Стэнфорд. У меня своя жизнь. Быть связанной с ребенком, последнее, чего я сейчас хочу. Поэтому я отдала его другим людям, которые будут заботиться о нем, как о своем.
Я не могу увидеть, но я могу представить себе Анжелу, стоящую там, с пустым выражением на лице, которое всегда появляется на нем, когда она что-то скрывает. Уверена, ее голова наклонена в сторону, словно она не может поверить, что еще ведет этот скучный разговор.
— Похоже, что ты впустую тратишь свое время, — добавляет она. — И мое.
Минута молчания. Затем Азаэль медленно аплодирует, так громко, что я вздрагиваю, каждый раз, когда его руки соприкасаются друг с другом.
— Какой замечательный спектакль, — говорит он. — Ты просто прекрасная актриса, моя дорогая.
— Хотите — верьте, хотите — нет, — говорит она. — Мне все равно.
— Обыщите здание, — говорит Азаэль, безмятежно и спокойно. Его голос, словно вода на озере, которое не показывает рябь над поверхностью. — Загляните во все уголки и закоулки. Думаю, что ребенок находится где-то здесь.
Я слышу, как люди уходят от нас вниз, в холл, после чего раздается шум. Они бросают мебель и бьют стекла. Анна начинает мягко и отчаянно шептать что-то про себя. Я смутно узнаю в ее словах «Отче наш».
— Мы должны что-нибудь сделать, — мысленно говорю я Кристиану.
Он опять качает головой. — Мы в меньшинстве. Здесь два ангела, Клара, а твой папа сказал, что мы не сможем победить даже одного из них, если начнем бороться. К тому же я Трипл. И у нас нет ни малейшего шанса в сражении с ними.
Я кусаю губу. — Но мы должны помочь Анжеле.
Он качает головой. — Мы должны выяснить, где сейчас находится Веб. Вот что Анжела бы от нас хотела, — говорит он. Я могу почувствовать его желание убежать. Я чувствую его почти панический страх, растущий в нем в этот момент все сильнее и сильнее. Он не боится за себя. Он боится за меня. Он хочет посадить меня в свой грузовик и уехать далеко отсюда. Он знает, что если мы останемся, все будет точно так, как в его видении, которое заканчивается на том, что я лежу вся в крови и смотрю на него стеклянными глазами. Он не может позволить, чтобы это случилось.
Теперь моя очередь отрицательно качать головой. — Мы не можем просто взять и оставить Анжелу.
— Его здесь нет. Я же сказала вам, — говорит Анжела.
— Ты моя, — говорит Азаэль твердым голосом, начиная терять терпение. Пол скрипит под его весом, когда он делает шаг в ее сторону. — Ты кровь от моей крови, плоть от моей плоти, и этот ребенок принадлежит мне. Оно мое. И я найду это.
— Его, — она снова мягко поправляет.
Другие возвращаются.
— Ребенка нет, — докладывает женский голос. — Но мы нашли кроватку в одной из задних комнат. — Затем они начинают громить кухню, выдвигая ящики и бросая вещи на пол.
Анна начинает молиться громче.
— Достаточно, — говорит Азаэль, его голос снова звучит спокойно. — Скажите нам, где он.
— Его здесь нет, — говорит Анжела, срывающимся голосом. — Я отослала его подальше отсюда.
— Куда? — спрашивает Азаэль снова, на этот раз менее терпеливо. — Куда ты его отослала?
Она не отвечает.
— Анжела, — просит Пен. — Пожалуйста, скажи ему. Просто скажи ему, и он отпустит вас.
Азаэль удивленно спрашивает:
— О-о, Пенами, ты действительно заботишься о ней, не так ли? Как забавно. Я не мог себе представить, когда отправлял тебя проверить сведения о моей давно потерянной дочери в Италии, что ты потеряешь свое маленькое серое сердечко. Но, полагаю, я тебя понимаю. Действительно понимаю. Она так молода, не правда ли? И свежа, словно нежный зеленый росток, пробивающийся из земли.
Я снова вижу образ женщины. Он несет ее и его лицо прижимается к ее белой, пульсирующей шее.
— Итак, — продолжает Азаэль, — делай так, как велит тебе твой любовник. Скажи нам, куда ты дела ребенка.
— Нет.
Он вздыхает.
— Очень хорошо. Мне не нравится использовать особую тактику, но... Дезмонд, можешь задержать ее мать на минуту?
Слышны чьи-то шаги. Анна перестает молиться, когда ее отрывают от Анжелы. Затем она начинает произносить вслух:
— Да приидет Царствие Твое, да прибудет воля Твоя, яко на небеси и на земли́...
— Аминь. Надеюсь, что Он слушает все это, — говорит Азаэль. — Так вот, скажи мне, что я хочу знать, или твоя мама умрет.
Я слышу вздох Анжелы. Я бросаю отчаянный взгляд на Кристиана, в моей голове все смешалось. — Что мы можем сделать?
— Это очень просто, — говорит Азаэль. — Твоя мать или твой сын. Но подумай, если ты расскажешь нам, где найти младенца, я обещаю тебе, что он будет в безопасности от зла. Я буду воспитывать его как своего собственного ребенка.
— Да, прекрасно. Я твой ребенок, — говорит Анжела, — и признаюсь, ты никудышный отец.
Он удивленно смеется у нее за спиной, говоря:
— Тогда, будь моей дочерью, как и эти две милые девушки — твои сестры, ну, ты знаешь. Я дам тебе комнату в своем доме, место за моим столом… Место на моей стороне.
— В аду, ты хотел сказать, — говорит она.
— Ад не так уж и плох. Мы свободны. Ангелы — цари, и ты могла бы быть принцессой. Ты могла бы остаться со своим ребенком.
— Я не сделаю этого, — говорит Анна.
— Пойдем со мной, и мы оставим твою маму в покое на всю оставшуюся жизнь, — обещает Азаэль.
— Нет. Помни, чему я тебя учила, — шепчет Анна. — Не беспокойся обо мне. Они могут убить мое тело, но они никогда не смогут навредить моей душе.
— Ты так в этом уверена? — спрашивает Азаэль. — Оливия, иди сюда, дорогая. Возможно, мы должны просветить ее. Это, — он делает короткую паузу, — очень особенный тип кинжала. Я называю его «Дубайум-Альта». Его лезвие способно нанести тяжелые увечья, причем, как телу, так и душе. Если я прикажу, девочка моя, то Оливия разорвет твою душу в клочья. Думаю, что это доставит ей огромное наслаждение.
— Не введи нас в искушение...
— Оливия, — говорит он.
Я не слышу движения той, кого зовут Оливия, но вдруг Анна издает долгий, мучительный крик.
— Мама, — шепчет Анжела, когда Анна растворяется в рваных рыдания.
Я чувствую вкус крови, сильно прикусая свои губы. Рука Кристиана спускается вниз по моей руке, достаточно сильно, чтобы причинить боль.
— Нет, — говорит он.
— Я вызову сияние, — говорю я, — и уничтожим их, прежде чем они еще что-нибудь сделают..
Я чувствую, что он обдумывает возможные сценарии, но никакой из них не сработает, ни один из них не закончится так, как мы хотим, чтобы все были вместе и в безопасности.
— Его нельзя использовать, — говорит он. — Они слишком быстры. Даже с эффектом неожиданности, который, безусловно, будет на нашей стороне, там их слишком много. Они слишком сильны.
— … И избави нас от лукавого, — произносит конец молитвы Анна.
— Она повторяет ее, как заезженная пластинка, не так ли? Оливия, милая...
Анна снова кричит.
— Остановись, — говорит Анжела. — Стой, не причиняй ей вред! — Она делает глубокий вдох. — Я отведу вас к Вебу.
— Отлично, — почти мурлычет Азаэль.
— Нет, Анжела, — слабо умоляет Анна, словно говоря слишком многое.
— Ты должен пообещать мне, что о нем будут заботиться, что он будет в безопасности, — говорит Анжела.
— Даю тебе слово, — говорит Азаэль. — Ни один волос с его головы не упадет.
— Хорошо, тогда пошли, — говорит она.
Кристиан начинает тянуть меня вниз по лестнице.
Но Азаэль вздыхает.
— Я хотел бы верить тебе, моя дорогая…
— Что? — недоумевает Анжела.
— У тебя нет намерения привести нас к своему сыну. Ненавижу мысль о том, что ты предашь нас, поведя к нему по ложному пути.
— Нет, клянусь...
— Ты дашь мне то, чего я хочу, — говорит он почти весело. — В конце концов. Уверен, несколько часов в аду, и ты сделаешь мне чертеж пути, следуя по которому я найду ребенка. — Голос его твердеет. — Все в порядке, Оливия. Я устал играть в игры.
— Подожди! — Говорит Анджела отчаянно. — Я сказала бы...
Кто-то затыкает рот — приглушенный кашель, удушье.
— Мама! — Анжела плачет, борясь против чьих-то рук. — Мама! Мама!
Анна хрипло шепчет:
— Господи, помоги мне, — и падает на пол.
Я чувствую запах ее крови.
Господи, помоги мне.
— Мама, — шепчет Анжела. — Нет…
Реальность того, что произошло, накатывает на меня, словно волна. Мы слишком долго ждали. Мы слишком напуганы, чтобы действовать. Мы позволили этому случиться. Мы позволили им убить ее.
— Поехали, — говорит Азаэль.
Они стремительно двигаются в сторону двери, давая Кристиану всего лишь несколько секунд, чтобы стащить меня вниз по лестнице, до того как мы увидели их. Времени не хватит, чтобы пробежать через вестибюль и выйти на улицу. Он тянет меня внутрь зала, двигаясь вслепую в темноте.
Несколько минут я стою в темноте, дрожа, и мои глаза никак не могут сфокусироваться. У меня появляются спазмы желудка, но в то же время я чувствую, как ни странно, что отдаляюсь от своего тела. Такое ощущение, словно я вижу себя издалека. Прям как в видении. В моем видении.
Анна мертва. Анжела отправляется в ад. И я ничего не могу с этим поделать.
Группа спускается по лестнице, и из того немногого, что я могу видеть сквозь двойную щель в бархатных шторах, так это то, что Пен идет первый, затем Анжела, которая находится в окружении двух одинаково одетых темноволосых девочек. Я не вижу их лиц, но в них кое-что меня поражает — они молоды, примерно моего возраста, может быть, даже моложе. Я вижу лицо Анжелы, когда она проходит мимо шокированная. Слезы поблескивают на ее щеках. Она опускает свои глаза вниз. Затем идет парень, которого я никогда прежде не видела. Он не спеша подходит к одному, которого, как я полагаю, зовут Дезмонд. И, наконец, позади всех идет человек в черном костюме, который выглядит как Семъйяза, но находясь на таком расстоянии, я сомневаюсь, что я могу различить их. Он поднимает руку, и все останавливаются в середине вестибюля.
— Вы, — говорит он. — Я хочу, чтобы вы остались и прибрались здесь.
— Прибрались? — повторяет одна из девушек, почти со стоном. — Но, Отец...
— Сожгите это место, — говорит он.
— Но как мы должны будем вернуться? — спрашивает другая.
— Просто сделайте это, — говорит он раздраженно.
Дезмонд отвернулся, и одна из девушек начала колотить его изо всех сил в грудь. Он поднимает кулак, чтобы ответить ей, но Aзаэль останавливает его, положив руку ему на плечо в отцовской манере, после чего поворачивается к Анжеле и осторожно берет ее за волосы на затылке. Он улыбается, наклоняется близко к ее уху и шепчет:
— Это, дитя мое, то самое место, где ты должна оставить всякую надежду.
Они исчезают.
Первая девушка издает звук отвращения. Она заваливается на пол с оглушительным грохотом.
— Почему нам всегда достается самая дерьмовая работа?
Я ожидаю, что Пен тоже исчезнет прямо сейчас, когда всю его грязную работу уже сделали, но он остается. Он заходит в театр и дергает занавеску, заставляя Кристиана и меня красться еще дальше в центр аудитории, еще глубже в тень, укрывшись среди мест.
— Весь мир — театр, — рассеянно говорит Пен, словно разговаривая сам с собой, — … в нём женщины, мужчины — все актеры. [20]
— О чем ты говоришь? — одна из девушек спрашивает его. Их голоса похожи, словно они близнецы или что-то типа того, хотя одна из них одета в кучу поблескивающих серебряных браслетов, которые соединяются вместе, когда она движется. С этим звуком, они разрушают кассовый аппарат на прилавке прохладительных напитков и вытаскивают все мелкие деньги.
— Я думала, ты ушел вместе с отцом, — говорит она Пену. — Ты можешь вернуться к своей маленькой подружке в Риме. Ты дашь нам уехать домой? Позволишь? Это было бы так мило с твоей стороны.
— Весь мир — театр, — шепчет он, словно не слышит ее. — Сцена.
Он крутится, открывая занавес, и мы вновь проваливаемся в полную тьму.
— Ну, — девушка мурлычет, — мы можем сделать то, что заслужит твоего внимания.
Нет ответа. Он ушел.
— Быстрее, — бормочет одна из близняшек. — Где следующий железнодорожный вокзал? Бьюсь об заклад, в пяти сотнях миль отсюда. Тупой провинциальный город.
— Однако, ты должна признать, Пен сексуальный, — дразнит ее вторая близняшка. — Я не возражала бы сделать ему одолжение.
— Просто потому, что у него молодое и горячее тело, еще не означает, что он не старичок внутри, — констатирует первая близняшка.
— Это верно, я и забыла, — говорит вторая девушка, очевидно, жуя что-то, скорее всего, конфеты из-под прилавка. — Ты ухлестываешь только за мелкими ребятами.
— Заткнись. Давай, уже покончим с этим, — говорит одна близняшка другой.
Они затихают на минуту. Мое сердце барабанит в ушах, жестко и быстро. Затем я улавливаю запах дыма в воздухе.
Это оно.
Я знаю, как это произойдет. Я видела это уже слишком много раз. Но, даже не смотря на то, что я знаю, как все это произойдет, в реальной жизни, я все еще сохраняю надежду на то, что они просто сейчас уйдут. Я слышу их громкие голоса в стороне двери, и мне хочется, чтобы на этот раз они ушли, и тогда мы сможем выбраться из этой черной дыры, окружающей нас. Я сбегаю наверх, найду все еще живую Анну и исцелю ее. Мы найдем Веба. Все будет хорошо.
Но затем, как это всегда и бывает, раздается высокий пронзительный крик, приглушенный и испуганный.
И я возвращаюсь в реальность.
Веб здесь, с нами. Он где-то в темноте.
Я чувствую, как позади меня, словно сжатая пружина, напрягся Кристиан.
— Что это было? — спрашивает одна из близнецов. — Тсссс, помолчи.
Словно по команде, плач резко останавливается. Тишина. Я задерживаю дыхание.
Затем часть занавеса отодвигается, посылая луч света на середину зала.
— Там что-то есть. Смотри, свет. — Они двигаются вдоль стены.
— Я не могу найти этот глупый переключатель.
Первая смеется.
— Посмотри сюда.
Огненный шар пролетает над моей головой и ударяется задней стороной о стену, которая мгновенно воспламеняется. Я ослеплена светом.
Кристиан не дожидается, пока они увидят нас.
— Ложись! — кричит он, его меч, словно факел, сияет в его руке. Я ныряю в проход, который какой-то косой и неудобный. Я лежу, пока Кристиан перепрыгивает через меня, занося свой клинок над черным кинжалом злой близняшки. Лезвие потрескивает и раскалывается, но у девушки появляется еще один в ее руке, прежде чем первый полностью распадается. Она бросается на Кристиана сверху вниз, скользя на ногах, но он отодвигается в сторону. Другая девушка, шипит, пытаясь зайти со своего фланга.
— Кто ты такой? — Она кидает в него кинжалом, и он легко отклоняет ее удар.
Они даже не заметили меня.
Я отползаю назад, пока моя спина не натыкается на стул. Я смотрю, как Кристиан получает очередной удар от второй близняшки, двигаясь так быстро, что я раньше никогда подобного не видела. Вдруг он меняет направление в сторону одной из них, поворачивается и бросает ее во вторую. Они шатаются, но быстро восстанавливаются, выступая вперед. Первая прыгает через ряд сидений, а другая, старается уцепиться за него, но он отступает, держа их перед собой. Они напоминают мне змей, которые движутся плавно, целенаправленно, синхронно.
Теперь огонь распространился на тяжелые занавесы, весящие по краям сцены, наполняя комнату густым черным дымом, ползущим над головой. Ребенок снова начинает плакать, на этот раз громче и яростнее. Близняшки разворачиваются в сторону звука.
Кристиан поворачивается, чтобы встать между ними и ребенком. Он достает меч, кружа и разрезая пространство, пытаясь удержать их на расстоянии, почти танцуя. Я никогда не видела подобного на наших тренировках. В нем столько ярости, что аж дух захватывает. Но он утомлен. И это я тоже вижу.
Мне нужно встать, думаю я. Мне нужно достать свой собственный меч, и помочь ему.
Я сгибаю свои ноги под собой и поднимаюсь на ноги.
— Нет, не подходи, — отвечает Кристиан на мой взгляд. — Я задержу их. Найди малыша.
Веб. Мой мозг пытается сосредоточиться. Мне нужно найти Веба.
Я спотыкаюсь на сцене и падаю за занавес, в одну из крошечных раздевалок. Там везде ткань, валяющаяся рулонами, костюмы… Я обступаю их, пытаясь думать, как младенец. Я стараюсь прислушиваться к его плачу, но он снова прекращается.
— Веб! — зову я, хотя он, очевидно, не может мне ответить. — Веб, где ты?
Я иду к гардеробной с другой стороны сцены, но там пусто. Огонь заполонил эту сторону, и я, буквально, чувствую его жар. Что-то щелкает надо мной, и одна из лампочек осыпается осколками на пол, заставляя меня кричать. Здесь темно, сзади тоже чертовски темно и ничего не видно.
— Плач, Веб, плач, — ору я. Я слышу, как Кристиан кричит от боли где-то впереди, возле двери в вестибюль. Я должна что-то сделать.
Я иду к центру сцены. Я больше не вижу яркие всплески меча Кристиана или тени близнецов. Зал полностью охвачен огнем. Пройдет не так много времени, прежде чем я не смогу дышать, не смогу видеть, не смогу выбраться отсюда.
Но я не могу выбраться отсюда без Веба.
И потом я вспоминаю, что позади меня должен быть люк. Анжела показала его однажды, когда нам было скучно во время наших посиделок в «Ангельском клубе». Пространство под сценой достаточно большое, чтобы там мог поместиться человек, в те моменты спектакля, когда человек должен был исчезнуть.
«trp dr»
Анжела пыталась сказать мне про этот люк.
Я останавливаюсь на месте и начинаю крушить половицы, после чего опускаюсь глубоко вниз, в темные глубины, кашляя от растущего дыма, и мои пальцы касаются чего-то мягкого и теплого. Чего-то живого.
Я вытаскиваю сверток, завернутый в одеяло.
Веб.
Мне не нужно много времени, чтобы заново познакомиться. Я поворачиваю голову прямо к задней двери, которая ведет в переулок позади здания. Кристиан, думаю я. Я иду к нему. Я вылезаю.
Но не успела я сделать и трех шагов, как вижу близнецов, загородивших мне выход.
Спотыкаясь, я отступаю назад.
Они подруги моего брата. По крайней мере, одна из них.
— Люси, — сказала я, посмотрев на них в замешательстве.
— Клара Гарднер, — говорит она, звеня браслетами. Ее темные глаза широко раскрыты от удивления. — Боже мой, — она улыбается. — Какое совпадение, что из всех мест на земле мы встретились с тобой здесь. Клара, я бы хотела представить тебе мою сестру, Оливию, — говорит она.
Уверена, именно она убила Анну. Эта девушка, просто убила мать моей подруги.
— Ты очаровательна, я в этом уверена, — говорит Оливия, хотя я ей явно не нравлюсь. — Отдай нам ребенка, — говорит она. — Все кончено.
Я взглянула через плечо, назад, в зал. Где Кристиан?
— О-о, мы позаботились о твоем друге, хотя он все-таки очень старался победить. Это была хорошая драка, — говорит Люси небрежно. — Теперь отдай нам ребенка. Если ты отдашь его сейчас, я обещаю, что убью тебя быстро и безболезненно.
Мое горло отчаянно першит в при мысли, что сейчас Кристиан лежит в темноте где-то под нами, мертвый или умирает, и его душа была обнажена. Я прижимаю Веба еще крепче к груди. Он такой тихий, слишком тихий, думаю я, но я могу беспокоиться об этом, не в данный момент.
— Дай мне ребенка, — говорит Люси.
Я отрицательно качаю головой.
Она вздыхает, будто я на самом деле разрушаю ее планы на день.
— Я собираюсь насладиться процессом, когда буду убивать тебя. — Черный кинжал появляется в ее руке. Я чувствую своего рода шум от вибрации, которая резонирует через меня. Она подходит ко мне ближе. — Я просто обожаю твоего брата, ты же знаешь, — она смеется. — Он самый лучший друг, какой у меня когда-либо был. Такой внимательный. Такой сексуальный. Ему будет очень плохо, когда он узнает, что его сестра умерла. Несчастный случай при пожаре. Ему понадобится столько сил, чтобы пройти через это.
Она пытается подстрекать меня, и я это прекрасно понимаю, но во мне ничего не пробуждается, чтобы бороться с ней. Я долго не выдержу. Краем глаза я вижу, как Оливия начинает двигаться на меня со стороны. Они заставляют меня отступать к краю сцены. Даже если бы я была в силах бороться с ними, то все равно я никогда не смогу удержать их обеих. Не с Вебом на руках.
Они окружают меня, чтобы прикончить.
Мне нужно вызвать сияние, думаю я. Не знаю, заставит ли оно их отступить, как в случае с Черными Крыльями, но я должна попробовать. Это мой единственный шанс.
Я закрываю глаза.
Я пытаюсь освободить разум.
Сфокусироваться.
Каждый раз, когда я призывала его, то сияние приходило ко мне: в тот день в лесу с мамой, когда я дралась с Семъйязой; в ночь автомобильной аварии, после выпускного вечера; в любой момент, когда я действительно в нем нуждалась, оно было со мной. И тогда я, буквально, начинала сиять. Но прямо сейчас во мне не было никакого сияния, если даже оно и есть, то я не могу почувствовать его. Я не могу получить к нему доступ.
Все, что я чувствую сейчас — это тьма. Кажется, я собираюсь проиграть эту битву. Кристиан предвидел это.
Я собираюсь умереть.
— Нет, — голос Кристиана возникает в моей голове. — Нет, ты не умрешь.
Слезы счастья у меня на глазах.
— Ты не умер, — говорю я.
— Мне нужно, чтобы ты сделала то, что я тебе скажу, когда я скажу тебе это сделать. Хорошо?
— Хорошо.
Я слышу звук сирен вдали.
— Отдай. Нам. Ребенка. — Оливия подошла достаточно близко, теперь она может с легкостью ударить меня. Она поднимает кинжал.
— Катись... к черту, — говорю я сквозь зубы. Может быть, какой-то огонь остался во мне, в конце концов.
— Подними Веба над головой! Сейчас! — кричит Кристиан в моей голове, и я, не раздумывая, просто делаю то, что он просит. Я поднимаю ребенка, а Кристиан выскакивает из оркестровой ямы на сцену, и сияние его меча испускает ослепительные брызги света, проходящего через меня от плеча до бедра. Я чувствую, как оно проходит сквозь мою одежду, но когда оно касается моей кожи, возникает тепло.
— Нееет! — кричит кто-то.
Ошеломленная, я опускаю Веба обратно на руки, прижимая к себе, и вот именно тогда я вижу Люси, которая стоит со своими браслетами в нескольких футах от него, и ее лицо представляет собой маску гнева и неверия. Она кричит словно животное в агонии.
А Оливия падает у моих ног, мертвая.
Сократив расстояние почти в два раза, сияние меча Кристиана убивает ее.
— Я убью тебя! — кричит Люси, глядя на меня, выпученными от злости глазами, сжимая черный кинжал в кулаке.
Но Кристиан сейчас стоит рядом со мной, держа меч в руке. Звуки сирен все громче. В любую минуту на этом месте будут пожарные.
Люси смотрит в сторону выхода.
— Клянусь, я убью тебя, Клара Гарднер, — слеза катится вниз по ее лицу, свисая с ее подбородка в течение нескольких секунд, прежде чем падет с него на пол. — Я сделаю так, что ты будешь страдать, –говорит она, а потом поворачивается и бежит по проходу театра, проскальзывая сквозь дым и пламя, и выбегает на улицу.
Я слышу, как она плачет, когда убегает.
Я не смотрю на Оливию. Не могу. Я поворачиваюсь, желчь поднимается в горле, когда я осознаю, что я вся в ее крови, моя рубашка пропитана ею, плечи и руки забрызганы кровью.
Раньше я считала, что это место безопасное. Место, где все мы можем говорить друг с другом обо всем и быть самими собой. Волшебное место.
Теперь же все потеряно. Все вокруг нас сгорело. Исчезло.
Анжела пропала.
Постепенно я стала осознавать, что Кристиан стоит передо мной, задыхаясь и прижимая рубашку к своему ребру.
— С тобой все в порядке? — спрашивает он, сжимая мое плечо. — Я не причинил тебе боль?
— Нет, — отвечаю на оба вопроса, а потом вижу, что у него идет кровь. — Ты ранен.
— Я выживу, — говорит он. И в этот же момент мы услышали, как закричали голоса в холле. — Мы должны выбраться отсюда. Сейчас же.
Мы спешим к выходу в переулок позади театра. Прохладный ночной воздух холодит мою кожу, мои легкие, и я снова могу дышать.
— Нужно взлететь, — говорит Кристиан. Он раскрывает свои крылья. Черные пятнышки выделяются на его белых перьях, словно чернила разлившиеся по бумаге.
Мое сердце сейчас такое тяжелое от ужаса и шока, из-за жалости к Анне, из-за страха за Анжелу, из-за смерти Оливии. И я понимаю, что полет не представляется возможным сейчас. Я качаю головой.
— Я не могу.
Он смотрит вниз, на землю, в течение минуты, размышляя, а затем согласно кивает и убирает свои крылья.
— Хорошо. Мы обойдем вокруг и уедем на моем грузовике. Думаю, это наилучший вариант. Все в порядке?
Я киваю.
— Ты его нашла? — спрашивает Кристиан.
Я смотрю вниз на круглое личико Веба. Он смотрит на меня широкими янтарными глазами.
Глаза Анжелы. Он кашляет. Я притягиваю его ближе и крепко обнимаю.
— Я держу его, — говорю я, а затем мы бежим, бежим сквозь задымленные улицы Джексона.
Руки Кристиана дрожат, когда он заводит машину. Его челюсть сжимается, и когда грузовик заводится мы отъезжаем подальше от обочины. Ни один из нас не говорит ничего на протяжении довольно долгого времени, и единственным звуком в машине был звук рычащего двигателя. Мне хочется сказать ему, что он едет слишком быстро, и что последнее, что нам сейчас нужно, это разбиться с ребенком на переднем сиденье, но у меня нет сил. Он делает все, что может.
— Куда мы едем? — спрашиваю я, когда он сворачивает на дорогу, которая выведет нас из города.
— Не знаю, — говорит он. — Девушка, которую я не... — Он перестает говорить на минуту и поверхностно дышит, словно он старается сдержать рвотный порыв. — Она, вероятно, вызовет подкрепление. Не знаю, как много времени займет, чтобы спуститься в ад и обратно.
— Люси, — шепчу я.
Он пристально смотрит на меня.
— Откуда ты знаешь ее имя?
— Она подруга Джеффри.
Если это вообще возможно.
— А она знает, кто ты? Она знает твое имя?
— Да.
— Тогда мы не можем вернуться домой, — говорит он, как будто это все решает.
Мне охватывает паника.
— Почему? Это священная земля для нас обоих. Оно будет безопасным.
Он качает головой.
— Священная земля работает в случае с Черными Крыльями, но не в случае с Триплами. — Он делает глубокий вдох. — Нам нужно уйти, — говорит он медленно, не спеша, потому что знает, что это расстроило меня. — Они будут охотиться за тобой. Они будут охотиться и за ребенком. Мы должны убраться подальше отсюда.
— Но Анжела...
— Анжела хотела бы, чтобы мы держали Веба в безопасности, — говорит он.
Я прекрасно понимаю, что он прав, но на данный момент я ощущаю, что если мы уйдем отсюда сейчас, если я покину это место, то мы никогда сюда больше не вернемся. Мы будем всегда убегать. Нам всегда будет страшно.
— Клара, пожалуйста, — негромко говорит он. — Мы что-нибудь придумаем. Но сейчас мне нужно, чтобы ты мне доверяла. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.
Я сглатываю и киваю. Кристиан на секунду с облегчением опускает голову, затем просовывает руку под свое сиденье и вытаскивает выцветший атлас автомобильных дорог. Он открывает карту США и укладывает ее поперек приборной панели.
— Закрой глаза и положи палец на карту, — говорит он. — Куда укажешь, туда мы и пойдем.
Я зажмурилась и прикоснулась пальцем к странице.
Интересно, увижу ли я когда-нибудь Такера снова.
Мы ехали всю ночь. Утром мы задержались, чтобы помыться, а потом Кристиан решил заехать в «Walmart»[21] за новой одеждой, детским автомобильным креслом и другими детскими принадлежностями. Он удивляет меня, когда раскрывает серебряную шкатулку на сиденье своего грузовика, чтобы показать боевой комплект для побега: кучу документов, свидетельств о рождении, поддельные водительские удостоверения, нечто, что выглядит как страховые документы, и самую большую кучу денег, которую я когда-либо видела.
— Мой дядя, — говорит он, объясняя. — Он мог видеть будущее, и порой не только свое, но и окружающих. Он всегда говорил, что когда-нибудь мне надо будет сбежать.
Его дядя был немного экстремальным. Но потом, мы же все-таки здесь. Убегаем.
Я стараюсь накормить Веба из бутылочки, но он ничего не ест. Он просто смотрит на меня сейчас и начинает плакать. Сильно. Я ничего не делаю, и, кажется, это помогает. Я не его мать. — Где моя мама? — Я могу почувствовать, как он хочет знать ответы на все свои вопросы. — Моя бабушка? Что ты сделала с ними?
— Тебе нужно попытаться отдохнуть, — говорит Кристиан, после того, как мы свернули обратно на шоссе и Веб, убаюканный вибраций от дороги, в конце концов, уснул.
Нет никакой возможности. Всякий раз, когда я закрываю глаза, то возвращаюсь в театр, слушая, как кто-то убивает мать моей подруги. Я нахожусь в темной комнате в ожидании смертного приговора для себя. Смотрю, как кто-то умирает прямо передо мной. Вместо этого я залезаю в карман и достаю сотовый, после чего звоню Билли, уже в десятый раз с тех пор, как мы бежали из Джексона.
Она не отвечает, и это заставляет меня беспокоиться о том, что Люси уже наверняка вернулась обратно в ад и теперь сплотилась с какой-то злой армией нежити, и сейчас они уже на полпути к моему дому в поисках меня, возможно, натыкаясь на ничего не подозревающую Билли.
Я продолжаю представлять это, словно сцену из фильма ужасов, где Люси, стоит перед автоответчиком, смеясь, и слушает мой голос, пытающийся предупредить Билли.
— Привет, Билли, это Клара, — говорю я в трубку. Мой голос дрожит. — Позвони мне. Это очень важно.
— Я уверен, что с ней все в порядке, — говорит Кристиан после того, как я повесила трубку. –Билли может позаботиться о себе.
Я думаю о крови. Звук замертво падающего тела Оливии.
— Все хорошо, Клара, — бормочет Кристиан. — Мы в безопасности.
Я оборачиваюсь, чтобы выглянуть в окно. Мы проезжаем хребет полный ветряных мельниц: высокие белые ветряные мельницы, их пропеллеры кружащиеся вокруг и разрезающие воздух. Облака отбрасывают тени, когда перемещаются между солнцем и землей, словно темные твари, шатающиеся по земле. Интересно, будем ли мы когда-нибудь в безопасности?
Кристиан убирает одну руку с руля и тянется ко мне. Он проводит большим пальцем поперек моего кулака, пытаясь утешить меня, как и всегда. Он наполняет меня своей силой.
Но все, что я чувствую сейчас — слабость.
