Глава 7. Как работает опер. часть

 

«Раз, два, три, четыре, пять Мы идем тебя искать…»

(детская считалка)

 

Работать по тем, кто уже сидит, намного приятней, чем по тем, кто всё ещё разгуливает на свободе. Нет утомительных слежек, прослушивания телефонных разговоров, едва ли не круглосуточной езды по городу с последующим отчетом перед вышестоящим начальством за каждый литр выкатанного бензина и прочее, прочее, прочее…

В тюрьме всё значительно проще. «Объект» всегда под рукой, отдыхает на нарах в такойто камере. Прямо как рыбка в аквариуме. Плавает внутри бетонного кубика, суетится… А чего, спрашивается, тратить усилия зря? Ситуация под неусыпным контролем, так что непредвиденных комбинаций возникнуть как будто бы не должно…

Всё, что было, что имеет место сегодня и будет завтра — уже происходило в тюрьме не раз и не два. Меняются только актеры, декорации и роли остаются без изменений.

Попав за решетку, очень важно усвоить, что:

— опер. часть работает без выходных;

— «случайные» ситуации никогда сами по себе не возникают, они заранее предопределены, как, впрочем, не бывает и «случайных» сокамерников.

Коекто в погонах вначале хорошо подумает, прежде чем поместить арестанта в ту или иную камеру и этот ктото преследует совершенно определенную цель.

Для того, чтобы не наделать глупостей и не создать самому себе дополнительную головную боль, необходимо четко понимать задачи, стоящие перед опер. частью и выполняемые ею по мере сил. Главными из них являются получение максимально полной и разносторонней информации об арестантах и их сообщниках, а также манипуляция заключенными и управление так называемым «воровским» (или «тюремным») движением».

Начнем с главного — получение информации.

Информация, накапливаемая об «объекте» с последующей её обработкой, подразделяется на два вида — основную, непосредственно связанную с конкретным уголовным делом и способствующую выявлению неизвестных ранее фактов, доказывающих виновность «объекта», и косвенную — способствующую более полному изучению «объекта» и его окружения, что, в свою очередь, помогает:

— в раскрытии других уголовных дел;

— контролировании «объекта» как в тюрьме, так и после его выхода на свободу;

— прогнозировании его поведения в будущем;

— в вербовке с дальнейшим использованием согласно поставленным целям.

Опер. часть интересует буквально всё: как ты проводишь свободное время, во что одевался на свободе и как одеваешься в камере, в какую церковь ходят (если ходят) твои родные и какая именно погода тебе нравится. Абсолютно не значащая, на первый взгляд, информация о тебе, попав «куда не надо» и под нужным углом зрения обработанная, имеет свойство возвращаться обратно и очень больно бить в самый неподходящий момент.

Чем больше опера о тебе знают — тем сильнее ты уязвим. Чем лучше ты это понимаешь — тем больше шансов выжить в тюремном зверинце.

Схема, согласно которой интересующего опер. часть гражданина бросают в разработку, по сути проста, как деревенский забор, а потому эффективна. Тем более, что грязной работой операм пачкать руки вовсе не обязательно. Для этих целей существует сколько угодно приблатненных рабов из числа «опытных» заключенных.

В зависимости от каждого конкретного случая схема упрощается или усложняется, растягивается на долгие месяцы или сжимается до нескольких дней. В качестве примера рассмотрим один из наиболее популярных вариантов, предварительно разбив его для удобства на несколько составных частей.

Часть первую можно озаглавить как «Изучение». Поверхностное знакомство перетекает в устойчивый интерес с целью выявления сильных и слабых сторон. За тобой круглосуточно наблюдают, отмечая каждую мелочь, выясняя круг интересов, изучая привычки. Не думай, что твоя манера поведения с окружающими остается незаметной для посторонних глаз. То, как ты ведешь себя во время «бесед» и допросов, и как снимаешь напряжение после них, представляет живой интерес для тех, кто работает по тебе, помогает им регулировать механизм выбивания показаний. Информация, поступающая от надзирателей, сопоставляется с нашептыванием информаторов, просеивается, анализируется. Делаются предварительные выводы.

Вторая часть логически вытекает из первой. С заключенным, в целом, всё ясно — кто он и чем, собственно, дышит. От поверхностного изучения «объекта» переходят к более углубленному знакомству с ним. Из числа сокамерников невесть откуда появляются кандидаты в «друзья», с которыми, как правило, устанавливается легкий непринужденный контакт. У вас оказываются не только сходные интересы по жизни, но и общие знакомые на свободе. Если ты увлекаешься хоккеем, то и он готов часами обсуждать спортивные матчи. Ты скучаешь по детям? И он с неподдельной грустью рассматривает семейные фотографии.

В некотором смысле вторая часть чемто смахивает на исполнение желаний. Обмолвился в разговоре, что не с кем в шахматы поиграть, через дня два заезжает мастер спорта, любитель повисеть над чернобелой доской. Проявил интерес к банковской деятельности — получай банкира в теплом вязаном свитере. Кого угодно изпод земли откопают, лишь бы ты начал общаться и говорить. Вначале о посторонних вещах, затем смотришь — к интересующим опер. часть делам подобрались вплотную.

Новый «друг» обязательно будет производить впечатление надежного, проверенного человека, смотрящего на мусоров не иначе как на грязь, а куриц вообще не считающего за людей. Разговаривая с вновь приобретенным «другом», хочешь — не хочешь, а расслабляешься. Невольно благодаришь судьбу за то, что даже здесь «везет на людей» и есть с кем доверительно пообщаться. Незаметно разговоры заходят всё дальше и дальше… Именно в нужный момент люди почемуто забывают о том, что больнее всего наносят удары не «чужие», а «свои» — те, кто находится рядом.

Изучение заканчивается и начинается третья, завершающая и неприятная часть разыгранной пьесы. Её цель — сломить волю заключенного, создать внутри клетки такие условия, чтобы он ломанулся к операм, стал сговорчивым и послушным. Всех тех, с кем «объект» поддерживал приятельские отношения и кто проявлял хотя бы малейшую симпатию к нему, переводят в другие камеры. В итоге «объект» остается в глухой изоляции среди провокаторов, деградировавших наркоманов, психопатов и прочего быдла. Сами по себе они никто и ничто, но когда всю эту безмозглую массу направляют в определенное русло, следует быть настороже.

Распределение ролей закончено. Есть предполагаемая жертва, есть исполнители — вот они, под рукой, есть курицы, готовые исправно отрапортовать, как всё прошло, и есть провокатор, науськивающий окружающих согласно полученным инструкциям.

О провокации как таковой можно говорить часами. Это такая же вечная тема, как теща, домашние животные или погода. По большому счету, провокация — это искусство стравливания людей между собой. На данную тему написано немеряно книг и учебных пособий, профессионалов, прежде чем внедрить их в нужный коллектив, политическую партию или церковную структуру, выращивают не один год.

Бесспорно, в тюрьме всё значительно примитивней, нежели на свободе. Провокаторы далеко не профессионалы, хотя и натасканы, как для тюрьмы, довольно неплохо. Обычно они косят под блатных, но на первые роли не лезут, стараются находиться как бы в тени, чтобы всегда была возможность съехать с темы, если вдруг ситуация выйдет изпод контроля. Ни при каких обстоятельствах провокатор не полезет вперед — он всегда всё будет делать чужими руками, изображая из себя рубахупарня за кружкой чифира. Его голос чуть тише того, кто возомнил себя авторитетом. Провокатор, словно шакаленок, подвывает изза чьейто широкоплечей спины избитые фразы типа: «Это вам тюрьма, а не тюрьмочка!» или: «Наказать по всей строгости арестантских законов!», хотя об этих самых законах он сам понятия не имеет. Зато звучит авторитетно.

Когда к травле «наверху» добавляется ещё и нервозность внутри камеры — достаточно сложно сохранить самообладание и не наделать глупостей. Не такто просто поставить на место не в меру рьяных исполнителей и при этом никому не сломать нос или челюсть. Нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что желающих подставить морду, дабы «объект» как следует врезал по ней между глаз и таки точно получил срок, если не по одной статье, так по другой, — в тюрьме сколько угодно. «Объекту» обрадованные слуги правопорядка влепят по максимуму, а псевдопотерпевшему скостят по амнистии срок.

Попав в экстремальную ситуацию, чрезвычайно важно не поддаться панике, не суетиться, бросаясь из крайности в крайность. Опрометчивые поступки ещё никогда к добру не приводили. Выход существует из любого, даже самого запутанного лабиринта. Посмотри на ситуацию как бы со стороны. Мир находится не за пределами нашего «Я» — он внутри нас, и мы в состоянии им управлять. Невозможно сломить того, кто не хочет быть сломленным.

Как я уже упоминал, манипуляция тюремными «авторитетами» и управление «воровским движением» наряду с получением информации являются основными задачами опер. части. Руководить «авторитетами» в действительности намного проще, чем может показаться на первый взгляд. Они легко идут на контакт и без особых проблем поддаются вербовке. Как правило, это эгоистичные люди, болезненно тщеславные и самовлюбленные, с тщательно скрываемыми комплексами неполноценности. Так как на свободе они были никем, в лучшем случае — шестерками у более сильных хозяев, то за решеткой они стремятся во что бы то ни стало утвердиться в глазах окружающих.

Только дурак либо сверхнаивный человек может полагать, будто бы опер. часть существует сама по себе, а местные «авторитеты» — сами по себе. В тюрьме хозяин один, неуправляемых «вождей» не бывает в природе. Если такой вдруг и появляется, то его достаточно быстро приручают или уничтожают — иных вариантов нет и быть не может (если он, конечно, не ляжет на дно или не выберется на свободу).

Наблюдать за тем, как мусора со своей стороны, а приблатненные арестанты — со своей раскатывают заключенного в нужном для следствия направлении — достаточно интересное и со всех точек зрения поучительное занятие. Ещё более интересно сравнивать то, что думают обо всем этом сами заключенные, с тем, что думают опера.

Смотришь, сравниваешь и невольно поражаешься наивности арестантов. Прямо как дети. Среди них сплошь и рядом попадаются персонажи, которые всерьез верят, будто бы все эти «воровские движения» возникли в результате протеста против существующих тюремных порядков и что за решеткой существует некое государство в государстве со строгой иерархией среди заключенных. Редкая чушь, раздутая словоохотливыми журналистами в огромный мыльный пузырь. Никакого государства в государстве в местах «не столь отдаленных» не существует! Ещё раз повторяю: в тюрьме хозяин один. Все эти «движения» сознательно созданы самими мусорами с тем, чтобы контролировать заключенных и управлять ими изнутри арестантской среды.

Необходимо отметить — это действительно чрезвычайно удобный и эффективный инструмент как для получения необходимой информации, так и для расправы с неугодными. Последнее особенно четко проявилось в сталинских концлагерях, во времена хрущевской оттепели, при развале Союза и в ходе дальнейшего перераспределения власти в верхах, когда руками тюремных «авторитетов» были уничтожены сотни тысяч политических диссидентов. Кого не хватило сил расстрелять и не смогли объявить психически больными, тех бросали под пресс в тюремных камерах. Излюбленный метод расправы с неугодными как в Советском Союзе, так и в «независимой», «демократической» Украине.

Как бы тяжело ни было за решеткой, постарайся спокойно воспринимать всё то, что происходит вокруг. То, что слышишь. Что видишь. Не удивляйся человеческой низости, когда в очередной раз забросят в камеру провокатора, или как бы случайно надзиратель не удержит озверевшую собаку. Пусть тюремщики смеются, упиваясь собственной властью. Мы здесь временно, они определили себя в тюрьму навсегда.