Работенка, проще не бывает 8 страница

Сон крепко овладел уставшим за последние дни телом Карвабиэля. Трясти за плечо, будоражить непослушную шевелюру или легонько подпихивать самозабвенно храпевшего и пускавшего пузыри полуэльфа было бесполезно. Джер знала это по опыту прошлых мучений успокоившийся весельчак только ворочался бы с боку на бок, отмахивался бы и невнятно бормотал бы себе что‑то под нос, совершенно не желая возвращаться из сказочного царства ночных грез. Крики «Пожар!» или «К оружию!» тоже обычно не действовали, Карвабиэль начинал хаотично размахивать руками, туша во сне огонь или защищаясь от пригрезившегося противника. Однако эльфийка все же знала один способ, при помощи которого можно было мгновенно поднять засоню на ноги. Он действовал ранее, не должен был подвести и на этот раз. Набрав в легкие как можно больше воздуха, Джер закричала так громко, что у нее заболели барабанные перепонки. Волшебное сочетание слов «муж» и «вернулся» подбросило отдыхавшего до потолка. Карвабиэль вскочил, не открывая глаз, обмотался одеялом и, сопя, как простуженный ежик, забегал по комнате в поисках спасительного окна.

– Пожар в лесу, живее из дома! – скомандовала Джер, увидев, что глаза Карвабиэля немного приоткрылись и он уже не всецело находился во власти сна.

За минуту, потраченную на пробуждение напарника, ситуация на дворе в корне изменилась. Жители бежали к озеру, не прихватив с собой даже самых необходимых вещей. Ветер дул по‑прежнему с юго‑востока, то есть от деревни. Джер не сразу поняла, что вызвало панику и превратило разумных существ в перепуганное стадо. Но когда она повернула голову в сторону леса, все тут же стало ясно, как день. С губ женщины слетело проклятие, достойное портового вышибалы, а не идейного борца, рука потянулась к оружию и крепко сжала рукоять короткого меча.

Сбылось ее самое зловещее пророчество. Настал момент, когда в деревушке действительно стало жарко. Со стороны горевшего леса к домам бежала толпа вооруженных людей. По жалким обноскам вместо одежд и стареньким доспехам можно было сразу понять, что это разбойники, сумевшие вырваться из кольца облавы. На опушке появилось полсотни имперских стрелков, нашедших проходы в стене бушевавшего огня, раздался пронзительный свист первого залпа. Около десятка бандитов упали, пронзенные на бегу стрелами, остальные успели рассредоточиться и попрятаться за стенами домов. Они продолжали стремиться к озеру, но кто‑то, кому все‑таки удавалось руководить плохо организованной толпой головорезов, отдал приказ остановиться и засесть по домам. На первый взгляд совершенно абсурдное распоряжение на самом деле было для бандитов единственной возможностью уцелеть. Из‑за тумана и дыма Джер вначале не заметила, что дорогу к озеру преградила рота копейщиков. А тем временем из леса уже выехал эскадрон легкой кавалерии.

– Кажется, сестричка, мы попали в беду! – раздался за спиной эльфийки голос проснувшегося Карвабиэля.

– Меньше дрыхнуть нужно было! – огрызнулась Джер, судорожно пытаясь найти выход из сложного положения.

С террасы было видно, как солдаты окружили жителей деревушки, бегущих к озеру, и, отогнав их в сторону, всех без исключения взяли под стражу. Что станется с ними потом, было неизвестно. Возможно, отпустят, а может быть, сошлют на каторгу якобы за пособничество лесным разбойникам. Второй вариант казался обоим членам Джабона более вероятным, и не только потому, что они недолюбливали имперские власти. Просто герцогам обеих провинций подвернулся удобный случай раз и навсегда покончить со спорным вопросом пограничных земель. Нет деревушки, нет и причины для разногласий, а главное, ни одной из сторон не обидно.

– Между прочим, я еще в прошлый раз тебя предупреждал, что за подобные шутки безжалостно пороть буду! – Карвабиэля настолько разозлила выходка Джер, что он продолжал возмущаться, даже несмотря на нависшую над ними угрозу.

– Да будет тебе! – огрызнулась Джер. – Лучше скажи, как выбираться будем?!

– Как, как! Как всегда… с боем! – проворчал Карвабиэль, пытаясь оценить сложную диспозицию. – Вокруг враги, и еще раз враги. Пойдем к берегу – каторга обеспечена, спрячемся в доме – деревню все равно подожгут лиходеи, остается только одно…

– К лесу?!

– Задворками к лесу! – кивнул Карвабиэль в ответ. – С мыслью о смерти я еще как‑то могу свыкнуться, а вот тюремная баланда – самое худшее воспоминание в моей жизни.

 

Кольцо окружения замкнулось. Сомкнув щиты и грозно ощетинившись копьями, двойная шеренга копейщиков выдвинулась к домам на окраине. Лучники заняли удобную позицию на опушке, а с обоих флангов зашла кавалерия. Разбойники попали в ловушку, умело расставленную регулярными войсками, раз в пять, если не более, превосходившими преступников по численности. В преддверии боя над деревней нависла зловещая тишина.

Зарево продолжавшего пылать леса хорошо освещало каждый дом, каждый закуток возле дороги. После первого же залпа огненных стрел в округе стало светло, как днем. Лучники стреляли, метясь в дома. Огонь и дым должны были выгнать врагов на открытое пространство, где их или сразят стрелы, или растопчет кавалерия, в зависимости от пожелания командующего карательной операцией.

– Ну и влипли же мы! – произнесла Джер, когда эльфы достигли ограды одного из уже загоревшихся домов и спрятались в тени деревьев. – Ну, как там?!

– Плохо дело, совсем плохо, – проворчал Карвабиэль, разглядывая окрестности сквозь узкую щель в заборе. – Окружение плотное, не проскользнуть, хотя постой… Вот там вон есть овражек, если до него успеем незаметно добраться, то, считай, спасены. Конница его обойдет, лучники тоже не дураки перегной сапогами месить.

– Какой еще перегной? – насторожилась Джер.

– Ну, перегной, компост, навоз иль куриный помет, – отмахнулся дозорный. – В общем, удобрение, деревня все‑таки… огороды.

– Час от часу не легче, – проворчала Джер, представившая, как они будут с боями пробиваться и все ради того, чтобы немного поплавать в прелых и вязких отходах.

– Ладно, не брюзжи. Искупаться в навозе не стыдно, обидно лишь в нем утонуть! – подбодрил Карвабиэль напарницу и ловко перескочил через изгородь.

До заветного оврага было еще далеко, вокруг горели дома и деревья, а с неба продолжали сыпаться стрелы. «Обыденность» происходящего скрашивали лишь бандиты, выбегавшие из горевших укрытий. Неизвестно, принимали ли они парочку эльфов за имперских солдат или им было просто все равно, на ком вымещать злость, но каждый из них считал своим долгом накинуться на чужаков с оружием.

Метательные ножи закончились. Джер было до слез обидно, что она вспотела, помогая имперским властям истреблять членов невероятно огромной разбойничьей шайки. Но делать было нечего, им приходилось убивать, чтобы сохранить себе жизни. Карвабиэль умело владел мечом. Джер видела его не раз в сражении и втайне завидовала его силе, отточенной технике боя, не допускавшей лишних движений, и молниеносной реакции. Однако в ту ночь Карвабиэль выбрал совершенно иное оружие. Неизвестно откуда взявшаяся в его руках оглобля летала по воздуху с умопомрачительной скоростью, выбивая доски заборов и раскидывая врагов. Поломанные кости, проломленные черепа и множество других, менее существенных увечий ожидали всякого, кто приближался к разбушевавшемуся эльфу на расстояние менее пяти шагов. Даже Джер боялась стоять у Карвабиэля за спиной и всерьез призадумалась, а не стоит ли ей поискать иной, более деликатный способ пробуждения напарника. Вдруг он разозлился настолько, что решит припомнить недавнюю обиду и все недобрые слова, сказанные ей в его адрес?

Однако опасения были напрасными. Карвабиэль не потерял контроля над собой и не превратился в бездумный механизм убийства. Он строго придерживался выбранного направления движения и не преследовал убегавших врагов. Когда же до конечной точки сложного, зигзагообразного маршрута оставалось не более двадцати шагов, произошел случай, заставивший Джер проникнуться к бойцу с оглоблей искренней благодарностью.

Идя позади, девушка отстала, а из горящего дома, чуть не сбив ее с ног, выскочили четверо бандитов. Ближайший разбойник упал, скошенный боковым ударом короткого меча. Острое лезвие удачно попало между нашитыми сверху стальными пластинами и мгновенно вспороло толстую кожанку вместе с мышцами живота. Затем Джер приняла на клинок сильный удар шипованной булавы, идущий по касательной вбок, и одновременно ударила третьего нападавшего кованым каблуком по видневшейся сквозь драную штанину коленной чашечке. Готовясь отразить второй удар тяжелой, но медлительной булавы, девушка не заметила, как еще один разбойник подкрался сзади.

Кистень прошелся вскользь, сверху вниз, по незащищенному затылку. Если бы враг немного точнее рассчитал бы удар, то голова эльфийки разлетелась бы, как перезрелый арбуз, свалившийся на мостовую с повозки. В глазах мгновенно потемнело, Джер ощутила, как начинает быстро проваливаться во внезапно разверзшуюся перед ней бездну. Ее подхватили чьи‑то руки и куда‑то понесли. Чернота отступила, только когда ее тело погрузилось во что‑то мягкое и ужасно вонючее.

– Эй, эй, головку над поверхностью держи, а то утопнешь! – веселились сразу четыре Карвабиэля, чьи конопатые физиономии расплывались и бегали по кругу перед глазами. – Представляешь, в этом захолустье и компост, и навоз, и птичий помет вперемешку держат… никакой культуры земледелия!

– А почему тебя так много? – заплетаясь языком и с трудом отплевывая лезущую в рот вязкую жижу, поинтересовалась Джер.

– У‑у‑у‑у, по головке тебя, видать, дельно огрели. Ну, ничего, за правое дело и пострадать не грех. Вот солдаты оцепление снимут, отлежишься, отмоешься…

– Сначала отмоюсь, а потом отлежусь.

Джер окончательно закрыла глаза и начала борьбу с подступавшей ко рту рвотой. Пляшущие личины напарника наконец догадались слиться в одну, хоть и мутную, но всполохи пожарища продолжали вонзаться в глаза, как пара острых кинжалов. Через минуту, а может быть, полчаса Джер полегчало. Время относительно, особенно после того, как ты перебрал вина или по твоей голове прошлись весьма тяжелым предметом.

Вновь открывшимся глазам эльфийки предстала удручающая картина: небольшой, но глубокий овраг, мерцающее желтыми и красными огнями небо и плавающая в испражнениях домашнего скота, широко улыбающаяся голова напарника.

– В этом вся моя жизнь, – тяжело вздохнула Джер и чуть не заплакала.

Однако череда неприятных сюрпризов на этом еще не закончилась. Джер почувствовала сильное колебание воздуха, потом был всплеск, сильная встряска и волна нечистот захлестнула девушку с головой. Похоже, нашелся еще один смельчак, с разбегу прыгнувший в яму с удобрениями.

– О, вот теперь вся компания в сборе! – заверещал не в меру жизнерадостный Карвабиэль. – Добро пожаловать в тепленькое, командир! Ну прям традиция какая‑то, все как всегда: мы вместе и в полном…

– Заткнись! – выкрикнули одновременно Джер и эффектно присоединившийся к бойцам своего отряда Намбиниэль.

Карвабиэль хотел что‑то возразить, но раздавшийся наверху грохот заставил его замолчать. Это прогорел и рухнул находившийся поблизости дом.

– На все вопросы отвечу потом, – прервал молчание Мансоро, – но хочу, чтоб вы знали. В Джабоне заговор, доверять нельзя никому, отныне действовать будем только втроем!

 

История 4

Драгоценная безделушка

 

День походил на ночь, точнее на раннее утро, когда темнота уже отступила, но контуры предметов расплываются на расстоянии в несколько шагов. Небо было омерзительного грязно‑серого цвета, лил дождь, если так, конечно, можно назвать хлещущий сверху поток воды, прибивающий к земле далеко не только растения. Непогода лютовала уже несколько дней подряд. Дороги по всей Самбории были размыты, остатки неубранного урожая побиты, а деревушки в низинах затоплены водой. Однако трудно приходилось не только крестьянам, но и жителям всех четырех городов провинции.

Торалис, столица Самбории, не был исключением, хотя его центральные площади и верхние кварталы не пострадали от капризов природы. Сооруженная не так давно система стоков полностью оправдала вложенные в нее средства. Состоятельные горожане, чиновники и дворяне, состоящие на службе у герцога, конечно, тоже были не в восторге от сырости, но по крайней мере могли ходить по мостовой и не замачивать ноги выше колен.

В отличие от верхов городской общины и знати ремесленникам, мелким купцам, перекупщикам, клеркам и прочим небогатым лицам, кто не мог себе позволить жить наверху, приходилось намного хуже. Стоки местами были забиты, кое‑где не справлялись с объемами все прибывающей воды, а кое‑где просто отсутствовали по причине недостатка средств. Городской Совет сетовал на дороговизну строительных работ и на необходимость платить завышенный, по его мнению, имперский налог. Герцог понимал, что это всего лишь жалкие отговорки, но не мешал чиновникам воровать. Горожане ворчали, дворяне предпочитали воздерживаться от светских раутов и сидеть по домам, а те, кого судьба закинула в нижнюю часть города, строили из подручных средств, преимущественно старых дверей и сундуков, весьма забавные с виду плавсредства. Жизнь города продолжалась, несмотря ни на что, а некоторым непогода даже была на руку. Приезжие днями засиживались по кабакам и невольно способствовали развитию гостиничного дела.

По узенькой улочке, на которой не было ничего примечательного, кроме маленькой кузни и дома спившегося костоправа, плыли две маленькие фигурки, закутанные в плащи. Мостовая шла под уклон, поэтому путникам приходилось идти почти по пояс в воде навстречу бурному, пенящемуся потоку. Иногда тот, кто был поменьше и потолще, спотыкался или проваливался в яму, и тогда жители окрестных домов слышали сдавленный, но грозный рык. Расточать членораздельные проклятия в адрес городских властей у утомленного путника уже не было сил.

Из подворотни мастерской кузнеца выплыла груженная ящиками телега. Это подмастерье вместе с двумя учениками повезли плотнику готовый заказ. Некоторые дела бывают срочными и их нельзя отложить из‑за непогоды. Люди понимают, что обстоятельства порой сильнее погодных условий, а вот лошади нет. Гнедая кобыла упрямилась и ее то и дело приходилось подстегивать кнутом. Почти доходивший до живота поток нервировал животное, которое недвусмысленно косило мордой в сторону хоть и сырого, но более уютного стойла. Вода часто плескалась через край повозки, и держащий вожжи подмастерье громко ругался. Ученики шли впереди, ведя под уздцы лошадей и проверяя длинными деревянными палками, нет ли на дороге ям и колдобин. Однако ехать куда‑то по такой погоде на самом деле оказалось гораздо сложнее, чем первоначально предполагал мастеровой люд. Не успела повозка проехать и десяти шагов, как правое заднее колесо провалилось, а половина ящиков со скобами, болтами и мебельными стяжками погрузились в пенный поток.

– А чтоб тя, Мил! – забасил подмастерье, запустив в голову нерадивого помощника кнутом. – Куда смотрел, гад?!

Дальше последовала продолжительная череда ругательств, в произвольной последовательности вылетающих изо рта возницы и характеризующих рослого восемнадцати‑двадцатилетнего парня и его родителей не с лучшей стороны.

Напарник Мила бросился собирать товар, а сам виновник случившегося решил перевалить тяжкий труд на проходивших мимо подростков.

– Эй, соплячье, подь сюды! Давай скобы вылавливать! – заорал юнец, выпячивая для пущей убедительности широкую, но еще не успевшую обзавестись достаточным для кузнеца количеством мышц грудь. – Эй, мелкота, оглохли, что ли?! Щас кренделей живо отвешу!

Парочка закутанных в плащи подростков продолжали свой путь и не обращали внимания на визгливые выкрики. Лишь когда зарвавшийся Мил покончил с угрозами и, решив приступить к их осуществлению, кинулся следом, тот из двоих, что был поменьше, недовольно замотал головой под капюшоном и остановился. Ни подмастерье, ни второй ученик не пожелали призвать смутьяна к порядку. Им не было дела, что двое неповинных в их беде мальчишек получат затрещины с оплеухами только за то, что не захотели нырять в холодную воду вместо старшего и более сильного.

Грозно раздувая ноздри и состроив зверскую, по его искреннему убеждению, рожу, парень подлетел сзади к остановившимся путникам и занес руку, чтобы отвесить звонкую затрещину по затылку более низкого. Однако расправе над малышней не удалось осуществиться. Рука Мила застыла в воздухе, когда коротышка обернулся и откинул капюшон.

Густая, черная как смоль борода, сросшиеся брови, зло прищуренные, налившиеся кровью глазищи и лицо, испещренное шрамами. Паренек обомлел, перед ним вдруг возник гном‑убийца из страшных сказок, которые в детстве ему любила рассказывать на ночь подслеповатая бабка. Обычно нечестивый злодей занимался тем, что пожирал живьем коней, нападал по ночам на дома добропорядочных горожан и сбивал с пути истинного невинных девиц, притом последнее делал особенно охотно и с различными фокусами.

Волосатый кулак, о размерах которого страшно подумать, взбил желе пресса и откинул задиру шага на четыре назад. Широко раскинув руки и ноги, Мил шлепнулся в воду и поднял волну, которая докатилась аж до телеги. Возмущенный подмастерье бросился на выручку обиженному ученику, но передумал. Грозный бородач скинул в воду плащ, обнажив монолит крепких, разрывающих кожу груди и рук мышц. Одна только толстая, выпирающая из‑под бороды и длинных волос шея была достойна наивысших похвал и, естественно, вызвала заслуженное уважение у того, кто не сумел наработать такого богатства за десять лет упорной работы в кузне. Связываться с малышом‑крепышом мигом расхотелось, да и гном был, похоже, не в настроении чесать кулаки.

– Подбери, а то потопнет еще! – произнес Пархавиэль Зингершульцо, а затем, уже повернувшись к подмастерью спиной, сердито проворчал себе под нос: – Хотя навряд ли, оно плавучее…

К гному, задыхаясь от кашля, подбежал Нивел. Юноше удалось выловить уплывший вдаль плащ и даже не потерять при этом котомку. Плохая погода не способствовала выздоровлению паренька, он чахнул с каждым днем, но не поддавался уговорам гнома остаться на пару неделек в какой‑нибудь из деревенек у теплого очага. Порою Пархавиэлю казалось, что юноша не столько спешит к отцу, сколько боится расстаться с компаньоном, то бишь с ним. Однако гном не воспринимал это предположение всерьез. Они были всего лишь попутчиками, а не друзьями, к тому же нарваться на неприятности в обществе гнома можно было гораздо проще, чем их избежать.

– Сурово ты с ним, – прогнусавил юноша с заложенным носом. – Зачем же так жестоко? Он и так все уже понял.

– Понял, понял, – проворчал гном, беря под мышку мокрый и грязный, как половая тряпка, плащ. – Знаешь, как в старину у нас в Махакане говаривали? «Он не глупый, не осел – понял, об… отплевался и пошел!»

– А это еще к чему? – удивленно захлопал ресницами Нивел, не сумевший вникнуть и прочувствовать потаенный смысл древней гномьей мудрости.

– А к тому, что мерзавцев учить нужно. Коль показал кулак, так бей! Нечего впустую пугать, от этого еще хуже становится. И вообще, ты вон какой умный парень, неужели не можешь понять разницу между «понял» и «прочувствовал»? – проворчал Пархавиэль, уставший за неделю пути объяснять прописные истины применительно к воспитанию разного рода нахалов. – Ну что мог понять этот шантрапа‑переросток с тощим пузом и слюнявой физией?! Только то, что прежде чем замахиваться, нужно смотреть на кого. А кулак – проверенное средство, отбивает охоту на раз к другим лезть. Брюхо всего недельку поболит, зато память на всю жизнь останется. Прежде чем кому по башке дать да слабого обидеть, трижды подумает!

– Ага, ты, значит, ему нормы морали и этики втолковал. Грубо, но доходчиво объяснил, что хорошо, а что плохо, – не унимался Нивел, не раз доводивший гнома до трясучки своими наивными, почти детскими взглядами на жизнь и желанием привить их окружающим.

– Слышь, паря, ты лучше того, от меня подальше держись, – затряс бородой Пархавиэль, – а то, говорят, пацифизм и милосердие болезни заразные, еще, чего доброго, подцеплю…

Нивел замедлил шаг и немного отстал. Юноша знал, что если уж ворчливый, но добрый и обладающий обостренным чувством справедливости гном заговорил о пацифизме и милосердии, понятиях, по его мнению, никчемных и ругательных, то его лучше на некоторое время оставить в покое. Взрывной характер крепыша мог привести к новой размолвке, хотя ссорились они обычно не всерьез и ненадолго. Пархавиэль терпеть не мог молчать в дороге, его тянуло поговорить, поэтому более чем на два часа он ни разу толстых щек не надувал.

Путники свернули на другую улочку. Идти стало легче, вода доходила гному только до пояса. Скорость передвижения заметно увеличилась, несмотря на то что продолжительное пребывание в холодной жидкости истощило запас сил. Уже не только хлипкий подросток, но и закаленный непогодой Пархавиэль зашмыгал раскрасневшимся носом.

– Ну что, пора искать трактир, – решил заговорить гном. – Долго засиживаться некогда: пожрем, выпьем, да и дальше в путь, Сушиться не будем, все равно тут же вымокнем.

– Лучше гостиницу, – робко заявил Нивел, опасаясь вспышки гнева попутчика. – Я давно хотел тебе сказать, да как‑то…

– Короче! – потребовал гном, нахмурив брови.

– У меня в Торалисе дела, денька на два придется задержаться, – огорчил Пархавиэля Нивел, – но если ты торопишься…

– Да чтоб тя! – взорвался гном и в приступе ярости саданул кулаком по стене дома так, что в окнах первого этажа задребезжали стекла. – Так и знал, дороги не будет, одни хлопоты да задержки! То тащимся еле‑еле, а тут вообще два дня на перинах зады просиживать. Ну, удружил, компаньон, нечего сказать, подвел так подвел!

– Я быстро постараюсь управиться, а ты пока отдохнешь, отоспишься с дороги, – успокаивал Нивел грозно пыхтевшего и захлебывающегося слюной гнома. – А там быстрее пойдем, может, мне лошадь раздобыть удастся или нас подвезут.

– Если гном на лошади, значит, украл! Ты что ерунду городишь, человечьей натуры не знаешь?! Ну и влип же я с тобой.

Аргумент не был воспринят Пархавиэлем всерьез, но зато его ярость прошла. Мокрая борода уже не торчала дыбом, а глаза не блестели, как горячие угли. Хитрый подросток ловко научился подавлять вспышки гнева гнома и приводить нужные доводы только в нужное время.

– Послушай, ты мне и так уже многим помог, давай тогда расставаться. Тебя время торопит, я понимаю…

Глаза Пархавиэля блеснули в последний раз, но не зло, а обиженно и сердито. Оттопыренная нижняя губа и наморщенный лоб свидетельствовали, что гном находился в суровом раздумье.

– Нет уж, так не пойдет, – подвел черту под недолгим мыслительным процессом гном. – Коли расстанемся, потом не встретимся, а я тебе еще денег должен. Нет, не пойдет. Пока не рассчитаемся, придется вместе брести.

Долгая дорога, да еще по чужой стране, не только отнимает много сил, но и требует денег. У Пархавиэля не было набитого серебром кошелька, но ему все же удавалось хорошо зарабатывать в пути. Богатырская сила и суеверный страх, который жители Империи испытывали перед его племенем, всегда давали Пархавиэлю возможность погреться у очага придорожной корчмы, набить ненасытное брюхо мясом с капустой и понежиться под теплым одеялом в маленькой комнатушке какого‑нибудь постоялого двора. Он чинил кареты, поломавшиеся в пути, отпугивал лесных грабителей, боявшихся не столько его кулаков, сколько порчи, которую он якобы мог на них навести. А однажды ему даже пришлось впрячься в крестьянскую телегу вместо сдохшей лошади и провезти воз с дровами несколько верст. Спасенные от дорожных невзгод путники не подвозили его, боясь людской молвы, но зато расплачивались едой или звонкой монетой. Однако в последнюю неделю дела шли не очень. Разгулявшаяся непогода не способствовала поездкам, им с Нивелом не попалось по пути ни одного экипажа. Гному пришлось залезть в долги. Уже целых три дня юноша великодушно кормил и поил его за свой счет. Пархавиэль не мог покинуть попутчика, пока не рассчитался с ним, точнее мог, но не хотел, поскольку всегда весьма щепетильно относился к денежным вопросам.

– Я быстро управлюсь, – попытался улыбнуться Нивел, но зашелся в протяжном кашле, – а у тебя пока время будет. Отдохнешь да деньжат подзаработаешь.

– Ага, заработаешь здесь, как же, – проворчал гном, подозрительно косясь на идущих по колено в воде навстречу прохожих. – Вы, люди, гнома о помощи просите, только когда другого выхода нет. Мне что, у кабаков ночным дозором становиться прикажешь, гулящих девок от приставучих пропойц спасать подрядиться? И вообще, странно все как‑то…

– Что странно?

– А денег у тя полно, вот что! – после недолгого раздумья высказал давнее подозрение гном. – Экипаж мог нанять, чего со мной тащишься? Скучно без приключений, что ли?!

– Зря ты так, – тяжело вздохнул Нивел. – Деньги у меня есть, но они для дела, их дядька в дорогу дал, а экипажи по бездорожью не ездят, сам знаешь.

– Знаю, – буркнул в ответ гном. – Что задело‑то хоть, в неприятности не влипнем?

– Нет, что ты. – Нивел растерянно заморгал большими глазищами. Он был поражен, что Пархавиэль не исключал возможности впутаться с ним в преступную авантюру. – Дела книжные, торговые…

– Так книжные или торговые? – переспросил въедливый, докучливый гном.

– Книжно‑торговые, – почему‑то прошептал Нивел, заговорщически приложив палец к губам. – Клиенты у дяди привередливые, им все новые да новые книги подавай. Особенно въедливы те, что детишек благородных господ обучают, да и управитель Эльружа всякие диковинки любит: эльфийские рукописи, карты старинные. Где какой замок ранее стоял да как границы лет пятьсот назад проходили, знать хочет.

– Ну а ты‑то здесь при чем? Это дядьки твоего забота, праздному любопытству богатых особ потакать. Пущай радуется, что дела хорошо идут!

– Идут, да не очень. Откуда в Эльруже серьезным книгам взяться? – Нивел произнес название родной провинции как‑то по‑особенному, без ненависти, но с искренним сожалением, что его молодые годы прошли именно там. – Провинция маленькая, так, убогий закуток в горах. Торговый тракт в стороне от нее проходит, солидные имперские купцы тоже глухую окраину вниманием не жалуют, вот и приходится самим поставками заниматься. Дядька попросил у одного из местных торговцев книжки заказать, чтоб тот их нам с оказией доставил.

– Ну надо ж, какие сложности, – хмыкнул гном, не очень‑то поверивший в рассказ не по годам смышленого паренька. – А почему именно здесь, почему не в другом городе?

Нивел остановился как вкопанный и изумленно уставился на гнома. Так смотрят только постигшие тайны мироздания ученые в момент, когда их посещает озарение, что их многообещающие ученики всего лишь жалкие, ограниченные ничтожества, которые могут хорошо зазубрить тщательно разжеванный материал, но не способны проникнуться сутью научной проблемы.

– В Торалисе самая большая и лучшая библиотека в Империи, даже Кархеонский Университет не может похвастаться таким богатым собранием сочинений, – пролил свет истины на голову невежественного гнома Нивел. – А у местных торговцев, естественно, хорошие связи, почти любую книгу достать могут, если, конечно, хорошо оплачивать их хлопоты.

– Раз так, – пожал плечами Пархавиэль, самочувствие которого за последние часы значительно ухудшилось: ему было холодно, щеки с ушами горели огнем, а горло саднило при каждом вздохе, – ладно, короткий постой не повредит. Но только два дня, и учти, деньжатами в этом городе, чую, не разжиться, так что с возвратом долга придется повременить.

– Не беда, – ответил Нивел, прочищая носовым платком распухший, сизый нос. – Я в Торалисе дважды с дядькой бывал, здесь неподалеку есть одна неплохая гостиница, там и обоснуемся.

– А гномов туда пускают? – подозрительно прищурился Пархавиэль, еще не успевший отвыкнуть от «филанийского гостеприимства».

– Туда не пускают лишь нищих да воров, – Нивел весело подмигнул и позвенел серебром в кошельке, – но это, к счастью, не про нас.

Трактир при гостинице был почти пуст. Постояльцы разошлись по делам и должны были вернуться только ближе к полуночи, голодными и злыми на разрушившую их планы непогоду. Прислуга отсыпалась, готовясь вечером заступить на обещавшую быть тяжелой трудовую вахту. За одним из пустых столов сонно зевал единственный разносчик блюд, которому по велению зануды‑хозяина пришлось дежурить днем. Он утомился от безделья и уже распрощался с мечтою наскрести за смену хотя бы пару сонитов чаевых.

Голова юноши медленно повернулась в сторону открывшейся двери и тут же возвратилась в исходное положение. Посетитель был один, к тому же оказался женщиной. Дама хоть и выглядела богатой, но не стала бы швыряться деньгами в трактире, побоялась бы испортить прекрасную фигуру обилием жирных блюд, да и выпить в одиночку более бокала вина не решилась бы.

Складки элегантного платья зашуршали по полу, глубина выреза кружевного декольте привлекла внимание четверых обедающих мужчин, выглядевших вполне обеспеченными, но не настолько, чтобы иметь в Торалисе, городе искусства и богатых бездельников, собственные дома. Им не часто приходилось видеть подобные наряды, в таких платьях дворянки ходили лишь на балах да во дворце герцога, куда не вышедшим ни состоянием, ни происхождением торговцам и чиновникам вход был заказан.

Плотная вуаль незнакомки надежно скрывала лицо. Посещение трактиров, даже в гостиницах на хорошем счету, не считалось признаком женской добродетели. Под черной тканью в равной степени могла скрываться как носатая дурнушка, так и родовитая особа, не желавшая быть узнанной в месте, считаемом в свете обителью порока и разврата.