Наслаждаться совершенно не дозволяется…». Христианство

 

Согласно Библии, прародители человечества, Адам и Ева, никаких сексуальных запретов не знали; напротив, первыми словами, с которыми Бог обратился к первым людям земли, была заповедь «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю». Как именно они должны были это делать, не оговаривается, и, судя по всему, технические и нравственные вопросы оставались на усмотрение самих супругов. Во всяком случае, еще до того, как коварный змей обольстил Еву, в райском саду уже прозвучали слова: «…Оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут одна плоть». Об этом говорится во второй главе Книги Бытия.

Правда, некоторые толкователи Библии считают, что союз Адама и Евы в раю, носил тем не менее платонический характер, а слова «одна плоть» надо понимать в чисто духовном смысле. Они обосновывают свою точку зрения тем, что первое упоминание о плотском контакте прародителей встречается только в четвертой главе Книги Бытия, уже после грехопадения и изгнания из Эдема: «Адам познал Еву, жену свою; и она зачала…» В этой трактовке секс оказывается непосредственным следствием грехопадения – занятием, которому не было места в раю. Однако было бы странно думать, что люди, получив непосредственно из Божественных уст столь соблазнительное указание, отложили его на неопределенное будущее, занявшись вместо этого беседами со змеем и поеданием сомнительных плодов. Недаром крупнейший богослов, автор «Толковой Библии», А. П. Лопухин пишет: «…Многие склонны думать, что в раю не существовало общения и что оно возникло лишь со времени грехопадения в качестве одного из его следствий. Но такое мнение ошибочно, так как оно стоит в противоречии с божественным благословением о размножении, преподанном самим Богом первозданной чете еще при самом ее сотворении. Самое большее, что можно предположительно выводить отсюда, это то – что райское состояние, вероятно, продолжалось очень недолго, так что первые люди, всегда поглощенные высшими духовными запросами, еще не имели времени отдать дань физической, низшей стороне своей природы».

Несмотря на то что человечество в лице Адама и Евы получило от Бога самое непосредственное указание стать «одной плотью» и размножаться, первые христиане к сексу, даже и супружескому, относились настороженно. Считалось, что конец света близок, и в этой ситуации деторождение казалось неуместным. Апостол Павел писал: «…Время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как неимеющие…» Однако категорического запрета на супружеские отношения апостол не накладывал: «…Будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим. Впрочем, это сказано мною как позволение, а не как повеление… Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я; но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться».

Св. Ефрем Сирин в четвертом веке считал, что супружеские пары после крещения должны прекратить всякие сексуальные отношения. Его младший современник Блаженный Августин утверждал, что безбрачие гораздо желаннее брака. Живший в третьем веке теолог и один из отцов Восточной церкви Ориген оскопил себя, дабы избегнуть плотского греха.

Иоанн Златоуст в четвертом веке уверял, что у христиан не должно быть потребности в продолжении рода: «Когда еще не было надежды на воскресение, но господствовала смерть и умиравшие думали, что после здешней жизни они погибают, тогда Бог давал утешение в детях… Когда же, наконец, воскресение стало при дверях и нет никакого страха смерти, но мы идем к другой жизни, лучшей, нежели настоящая, то и забота о том сделалась излишнею…»

Кроме того, у Златоуста имелась своя, оригинальная точка зрения на причины зачатия: «А рождение детей, конечно, происходит не от брака, но от слов, сказанных Богом: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю; это доказывают те, которые, вступив в брак, не делались отцами».

При таких условиях половая жизнь становилась если и не греховной, то, во всяком случае, исполненной тщеты, а посему и совершенно избыточной. В «Книге о девстве» Златоуст прямо пишет: «Бог хочет, чтобы все люди воздерживались от брака…» Этот тезис он, пренебрегая формальной логикой, выводит из слов апостола Павла, напрочь игнорируя заповедь «плодитесь и размножайтесь». Впрочем, противореча самому себе, знаменитый богослов тут же сообщает: «…Я не поставляю брака в числе худых дел, но даже очень хвалю его… Запрещаю я блуд и прелюбодеяние, но брак никогда». Сам Златоуст никакого противоречия в своих словах не видит и объясняет, что брак «есть пристань целомудрия для желающих хорошо пользоваться им, не позволяя неистовствовать природе» и дозволен лишь для того, чтобы удерживать «волны похоти» и сохранять людей «в великом спокойствии». Впрочем, не вполне понятно, как должны супруги противостоять «волнам похоти», поскольку Златоуст, разрешая им плотское соитие, тем не менее предупреждает, что «наслаждаться совершенно не дозволяется». Никаких технических указаний, как провести половой акт, избегнув при этом наслаждения, автор не оставил.

У многих других богословов – современников Златоуста – уже была несколько иная точка зрения на секс, более отвечавшая требованиям времени. Поскольку на дворе стоял четвертый век, а конца света все еще не наблюдалось, то вопрос с продолжением рода человеческого надо было так или иначе решать, тем более что далеко не все Отцы Церкви разделяли оригинальную точку зрения Златоуста на причины зачатия. Поэтому, помимо проповеди целибата, пастыри все больше внимания начинают уделять регламентации сексуальной жизни христиан.

Святой Василий Кесарийский, известный также как Василий Великий, сравнительно толерантно относился к сексу не только в браке, но даже и вне брака. Конечно, он осуждал внебрачные сожительства, но, понимая их неизбежность, пытался навести в них хоть какой‑то порядок. К добрачным связям святой достаточно терпим: «Блуд не есть брак, и даже не начало брака. Посему совокупившихся посредством блуда лучше разлучать, если возможно. Если же всемерно держатся сожития, то да приимут епитимию блуда, но да оставятся в сожитии брачном, да не горшее что будет».

Василий Великий категорически осуждал измену жены – он считал, что прелюбодейка не имеет права вернуться к обманутому мужу. Но при этом он вполне лояльно смотрел на измену мужа: «…Соблудивший не отлучается от сожительства с женою своею, и жена должна принять мужа своего, обращающегося от блуда, но муж оскверненную жену изгоняет из своего дома… Причину сему дати нелегко, – признавался святой, – но тако принято в обычай». Отметим, что незадолго до того, в 326 году, император Константин (который примет христианство только через одиннадцать лет) издал закон, воспрещавший женатым мужчинам иметь любовниц. Таким образом, святой Василий в этом смысле оказался даже более толерантным, чем государственные законы Римской империи, которая еще была в значительной мере языческой.

Св. Василия волнует судьба брошенного мужа: «…Жена, оставившая своего мужа, есть прелюбодейца, аще перешла к другому мужу, а муж оставленный достоин снисхождения». Снисхождение святого к брошенному супругу простирается настолько, что даже женщина, «сожительствующая с ним, не осуждается».

А вот к девушке, которая дала обет целомудрия, а потом нарушила его, святой крайне строг. Сохранилось его письмо «К падшей деве», в котором Василий Великий упрекает отступницу в самых резких выражениях. «Где же твоя степенная наружность, – восклицает святой, – где благопристойный нрав, и простая одежда, приличная деве, прекрасный румянец стыда, и благолепная бледность, цветущая от воздержания и бдения и сияющая приятнее всякой доброцветности?» Авторы настоящей книги не смогли из текста письма понять, вступила ли нечестивая дева в брак или попросту предалась блуду – судя по всему, этот вопрос мало волновал святого, – так или иначе, бедняжку, впавшую в «бесчестное и нечестивое растление», ожидали «огонь неугасимый, червь бессмертно мучительствующий, темное и ужасное дно адово, горькое рыдание, необычайные вопли, плач и скрежет зубов». Но надежда на спасение у падшей девы оставалась: «Можно избежать сего ныне. Пока есть возможность, восставим себя от падения; и не будем отчаиваться в себе, если исправимся от худых дел». Святой не предлагает грешнице свершать тяжелые подвиги покаяния: «Тебя ищет добрый Пастырь, оставив незаблудших овец. Если отдашься Ему, не замедлит, не погнушается Человеколюбец понести тебя на раменах Своих, радуясь, что нашел овцу Свою изгибшую. Отец восстал и ждет возвращения твоего от заблуждения. Исправься только, и когда еще будешь далеко, Он притечет, падет на выю твою, и в дружеские объятия заключит тебя, очищенную уже покаянием….И объявит день веселия и радости Своим, и Ангелам и человекам, и всячески будет праздновать твое спасение».

Судя по всему, обеты невинности были не такой уж редкостью среди европейских дев, а увещевания Василия Великого достигали цели. Григорий Турский, епископ, святой и автор «Истории франков», описывая в конце шестого века бракосочетание клермонтского сенатора Инъюриоза с некой богатой и добродетельной девицей, сообщает, что, оказавшись наедине с собственным мужем, оная девица категорически отказалась исполнять супружеские обязанности, мотивируя это данным ранее обетом. Почему она не удосужилась сообщить об этом жениху до свадьбы, не вполне понятно. Во всяком случае, теперь молодая жена лила слезы над тем, что «должна была удостоиться участи небесной, а ныне опускается в бездну». Поначалу юноша, не столь твердый на стезе добродетели, пытался спорить. Но никакие доводы о том, что они – единственные дети у родителей, никакие мысли о необходимости продолжения рода не могли смутить чистоту девицы. В конце концов добродетель победила: «После этого они прожили вместе, почивая на одном ложе, много лет и сохраняли невинность, достойную похвалы».

Отметим попутно, что Русская православная церковь такие подвиги добродетели не приветствует. В двенадцатом веке новгородский епископ Нифонт, отвечая на вопросы ученого и церковного писателя Кирика Новгородца, сказал, что жена вправе оставить мужа (и это при том, что Церковь негативно относится к разводам), если он не исполняет свои супружеские обязанности: «Если муж не лазит на жену свою без совета, то жена не виновата, идучи от него».

В документе «Основы социальной концепции Русской православной церкви», принятом Архиерейским собором РПЦ в 2000 году, говорится: «Церковь отнюдь не призывает гнушаться телом или половой близостью как таковыми, ибо телесные отношения мужчины и женщины благословлены Богом в браке, где они становятся источником продолжения человеческого рода и выражают целомудренную любовь, полную общность, „единомыслие душ и телес“ супругов, о котором Церковь молится в чине брачного венчания…»

 

Но вернемся к первым христианам, у которых была своя точка зрения на проблему воздержания. Надо отметить, что, несмотря на проповедь целомудрия и аскезы, раннее христианство достаточно терпимо относилось к падшим женщинам. Первые христианские императоры вместо того, чтобы направлять проституток на путь истинный, облагали их налогами, нимало не смущаясь происхождением денег, текущих в казну. Что же касается христианских проповедников, то они прежде всего осуждали супружескую измену и лишь во вторую очередь – грехопадение незамужних женщин. Если же грехопадение завершалось раскаянием, то у вчерашней куртизанки было едва ли не больше шансов оказаться причисленной к лику святых, чем у других подвижниц.

Созданное в седьмом веке «Житие Марии Египетской» повествует о куртизанке, удалившейся в пустыню. Здесь после долгого подвижничества она встретилась со святым старцем Зосимой, который «чуть что не с пелен был взрощен в монастырском обычае и трудах». Мария честно поведала Зосиме о своих прегрешениях:

«При жизни родителей я в двенадцать лет, презрев любовь к ним, ушла в Александрию. Когда я потеряла чистоту и сколь неудержимо и жадно влеклась к мужчинам, я совещусь даже вспоминать, ибо стыд теперь не позволяет мне говорить. Коротко скажу, чтобы ты узнал, как похотлива я была и как падка до наслажденья: 17 лет, да простишь ты мне это, я торговала собой и, клянусь, не ради корысти, ибо часто отказывалась, когда мне предлагали плату. Поступала я так, безвозмездно совершая то, чего мне хотелось, чтобы привлечь к себе большее число желающих. Не думай, что я не брала денег, потому что была богата: мне приходилось просить подаяние или прясть, но я была одержима ненасытной и неудержимой страстью пятнать себя грязью. Это была моя жизнь: я почитала жизнью постоянное поругание своего тела».

Но, несмотря на столь бурное прошлое (а может быть, в какой‑то степени и благодаря ему), Мария удостоилась высших христианских почестей, искупив свои греховные годы равным количеством лет покаяния. К концу жизни она обрела умение ходить по воде, старец Зосима назвал ее «ангелом во плоти, которого недостоин мир», а лев вырыл для святой могилу своими когтями, что делалось далеко не для всех девственниц.

Византийский текст пятого века «Раскаяние святой Пелагии» рассказывает о том, как будущая святая в бытность свою куртизанкой считалась, и не без оснований, «разубранным пристанищем диавола». Она проживала в Антиохии под именем Маргарито и считалась «первой из антиохийских танцовщиц». Однако же, когда куртизанка выразила желание принять крещение и стать «честной» женщиной, ее окрестили без проволочек. Единственное дополнительное требование, которое пришлось соблюсти, – «не крестить блудницу без поручителей, чтобы она вновь не впала в тот же грех». Но поручители нашлись, и уже через два дня после крещения вчерашняя грешница одержала замечательную победу над дьяволом.

«Спустя два дня диавол опять приходит, когда Пелагия спала в опочивальне со своей крестной матерью, и будит рабу Божью и говорит: „Госпожа моя. Маргарито, что я сделал тебе дурного? Разве не одел золотом и перлами? Не осыпал серебром и золотом? Умоляю, скажи, чем я огорчил тебя? Ответь, и я припаду к тебе и оправдаюсь. Только не покинь меня, дабы я не сделался посмешищем христиан“. А раба Божия, перекрестившись и дунув на него, заставила диавола исчезнуть, сказав: „Да накажет тебя Господь Иисус Христос, исторгший меня из твоей пасти и укрывший в Своем брачном чертоге на Небесах“. Затем, разбудив диаконису Роману, говорит ей: „Молись за меня, матушка, потому что диавол, словно лев, кидается на меня“. А Романа отвечает ей: „Не бойся, дитя, и не страшись его, ибо он отныне трепещет и боится даже твоей тени“».

Если же девушка грешила не по зову плоти, не ради обогащения, а во имя какой‑либо достойной пели, это и вовсе не считалось грехом. Так, Амвросий Медиоланский, один из Отцов Церкви, живший в четвертом веке, в своей книге «О девственницах» рассказывает о девушке‑христианке из Антиохии, которая во время гонений была поставлена перед выбором: принести жертву на алтарь языческих богов или отправиться в лупанарий. Христианка без колебаний предпочла второе, за что и удостоилась Царствия Небесного.

 

На куртизанок Церковь смотрела более или менее сквозь пальцы в надежде дождаться от них раскаяния и грядущих подвигов благочестия. Многобрачные христиане подвергались гораздо более жесткой критике. С первых веков христианства новая религия не только наложила запрет на полигамию, но и ограничила последовательные браки. Еще во втором столетии Афинагор писал: «Отступающий от первой жены, хотя бы она и умерла, есть прикровенный прелюбодей. Он преступает распоряжение Божие, ибо в начале Бог сотворил одного мужа и одну жену».

Св. Василий Кесарийский пишет в четвертом веке: «Правило устанавливает один год отлучения от Церкви для тех, кто женится во второй раз. Другие правила даже требуют двух лет. Те, кто женится в третий раз, часто отлучаются в течение трех или четырех лет. И такой союз не называют браком, но многобрачием, или скорее наказуемой внебрачной связью…» Его современник и близкий друг, св. Григорий Назианзин, по прозвищу Богослов, утверждал, что первый брак «является законным, второй – допустимым, третий – незаконным, а следующий – свинским».

В том, что касается вдовцов, какие‑то поблажки все‑таки существовали, ибо, что бы ни писал Григорий Богослов о «свинских» браках, апостол Павел в свое время таковые разрешил. Тем не менее, признавая повторные браки. Церковь не всегда соглашалась их венчать. Так, каноны патриарха Никифора запрещали венчание любого брака, кроме первого. Впрочем, венчание для христиан достаточно долго было необязательным. Лишь в шестом веке утвердилась традиция, по которой супружеские союзы императоров получали благословение патриарха. Примерно в восьмом – девятом веках некоторые новобрачные, по желанию, стали получать благословение в церкви: они становились перед алтарем и священник читал короткую молитву. И только на рубеже девятого и десятого веков византийский император Лев VI Мудрый ввел обязательный обряд венчания для всех христиан Византийской империи.

Забегая вперед, скажем, что сегодня Русская православная церковь, хотя и рекомендует христианам церковное освящение браков, невенчанные союзы не обязательно считает греховными. Священник Лев Шихляров, заведующий кафедрой вероучительных дисциплин Российского православного института, пишет: «Совершенно ошибочно считать, что невенчанный брак не является браком и тем более, как часто приходится слышать, является блудом. Люди, любящие друг друга и желающие быть вместе навсегда, нести ответственность друг за друга и осуществить свое единение в детях, участвуют в тайне брака даже тогда, когда они не ведают. Кто является Источником любви и Законодателем брачных отношений».

В «Основах социальной концепции Русской православной церкви» сказано, что даже браки, заключенные между православными и нехристианами. Церковь, отказываясь их венчать, тем не менее признает «в качестве законных», «не считая пребывающих в них находящимися в блудном сожительстве».

Но такая точка зрения возникла достаточно недавно. В десятом веке православные христиане (церковный раскол к этому времени уже почти завершился) потеряли право на гражданское сожительство. В 920 году был издан так называемый «Томос Единения» – он разрешил вторые браки вдовцов, ограничил третьи и категорически запретил четвертые. Что же касается тех, кто мечтал соединиться новыми узами при жизни прежнего супруга, для них Церковь лазеек не оставляла. В конце седьмого века Трулльский собор постановил: «Жена, оставившая мужа, аще пойдет за инаго, есть прелюбодейца», «Законно сопряженную себе жену оставляющий, и иную поемлюший… повинен суду прелюбодеяния». Таковым прелюбодеям Церковь предписывала длительное покаяние: «…год быти в разряде плачущих, два года в числе слушающих чтение Писаний, три года в припадающих, и в седмый стояти с верными, и тако сподобитися причащения, аще со слезами каятися будут».

Католическая церковь еще до официального раскола (в 1054 году) имела особую точку зрения на повторные браки: вдовцам разрешалось вступать в новые браки неограниченно. Но в другом вопросе, напрямую связанном с супружеской жизнью, она крайне нетерпима и по сей день: здесь очень осложнен развод и тем более второй брак при жизни супруга. Причем запреты эти существовали еще в те времена, когда в брак вступали без венчания. Западные церкви (как и восточные) в древности считали венчание излишним. После их объединения под сенью Римского престола ситуация долго не менялась – венчание входило в обычай постепенно, прежде всего среди аристократии, и обязательная для католиков форма брака с участием священника была введена только в середине шестнадцатого века (значительно позже, чем в Византии). Но расторжение даже невенчанного брака могло происходить только с дозволения Церкви. Собственно, развода в полном смысле слова Католическая церковь не признает вообще – она допускает лишь «разлучение» супругов, после которого они хотя и могут жить раздельно, но вступать во второй брак не имеют права. Любая связь на стороне при этом, естественно, считается блудом. Единственная возможность расторгнуть постылый брак – это объявить его недействительным, для чего имеется не так уж и мало поводов: выяснившееся дальнее родство супругов, их нечаянное кумовство, доказательство того факта, что один из супругов вступил в брак по принуждению, и многие другие. Тем не менее католик имеет очень мало шансов освободиться от брачных уз и вступить в новый союз.

 

Еще один вопрос, который по‑разному решался разными церквями, – вопрос о браке священнослужителей. Западные церкви еще в 306 году, задолго до раскола, пытались на Эльвирском соборе ввести целибат для священников. Позднее, на Вселенском соборе в Никее эту идею отклонили. Но Запад тем не менее внедрял ее постепенно. Поначалу священникам рекомендовалось жить со своими женами в «ангельском» браке. Но поскольку священники, а тем паче их жены все же не ангелы, церковнослужителям рекомендовалось ночевать в домах у своих женатых коллег для контроля их целомудрия. Видимо, результаты проверок были не слишком обнадеживающими, потому что со временем правила ужесточились, и, наконец, на II Латеранском соборе в 1139 г. было утверждено полное и абсолютное безбрачие для всего католического духовенства.

Движение Реформации объявило об отмене целибата, и по сей день большинство протестантских церквей его не признают. Но Католическая церковь в борьбе с Реформацией высоко несла знамя воздержания и вновь утвердила его на Тридентском соборе в 1563 году. Исключения делаются, но в редчайших случаях. Так, например, оставаться женатыми позволяется протестантским пасторам, перешедшим в католичество.

Русская православная церковь браки дьяконов и священников разрешает. Более того, еще недавно в России приходским священником мог быть только женатый человек; овдовевший же терял место. Сегодня этот вопрос решается более гибко, монашеский чин и целибат обязательны только для архиереев (епископов, архиепископов, митрополитов и патриархов). Недаром в Новом Завете говорится, что некоторые апостолы, в том числе апостол Петр, были женаты. Апостол Павел писал в Первом послании к Тимофею: «…епископ должен быть непорочен, одной жены муж…»

Этой линии в основном и придерживается Православная церковь.

Впрочем, христианские священнослужители должны придерживаться в своей семейной жизни некоторых запретов. Еще в древности возник обычай, запрещавший священникам, дьяконам и иподьяконам близость с женами перед совершением литургии. На VI Вселенском соборе в седьмом веке эти традиции были возведены в ранг закона. Позднее они стали обрастать дополнительными местными запретами. Многочисленные поместные соборы принимали меры для того, чтобы блюсти нравственность клира. Например, в середине пятого века Шаапиванский собор Армянской церкви постановил:

«Если священник находится в скверне или блуде или в других дурных делах и дела эти будут выявлены показанием, отстранить его от священничества, оштрафовать на 300 драм и раздать бедным и оставить его в сане чтецов… А если жену иерея или дьякона уличат в блуде, то пусть они выбирают – или церковь и священничество или жену».

Тот же собор определил и меры, которые следует применить за сексуальную невоздержанность к людям светским:

«Итак, если кто попрал благословенную жизнь и наслаждение, полученные от святой церкви в прославление Господа, и осквернил Богом данный благословенный брак, предался блуду и прелюбодеянию и пьянству, такого человека старейшины должны исправлять поркой и назидательными речами и, отлучив от церкви, оштрафовать в пользу церкви и раздать бедным (за то, что он опорочил церковь и осквернил венец благословения)… Канон этот применяется и к мужу и к жене».

«Если же кто‑либо до брака находился в блуде, будь то с посторонней или с нареченной, – взыскать штраф за бесчестие, сколько затребуют отец и мать девицы (как и повелел Моисей в законах). Если пожелает он ту же девицу взять себе в жены, сперва оба должны очиститься покаянием».

«Если жена уйдет от мужа, пусть задержат ее и вновь возвратят к мужу».

«Если же муж сам злонравный или блудник или кутила и пьяница, или страдает каким‑либо иным пороком, то пусть проучат его поркой и наставлением и примирят их».

«Пусть никто не осмеливается брать в жены близкого родного и сородича или же прелюбодействовать с ней».

Один из параграфов документа, принятого Шаапиванским собором, гласит: «Если же кто, выступая против, скажет – почему же в Никейских канонах не предусмотрены столь тяжелые наказания, то следует знать, что тогда никто не мог предвидеть, сколь много зол и преступлений будет совершаться в мире, не то тогда же без промедления искоренили бы злой корень погибели».

Теперь уже трудно судить, больше ли преступлений против нравственности стало совершаться в христианском мире за сто с лишним лет, которые разделяют Никейский и Шаапиванский соборы. Во всяком случае, из века в век Церковь все активнее контролирует личную жизнь своей паствы, наказывая грешников. Иногда для того, чтобы особо устрашить прелюбодеев, государственные законы не заменялись, а дополнялись церковными. Так, в болгарском судебнике второй половины девятого века, названном «Закон судный людям», говорится:

«Монаху, который совершает блуд, следует по светскому закону отрезать нос, а по церковному закону полагается ему пост в течение 15 лет…»

«Если кто возьмет в жены свою куму, то по светскому закону следует обоим отрезать нос и разлучить, а по церковному закону разлучить и в пост на 15 лет отдаются… Такому же наказанию подвергается… также и тот, кто вступит в связь с замужней женщиной».

Надо сказать, что такие крайности, как отрезание носа за женитьбу на куме, для христианского мировоззрения в целом не характерны. Сексуальные взаимоотношения с кумой (будь то в браке или вне оного) Церковью действительно не поощряются (хотя народная мудрость и гласит: «Та не кума, что под кумом не была»). Но и категорического запрета на вступление в брак для кума и кумы, крестивших одного младенца, вопреки устоявшемуся народному мнению, не существует. На сайте Санкт‑Петербургской церкви Св. Иоанна Предтечи, в подробнейшей статье, посвященной таинству брака, говорится:

«Духовное родство существует между крестным отцом и его крестником и между крестной матерью и ее крестницей, а также между родителями воспринятого от купели и восприемником того же пола, что и воспринятый (кумовство). Поскольку согласно канонам при крещении требуется один восприемник того же пола, что и крещаемый, второй восприемник является данью традиции и, следовательно, нет канонических препятствий для заключения церковного Брака между восприемниками одного младенца. Строго говоря, по той же причине между крестным отцом и его крестницей и между крестной матерью и ее крестником также не существует духовного родства. Однако благочестивый обычай запрещает такие браки, поэтому во избежание соблазна в таком случае следует испросить специальных указаний от правящего архиерея».

Духовное родство, которое становится неодолимым препятствием к заключению брака, возникает только между восприемником ребенка и его родителями. Если таковое родство возникло уже после заключения брака, брак может быть расторгнут. Так, франкский король Хильперик I, живший в середине шестого века, имел законную жену, королеву Аудоверу, и любовницу Фредегонду. Когда в отсутствие мужа Аудовера родила дочь, коварная служанка посоветовала королеве не утруждать себя поисками крестной матери и окрестить ребенка самостоятельно. Аудовера не была сильна в богословии и стала крестной матерью королевской дочери – а соответственно и кумой собственного мужа. Когда Хильперик вернулся домой, ничего уже нельзя было поделать, и брак был признан недействительным.

Запрещает Церковь и браки между родственниками. Эти запреты в основном были сформулированы на Трулльском соборе, но потом разные церкви неоднократно их пересматривали. В X–XI веках Католическая церковь разрешала браки с родственниками не ближе восьмого колена, при этом из числа возможных претендентов исключались все вплоть до шестиюродных кузенов. По подсчетам французского историка Жана‑Луи Фландрена это означало, что средний француз лишался права вступать в брак примерно с одиннадцатью тысячами людей, то есть едва ли не со всеми, с кем он общался в рамках своего социального круга. Ситуация становилась абсурдной, и в 1215 году на IV Латеранском соборе ограничения на брак были сужены до родственников четвертого колена.

Русская православная церковь сегодня запрещает браки до четвертой степени родства. Запрещены браки и между людьми, которые связаны близким свойством – то есть породнились через брак своих родственников. Для определения степени свойства существуют достаточно сложные правила, но однозначно запретными друг для друга считаются, например, теща и зять, невестка и свекр, шурья и свояченицы…

Запреты, которых должны придерживаться супруги, прежде всего касаются воздержания в определенные дни. Так, александрийский патриарх Тимофей I, автор авторитетных канонических правил, в четвертом веке рекомендовал супругам «удалятися» от телесной близости в ночь перед причастием, а также в субботу и воскресенье, «зане в та дни духовную жертву возносити к Богу».

Уже упоминавшийся Кирик Новгородец, живший в двенадцатом веке, сообщает вычитанную им точку зрения, что если ребенка зачнут в воскресенье, в субботу или в пятницу, «то будет или вор, или блудник, или разбойник». Правда, его собеседник, епископ Нифонт, в ответ на это сказал, что «такие книги… нужно сжечь». Но зато Нифонт предупреждает о том, что половая близость запрещена в течение восьми дней после начала менструации или после родов. «Если же сблудит до 8 дней, дать за то епитимью 20 дней. А если очень не терпится, то 12 дней».

Наш современник, иерей Иаков Коробков, в статье «О супружеском воздержании во время поста» пишет:

«С древних времен Церковь призывала своих чад положить себе правилом и нормой воздержание во дни всех четырех постов, накануне великих праздников, перед участием в таинстве Евхаристии, а также накануне среды, пятницы и воскресенья в течение всего года. Апостол Павел так писал об этом: „Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим“ (1 Кор. 7, 5). Такое воздержание – настоящий подвиг, который люди брали на себя ради Бога по обоюдному согласию, и от которого получали великую пользу. Нарушение этих норм опасно не только для родителей, но и для их потомков. Как‑то преподобный Леонид Оптинский принимал у себя супругов, имевших психически больного сына. Святой разъяснил, что эта болезнь есть кара Господня за их сексуальное невоздержание накануне больших церковных праздников. Преподобный Серафим Саровский говорил, что из‑за несоблюдения нравственной чистоты супружеских отношений в посты и постные дни дети могут появиться на свет мертворожденными. А жены нередко умирают в родах, если не почитают церковные праздники и воскресные дни».

Раньше некоторые особо ретивые священники отказывались крестить детей, которые, по их подсчетам, были зачаты в постные дни. Но встречались и пастыри, которые с пониманием относились к сексуальным запросам своих духовных чад. Записанная на Руси в тринадцатом веке «Заповедь ко исповедующимся сынам и дщерям» гласит: «Во святой великий пост хорошо бы воздержаться молодоженам от близости, а если не могут, то в первую неделю и последнюю неделю поста да сохранятся».

Сегодня многие священники, трактуя слова апостола Павла, делают акцент не на идее воздержания во время поста, а на словах «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию». Рекомендуя воздержание, они тем не менее советуют супругам не делать из него культа, если это может привести к разладу в семье. Но близость в Великий пост, во всяком случае, не приветствуется.

Известный афонский подвижник двадцатого века, схимонах Паисий Святогорец, писал: «Супружеские отношения есть тема, которая не может быть четко определена, поскольку все люди не могут жить по одному шаблону (…). Есть такие, кто, заключив брачный союз, родили одного, двоих, троих детей, а затем живут в чистоте. Другие вступают в супружескую близость лишь на время деторождения, а остальное время живут, как брат и сестра. Иные воздерживаются лишь в период постов, а затем имеют близкие отношения. Некоторым и того не удается исполнять. Есть имеющие общение в середине недели, чтобы быть в чистоте три дня перед Божественным Причастием и три дня после Божественного Причастия. Некоторые и тут спотыкаются…»

Преподаватель Калужской духовной семинарии, кандидат богословия, протоиерей Димитрий Моисеев придерживается иной точки зрения: «…Три дня после Причастия воздерживаться нет необходимости. Тем более, если мы обратимся к древней практике, то увидим: супружеские пары перед венчанием причащались, в этот же день венчались, и вечером была близость. Вот вам и день после. Если в воскресенье утром причастились, день посвятили Богу. А ночью можно быть вместе с женой». Кроме того, Димитрий Моисеев напоминает супругам, что в православии не разрешается супружеская близость в критические дни. Что же касается воздержания во время длительного поста, он считает, что супруги должны соизмерять силы друг друга, потому что «если жена будет строго поститься, а мужу будет невтерпеж до такой степени, что он любовницу себе заведет, – последнее будет горше первого». Но, нарушив воздержание, даже и по инициативе мужа, женщина должна совершить покаяние.

 

О том, что дозволено между супругами в постели и что не дозволено, в разные времена и у разных христианских народов имелись разные точки зрения. Весьма популярна была традиция, согласно которой супруги даже в постели не раздевались и порой до конца жизни не видели друг друга обнаженными. На рубеже тринадцатого‑четырнадцатого веков итальянский куртуазный писатель Франческо да Барберино упоминает некоего Иоанна де Брансильву: «…Жена его после кончины мужа, превознося его похвалами, сказала, что она видела лишь его шею, руки, лицо и изредка ноги».

Католическая традиция осуждает некоторые позы, например такую, при которой мужчина находится сзади.

В православии дискутируется вопрос о том, можно ли вступать в супружеские отношения в комнате, где есть иконы, и не надо ли их завешивать. По этому поводу Кирик записал ответ епископа Нифонта: «Если в комнате иконы висят и честный крест, можно ли в ней с женой лежать, не грех ли? Рече: своя жена положена […] и в комнате, где иконы и крест, тут же лежи с женою. А крест с себя снимать ли? Ответ: если со своею женою, то нет».

Списки и подробные описания основных, в том числе и сексуальных, грехов можно найти в специальных пособиях для священников, принимавших исповеди. Многие из них сохранились в списках IX и X веков, автором их часто значится живший в шестом веке константинопольский патриарх Иоанн Постник. Возможно, некоторые из этих пособий действительно частично принадлежат ему, хотя при их составлении использовались тексты, восходящие еще к Василию Великому. Позднее они легли в основу покаянного устава Русской православной церкви. Цитаты из одного такого «Номоканона Иоанна Постника» авторы настоящей книги предлагают вниманию читателей.

В «Номоканоне» даются подробные описания самых разнообразных грехов. Священнику надлежало, не дожидаясь, признания от самого верующего, развернуть перед ним живописную картину возможных преступлений против нравственности, дабы грешнику было легче вспомнить, что из этого он делал и что нет.

На первое место в списке всех возможных грехов человечества автор «Номоканона» выносит малакию (рукоблудие). О ней сказано:

«Есть два вида малакии: первый есть тот, который совершается своей рукой, который мы знаем из исповеди многих, и который известен всем. Другой знают очень немногие и совершается рукой постороннего, как я слышал о ней отделавших эту злую страсть, ибо гнушаясь мерзостно собственной рукой делать, призвав иных услуживающих им свободных или рабов, руками их производят злое и блудное излияние…»

Несмотря на столь яростное обличение малакии, автор сообщает, что первые христиане наказания за нее не накладывали, «так как среди многих вновь обращенных, даже выдающихся, страсть та была сильно развита». Но потом «святые отцы не оставили без внимания эту страсть» и определили за нее сравнительно легкую епитимью: сорокадневное воздержание от причастия плюс «ежедневно 50 коленопреклонений, трижды „помилуй мя“, 100 „Господи помилуй“, 50 „Господи, очисти мя грешного“ и 50 „Господи, согреших, прости мя“».

Автор «Номоканона» был любителем четких определений:

«Блуд различается: падение с вдовой и блудницей. Блудницей же называется не единожды падшая, или дважды и более, или по насилию заблудившаяся, но намеренно и наглостно совершающая грех… О прелюбодеянии. Прелюбодеем называем падшего с замужней женой или падшую с женатым мужем, точно так же и схимника, монаха или монахиню, если падут…»

Блуд в представлении древнего моралиста был примерно в два раза менее тяжким преступлением, чем прелюбодеяние: за них полагалось соответственно семь и пятнадцать лет отлучения от причастия.

За мужеложство виновные получали пятнадцать лет, несмотря на то что оно, с точки зрения автора, «имеет 3 различия: ибо иное пострадать от другого, или по молодости, или ради бедности, или через насилие, и эти суть грехи более легкие…». Особо отмечается, что существует «женское мужеложство, в котором мужья, помраченные и ослепленные врагом, оставив естественное дело, в задний проход блудят с несчастными женщинами…» Для таковых покаяние назначается «много больше и тяжелее… сравнительно с другими мужеложниками».

Автор отмечает и «другой грех, который больше малакии, но меньше мужеложства, когда двое мужчин без женщины в седалищную кость или бёдра, или две женщины без мужчины исполняют». За этот грех причиталось семь лет покаяния.

Растление детей наказывалось не слишком строго: двенадцать лет за совращение девочки (меньше, чем за мужеложство) и шестнадцать – за мальчика.

Грех скотоложства автор разделяет на категории: «Скотоложство и птицеложство по‑видимому имеет один вид, но в нем два вида, ибо мне от многих доводилось узнавать на исповеди, что оно бывает как с самками, так и с самцами». Впрочем, такое разделение ничего не меняет в судьбе самого грешника, ибо за скотоложство, «будет ли то с животными или с птицами» и, по‑видимому, независимо от пола крылатого или четвероногого партнера, причиталось пятнадцать лет отлучения – меньше, чем за растление мальчика, но больше, чем за совращение девочки, невинность которой оценена автором «Номоканона» ниже, чем невинность курицы.

«Блуды со своими родственниками», по утверждению автора, «многовидны и многообразны», поэтому он сам предупреждает читателя, что «почитается невозможным все письменно поведать». Впрочем, те блуды, о которых он все‑таки поведал (включая приводимый им случай «злого и противного природе мужеложства», когда «три брата одного отца и одной матери соблудили между собой»), тоже достаточно многообразны, хотя и наказываются достаточно однотипно: разными сроками отлучения. Максимальный (вплоть до пожизненного) причитается за многократные сношения с собственной матерью или дочерью. Минимальный – семь лет – за связь с вдовами не слишком близких родственников. Для сравнения можно отметить, что за разные виды невольных и умышленных убийств назначается покаяние от десяти до тридцати лет (конечно, покаяние, наложенное на исповеди, никак не заменяет возможного уголовного наказания).

Правда, автор «Номоканона» сообщает, что в последнее время (к IX и X веку) святые отцы смягчили наказания за некоторые виды сексуальных преступлений: «…Если кто в неестественные грехи впадет – в скотоложство или мужеложство и подобные, или со своими родными впадет: с невесткой – женой брата, или женой брата отца, или другими подобными родными, и поспешно оставит, не упорствуя в этом деле, придет в раскаяние искреннее и исповедует грехи свои, отлучается на три или четыре года от причастия». Кроме того, некоторая скидка причиталась грешникам, не достигшим тридцатилетия, «так как до 30 лет неразумие и волнение страстей сильно захватывает человека».

 

На Руси «епитимийники» – своеобразные «вопросники» для исповедей – приводят примерно тот же список основных грехов. Причем блуд как таковой считается грехом не слишком тяжким. Написанные в тринадцатом веке «Два правила монахам» сообщают, что «если чернец засмеется в монастыре, то это как блуд сотворил». «Если чернец берется за лоно или глядит на него, то это как блуд сотворил».

«Вопрошанье‑исповеданье» четырнадцатого века порицает тех, кто «сзади блуд створил», «помыслил с похотью на чужую жену», затеял с кумом или с ближним «игру до семени», «был с женою, а умыться забыл», «руку втыкал или сквозь порт блуд творил блуднице или своей жене», «целовал, язык затолкнув в рот», «вступил на ногу с похотью», «тыкал в лоно жене сквозь одежду рукою», – всем им причитается разное количество дней или недель «сухояста» – еды всухомятку. Очень скромное наказание полагается «вознамерившемуся совершить кровосмешение – до вечера пост».

Отдельным списком идут «великие грехи», наказание за которые исчисляется уже не днями, а годами: «Содомский грех – 3 года. Мужеложство – 3 года. Ручной блуд в свою или в чужую жену – 3 года. Многие есть, которые со своими женами нелепство сотворяют в задний проход, или обычаем злым, или в подпитии – от года. А иные на себя жен вспущают, понуждая их, – 7 лет… А иные с присными своими родственниками беззаконье сотворяют в рот – 5 лет. Кто соромные уды дает лобызати женам своим и сами лобызают соромные уды жен своих – 2 года сухо есть. Которые со скотом, и со свиньями, и со псы, и со птахами блудят – лето едино сухо есть. С черницами блуд творящие – 2 года сухо есть. Со схимницами – 5 лет. Со вдовами, и с замужними женщинами, и с девицами – 5 лет».

В требнике четырнадцатого века из библиотеки Чудова монастыря предлагаются вопросы женам: «А на подругу возлазила ли, или подруга на тебе творила, как с мужем, грех? А на мужа на пьяна или на трезва на спяща возлазила ли? В задний проход или сзади со своим мужем?…Сама своею рукою в свое лоно пестом или чем тыкала ли, или вощаным сосудом, или стеклянным сосудом?»

Другой требник того же времени сообщает: «Всякий, кто кроме только деторождения… блудит, сей дьяволу жертвует свое семя без потребы. Так же точно и свое семя в противоестественных грехах растрачивает. И тем людям повелеваем, что им не достоит причащаться четыре года и больше…»

Сегодня разные христианские конфессии по‑разному относятся к вопросу о растрачивании семени «кроме деторождения», в том числе к вопросу о противозачаточных средствах. В целом их не одобряют, но с разной степенью категоричности. Так, Епископат Элладской православной церкви декларировал: «Что касается противозачаточных средств, каких бы то ни было, настоятельно требуем полностью отказаться от них… Многие вынуждены искать какой‑то выход из своих сложных ситуаций. Но единственно приемлемым для христианина выходом может быть супружеское воздержание».

Католики рекомендуют «периодическое воздержание, методы регулирования рождаемости, основанные на самонаблюдении и использовании периодов неплодности…» А «всякое действие, которое в предвидении супружеского акта или во время него, или во время развития его естественных последствий ставит себе целью сделать невозможным зачатие, или служит для этого средством», с их точки зрения, «по сути своей порочно». Даже супругам, один из которых болен СПИДом, Ватикан до самого последнего времени не разрешал пользоваться презервативами. Когда католическая церковь в Испании разрешила презервативы людям, которые «не могут уступить искушению и вступают в сексуальную связь, не дающую полной гарантии от СПИДа», Ватикан выразил решительный протест. Протест этот трудно назвать обоснованным хотя бы потому, что католические священники, дающие обет безбрачия и полного воздержания, не могут похвастаться близким знакомством с предметом. Видимо, поэтому в 2006 году по инициативе Папы Римского была создана специальная комиссия, которой поручили разобраться с вопросом о допустимости презерватива. Комиссия заседала долго. В 2009 году Папа Римский Бенедикт XVI, посетив Африку – континент, где эпидемия СПИДа приняла страшные размеры, – высказался против использования презервативов африканцами, чем вызвал бурю негодования во всем мире. И только в 2010 году Папа, наконец, признал, что столь нелюбезный ему кондом – все‑таки меньшее зло, чем СПИД, и очень осторожно высказался за допустимость его использования проститутками, прежде всего гомосексуальными. Впрочем, поскольку таковые (как и их клиенты), по мнению Церкви, так или иначе обречены геенне огненной, не вполне понятно, почему именно об их здоровье проявлена особая забота. Что же касается добродетельных католиков, их, насколько известно авторам настоящей книги, нововведения еще не коснулись.

Русская православная церковь решает вопросы контрацепции и предохранения от СПИДа значительно мягче. Конечно, контроль рождаемости не слишком поощряется, и в «Основах социальной концепции РПЦ» сказано: «Намеренный отказ от рождения детей из эгоистических побуждений обесценивает брак и является несомненным грехом». Но в этом же документе говорится и следующее: «Религиозно‑нравственной оценки требует также проблема контрацепции. Некоторые из противозачаточных средств фактически обладают абортивным действием, искусственно прерывая на самых ранних стадиях жизнь эмбриона, а посему к их употреблению применимы суждения, относящиеся к аборту. Другие же средства, которые не связаны с пресечением уже зачавшейся жизни, к аборту ни в какой степени приравнивать нельзя».

Митрополит Антоний Сурожский в двадцатом веке писал, что супруги вправе прибегнуть к контрацепции, если они не смогут обеспечить ребенку счастливую жизнь. В этом случае «законно прибегнуть к контрацепции, то есть не дать ребенку родиться в такие обстоятельства, где он встретит только страдание, изуродование жизни, смерть, в жизни которого ничего не будет светлого…».

Кроме того. Русская православная церковь не считает деторождение единственной целью брака. Поэтому она благословляет близость между супругами даже в том случае, если они не могут иметь детей или же по какой‑то причине воздерживаются от деторождения, и вопрос о «растрачивании семени» сегодня не поднимается.

 

Еще один достаточно злободневный вопрос, который решался и решается разными церквями и разными пастырями по‑разному, – это вопрос о гомосексуальных связях. В 390 году император Феодосий I, ненадолго объединивший под эгидой христианства распавшуюся Римскую империю и активно насаждавший новую нравственность, издал закон, по которому пассивная гомосексуальность в борделях наказывалась сожжением заживо. Через полвека император Восточной Римской империи Феодосий II распространил эту кару не только на профессионалов, но и на любителей. Юстиниан в середине шестого века велел подвергать смертной казни всех гомосексуалистов, независимо от сексуальной позиции, объявив, что «из‑за таких преступлений возникают голод, землетрясения и мор». Но уже в восьмом веке Папа Римский Григорий III, имевший свою точку зрения на причины землетрясений, карал однополые сексуальные контакты скромным сроком покаяния: 160 дней для женщин и один год для мужчин. Видимо, такая кара мало кого пугала, потому что в начале двенадцатого века архиепископ Ансельм Кентерберийский сетовал: «Этот грех стал таким распространенным, что почти никто даже не краснеет из‑за него…»

С появлением святой инквизиции содомитов начинают приравнивать к еретикам, и в большинстве европейских стран наказание за однополые связи резко ужесточается. Теперь гомосексуалистов сжигают, кастрируют и подвешивают за ноги, обезглавливают… Заодно преследуют и тех, кто занимается нетрадиционным сексом с представителями противоположного пола. Так, в конце пятнадцатого века в Венеции одного рыбака казнили за «частую содомию с собственной женой». Из 30 тысяч дел, расследованных португальской инквизицией, 900 касались гомосексуальных связей. Впрочем, по этим обвинениям сожжено было только пятьдесят человек, к остальным, прежде всего подросткам, проявили снисхождение.

С наступлением Ренессанса отношение к содомитам начинает меняться, а законы, преследующие их, смягчаются. Живший в шестнадцатом веке великий скульптор Бенвенуто Челлини дважды привлекался к суду за связи с мальчиками. Первый раз вина его не была доказана, но во второй раз художника вынудили признаться. Однако приговорили его не к смерти, а всего лишь к штрафу и четырем годам тюрьмы, в которую он, кстати, так и не попал. Вместо этого он продолжал выполнять церковные заказы и пользовался покровительством высоких духовных особ. Когда его враг и соперник Баччо Бандинелли публично назвал Челлини содомитом, тот ответил: «…Дал бы Бог, чтобы я знал столь благородное искусство, потому что мы знаем, что им занимался Юпитер с Ганимедом в раю, а здесь на земле им занимаются величайшие императоры и наибольшие короли мира. Я низкий и смиренный человечек, который и не мог бы, и не сумел бы вмешиваться в столь дивное дело».

Примерно в те же годы в Англии был обвинен в содомии с собственными учениками директор знаменитой школы в Итоне священник Николас Юдалл. Но его наказание ограничилось годом тюремного заключения, после чего Юдалл был назначен приходским священником в Брэйнтри, а впоследствии – директором Винчестерской церковной школы.

Сегодня среди разных христианских конфессий отношение к гомосексуализму колеблется от полного неприятия до столь же полного приятия. Католическая церковь, признавая, что гомосексуалисты чаще всего не виноваты в своих наклонностях, тем не менее призывает их если не к смене ориентации (что иногда невозможно), то по крайней мере к полному воздержанию. Папа Римский Бенедикт XVI сравнил распространение гомосексуализма с экологическим бедствием. Для того чтобы спасти от этого бедствия хотя бы клир. Конгрегация по вопросам католического образования издала инструкцию, согласно которой священнический сан запретен для людей, имеющих «настоящие глубокие гомосексуальные наклонности» или поддерживающих «так называемую „гей‑культуру“» в течение последних трех лет с момента вступления в семинарию. Но, несмотря на то, что Папа непогрешим и мнение Ватикана обсуждению не подлежит, у некоторых католических священников имеется своя точка зрения на вопрос, и они ее публично высказывают. В основном они выступают за то, чтобы если и не венчать однополые браки, то по крайней мере признавать моральную допустимость однополых партнерств.

В отличие от Ватикана, многие протестантские церкви ничего против гомосексуализма не имеют. Так, Евангелическая лютеранская церковь в Америке, Евангелическая церковь Германии. Протестантская церковь Нидерландов не только признают допустимость однополых союзов, но и дозволяют своим служителям состоять в таковых. Церковь Швеции венчает однополые браки наравне с традиционными. Список этот можно продолжить.

Либеральные христиане считают гомосексуалистов группой, которая подвергается незаслуженной общественной дискриминации. Лауреат Нобелевской премии мира, бывший англиканский архиепископ Кейптауна Десмонд Туту сравнил гомофобию с апартеидом и назвал ее «преступлением против человечества». Он сказал:

«Мы боролись против апартеида в Южной Африке, поддерживаемые людьми всего мира, потому что чернокожие считались существами порицаемыми и созданными для страданий за нечто, с чем мы ничего не могли поделать: такова наша природная кожа. То же самое происходит с сексуальной ориентацией. Это нечто данное… Мы относимся к ним как к париям и выталкиваем их из наших сообществ. Мы заставляем их сомневаться в том, что они тоже дети Бога, и это необходимо приравнивать близко к крайнему богохульству. Мы обвиняем их за то, что они таковы, каковы есть».

 

В России, несмотря на то что церковные нравственные нормы оказывали серьезное влияние на законодательство, уголовного наказания за содомию до восемнадцатого века не предусматривалось. Конечно, она считалась тяжелым грехом. Недаром в шестнадцатом веке преподобный Максим Грек писал, обращаясь к содомитам: «Познайте себя, окаянные, какому скверному наслаждению вы предались!.. Постарайтесь скорее отстать от этого сквернейшего вашего и смраднейшего наслаждения, возненавидеть его, а кто утверждает, что оно невинно, того предайте вечной анафеме, как противника Евангелия Христа Спасителя и развращающего учение оного. Очистите себя искренним покаянием, теплыми слезами и посильною милостынею и чистою молитвою… Возненавидьте от всей души вашей это нечестие, чтобы не быть вам сынами проклятия и вечной пагубы».

Тем не менее наказание за содомию грозило лишь душе грешника, а не его телу; покаяние налагалось священником лишь после признания на исповеди и исполнялось добровольно. Законы против гомосексуализма стали появляться в России лишь начиная с петровских времен, причем не под влиянием Церкви, а под влиянием Запада. Впрочем, и в этом вопросе Россия, как всегда, несмотря на тяготение к европейским ценностям, шла своим путем: в то время как Запад, в том числе и западные церкви, понемногу смягчал свое отношение к гомосексуалистам, воинский устав Петра I предусмотрел для них сожжение на костре (впрочем, закон этот просуществовал только десять лет).

Сегодня позиция Русской православной церкви по отношению к гомосексуалистам сформулирована в ее «Основах социальной концепции». Здесь говорится, что Церковь «считает гомосексуализм греховным повреждением человеческой природы, которое преодолевается в духовном усилии, ведущем к исцелению и личностному возрастанию человека». Содомитам рекомендуется врачеваться «таинствами, молитвой, постом, покаянием, чтением Священного Писания и святоотеческих творений, а также христианским общением с верующими людьми, готовыми оказать духовную поддержку». Церковь относится к таковым грешникам «с пастырской ответственностью», но в то же время «решительно противостоит попыткам представить греховную тенденцию как „норму“, а тем более как предмет гордости и пример для подражания».

В 2009 году Патриарх Московский и всея Руси Кирилл заявил, что хотя он и против уравнивания гомосексуальных отношений с естественными отношениями между мужчиной и женщиной, но он тем не менее выступает «против любой дискриминации людей нетрадиционной сексуальной ориентации». «Мы принимаем любой выбор человека, в том числе в сфере сексуальной ориентации, – сказал патриарх, – это личное дело человека».

 

Другие вопросы, касающиеся сексуальной жизни христиан. Русская православная церковь сегодня тоже решает достаточно либерально. И хотя некоторые священники порицают своих прихожан, например, за оральный секс или «содомские отношения» с женой, но все чаще звучит мнение: «То, что происходит между мужем и женой в постели, – вне компетенции священника».

Преподаватель Калужской духовной семинарии, кандидат богословия, выпускник Московской духовной академии протоиерей Димитрий Моисеев сказан в интервью: «…Для обычного духовника есть постановление Св. Синода, запрещающего вмешиваться в частную жизнь. То есть священники могут дать совет, но не имеют права принуждать людей к исполнению своей воли. Это категорически запрещено, во‑первых, св. Отцами, во‑вторых, специальным постановлением Св. Синода от 28 декабря 1998 года, который лишний раз напомнил духовникам об их положении, правах и обязанностях. Следовательно, священник может порекомендовать, но его совет не будет обязательным для исполнения».

Правда, Димитрий Моисеев все же не рекомендует супругам увлекаться изучением сексуальных техник:

«Дело в том, что основой супружеской близости должна быть любовь между мужем и женой. Если ее нет, то никакая техника в этом не поможет. А если любовь есть, то никакие приемы здесь не нужны. Поэтому для православного человека заниматься изучением всех этих техник, я считаю, бессмысленно. Потому что наибольшую радость супруги получают от взаимного общения при условии любви между собой… В конце концов, любая техника надоедает, любое удовольствие, не сопряженное с личным общением, приедается, и потому требует все большей и большей остроты ощущений. И эта страсть бесконечна. Значит, стремиться нужно не к совершенствованию каких‑то техник, а к совершенствованию своей любви».

Священник Лев Шихляров, заведующий кафедрой вероучительных дисциплин РПУ им. Святого апостола Иоанна Богослова, высказывает еще более решительную точку зрения: «Священник должен очень осторожно, с духовной, а не с „сексопатологической“ стороны подходить к брачным проблемам, а монаху, кроме исключительных случаев особой духовной опытности, вообще не следует заниматься этими проблемами – это не его „сфера“. В этом вопросе некоторые церковные писатели прошлого явно выходили за пределы своей компетенции: так, например, в женском исповедальнике начала века можно встретить вопрос „не ложилась ли на мужа?“, исходящий из предрассудка, что только положение „муж на жене“ дозволяется православной нравственностью. Рискнем в связи с этим коснуться следующего вопроса: какие формы половых отношений и ласк между супругами можно считать нравственно допустимыми, так как сейчас вновь получили огромное распространение орально‑генитальные и другие виды отношений? Ответ таков: допустимы те формы отношений, которые помогают супругам лучше выразить свою взаимопомощь в интимно‑любовной сфере и не оскорбляют обоюдных чувств. На практике это означает, что молодые супруги определенный период времени, часто и греша, „экспериментируют“ в половых отношениях, приспосабливаясь друг к другу и узнавая пределы. С возрастом в нормальном браке эксперименты прекращаются, уступая место более глубокому чувству родства».

Выступая на форуме православной молодежи в Пензе в 2010 году, митрополит Илларион сказал: «Иногда Церковь и ее учение воспринимают как систему нравственных запретов: верующему человеку нельзя чего‑то, что можно другим людям. Это совершенно неправильное представление. Действительно, существуют определенные запреты или, скорее, рекомендации, которые дает Церковь человеку, – например, воздерживаться от того, от чего обычно не воздерживаются люди, живущие в миру. Но эта система запретов или рекомендаций направлена исключительно на то, чтобы человек, в конечном итоге, жил счастливее, лучше, чтобы жизнь его была полноценной, чтобы он понимал, зачем живет… Те запреты и рекомендации, которые Православная церковь очень твердо хранит, несмотря ни на какие веяния времени, направлены не на то, чтобы ограничить человека и сделать его несчастным, а на то, чтобы дать ему полноценную жизнь».