Профессор Иллинойсского университета Эдвин Сатер-ленд (1883—1950) внес свою лепту в развитие теории стигмы, однако наиболее значительным вкладом этого ученого в науку является создание оригинальной криминологической концепции. Его концепция, получившая название теории дифференциальной ассоциации, во многом основывалась на идеях Г. Тарда о подражании как основе человеческого общения. Но если Г. Тард признавал важность физиологических предпосылок преступности (да и Э. Дюркгейм одной из причин социальной дезорганизации считал вырождение отдельных граждан), Э. Сатерленд объяснял преступность исключительно на основе факторов социальной жизни. При объяснении причин преступности он не использовал никаких гипотез о биологических задатках преступного поведения. Уже в своем учебнике по криминологии, изданном в 1924 г., (это было одно из первых учебных криминологических изданий в США) он заложил основы социологического понимания преступности. Не исключено, однако, что полностью отказавшись от биологической концепции Ломброзо, одну из главных идей своей теории Сатерленд почерпнул именно у знаменитого итальянца, который в своей книге привел интересный факт из жизни африканского племени балантов: "Лучшие воры пользуются у них уважением и хорошо оплачиваются как учителя, преподающие детям уроки воровства".1 В этой же книге Ломброзо приводит наблюдение французского криминалиста Видока: "Жены разбойников гораздо опаснее своих мужей:
они систематически приучают детей к противозаконному ремеслу, награждая их за каждое преступление".2
В 1939 г. в объемной монографии "Принципы криминологии" Сатерленд сформулировал свою идею в виде развернутой концепции, включающей несколько пунктов. Суть теории Э. Сатерленда заключалась в следующем:
— преступное поведение ничем принципиально не отличается от других форм человеческой деятельности, человек становится преступником лишь в силу своей способности к обучению;
— преступное обучение включает восприятие криминогенных взглядов, привычек и умений. Именно эти отрицательные качества личности, которые формируются в результате негативных социальных влияний (подражания
плохому примеру), и только они лежат в основе преступного поведения;
— и последний пункт, который собственно и дал название его теории, заключается в том, что человек обучается преступному поведению не потому, что имеет к этому особые преступные задатки, а потому, что криминальные образцы чаще попадаются ему на глаза, и у него устанавливается более тесная связь с такими людьми, у которых он может перенять криминогенные взгляды и умения. Если бы тот же самый подросток с детства был включен в другой круг общения, он вырос бы совсем другим человеком.
Дифференцированные, различные социальные связи определяют направление воспитания ребенка: если он вращается в респектабельном обществе, то усваивает стандарты правопослушного поведения. Если же он поддерживает связь с преступными элементами, то и усваивает соответствующие стандарты мышления и поступков.
Э. Сатерленд ввел два психологических элемента в свою теорию. Первый заключался в том, что преступные взгляды, ориентации и умения усваиваются в группе при личном неформальном общении. Формальный подход воспитателей в школе, а также родителей, не имеющих психологического контакта с детьми, часто бьет мимо цели, и воспитательные усилия этих лиц нередко имеют нулевой эффект. Подлинным воспитателем такого подростка оказываются участники неформального общения в группе правонарушителей. В большинстве случаев правонарушители и не думают никого воспитывать, однако их авторитет оказывается решающим фактором подражания.
Сущность второго элемента заключается в теоретическом положении очень похожем на постулат И. Бентама:
лицо становится преступником в результате преобладания у него взглядов, благоприятствующих нарушению закона, над взглядами, не благоприятствующими этому.
Отдавая приоритет субъективным факторам преступного поведения, ученый не преуменьшал и значения объективных условий: "Преступное поведение — частично функция условий. Например, в тюрьмах мужчины не совершают изнасилований женщин, поскольку и те и другие содержатся раздельно".1 В первом изложении теории дифференцированной связи Э. Сатерленд отмечал, что к истокам первичной преступности (преступности тех, кто впоследствии учит преступному поведению подростков) относятся социальная дезорганизация, социальная мобильность, конкурен-
ция, конфликт культур. При этом он отмечал, что его теория предназначена для объяснения систематического преступного поведения. Криминальные реалии американского общества давали немало аргументов в пользу теории обучения. В 1931 г. в США образовалось преступное сообщество "Коза ностра", в рамках которого функционировала так называемая корпорация "Убийство". Это преступное объединение проявляло серьезную заботу о подготовке кадров. Ученики убийц вплоть до овладения профессией получали зарплату (50 долларов в неделю). Обучение начиналось с мелких заданий — кражи автомобилей для перевозки трупов после совершения убийства наставниками. Программа обучения включала приобретение техники "взбучки" (жестокого избиения) и "измордования" (избиения до полусмерти), а также умения вести себя в полиции в случае ареста. Практикантам предоставлялась возможность воочию наблюдать убийство, совершавшееся профессионалами. Руководители преступных групп постоянно вербовали новых учеников, наблюдая за местными подростками, набивающими себе руку в мелких налетах. Среди них отбирались наиболее способные.'
В последующих изданиях монографии "Принципы криминологии" Сатерленд отказался от того, что его теория предназначена для объяснения систематического преступного поведения. Этот отказ был обусловлен стремлением сделать теорию всеобщей и самодостаточной, однако это привело к утрате ею многих аспектов практической ценности и сделало ее более уязвимой для критики.
После первого издания "Принципов криминологии" теория Э. Сатерленда сразу же завоевала много сторонников среди ученых. И несмотря на периодические попытки со стороны отдельных криминологов и социологов доказать ее теоретическую несостоятельность и малую практическую ценность2, она до сего времени весьма популярна. По оценке В. Фокса, к 1970 г. в специальных и научных журналах было опубликовано около 70 статей, посвященных теории дифференцированной связи. Многие ученые утверждают, что дифференцированная связь остается главной социологической идеей в криминологии.3
Для развития и практической адаптации этой теории очень много сделал ученик Э. Сатерленда профессор До
нальд Кресси. Весьма острой критике концепция дифференцированной связи подвергалась со стороны бихевиористов. Однако их критика была конструктивной, и органичное сочетание теории Э. Сатерленда с положениями бихевиористов, с одной стороны, сделало ее более научно обоснованной и практичной, с другой стороны — это положило начало интегрированию разрозненных концепций, претендующих на открытие радикальных путей избавления человечества от социального зла, в единую и всеобъемлющую теорию.
Бихевиористы Р. Бюргесс и Р. Акерс дополнили теорию Э. Сатерленда концепцией оперантного поведения. На основании объяснения поведения по схеме "стимул—реакция" эти ученые модифицировали основные положения Э. Сатерленда следующим образом: преступному поведению обучаются в результате того, что эти формы поведения приводят подростка и тех, у кого он учится, к полезным и приятным для них результатам. Научение преступному поведению происходит тогда, когда оно подкрепляется более сильно, чем непреступное.1
Концепция Э. Сатерленда практическими работниками нередко интерпретировалась как теория дурной компании. И несмотря на то, что Д. Кресси возражал против этой обедняющей ее трактовки, в таком виде она сыграла весьма положительную роль в усовершенствовании досуга подростков. Опираясь на эту теорию многие энтузиасты стали сближаться с подростками, входить в их группы, чтобы разрушить дурные компании изнутри или придать им положительную направленность. К такой деятельности привлекали лиц из числа бывших преступников, порвавших со своим криминальным прошлым. Эта практика приобрела относительную распространенность, энтузиасты-одиночки нашли поддержку у многих благотворительных организаций и фондов, в США были созданы даже соответствующие программы борьбы с подростковой преступностью. Они получили информационную поддержку в печати, кино, на телевидении (экраны многих стран обошел сериал "Неоновый всадник", где пропагандировалась сатерлендовская методика коррекции преступного поведения путем изменения связей подростков).
Научное значение теории Э. Сатерленда заключалось в том, что он попытался объяснить преступное поведение на основе анализа взглядов, жизненных ориентации, оценок, умений и привычек людей. Такой подход дал мощный
импульс криминологическим исследованиям в этом направлении, и появилась целая серия теорий (теории контроля, устойчивости, социальных связей, дрейфа, референтной группы, несовпадающих предложений), ставящих в основу объяснения причин преступности и разработки мер профилактики феномен обучения. Детально анализировался процесс обучения преступниками-профессионалами своих помощников из числа молодых правонарушителей. Некоторые ученые стали рассматривать тюрьму как школу преступности. Были выработаны определенные рекомендации по делению заключенных на группы и их раздельному содержанию, чтобы воспрепятствовать обмену криминогенным опытом.
Виктимологические теории
Интеракционистский подход к объяснению преступности и ее причин дал мощный импульс развитию ряда криминологических направлений, в том числе учению о жертве преступления — виктимологии. Виктимологические идеи родились тысячелетия назад. Самозащита потенциальной жертвы на заре человечества была основным способом воздействия на преступность. Затем по мере появления и развития иных механизмов воздействия на социальное зло самозащита перешла в разряд частных проблем. Государство и общество, пытаясь защитить личность, разрабатывали иные меры, не требовавшие участия потерпевшего в их реализации, и эта фигура как бы "потерялась" в криминологическом анализе, который был сосредоточен на таких феноменах как преступность, преступление, преступник. Правда, большинство правовых систем включало право на необходимую оборону, что было правовой поддержкой потенциальной жертвы.
В XX в. интеракционисты провели ревизию всех факторов преступности. От их внимания не ускользнула и значительная роль жертвы в процессе криминализации личности. Фрагментарные исследования роли жертвы в генезисе преступления предпринимались многими учеными и писателями. В учебнике "Криминология" Э. Сатерленд третью главу посвятил анализу жертв преступлений. Приведенные им статистические данные показывали, что наибольшая вероятность стать жертвой убийства у лиц в возрасте 25—30 лет, независимо от пола и расы. При этом вероятность стать жертвой этого же преступления у негров в США в 100 раз выше, чем у представителей иных нацио
нальностей.' Итальянская писательница Анни Виванти в одном из своих рассказов провела мотивационный анализ личности серийного убийцы. Виванти описала один эпизод из жизни этого маньяка, когда оптимальное поведение жертвы спасло той жизнь. Заманив женщину на дачу, маньяк стал готовиться к ее убийству. В этот момент женщина сама потребовала, чтобы тот убил ее (интуиция подсказала ей, что это единственный путь к спасению). Столь необычное поведение женщины обескуражило маньяка, который привык получать наслаждение от вида трепещущей жертвы, — это и спасло пострадавшую.2
В 1941 г. немецкий криминолог Герберт фон Гентиг, скрывавшийся от фашистов в США, опубликовал интересную статью "Замечания по интеракции между преступником и жертвой".3 Через семь лет из под его пера вышла монография "Преступник и его жертва. Исследование по социобиологии преступности".4 Увлекшись интеракционист-ским подходом, Г. Гентиг оставался под сильным влиянием немецкой биопсихической криминологической школы. Вик-тимологическим проблемам в его книге была посвящена лишь последняя часть, которая называлась "Жертва" (в первой части исследовались проблемы строения тела как фактора преступности, во второй — рассматривались со-циобиологические элементы преступления, в третьей — проблемы географии преступности).
Виктимологические идеи привлекли внимание ряда ученых. Активно поддержал рождение нового научного направления Бенджамин Мендельсон.5 Постепенно число последователей Г. Гентига стало увеличиваться.
Основные идеи виктимологов сводились к следующему:
— поведение жертвы оказывает существенное влияние на мотивацию преступного поведения. Оно может облегчать и даже провоцировать его. Напротив, оптимальное поведение может сделать невозможным преступное посягательство (либо свести его вероятность к минимуму или по крайней мере позволит избежать серьезных отрицательных последствий криминала);
— вероятность стать жертвой преступления зависит от особого феномена — виктимности. Каждая личность может быть оценена: насколько велика вероятность ее превращения в жертву преступления. Эта вероятность определяет виктимность человека (чем больше вероятность, тем выше виктимность);
— виктимность есть свойство определенной личности, социальной роли или социальной ситуации, которое провоцирует или облегчает преступное поведение. Соответственно выделяются личностная, ролевая и ситуативная виктимность;
— виктимность зависит от ряда факторов:
а) личностных характеристик;
б) правового статуса должностного лица, специфики его служебных функций, материальной обеспеченности и уровня защищенности;
в) степени конфликтности ситуации, особенностей места и времени, в которых эта ситуация развивается;
— величина виктимности может изменяться. Процесс ее роста определяется как виктимизация, снижения — де-виктимизация. Влияя на факторы виктимности, общество может снижать ее и тем самым воздействовать на преступность.
Развитие виктимологии пошло по следующим направлениям:
— подготовка личности (разработка алгоритмов оптимального поведения в криминогенных ситуациях и специальный тренинг);
— повышение уровня защищенности должностных лиц, чьи служебные функции сопряжены с риском подвергнуться преступному посягательству;
— сведение к минимуму виктимогенных ситуаций, предотвращение и пресечение их, информирование граждан о виктимогенных ситуациях-"ловушках" с тем, чтобы они по возможности избегали их;
— защита и реабилитация потерпевших от преступлений.
Виктимологическое направление воздействия на преступность является одним из наиболее гуманных и перспективных. Оно не требует серьезных материальных затрат и, базируясь на присущем всем людям стремлении к самозащите, обладает как бы внутренним источником развития. Это направление нашло весьма существенную поддержку ученых и общественности. Появилось множество популярных статей и пособий на тему: "Как защитить себя, свою семью, свое жилище и свою собственность от пре
ступных посягательств".' Профессор из Калифорнии Дайа-на Расселл провела очень впечатляющее исследование проблем изнасилования. Ей удалось установить, что уровень латентности этого вида преступлений довольно высок: 85% пострадавших не заявляют о случившемся, так как боятся, что на них будет навешен ярлык падшей женщины. Она попыталась с помощью убедительных примеров разрушить ряд ошибочных стереотипов общественного сознания, которые нередко приводят к драматическим последствиям. К числу таких стереотипов, по мнению Д. Расселл, относятся:
"порядочных женщин и девушек не насилуют", "если женщина не позволит, никто не сможет ее изнасиловать", "знакомый человек или близкий друг не может изнасиловать женщину", "изнасилования совершают лишь мужчины с психическими отклонениями". Описывая самые различные ситуации изнасилований (в книге более 80 соответствующих примеров) и анализируя ошибки потерпевших, Д. Расселл выражает надежду, что углубление познаний в этой области поможет многим женщинам не повторить аналогичных ошибок и избежать трагического развития событий.2
Стали издаваться специальные виктимологические журналы, появились циклы радио- и телепередач. Возникли государственные программы защиты потерпевших и свидетелей по уголовным делам. В ряде городов стихийно сформировались ассоциации потерпевших от определенных преступлений (изнасилований, мошенничества), родителей пострадавших детей и др.
Во многих странах сформировались виктимологические общества, а в 1979 г. на международном конгрессе было учреждено Всемирное общество виктимологов. Задачей этого общества была координация деятельности ученых разных стран по разработке мер виктимологической профилактики преступлений.
Анализ виктимизации позволил уточнить статистику преступности за счет выявления значительного количества латентных преступлений.3
Регулярные опросы населения на предмет, не оказались ли опрашиваемые жертвой какого-либо преступления, прочно вошли в практику многих государств. В США, например, с 1972 г. на постоянной основе дважды в год проводится опрос достаточно представительной группы численностью 132 тыс. человек (группа охватывает 60 тыс. семей).
Виктимологические организации оказали значительное влияние на практику воздействия на преступность. Перечень внедренных в практику рекомендаций виктимологов велик. Одна из главных виктимологических идей, оказавших наиболее заметное воздействие на процесс предупреждения преступлений, заключалась в необходимости объединения сил общественности. Во многих странах возникли ассоциации жителей микрорайонов и поселков, ассоциации родителей, старших братьев. Гражданское патрулирование, осуществлявшееся ими, воспитательные и пропагандистские кампании, проводившиеся по их инициативе, имели большой общественный резонанс и способствовали удержанию многих сограждан от преступлений. Многие беззащитные жертвы преступлений были спасены ими либо полицейскими силами, вызванными гражданскими патрулями. Соседи объединялись для поочередного присмотра за домами. Ассоциации соседей работают настолько эффективно, что во многих капиталистических странах элементом общественной психологии стало нежелание приближаться к дверям незнакомых домов, поскольку, как правило, это немедленно влечет вызов полицейской машины жильцами ближайших домов.
Государство оказывает всемерную поддержку таким инициативам граждан. Передовой опыт распространяется средствами массовой информации. Не последнюю роль в обеспечении деятельности общественности сыграли всеобщая телефонизация и соответствующие установки полиции, которая старалась не оставлять без внимания и своевременного реагирования ни одного сигнала о преступлении.
Активно содействовали виктимологам архитекторы (появились даже так называемые архитектурные криминологические теории, или теории пространства). При проектировании городских районов и поселков архитекторы старались свести к минимуму закрытые, виктимогенные места, это существенно затрудняет нападения на граждан. Дома в поселках располагают таким образом, что входы и окна хорошо видны соседям.
По инициативе виктимологов во многих странах были приняты законы о возмещении государством материального ущерба потерпевшим от преступлений независимо от того, пойман преступник или нет.
В большинстве стран, где имеется запрет на хранение и ношение оружия, законодателем разрешено ношение и использование газовых пистолетов и аэрозольных баллончиков, электрошокеров, световых пистолетов, применение
которых может на время вывести нападающих из строя и дает возможность жертве принять меры к защите.
Лекции по прикладной виктимологии читают практически во всех учебных заведениях (от начальной школы до вузов). Даже в детских садах малыши проходят первичный виктимологический инструктаж — на достаточно простом уровне дети получают'весьма полезные рекомендации: не садиться в автомобиль к постороннему человеку, не заходить к незнакомым людям домой, не входить в лифт с незнакомыми мужчинами и т. п. В школах и высших учебных заведениях желающие могут не только прослушать лекции по виктимологии, но и пройти специальный тренинг:
освоить приемы самозащиты, отработать до автоматизма методики применения индивидуальных защитных средств.
Значительное место в разработках виктимологов занимают рекомендации по оптимальному поведению в экстремальных ситуациях. К числу наиболее распространенных рекомендаций относятся следующие:
— избегать появлений в малолюдных местах, и вообще не появляться на улице в позднее время;
— в опасной ситуации женщине предлагается больше доверять своей интуиции, завидев подозрительного мужчину, ей не возбраняется побежать прочь. Напротив, не рекомендуется постепенно ускорять шаг. Психологически необходимо настраивать себя на решительные действия. Внутренняя решительность и уверенность в себе проявляются во внешности, осанке, походке. Нередко этих внешних признаков достаточно, чтобы преступник принял решение о том, что для нападения ему следует подыскать другой объект;
— столь же решительно следует вести себя и в момент нападения. В большинстве случаев отпор ошарашивает нападающих, привыкших видеть испуганных жертв. Громкие крики, попытка ударить, исцарапать или даже укусить нападающего повышают шансы жертвы выйти из создавшейся ситуации с наименьшими потерями. Применение приемов рукопашного боя, оружия или иных средств самозащиты также целесообразно в этот момент;
— не желательно использовать средства самозащиты (газовый баллончик, пистолет), если нет уверенности в их исправности и эффективности газа (применение любых защитных средств требует систематического упражнения и регулярной проверки их качества). Неудачная попытка их использования значительно повышает агрессивность нападающих;
— перед применением оружия и иных средств самозащиты преступникам можно предложить деньги, пере-
дать сумку или кошелек. Это отвлечет их и позволит использовать эффект неожиданности в контратаке;
— одним из приемлемых (но труднодостижимых) способов самозащиты является попытка установления эмоционального контакта с нападающим. К числу способов установления эмоционального контакта можно отнести попытку разжалобить его ссылкой на больных родственников, детей, собственную тяжелую болезнь (в том числе венерическую);
— если пресечь нападение не удалось, следует выполнять все требования напавшего и при этом попытаться запомнить его внешность (черты лица, фигуру, одежду, особые приметы).
Обширные рекомендации выработали виктимологи для защиты жилищ. Обвальный рост корыстной преступности, и особенно квартирных краж, раскрываемость которых во всех странах крайне низка, сделал эту проблему крайне актуальной. Виктимологи рекомендовали отказаться от дешевых и наиболее распространенных замков цилиндрового типа (так называемых английских), которые без труда открываются подбором ключей, отмычкой или высверливанием. Практически не поддается отмычкам дисковый (финский) замок, но взломщики научились сбивать его выступающее запорное устройство тяжелым молотком. При дополнительном укреплении его этот замок становится вполне надежным, однако поддается высверливанию. Наиболее надежны сейфовые (сувальдные) замки: к ним практически невозможно подобрать ключ, неэффективны для их открытия высверливание или отмычка, выбить их также невозможно. По рекомендациям виктимологов фирмы стали производить так называемые полицейские замки (особой прочности, не поддающиеся взлому, отжиму и перепиливанию запорных частей).
Объектом особого внимания виктимологов стали двери, дверные коробки, рамы, оконные решетки. Укрепление всех этих элементов жилища позволило вспомнить старую добрую английскую поговорку: мой дом — моя крепость.
Для повышения эффективности защиты жилищ виктимологи проводили опросы осужденных "домушников". Факторами, серьезно затрудняющими проникновение в жилище, помимо замков, дверей и решеток, преступники назвали сторожевых собак, оборудование жилища сигнализацией, оставленный включенным свет (фирмы стали производить даже специальный таймер, который в отсутствие жильцов вечером включал свет и ночью выключал его), постоянно включенные телевизор или радио, клеймение ценных вещей, хранение ценных вещей в тяжелых сейфах.
В особую группу риска виктимологи отнесли одиноких граждан и лиц, чьи жилища находятся в достаточно отдаленных местностях. Этим гражданам рекомендовано обратить особое внимание на обеспечение собственной безопасности. К числу наиболее эффективных мер ее обеспечения специалисты отнесли установление телефонной или радиосвязи с полицией или другими гражданами, которые могли бы оказать помощь в экстремальной ситуации.
Рекомендации виктимологов помогли многим гражданам лучше защитить себя от возможного криминального посягательства. Внедрение разработанных виктимологами мер в практику позволило получить весьма ощутимый положительный эффект в воздействии на преступность.
Радикальная криминология
В 60—70-е гг. западная цивилизация пережила серьезнейший кризис, который значительно усугубился неудачной войной США во Вьетнаме и значительным усилением идеологического влияния стран социалистического содружества. Все это привело к росту популярности идей о необходимости революционных изменений буржуазных социальных систем. На Западе возникло так называемое движение "новых левых", одним из основных идеологов которого был немецкий философ и социолог Герберт Маркузе (в 30-х гг. он переехал в Америку и с 1965 г. занимал должность профессора Колумбийского университета). Маркузе сформулировал оригинальную теорию социальной борьбы, где на место революционного рабочего класса он поставил аутсайдеров. Наиболее чувствительной к идеям "новых левых" оказалась молодежь, и особенно студенчество. В мае 1968 г. французские студенты захватили Сорбонну и длительный период удерживали ее в своих руках, оказывая ожесточенное сопротивление полиции. В 1970 г. волнениями были охвачены более двух с половиной тысяч высших учебных заведений в США. Бунтарская волна прокатилась также по другим странам Запада.
Идеи революционности проникли и в науку о преступности. Марксизм, ставший чрезвычайно популярным в этот период на Западе, оказал весьма существенное влияние и на выработку радикальных подходов в воздействии на преступность. Многим молодым (да и зрелым) ученым очень по душе оказался его радикальный подход: не углубляясь в мелкие проблемы, одним поворотом течения реки вычистить всю грязь из "царства Авгия".
Марксизм с его установкой на необходимость изменения политической и экономической системы общества как единственного действенного способа избавления от преступности стал политической базой ряда новых радикальных теорий. Теоретическим фундаментом радикалов были криминологические концепции стигмы и аномии. Не случайно большинство криминологов-радикалов (Г. Блох, Д. Гейс, Д. Конгер, В. Миллер, Р. Куинни, Ф. Зак) прежде проводили исследования в русле именно этих научных направлений. Из открытия теоретиков стигмы того феномена, что преступления совершают практически все члены общества, а к уголовной ответственности привлекают лишь наиболее бедных и обездоленных, сам собой напрашивался вывод о несправедливости практикуемых методов воздействия на преступность. Концепция аномии, социальной дезорганизации, хронически присущей капиталистическому обществу, раскрывала глубинные истоки преступности и показывала, что без радикальных перемен в общественном устройстве избавиться от преступности не удастся. Э. Дюркгейм, автор теории аномии, не считал необходимым избавлять общество от преступности, поэтому сам он революционных выводов из своей теории не делал. Но если соединить воедино концепцию хронической социальной дезорганизации и установку на устранение преступности, то логично сделать вывод о необходимости изменения социальной системы.
Социологическая криминология стала радикализировать-ся в начале 60-х, когда она была переименована в социологию отклоняющегося поведения. К 1973 г. радикальное криминологическое направление вполне сформировалось.' Знаменательным в этом отношении был выход книги Яна Тейлора, Пауля Валтона и Джона Янга "Новая криминология".2 Через два года из-под пера тех же авторов вышла еще одна монография — "Критическая криминология".3
В начале 70-х гг. американские исследователи Герман и Юлия Швендингер, Антонни Платт образовали Союз радикальных криминологов и основали свое периодическое издание для пропаганды революционных криминологических взглядов (иные издательства нередко отказывались публиковать столь смелые выводы радикалов). Радикальные криминологи считали необходимым отмежеваться от конформистской криминологии, которая поддерживает господствующий политический строй. В этом размежевании
они иногда заходили настолько далеко, что приходили к выводу о недопустимости расходования денег на криминологические исследования, в то время как обездоленные страдают от голода и нищеты, на которые их обрекает капиталистическое общество.1
Радикалы сделали немало смелых, оригинальных и интересных выводов, разоблачающих различные аспекты социальной несправедливости в буржуазном обществе. Например, Р. Куинни, раскрывая вслед за К. Марксом основное противоречие капитализма — между трудом и капиталом, — отмечал, что класс крупных собственников использует свое господство как инструмент управления обществом. Вот какова логика его рассуждений: "Криминальная реальность в обществе основывается на определении преступного и непреступного... В основе процессов крими-нализации — классовые конфликты... В качестве преступных определяются деяния, противоречащие интересам господствующих в экономике классов... Будет ли то или иное деяние оценено в качестве преступного или непреступного, определяет класс, имеющий власть и доступ к правотвор-честву".2 В рамках классовой борьбы господствующий класс криминализирует любое поведение, которое противоречит его интересам. Преступления господ, противозаконные деяния власть имущих не квалифицируются как преступления, потому что у капиталистов достаточно власти, чтобы не допустить собственной криминализации. Существует много таких преступлений в сфере экономики, управления и контроля, а также в сфере социального обеспечения, которые, как правило, не упоминаются в уголовных кодексах в качестве состава преступления (загрязнение воздуха и воды, неуплата налогов, картельные соглашения о ценах, обман покупателей, коррупция и злоупотребление политической властью).3
Немецкий ученый Хаферкамп раскрыл серьезные пороки правоохранительной системы. По его мнению, уголовная юстиция создана не для того, чтобы снижать уровень преступности, а для того, чтобы управлять ею. Ибо эта юстиция работает в тесном контакте с преступными группами, с организованной преступностью, чтобы контролировать тех, чья преступность мала и незначительна. Преступность —
это единственный продукт такого применения права, которое нацелено против представителей низших слоев.*
А. Платт поставил вопрос о том, что общество для удержания людей от преступлений должно сделать их жизнь достойной. А для этого мало декларации о правах. Необходимо реальное обеспечение права на подобающее людям жилье, нормальное питание, на человеческое достоинство и самоопределение.2
Идеологическая основа радикальных теорий была неоднородной. Если, например, Р. Куинни тяготел к марксистской криминологии, то Д. Даунс и П. Рокк считали, что в рамках традиционного марксизма проблему преступности не удастся решить. Им ближе анархический идеал общества, складывающегося из конфедерации свободных производителей (что-то наподобие либерального варианта сообщества швейцарских кантонов).3 Однако критическое отношение к реальной социальной системе их объединяло.
Радикальное направление показало, каково соотношение науки и политики в разработке эффективной общественной системы воздействия на преступность. Научные направления условно можно разделить на две группы: с одной стороны — поддерживающие правящие политические круги и развивающие свои научные концепции в русле господствующей политики, с другой — оппозиционные. Оппозиционные направления также неоднородны. Одни ученые стремятся оградиться от политики, углубляясь в фундаментальные проблемы, анализ которых возможен безотносительно к политической реальности. Их главный научный инструмент — интеллект, логика и специальные методики. Другие, понимая, что в русле порочной государственной политики, реализовать продуктивные научные идеи невозможно, вступают в борьбу с нею. Интеллект, логика и специальные методики в их арсенале отступают на задний план. Научный радикализм, политическая смелость, готовность к самопожертвованию становятся их девизом. Для возникновения радикального направления в науке необходимы определенные условия. К ним можно отнести относительную зрелость фундаментальных теорий, разработку достаточно четкой концепции практического решения проблемы эффективного воздействия на преступность. Когда
препятствием к решению проблем защиты общества от преступности становится не отсутствие знаний, а недостаток политической воли, в науке появляется радикализм. Ученые осознают, что "чистая наука" пробуксовывает, и делают крен в сторону политики и публицистики.
Появление нового направления развития науки о преступности (столь непривычного своей скандальностью для респектабельных ученых кругов) в значительной мере способствовало углублению понимания сущности различных аспектов криминологических изысканий. Оказалось, что науке нужны не только седовласые мэтры, запершиеся в "башне из слоновой кости" для углубленных фундаментальных исследований. Молодые и решительные радикалы также необходимы для развития науки. Подобно струе свежего воздуха, их смелые идеи благотворно действовали на консервативные криминологические парадигмы.
Радикальные криминологи сняли завесу с тех зон социальной жизни, которых ученые старались не касаться, поскольку это противоречило устоявшимся традициям, было невыгодно материально, да и не совсем безопасно. Они обратили внимание общественности на многие негативные социальные явления современного общества. Причем это было не простое словесное бичевание: в капиталистических странах стали возбуждать уголовные дела в отношении крупных предпринимателей и высокопоставленных политиков (в ряде стран были осуждены даже президенты, президента США Р. Никсона за нарушение закона отстранили от власти, он избежал суда лишь благодаря тому, что был помилован своим преемником Дж. Фордом). Практически во всех странах начались широкомасштабные кампании по борьбе с коррупцией. Во многих государствах было проведено существенное изменение законодательства, приняты законы о борьбе с коррупцией, организованной преступностью. В уголовные кодексы законодателем были внесены новые составы преступлений (в том числе и об ответственности предпринимателей за загрязнение окружающей среды). Представители правосудия и полиции стали более лояльны по отношению к выходцам из низших слоев общества.
Ученые этого направления достаточно высоко подняли уровень допустимой критичности в криминологических трудах. Благодаря им появилось много исследований более умеренного реформистского толка (Р. Кларк, Э. Шур). Следует признать, что в качестве умеренных они могли быть оценены лишь на фоне "неистовых радикалов". Несколькими годами ранее эти работы были бы оценены совсем иначе, да и, возможно, вообще не появились бы на свет.
Рамсей Кларк — человек незаурядного гражданского мужества. Бывший морской пехотинец, ставший министром юстиции в администрации президента Джонсона, во многом принял радикальные взгляды своих современников. В 1970 г. он опубликовал книгу "Преступность в США'", которая показала, что он не только честный политик, но и выдающийся теоретик. Опираясь на свой огромный опыт противодействия преступности, Р. Кларк приходит к выводу, что проблему преступности решить с помощью насилия не удается. Более того, общественная опасность государственного насилия может конкурировать с общественной опасностью преступности (и в отдельных случаях превышать последнюю). Эскалация жестких мер ставит общество перед недостатком полицейских сил и вынуждает его обращаться к армии. Несмотря на законодательный запрет использования армии как инструмента внутренней политики, в США неоднократно прибегали к ее услугам для подавления криминальных всплесков: в 1967 г. — в Детройте, в 1968 г. — в Чикаго, Балтиморе и даже Вашингтоне. В Чикаго и Вашингтоне в 1968 и 1969 гг. ввод войск использовали как превентивную меру. Если последовательно опираться лишь на жесткие меры, то со временем армию пришлось бы переориентировать на решение лишь криминальных проблем, что неминуемо обернулось бы колоссальным ущербом для общества. Бывший министр юстиции считает, что решение проблемы преступности находится в иной плоскости.
Начиная с анализа личности преступника, он выходит на серьезные социальные проблемы. "Большинство людей, совершающих серьезные преступления, — пишет он, — не обладают здоровой психикой. Те, кто жил или работал в тюрьмах среди опасных преступников, знают, что почти все они нуждаются в психиатрической помощи и эмоционально стабилизирующем воздействии".2 "Есть тюрьмы, где 25% заключенных являются умственно отсталыми".3 Но умственная отсталость возникает не сама по себе, ее порождают плохие условия в период беременности, недоедание, недостаток медицинской помощи (в результате чего обычное заболевание может повлечь осложнение на головной мозг), побои детей и беременных женщин, употребление наркотиков и алкоголя матерями и малолетними.4 "В соединенных Штатах преступность в большинстве случаев возникает в атмосфере,
насыщенной бедностью и ее последствиями: праздностью, окружающим убожеством, безнадежностью. Она зарождается в местах, где тысячи людей не имеют работы, а труд работающих оплачивается по самым низким ставкам; где люди живут в старых, грязных и находящихся в аварийном состоянии домах; где они бесправны".'
Преступность — симптом болезни общества. В противодействии ей воздействовать надо и на симптомы, и на саму болезнь. Действие болеутоляющих средств недолговременно, если не побеспокоиться о лечении самой болезни, боль через некоторое время возникнет вновь. И если пользоваться лишь болеутоляющими средствами, то наступает привыкание — такое лекарство уже не избавляет от боли. Аналогичным образом и избавление от такого симптома, каковым является преступность, требует не только "болеутоляющих средств" (полицейских мер), но и радикального лечения (социальной реформации). В своей книге Р. Кларк дал развернутую программу преобразований различных областей американского общества; полицейской, судебной и пенитенциарной систем, здравоохранения, образования, жилищ-но-коммунальной сферы, социального обеспечения и трудоустройства. Книга Р. Кларка имела колоссальный общественный резонанс и оказала немалое влияние на процесс социальных реформ в западном обществе.
Не менее критичной была и книга члена президентской комиссии по борьбе с преступностью Эдвина Шура. Уже ее название носило эпатирующий характер — "Наше преступное общество". В этой книге автор последовательно развивает ряд тезисов, клеймящих криминогенные основы американского образа жизни:
— американское общество преступно, поскольку оно является обществом неравноправных;
— американское общество преступно, поскольку оно участвует в массовых насилиях за рубежом;
— американское общество преступно, потому что в наших культурных ценностях есть элементы, порождающие преступность;
— американское общество преступно, поскольку оно создало "дополнительные" преступления путем чрезмерной регламентации общественной жизни;
— американское общество преступно потому, что оно руководствуется нереальными и недействующими принципами при подходе к проблемам преступности.2
Криминологи-радикалы по-новому стали рассматривать взаимосвязь науки и практики. Они заявили, что проведение исследований, запрограммированных на укрепление существующего порядка (большей частью несправедливого), научное обслуживание политиков, которые утверждают это несправедливое устройство мира, является "проституцией" науки.' Ученые-радикалы попытались сделать прорыв в плане повышения уровня независимости и честности криминологических исследований. В определенном смысле им это удалось. При этом то, что они перестали ориентироваться на практические запросы государственных структур, не снизило актуальности их исследований, поскольку общественная потребность в решении затрагиваемых ими проблем была налицо. По этому поводу французский криминолог М. Лонг заметил, что любое криминологическое исследование рано или поздно оказывает влияние на уголовную политику.2
