Расположенный по соседству с Мидан аль-Хуссейн и протянувшийся на север к Касабе, квартал Хан эль-Халили — район Каира, где находится большинство базаров. Этот квартал обязательно присутствует на «ментальной карте города» в сознании любого туриста; здесь с утра и до позднего вечера творится тот самый чрезвычайно колоритный восточный обряд покупки и продажи. В лабиринте здешних улочек, изобилующих магазинчиками и крохотными лавчонками, можно приобрести золото, медную утварь и ювелирные украшения, а стоит сделать несколько шагов — и ты оказываешься там, где почти невозможно дышать от плотного аромата пряностей, парфюмерии и воскурений.
Халили, по имени которого назван квартал, в 1382 году основал тут караван-сарай, вокруг которого постепенно стали появляться лавки. На протяжении шести столетий люди приходили и приходят в Хан эль-Халили, чтобы торговаться, продавать и покупать, а гости города бродят по извилистым улочкам, впитывая атмосферу этого места; именно здесь Эдуард Саид, автор работы «Ориентализм», мог бы заключить, что для жителей Запада воплощаются наяву их представления об «экзотическом Востоке». Тут всегда многолюдно, продавцы выискивают места поудобнее и поприбыльнее, а покупатели пытаются протолкнуться к прилавкам. Здешняя торговля ориентирована не на туристов, здесь не найти гипсовых макетов пирамид и папирусных свитков; люди торгуются яростно, очевидно получая удовольствие от процесса, несмотря на то, что оба — и продавец, и покупатель — весьма в нем искушены. Хитрость для покупателя состоит в том, чтобы не заплатить слишком много и не выставить себя глупцом, а также не предложить слишком мало, чтобы не оскорбить продавца. Для последнего же принципиально важно продать товар за максимально высокую цену. Кто победит в этом противостоянии, обычно определяется именно умением торговаться.
Главная улица этого района — Муски, ведущая с запада на восток и пересекающая перпендикулярную Касабу, центральную улицу средневекового города. На Муски жизнь бурлит сутки напролет, люди покупают одежду, ловко лавируют между тележек и медленно ползущих грузовиков, шарахаются от развозчиков и посыльных, которые оглашают улицу своими воплями: «Поберегись!» Здесь торгуют и различными напитками: саки продают воду в чашках, суси — местные прохладительные напитки, а шербутли предлагают пенистый лимонад из носимых за плечами сосудов с серебряными горлышками.
В Хан эль-Халили можно услышать арабский язык во всем его фонетическом богатстве. Балиан, герой «Арабского кошмара», неделями блуждал по этому кварталу и «обнаружил, что думает на языке, в котором существительные незаметно переходят в глаголы, на языке, который, похоже, игнорирует настоящее время, на языке с особой глагольной формой для оттенков и физических недостатков, на языке ритмического синтаксиса и многочисленных пластов смысла, передаваемых с помощью внезапных пауз, гортанных звуков, необычных ударений и повторов». То же и с местным ландшафтом: едва успеваешь разобраться в планировке улочек, как выясняется, что один ландшафт незаметно перетек в другой, и за углом тебя ожидает полуразрушенная мамлюкская стена, крошечная мечеть или купающийся в солнечном свете дворик.
Вот каким было первое впечатление Балиана от Каира:
Миновав ворота, они окунулись в мир тьмы и зловония… Всадники медленно двигались сквозь почти зримые клубы смешанных запахов — мочи, пряностей и гниющей соломы. На каменных возвышениях сидели перед своим товаром лавочники, молча, угрюмо смотревшие на караван неверных. Над лавчонками нависали опиравшиеся на широкие каменные карнизы верхние этажи домов, а из этих этажей выступали, в свою очередь, деревянные балконы и решетчатые коробки, так что солнце, столь яркое за воротами, было здесь почти закрыто. Внизу мерзко хлюпали по грязи копыта их мулов, наверху висели турецкие фонарики, мокрые муслиновые мешки и огромные бронзовые талисманы… Европейцы продвигались вперед медленно, с величайшей осторожностью.
Сегодня картина, разумеется, не столь печальная. Однако ощущение нереальности происходящего, чувство, будто блуждаешь «без какой-либо осознаваемой цели» и впечатление от города как от «дезориентированного рассудка» до сих пор составляют значительную часть того опыта, какой гость Каира приобретает на базарах.
Один из наиболее популярных базаров — базар пряностей, где специи продают прямо из мешков. В каждой лавке таких мешков не меньше дюжины, они стоят и перед входом, и у задней стены. Продавец сидит в окружении мешков, лениво почитывает газету — или громко зазывает потенциальных покупателей. Продают что угодно — семена черного перца, зеленую хну, тмин, лавровый лист и огненный чили. Своим возникновением этот базар обязан мамлюкскому султану Барсбею, который сделал торговлю пряностями государственной монополией, чтобы получить средства на завоевание Кипра в 1426 году.
До сегодняшнего дня лавки пряностей помещаются вдоль темных и извилистых улочек за медресе Барсбея. Лишенный украшений фасад этого массивного здания выходит на перекресток Касабы и Муски. Монотонность восточной стены медресе нарушает лишь балкон-мешрабийя, резная решетка которого позволяет смотреть изнутри на улицу, но препятствует тем, кто пожелает с улицы заглянуть внутрь. Недаром Балиан увидел здесь «мир частных интерьеров», что навело его, обыкновенного заезжего наблюдателя, на следующую мысль:
Настоящий город находился, вероятно, где-то в другом месте… Даже безостановочно идя по улицам Каира, город было невозможно узнать…
Внутри медресе находится высокий и узкий погребальный зал, там похоронены жена и сын султана, а сам Барсбей покоится в мавзолее на Северном кладбище. Можно подняться на крышу медресе, выйти на террасу вокруг купола, откуда открывается потрясающий вид на мечети, минареты и плотно прижавшиеся друг к другу здания центральной части города.
Чуть в стороне от главной улицы, позади базара пряностей, известного как Шария Санадикия, есть лесенка, ведущая в короткий, оканчивающийся тупиком переулок Мидак. Сегодня здесь жилые дома и мастерские, но этот переулок обессмертил в своем одноименном романе Нагиб Махфуз (1947). Действие романа происходит в 1940-е годы, в нем рассказывается история горожан, проживавших в этом переулке, который в те времена принадлежал к беднейшим кварталам Каира. Главная героиня романа — молодая девушка, ставшая проституткой. По роману снят фильм, считающийся классикой египетского кино (а также мексиканский фильм «El Callejon de los Milagros», «Переулок чудес»). Табличек с названием улицы здесь нет, имеется только знак на крохотном кафе. Махфуз говорит, что это место «живет самостоятельной, частной, своей собственной жизнью. Оно прежде всего связано с повседневным укладом… Стены, разрисованные разноцветными арабесками, понемногу осыпаются, от них исходит стойкий запах лекарств былых времен, сегодня считающихся либо пряностями, либо народными средствами».
В переулке тихо, особенно по сравнению с базаром, однако не будем забывать, что по сравнению с годами, в которые разворачивается сюжет романа, многое изменилось. Семья Нагиба Махфуза, как и многие другие горожане среднего класса, перебралась в пригороды, и поныне известные как Гамалийя — «Обитель красоты». Сегодня там живописно и шумно, там кипит жизнь, но красоты уже не осталось. В «Сафари темной звезды» Поль Теру говорит, что «имя квартала совершенно неподходящее, все равно что назвать ледяную пустыню Гренландией (Зеленой землей. — Ред). или мусорный грузовик медовым фургоном».
Махфуз использовал воспоминания о жизни в Хан эль-Халили, чтобы привнести достоверности в свое главное произведение, «Каирскую трилогию». В эту трилогию входят романы «Среди дворцов», «Дворец желаний» и «Сахарный дом», и все они «привязаны» к местности в квартале базаров. В центре трилогии — фигура Ахмада абд аль-Джавада, который держит лавку в Хан эль-Халили; Махфуз даже упоминает, что лавка находилась на улице Касаба перед мечетью Баркука. Он пишет:
Лавка была средних размеров. На полках теснились емкости с кофейными бобами, рисом, орехами, сушеными фруктами и мылом, у стен стояли мешки с тем же товаром. Стол хозяина стоял слева от входа, заваленный бумагами и бухгалтерскими книгами, из-под которых выглядывал телефон… Над столом висела табличка из слоновой кости с арабской надписью золотом: «Во имя Аллаха».
Хотя это описание относится к первым годам после окончания Второй мировой войны, оно во многом актуально и сегодня: улицы этой части Каира изобилуют сотнями подобных лавочек.
Один из главных аттракционов Каира — конечно же, кофейни. Махфуз в романе «Среди дворцов» изображает одну кофейню, которая «находилась ниже уровня мостовой, как пещера, вырубленная в скале. Она словно пряталась под старинными зданиями этого квартала. Узкие помещения, обращенные входами друг к другу, располагались вокруг пересохшего фонтана во внутреннем дворике, отрезанном от мира. Светильники горели там днем и ночью, атмосфера была спокойной, мирной, почти сонной… Уединенность делала ее идеальным укрытием от любопытных взглядов. Люди просиживали там вечера напролет, разговаривая, планируя, предсказывая и ожидая грядущих событий».
Хотя кафе «Фишауи» находится не под землей, эта кофейня, совсем рядом с Муски и по соседству с площадью Хуссейна и переулком Мидак, является одной из самых известных в Каире и почти в точности соответствует описанию Махфуза.
Кафе открыто каждый вечер, и так продолжается последние двести лет. В нем царит полумрак, стены забраны резными деревянными решетками, среди которых виднеются мутные овальные зеркала в темных рамах. Снаружи, на улице, установлены зеркала побольше. И похожий на пещеру зал, и терраса на узкой улочке не испытывают недостатка в посетителях; люди засиживаются до поздней ночи (или раннего утра), курят водяные кальяны, пьют чай, читают, беседуют. Кофейня находится в сердце «туристического Каира» и потому в ней чуть более цивильно, чем в типичном кафе из разряда «дырка в стене», однако оно пользуется популярностью и у местных. Цены достаточно высоки, и публика отличается от большинства каирских кофеен: здесь много молодых и хорошо одетых людей, сюда приходят в основном семьями, можно увидеть мужчин в деловых костюмах и женщин в солнцезащитных очках и брюках, равно как и детишек в модных нарядах, попивающих «пепси».
Конец эпохи мамлюков
Последним султаном-мамлюком был Кансух аль-Гури, который начинал путь к трону прислужником у Кайтбея. Строительство его мечети и медресе на Касабе завершилось в 1504 году; это последние архитектурные сооружения эпохи мамлюков в Каире. Мечеть очень просторна и выглядит так, словно парит в воздухе, в ней множество витражей, свет сквозь которые падает в центральный зал под куполом. Но еще когда это здание еще только строилось, эпоха мамлюков уже близилась к окончанию.
В 1498 году португальский мореплаватель Васку да Гама открыл морской путь в Индию вокруг Африки, и приток пряностей в Каир резко сократился. Столицей пряностей стал Лиссабон, через который отныне шла вся торговля с Индией. Иными словами, мамлюки в одночасье лишились важнейшей финансовой опоры. А между тем над Египтом нависла и военная угроза. Оттоманская империя расширяла свои пределы в Европе и Азии и к началу XVI столетия протянулась от Боснии до Кавказа. Оттоманы (или османы) были богаты и могущественны и хотели покорить весь мир. В дневнике зажиточного египтянина Ибн Айаса мы находим запись о прибытии на закате правления мамлюков, в 1514 году, в Каир оттоманского посланника:
Оттоман явился ко двору… Он привез богатые дары — двадцать пять тюков рысьего, соболиного и горностаевого меха, бархат из Бурсы, разноцветные шелка из Самарканда, серебряные сосуды, не говоря уже о двадцати пяти юных мамлюках поразительной красоты.
Оттоманский правитель Селим Угрюмый готовился к столкновению с Персией и хотел знать, может ли он рассчитывать на мамлюков как на союзников. Под прикрытием переговоров войско оттоманов вошло в Сирию, а в сражении при Алеппо Селим разгромил аль-Гури благодаря измене мамлюкского правителя города. Голову последнего мамлюка отправили в Стамбул в качестве трофея.
Из Алеппо оттоманы побережьем двинулись к Египту. Каир полнился слухами о зверствах оттоманов и о диковинных привычках, в частности, о том, что они курят гашиш и пьют вино (по сравнению с этим все пороки мамлюков выглядели детскими шалостями). Приемный сын аль-Гури, бывший раб по имени Туманбей, три месяца правил страной, отчаянно пытаясь найти средства на пополнение армии.
Противники сошлись у Маттарии, недалеко от Каира. Туманбей сражался отважно и сумел прорубиться к шатру Селима, но победа все же осталась за оттоманами, которые захватили город. Как и при Алеппо, победу им принесли передовые технологии: конница мамлюков не могла что-либо противопоставить оттоманской артиллерии. Туманбей бежал, попытался собрать бедуинов и дал бой Селиму поблизости от пирамид Гизы. Битва продолжалась два дня; бедуинский шейх, жизнь которого когда-то спас Туманбей, предал своего вождя и выдал его Селиму. Закованного в цепи Туманбея провезли по улицам Каира и повесили на воротах Баб аль-Зувейла, традиционном месте публичных казней еще со времен Фатимидов. Веревка дважды рвалась, Туманбей умер лишь на третий раз под гомон толпы, выкрикивавшей слова первой суры Корана. С его гибелью эпоха мамлюков завершилась (образом, подобавшим ее характеру) — и на четыреста последующих лет Каир стал одним из городов Оттоманской порты.
Оттоманский Каир
После казни Туманбея Селим Угрюмый торжественно въехал в Каир. Выглядел он, судя по описаниям современников, непрезентабельно — скромный тюрбан, неброский кафтан, однако быстро выказал свой суровый нрав, приказав казнить 800 мамлюков и выставить их головы на шестах на всеобщее обозрение. Впрочем, скоро Селим решил, что в Египте слишком жарко, и отбыл обратно в Стамбул, прихватив с собою наиболее искусных каирских мастеров, чтобы те помогли украсить оттоманскую столицу.
Сулейман Великолепный, преемник Селима, предпочел не разрушать мамлюкскую систему управления. Он назначил наместником оттоманского пашу, который управлял Египтом из Цитадели, под охраной 5000 янычар, воинов, которых турки набрали в христианских странах Балканского полуострова (это был своего рода оброк). В крепости также разместили особые подразделения турецкого войска (азабов), которым запретили даже заговаривать с египтянами. Наместнику подчинялись двенадцать мамлюкских эмиров, управлявших провинциями; за ними бдительно надзирали охранники паши. Эти эмиры получили новый титул — бей; они в основном исполняли роль сборщиков налогов, однако им позволили содержать и обучать черкесскую гвардию.
Янычарам, размещенным в Цитадели, требовалось место для молитвы, и в 1528 году Сулейман-паша, придворный евнух и командир янычар, приказал построить новую мечеть на северном гребне гряды Мукаттам. В архитектуре этого здания очевидны расхождения с мамлюкским стилем: минарет более тонкий, словно заостренный, а купол накрывает не только мавзолей, как было принято у мамлюков, но всю мечеть. Прочие детали восходят к эпохе мамлюков — и отделанный мрамором михраб, и мраморные панели в стенах. В целом здание являет собой образец смешения стилей, которое особенно заметно в минбаре — геометрический узор из звезд и прямоугольников, несомненно, мамлюкский по духу, тогда как конический свод явно турецкого происхождения. Этот ансамбль стал главным вкладом оттоманов в архитектуру Каира; в прошлом остались монструозные проекты и грандиозные архитектурные олицетворения могущества и богатства. Хотя в Каире достаточно зданий оттоманского периода, лишь немногие из них могут похвалиться величиной или великолепием. На всех завоеванных ими территориях османы строили так, как было заведено в Турции.
Самое поразительное в мечети Сулеймана-паши — пыльный мавзолей за ней, куда можно попасть, перейдя внутренний двор. Мавзолей построен над могилой Сиди Сарии, «святого человека», жившего при Фатимидах. Вокруг его могилы находятся захоронения оттоманских чиновников и их жен, причем на каждом надгробном камне имеется особое резное изображение — табут: тюрбан для мужчин, цветы для женщин. Это любопытное украшение, как правило, замечают лишь немногие из тех, кто сегодня посещает Цитадель.
Хотя оттоманы возвели огромную сторожевую башню Бург аль-Мукаттам над восточными воротами Цитадели, большая часть зданий, построенных при мамлюках, оказалась заброшенной. Пренебрежение Цитаделью — наглядное свидетельство участи Каира в три столетия оттоманского правления, с падения мамлюков в 1517 году до вторжения в Египет Наполеона в 1798 году. Все это время Египет номинально входил в состав Оттоманской империи, фактически же турки управляли им от силы сто лет. К XVII веку турецкие янычары стали жениться на египтянках, уходить из Цитадели и со службы на гражданские должности, а среди мамлюков продолжались застарелые междоусобицы, мешавшие свергнутой династии вернуть себе власть. Ситуацию осложнила череда разрушительных нильских паводков, отягощенных эпидемией и мором. Французский путешественник Вольней, проживавший в Каире в 1780-х годах, замечал в своих записках:
В Каире недостает тех публичных и частных зданий, тех площадей, тех прямых дорог, которые лишь и позволяют архитектуре явить свои несомненные достоинства. В пригородах громоздятся горы повседневного мусора, гуляет пыль… Все, что видит взор, все, что ловит слух, свидетельствует — это земля рабства и тирании.
Какой разительный контраст с описаниями Египта эпохи мамлюков!
Кофе и богатство
Единственным ярким пятном на мрачном полотне экономического упадка были кофейные бобы, из которых варили темную жидкость для питья. В Европе начался настоящий бум кофе, европейские предприниматели доставляли кофе из Йемена в Каир, откуда модный товар переправляли в Европу. Вскоре в Булаке на Ниле возник торговый порт; сегодня это часть города между главным вокзалом и рекой. Повсюду процветали оттоманские гостиницы — караван-сараи. Бедняки влачили жалкое существование, а немногочисленные кофейные нувориши один за другим становились «жирными котами», как их предшественники в период монополии на пряности.
Богатство нового купеческого класса наглядно, если не сказать — напоказ, демонстрирует дом одного из его представителей. Наиболее известный среди каирских построек XVIII века, дом Байт аль-Сихайми стоит в узком переулке, который отходит от северной оконечности Касабы. В здании имеется внутренний двор, где, такое ощущение, всегда щебечут птицы; двор построили, чтобы хоть немного охладить раскаленный летний воздух и привнести прохладу в помещения. В центре двора находится фонтан, как бы задающий тон обстановке здания. Череда полутемных коридоров и лестниц связывает между собой светлые просторные комнаты, многие из которых сохранили первоначальный вид — белые стены, деревянные потолки. Все общие комнаты находятся внизу, самая большая из них — каа, с высоким сводчатыми потолком и фонтаном; здесь мужчины отдыхали, ели, курили и наблюдали за выступлениями актеров и танцовщиц. Женщины, как правило, оставались наверху, на женской половине дома, отделенной резными решетками-мешрабийя, сквозь которые солнечный свет падает на расшитые и чрезвычайно мягкие подушки для сидения. Дом прошел капитальную реставрацию, и теперь всякий, побывавший в нем, может узнать, как жила «другая часть» Каира во времена владычества оттоманов.
