Случай XL. Исан и кувшин для воды

 

 

Действующие лица

 

Хякудзе, прославившийся своим принципом «День без работы — день без еды» уже появлялся в случае II. Когда Исан (771–819) родился, Хякудзё было пятьдесят два. Когда Хякудзё умер в возрасте девяносто шести, Исану было сорок четыре.

 

Однажды Исан был в комнате Хякудзё и тот спросил у него:

— Кто ты?

— Рэйю, — ответил Исан.[175]

— Повороши кочергой пепел в камине и скажи, остались ли там непогасшие угольки, — сказал Хякудзё.

Рэйю сделал, как было сказано, и ответил:

— В камине не осталось непогасших угольков. Тогда Хякудзё встал, помешал кочергой пепел и нашел маленький светящийся уголек. Он поднял его и показал Рэйю со словами:

— Разве этот уже погас?

Рэйю был внезапно просветлен. Он низко поклонился мастеру и поведал ему о своем (новом) понимании вещей.

 

Хякудзе сказал ему, что подлинное просветление не отличается от иллюзии; что запоминание не отличается от забывания; что мудрецы ничем не лучше глупцов. Рэйю оставался с Хякудзё в течение двадцати лет. После смерти Хякудзё Рэйю поселился на горе Исан, где стал настоятелем храма. Его учениками были Кёдзан из случая XXV, Кёгэн из случая V и Рэйун, который известен тем, что достиг просветления, глядя на цветущую сливу.

Главный монах Карин, он же козел отпущения настоящего случая, был вместе с Хякудзе учеником Басо, и поэтому непонятно, как он мог так опозориться. Возможно, в истории события несколько изменены в пользу Исана, как в случае проводимого Пятым патриархом конкурса стихотворений, в котором участвовали Эно и Дзинсю. Впоследствии Карин покинул храм Хякудзе и жил в уединении. Однажды его посетил Хайкю, ученый, имеющий отношение к дзэнской секте Обаку. Именно Хайкю составил книгу изречений Обаку Дэнсинхоё и написал к ней предисловие. Хайкю спросил у Карина:

— У тебя есть прислужники?

— Да, двое, но я не могу показывать их посетителям,

— Где же они, в таком случае?

— Дайку! Сёку! — позвал Карин, и на его зов навстречу изумленному Хайкю из-за храма вышли два огромных тигра.

— Сейчас у нас посетитель. Идите обратно, — сказал Карин и два тигра, зарычав, ушли восвояси.

Эта сомнительная история впоследствии послужила поводом называть дзэнского прислужника пику, что означает «два тигра» или «две Пустоты». (Считается, что есть две Пустоты: человеческая идея о Пустоте и собственно Пустота.)

 

СЛУЧАЙ

 

Обучаясь у Хякудзё, Исан исполнял обязанности Гэндзо.[176] Хякудзе пожелал избрать мастера для горы Дайи. Он позвал главного монаха[177] и всех остальных и сказал им, что мастером может стать только очень одаренный человек. Тогда он взял кувшин для воды, поставил его на пол и спросил:

— Не называя это кувшином, скажите, что это такое.

— Это нельзя назвать пнём, — сказал главный монах. Хякудзё спросил у Исана, что он думает по этому поводу.

Исан пнул кувшин ногой.

— Главный монах проиграл! — воскликнул Хякудзё, смеясь.

Исану было велено занять должность мастера в храме.

 

Кувшин для воды в секте Риндзай называется дзинбин, а в секте Сото — дзёбё. Кувшин для воды входит в состав вещей, которые должен иметь буддистский монах (см. случай VII). В Индии были распространены два типа кувшинов: чаша и ночной горшок. В Китае кувшины отливали из меди или выдалбливали из дерева и использовали как фляжки для переноса питьевой воды.

Существует много толкований словосочетания, которое переведено словом «пень». Его также можно переводить как «кусок дерева», «клин» и «деревянная болванка для изготовления гэта». Надо полагать, что речь шла о предмете, который по форме напоминал кувшин для воды, но предназначался для других целей. С этой точки зрения слово «пень» кажется вполне подходящим.

Все дзэнские действия, то есть действия, проистекающие из реальности, свободны. Они не случайны и не своевольны, а отражают внутреннюю необходимость, которая невидима для непосвященных, но доступна восприятию тех, кто интуитивно чувствует неуклонность, совершенство, уместность, невозможность-ничего-иного-при-этих-обстоятельствах. Вишневый цвет, как и шея жирафа, флюс или музыкальная тема, характеризуются совершенством, завершенностью и в то же время постоянно движутся к чему-то другому. Опрокидывание кувшина для воды легким, грациозным движением отражает ту же неизбежность, которую проявил Дзёсю, когда положил туфлю на голову, и Тодзан, когда произнес: «Три фунта льна». Было бы величайшей ошибкой — гораздо большей, чем ошибка Карина, — полагать, что Исан пнул кувшин, чтобы показать, что выставлять его для этой цели глупо и бессмысленно. Действие Исана есть ответ на вопрос так же, как цветок есть ответ цветущей ветки.

Теперь мы можем задать парочку трудных вопросов. Почему Исан не поклонился кувшину? Ведь кувшин для воды имеет природу Будды не больше и не меньше, чем сам Будда. Ответ состоит в том, что, если бы Исан поклонился кувшину, это было бы слишком религиозно. Отфутболить кувшин далеко или разбить его было бы слишком грубо. Выпить воды из него было бы слишком банально. И хотя дзэн не любит подобных замечаний, следует отметить также, что действие Исана было символическим с точки зрения фрейдизма, и это тоже хорошо.

Следующий вопрос гораздо труднее. Что бы сделал Исан во второй раз? Однажды я пожаловался монаху, что роси рассказывает одну и ту же шутку на каждой лекции. Я ловил себя на том, что жду конца лекции, чтобы узнать, повторит он ее снова или нет. Монах ответил мне: «Ты должен смеяться каждый раз, когда он рассказывает, словно слышишь шутку впервые». Возможно, я должен смеяться, но я не могу этого делать, и поэтому считаю, что в той же самой ситуации следует действовать каждый раз по-другому. Смысл второго вопроса не в том, что бы сделал Исан, повторись все сначала, а в том, что каждое действие совершенно, и его можно повторять лишь в том случае, когда оно станет более совершенным (сама парадоксальность высказывания имеет привкус дзэн). «Осмотрись, прежде чем прыгать» — это не дзэнский принцип. В равной мере не дзэнским являются принципы «Осматривайся во время прыжка» и «Осматривайся после прыжка». Это напоминает Муссолини, который сказал британскому послу, когда их машина сбила ребенка: «Никогда не оглядывайтесь назад!» Мы никогда не должны оглядываться назад. Это верно, но мы также не должны заглядывать в будущее и «томиться по тому, что не настало». Мы не должны смотреть на то, что мы делаем в настоящее мгновение. Мы должны всегда смотреть назад-сюда-вперед.

 

КОММЕНТАРИЙ

 

Исан был выдающимся человеком своего времени, но все равно угодил в ловушку[178] Хякудзё. Если сравнивать, можно сказать, что Исан отдал предпочтение тяжелой жизни перед легкой. Что я имею в виду? Я хочу сказать, что Исан снял с головы полотенце и повесил себе на шею железную колодку.

 

«Угодил в ловушку Хякудзе» означает, что Исан позволил назвать себя настоятелем большого храма, что равносильно выбору «тяжелой» жизни. Вселенная уловками подводит нас к истине, к просветлению, заставляет нас проявить смелость, остроту ума, дзэн. С космической улыбкой на устах Мумон отмечает, что Хякудзё хитростью заставил Исана продемонстрировать свою повседневную трансценденцию, свою кувшинную мудрость. Подобный юмор мы находим только у Свифта.

Мне бы хотелось добавить еще одну неблагозвучную ноту к диссонирующим звукам Мумона. Я говорю «диссонирующим», но как ласкает слух музыка в исполнении этого маэстро! В настоящем случае делается слишком сильный акцент на выживании сильнейших, борьбе за место под солнцем, на победе и поражении. Еще немного и послышатся окрики «Слабых — к стене!» Мне лично больше нравится Карин с его уединением и двумя (пустыми) тиграми. Я бы предпочел его настоятелю большого храма, монаху, который на досуге пинает бутылки.

 

СТИХОТВОРЕНИЕ

 

Отбросив столовые приборы

и деревянный половник,[179]

Исан, не раздумывая, сокрушил все барьеры.

Никакие уловки Хякудзё не остановили его;[180]

Ногами Исан попирает Будду, словно это лён

[Пальцы ног Исана излучают Будду,

словно это лён].

 

Отдельные строки этого стихотворения сложны, но все оно очень просто. Мумон хвалит Исана за его победу над Карином, который вместо того, чтобы действовать, говорит. Первый из двух приведенных переводов последней строки означает, что, когда Исан пнул кувшин, он пнул вселенную и тем самым пнул Будду, который есть сущность вселенной. Второй перевод означает, что ноги Исана, опрокинувшие кувшин, окружены нимбом, лучами света, которых много, словно семян льна.