Случай V. Кёгэн и человек на дереве

 

 

Действующие лица

Кёгэн (Сян-янь), одиннадцатый в линии мастеров дзэн после Дарумы, был учеником Исана и в течение некоторого времени учеником Хякудзё. Он получил свое имя в честь горы и храма, в котором впоследствии жил. Говорят, он был ростом выше семи футов, очень умен и образован, что, естественно, мешало его просветлению, однако Исан заметил его врожденный дар постигать истину и однажды сказал ему:

— Я не спрашиваю тебя о том, что ты знаешь из книг, которые прочел в этой жизни. Ты был своим подлинным «я» еще до того, как появился из утробы матери и научился различать вещи. А теперь говори! Покажи мне свое подлинное «я»!

Кёгэн стоял, потупившись, не зная, что ответить. После долгого молчания он начал излагать, многословно и бессвязно, свои мнения по этому поводу, но Исан не желал его слушать. Тогда Кёгэн взмолился:

— Пожалуйста, объясните мне все!

— Мое объяснение выразит мое постижение, — сказал Исан. — Много ли проку от него для тебя?

Кёгэн вернулся в свою комнату и принялся просматривать свои книги и конспекты с целью найти отрывок или хотя бы предложение, которое помогло бы ему ответить на вопрос учителя. Но все было напрасно. Он был в состоянии, которое описал английский поэт Герберт в стихотворении Печаль:

 

Теперь, когда я здесь,

скажи, что ждет меня?

Но ни одна из книг моих не скажет.

Читаю я, вздыхаю

и деревом мечтаю стать,

Ведь тогда дарить смогу я миру

Свои плоды и тень.

Хотя бы птица мне доверила

Держать ее гнездо, и жил бы я не зря.

 

Даже если бы Кёгэн процитировал, например, Светасватара Упанишаду, это были бы сведения из третьих или четвертых рук. Со вздохом Кёгэн сказал себе (по-китайски): «Пустой желудок нельзя наполнить изображением пищи» и сжег все свои книги и конспекты. «В этой жизни я не смогу постичь истину. Что ж, остаток своих дней я проведу, живя, как простой монах, не задаваясь подобными вопросами», — подумал он. Со слезами на глазах он простился с Исаном и поселился на горе Нань-ян. Однажды, когда Кёгэн подметал двор своего жилища, камешек покатился и ударил по бамбуковому стеблю. Услышав этот звук, Кёгэн громко воскликнул от радости. Он был просветлен. Вернувшись в хижину, он совершил ритуальное омовение, возжег благовония и простерся в сторону храма, где жил Исан, со словами: «Благодаря великой мудрости Учителя я вернулся к своим родителям. Если бы тогда он объяснил мне все, как я просил, этого бы никогда не случилось!» Вот его стихотворение просветления:

 

Звук камешка по бамбуку —

и я забыл все, что знал.[71]

Учение не принесло мне

даже временных успехов.[72]

В движении и поступках

я проявляю Вечный Путь,[73]

Но при этом не становлюсь пассивным.[74]

Везде, где иду, я не оставляю следов,[75]

В речах и делах

я свободен от надменности.[76]

Все без исключения,

кто достиг состояния знания-на-опыте,

Проявляют этот великий

потенциал действия.[77]

 

Затем Кёгэн покинул свое жилище и отправился к Исану. Он показал учителю свое стихотворение и получил его одобрение. Однако Кёдзан, ученик Исана, пытался возражать, и тогда Кёгэн сочинил другое стихотворение:

 

Моя прошлогодняя нищета

не была подлинной нищетой;

Лишь теперь я познал,

что есть подлинная нищета.

В прошлом году

комар еще мог подточить носа;

Теперь же не осталось даже комара.

 

Об этом стихотворении Кёдзан сказал: — Да, ты постиг дзэн Нёрая, но дзэн патриархов тебе все еще и не снился.[78]

Тогда Кёгэн сочинил еще одно стихотворение:

 

У меня есть лишь потенциал действия;

Его можно видеть в мгновение ока.

Если ты все еще не понимаешь,

Кликни прислужника и спроси у него!

 

После этого Кёдзан подтвердил его постижение «дзэна патриархов». Кёгэн долго жил в нищете в храме Кёгэндзи, окруженный многочисленными последователями.

 

СЛУЧАЙ

 

Кёгэн сказал: "Оно подобно человеку (монаху), который висит на дереве, уцепившись зубами за ветку; ни руками, ни ногами он не может достать до других веток. В это время под деревом появляется еще один человек и спрашивает, в чем смысл прихода Дарумы с Запада. Если первый не ответит ему, он не выполнит свой долг; если же он ответит, он простится с жизнью. Что ему делать?»

 

Это центральная проблема человеческой жизни. Часто она возникает в отношениях учителя и ученика, мужа и жены и так далее. Когда мы учим, они не понимают. Когда мы не учим, они недовольны. Любовь — это взаимное послушание. Но любовь предполагает также, что мы учим другого человека любить еще больше. Если я всегда послушен, другой становится своенравным или по крайней мере не делает успехов. Если я требую послушания, чувства другого человека идут на убыль, ведь любовь всегда взаимна. Кьеркегор говорит, что мы должны верить в любовь в сердце другого человека и тем самым пробуждать ее. Возможно, это является решением проблемы Кёгэна, но главное — не ожидать результатов. Нужно просто верить. Верить в то, что, разжав челюсти, мы не упадем; верить в то, что даже если мы ничего не скажем, другой человек каким-то образом сам догадается, в чем смысл прихода Дарумы.

Говорят, что монах по имени Сё возразил Кёгэну:

— Я не спрашиваю у вас, когда вы уже висите на дереве. Что вы скажете, когда вы еще не начали взбираться на него!

Услышав эти слова, Кёгэн смеялся долго и громко. Его смех был отзвуком того смеха, которым он смеялся, когда камешек ударил о бамбуковый стебель.

 

КОММЕНТАРИЙ

 

Хотя твои речи текут, словно реки, они никому не нужны. Даже если ты можешь истолковать все сутры буддистского канона, это тебе не поможет. Если ты можешь ответить на вопрос, ты убиваешь живых и возвращаешь к жизни мертвых. Если ты не можешь ответить на него, подожди, пока придет Майтрея, может он подскажет.

 

«Хотя могу я изрекать слова на многих языках человеческих, нет во мне милосердия…» Что такое милосердие? Можно ли эти слова св. Павла назвать ответом на вопрос Кёгэна? Если мы по-настоящему любим другого человека, животное или растение, этого достаточно. Любовно сжимать челюсти, любовно разжимать их, любовно жить, любовно умирать — это дзэн.

Весь канон буддистских сутр был полностью переведен на китайский в 581 г. н. э. Будда с удивлением читал бы свои сутры. Скорее всего, он понял бы в них очень мало. И еще меньше он понял бы в Сутре помоста, которая была написана китайцем. В любом случае очень важно не презирать слова. Считается, что поступки говорят громче слов, но это не значит, что они более или менее истинны.

В последнем предложении комментария Мумон иронизирует в адрес читателя, вследствие чего последний может отнестись к поиску решения проблемы без должной серьезности. Майтрея — это будущий Будда, пребывающий в настоящее время на тех небесах, которые называются Тусита. Майтрея должен прийти на землю через 5000 лет (по другим сведениям, через 5 670 000 000 лет) после Нирваны Шакьямуни. Традиционно считается, что он должен появиться на свет в браминской семье на юге Индии. Статуи Майтреи, по понятным причинам, очень непохожи одна на другую.

 

СТИХОТВОРЕНИЕ

 

У Кёгэна плохой вкус,

Он повсеместно расточает свой яд.

И когда Кёгэн затыкает монахам рты,

Они выдавливают слезы

из своих осоловелых глаз.

 

Слова «плохой вкус» (дзудзан) происходят от человека по имени Дзу, который сочинял стихотворения без рифмы и ритма. Яд — это никому не нужный, бесполезный вопрос Кёгэна. Мораль этой истории — не попадай в неудобные ситуации. Осоловелые глаза — это глаза дьявола.

Мумон хвалит Кёгэна наоборот. Мумон показывает нам, что там, где речь идет о приобретении и потере, одно не бывает без другого. В этом смысл воздаяния у Эмерсона. Здесь можно сформулировать еще одну проблему. Предположим, что человек ведет аскетическую жизнь в течение десяти лет — и умирает за день до того, как к нему должно было прийти просветление! Стоило ли заниматься аскетизмом? Не лучше ли было бы читать поэзию, слушать Баха, наслаждаться временами года, «цветами летом, желтыми листьями осенью». Правоверные скажут, что такой человек быстро и без затруднений достигнет просветления в следующей жизни. Измышлениям нет конца.

Как бы то ни было, Мумон похож на школьника, который сожалеет о том, что великие люди, такие как Эвклид и Шекспир, появились на свет. Еще одна возможная причина нападок Мумона на Кёгэна в том, что «поношение крепит, благословение ослабляет». Если слова — это цветение действия, то пока действие длится, со словами нет проблем. Но когда оно завершилось, а мы возвращаемся к словам, они скрывают от нас истину. И тогда, чтобы сделать слова осмысленными, мы должны сказать их наоборот — проклиная то, что мы благословляли, и возвращая к жизни то, что разрушали Так когда мысли Донна погрязли в «милосердии», свободу ему вернули слова «возьмешь меня силой»; когда понятие «свободы» стало бессмысленным, он пожелал, чтобы его «пленили».