У нас обожают говорить о «русификации», насаждавшейся царской Россией и СССР. Но очень не любят вспоминать о насильственной украинизации 20‑х годов, проведенной советской властью. Историки хорошо знают о ней все. Но на официальном уровне в нашей «свободной» стране их не слышат.
Специально возьму для примера очень известную книгу «Украина: история» канадского профессора Ореста Субтельного. В начале 90‑х она была бестселлером Выдержала несколько изданий огромными тиражами Так что, найти ее и проверить мои слова – проще простого. Достаточно заглянуть в любую библиотеку или на книжный рынок «Петровка».
Сталин и Каганович – великие украинизаторы
«У 1923 р. на XII з'їзді партії, – пишет Субтельный, – її керівництво поклало початок політиці коренізації. Воно закликало спільними зусиллями добитися, щоб у партію та державний апарат йшли не росіяни, щоб службовці вивчали і користувалися місцевими мовами, щоб держава підтримувала культурний і соціальний розвиток інших народів. Український різновид цієї політики називався українізацією.
Перш ніж братися за українізацію, належало провести зміни в партійному керівництві України. Це керівництво переважно складалося з присланих із Москви радянських урядовців чи місцевих євреїв. В основній масі вони не виявляли великого розуміння необхідності украінізації й ще менше були схильні втілювати її».
Субтельный не особенно распространяется о причинах такого непонимания в украинских партийных кругах. Но она заключалась в следующем. До революции украинцы считались частью единого русского народа, состоявшего официально из трех ветвей – великорусской, малорусской и белорусской. Жители городов разговаривали на русском языке. И даже крестьяне предпочитали читать написанные по‑русски книги.
Революция показала, что подавляющая масса населения Украины не поддержала курс Центральной Рады на отделение. Большинство украинцев сражались или в красной, или в белой армиях, или у батьки Махно и других атаманов. На Грушевского, а потом Петлюру ориентировалось меньшинство.
Победив в гражданской войне, красные создали Украинскую социалистическую советскую республику, включив в нее, кроме традиционных «малороссийских» областей (бывшей Гетманщины Богдана Хмельницкого), еще и три новороссийские губернии – Таврическую, Екатеринославскую и Херсонскую, завоеванные в XVIII веке у татар Екатериной II, а также Донбасс, относившийся до этого времени к Области войска Донского.
Сделано это было, чтобы наказать донских казаков, поддержавших в гражданской войне белых, и разбавить крестьянскую массу украинского народа рабочим классом востока и юга. Но разговаривал этот рабочий класс, естественно, по‑русски. На это справедливо указывали московскому руководству некоторые местные коммунисты, например, видный деятель компартии Дмитрий Лебедь, который говорил, что русская культура связана в Украине с прогрессивным пролетариатом и городом, а украинская – с отсталым крестьянством.
«Хоч ідеї цього діяча поділялися багатьма його зверхниками у Москві, їх вважали передчасними, – продолжает Субтельный, – тому його та ряд інших визначних партійних чиновників‑неукраїнців відкликали. На їхні посади призначили таких лояльних і дисциплінованих представників Москви, як Лазар Каганович (український єврей, котрий очолив партапарат України й був готовий проводити лінію партії на українізацію), або українців, які щиро зичили успіху українізації».
Сегодня у Лазаря Моисеевича в Украине плохая репутация. Ультранационалисты регулярно называют его «катом українського народу». А ведь какая несправедливость! Именно этот «кат» и взялся со всей свойственной ему энергией за воплощение в жизнь политики украинизации – то есть переучивание горожан, независимо от их происхождения, на украинский язык села.
Дело это было в высшей степени непростое. Ведь никакого выработанного литературного языка, понятного большинству «украинцев», которых срочно в массовом порядке создавали по приказу из Москвы, не существовало! Помните, как тужил по этому поводу Евгений Чикаленко?
Но то, что приводило в ступор просвещенного украинца Чикаленко, совершенно не смущало еврея Кагановича. Если эти так называемые украинцы не желают говорить на этом никому не понятном, новоизобретенном украинском языке, мы их заставим! Заставим со всей большевистской энергией и энтузиазмом! И горе тем, кто нам не подчинится – партия ему покажет кузькину мать!
Лазарь Моисеевич Каганович
Кагановичу деятельно помогал бывший комиссар юстиции Николай Скрыпник, переквалифицировавшийся в наркома просвещения. В 1923 году партийным и государственным чиновникам приказали пройти спецкурс украинского языка. Через два года его ввели в государственную переписку. А в 1927‑м Каганович постановил, что все партийное делопроизводство будет вестись только по‑украински.
«Працюючи з майже одержимою заповзятістю», по словам Субтельного, Скрыпник добился того, что более 80 % общеобразовательных школ преподавали на украинском языке. Пик украинизации совпал, как ни странно, с голодомором 33‑го года, когда кулачество стали уничтожать как класс. Именно в этом году из 426 газет республики 373 выходили на украинском языке. А если мы посмотрим на снимки этого периода, то обнаружим, что все лозунги, призывающие уничтожать кулаков, написаны на украинском языке.
В городах, где традиционно разговаривали по‑русски, а также в Новороссии, в которой разговорным исконно был только русский язык, политику Кагановича и Скрыпника воспринимали когда с иронией, а когда и с откровенным раздражением. Профессор Толстой из Одессы даже высказался с полной откровенностью: «Я считаю всех товарищей, которые перешли на чтение лекции на украинском языке, ренегатами».
Постепенно и в Москве начали понимать, что перегнули палку, заставив украинизироваться, словно стричься под горшок. Официально считается, что с середины 30‑х курс на украинизацию стали сворачивать. На самом деле, это не так. Его просто смягчили, добавив в школы вторым языком русский. Но большинство книг, газет, а в 50– 70‑е годы и телепередач продолжали выпускать только на украинском языке.
Сложилась удивительная ситуация. Народ хотел читать по‑русски, а Спілка письменників впаривала ему свою продукцию на украинском по принципу – лопай, что дают. Партия и правительство поддерживали эту политику. Хорошо помню, как в середине 80‑х я ходил в литстудию при Киевском доме ученых. Почти все участники ее – городские молодые люди – писали по‑русски. Но публиковаться было негде! В УССР выходил только один русскоязычный литературный журнал – «Радуга». Самодовольные члены Союза писателей, иногда заглядывавшие к нам, важно надувались в ответ на наши претензии: «От напишете щось путнє, тоді й опублікують!» Нас они не слышали – ведь их защищала советская государственная монополия.
У нас любят рассказывать о жестокости советского режима по отношению к сознательным украинцам в 20‑е годы. На самом деле это не так. Разбив Петлюру, большевики сразу же стали переманивать бывших петлюровцев на свою сторону. В Украину из эмиграции приехал Юрко Тютюнник – бывший генерал УНР. На родине он занялся литературной деятельностью. Советское государственное издательство в Харькове уже в 1924 году выпустило его мемуары «С поляками против Украины».
Его судьбу повторили и многие другие известные по школьным хрестоматиям «письменники». Например, популярный юморист Остап Вишня. При царском режиме он окончил военно‑фельдшерскую школу в Киеве. Но медициной занимался недолго. Во время «визвольних змагань» гражданской войны пописывал юморески для петлюровских газет. А потом занялся тем же в газетах советских. Между прочим, откликнулся в свойственном ему сатирическом стиле и на убийство Петлюры в Париже. Не сдержался! А мог бы! Ведь служил когда‑то головному атаману!
Бывший офицер русской армии Петро Панченко оказался сначала в петлюровской артиллерии, а потом… в советском союзе писателей Украины. Петлюровскую молодость он вспомнил в повести «Голубые эшелоны», описав режим УНР как республику на колесах. А потом сочинял для детей – о хороших красных и плохих петлюровцах и белых. Как он так перестроился – уму непостижимо! Я б не смог!
Но самым знаменитым экс‑петлюровцем на службе советской литературе был Владимир Сосюра. Совсем молодым мальчишкой он дослужился до бунчужного – по‑нынешнему, сержанта. Потом вместе со своим командиром – атаманом Волохом перешел к красным. Как утверждал впоследствии, по убеждению. А дальше пошло‑поехало – поэмы про Мазепу в перемешку с поэмами, восхваляющими советскую власть. От перенапряжения и внутренней раздвоенности чуть не сошел с ума. Даже сидел в харьковской «дурке». Несмотря ни на что, оставил очень талантливую книгу «Третья рота» – о своих приключениях в 1918‑1920‑м годах. Советую почитать – замечательно описано, как петлюровцы расстреливали пленных. Вышла книжка уже при независимости. В советские времена цензура не пропускала ее из‑за натуралистических сцен.
Служил в молодости у Петлюры и автор фильма «Щорс» кинорежиссер Довженко. Попал в плен к красным. Но те его не съели и не порезали его кожу на кобуры для наганов, а выучили на «кіномитця». Выучился так славно, что в разгар голодомора снял классический фильм «Земля» – о сытых наглых кулаках, убивающих на селе коммунистов. В действительности все было наоборот. Но Довженко предпочитал этого не замечать – жить же надо было! Числился он и по Союзу писателей – как автор сценариев.
Всеми этими бывшими головорезами из петлюровских банд, неожиданно превратившимися в деятелей культуры, надо было кому‑то руководить. В 1934 году образовали Союз писателей Украины.
Его главой назначили Израиля Юделевича Кулика – уроженца города Шпола на Черкащине. В независимой Украине ему не повезло из‑за национального происхождения. Очень уж не любят вспоминать у нас, что первым председателем украинского Союза писателей был еврей. Тем не менее, это факт, против которого, как говорится, не попрешь.
Израиль Юделевич Кулик
Большинство уроженцев Украины, до революции окончивших гимназию и занимавшихся литературой, бежали от политики украинизации в Москву. Так поступили Валентин Катаев, Ильф и Петров, Бабель, Булгаков, Нарбут. А согласившимися украинизироваться литераторами рулил из Харькова Кулик. Это было его «болото».
Человек этот имел необычную биографию. Родившись в 1897 году, он поступил в Одесское художественное училище, а потом в 17 лет эмигрировал в США. Работал там на шахтах Пенсильвании и пописывал на русском языке в социал‑демократическую газету «Новый мир». Узнав о революции, бросился в Россию и уже в октябре 1917‑го руководил в Киеве ревкомом. А в декабре того же года стал самым молодым членом Советского правительства Украины – наркомом иностранных дел. В 20‑е годы работал консулом в Канаде. И только потом наставлял на путь истинный писателей. Кончил плохо – расстрелян в 1937‑м году. Между прочим, как украинский националист. В книге «Писатели Украины – жертвы сталинских репрессий» цитируется его признание на следствии: «Я настільки зрісся з українськими націоналістами, що коли… запропонували мені – єврею – вступити до української націоналістичної контрреволюційної організації, я розцінив це як висунення мене на роль «рятувальника» українського народу».
Жаль, что этот человек, так много сделавший для «украинизации», теперь несправедливо забыт.
Насаждение шевченкомании
Одним из проявлений политики украинизации стал государственный культ Тараса Шевченко, который внедряли в массы коммунисты. Перед Первой мировой войной попытки установить в Киеве памятник Шевченко вызвали недовольство общественности. Против монумента этому «религиозному и политическому анархисту» протестовал в своем письме министру внутренних дел в 1914 году киевский священник Алабовский.
Тарас Григорьевич Шевченко
Большевики эту проблему мигом решили! Памятники Шевченко установили и в Киеве, и в Харькове, и в Каневе, и везде, где можно. Так спешили, что киевское и каневское изваяния Кобзаря отлили из одной формы, как оловянных солдатиков. Именно советская власть стала печатать произведения Тараса многотысячными тиражами и забивать ими школьную программу.
С утверждением культа Шевченко так спешили, что даже выгнали из домика, где когда‑то он снимал квартиру, жильцов. Вот как описывает эту ситуацию академик Сергей Ефремов в своем дневнике 1927 года: «Знайдено на Козиному болоті дімок, де жив колись Шевченко. Академія прибила там доску з відповідним написом. А київський виконком заходився реставрувати той будиночок… Вигнали пожильців, розруйнували будівлю, обставили риштованням та й… покинули напризволяще. Дві зимі стоїть будинок у такому стані».
Дальше Ефремов описывает, как народ стал разносить эту хату на дрова. Но, видимо, до конца не разнес. Так как сейчас именно в этом домишке в двух шагах от Майдана Незалежности находится филиал музея Шевченко. Довела все‑таки советская власть его ремонт до конца!
