Анализ природы рациональности, ее места и значения в системе человеческой жизнедеятельности, роли как культурной ценности, взаимоотношений с другими формами и типами мироориентации представляет в настоящее время одну из наиболее интенсивно обсуждаемых тем как в зарубежной, так и в отечественной литературе.
Драматизм и острота постановки данной проблемы, связанная, как будет показано ниже, в конечном счете с обсуждением правомерности продуктивного использования самого понятия "рациональность", требует рассмотрения не каких-то частных аспектов, а самой сути проблемы в ее наиболее общей и принципиальной форме - философско-мировоззренческого анализа рациональности как определенного типа отношения человека к миру, способа его "вписывания" в мир.
Нередко проблема рациональности в целом отождествляется, по существу, с проблемой фиксации точных критериев рационального познания и прежде всего научной рациональности. Для такого подхода, конечно, есть основания. Идет ли речь о рациональности сознания или рациональности действия, под "рацио" подразумевается прежде всего определенная форма познающего мышления. Кризис идеи рациональности в современном сознании, безусловно, связан с размыванием четких критериев рациональности познания, в первую очередь научной рациональности. Здесь-то и следует вспомнить, что проблема рациональности в принципе шире проблемы рациональности в науке и в теоретическом познании вообще. Она охватывает не только рациональные формы сознания, познания и знания, но и основанные на рациональном сознании способы человеческого действия, поведения. Существует различие сознания, вплетенного в ткань реальной жизнедеятельности людей в качестве ее идеального плана, и сознания, выделенного из этой жизнедеятельности и ставшего предметом рефлексии. Рациональность как таковая, как определенный тип работы сознания, охватывает оба этих смысла.
Этот тип работы сознания, будь то в теоретическом познании (в философии и в науке) или в различных видах практической жизнедеятельности, и составляет специфику рационального отношения к реальности, взятой в самом широком смысле как совокупность внешнего мира, окружающего человека, и его внутреннего ментального мира.
Концептуальный кризис в интерпретации понятия "рациональность", который обнаруживается в современных дискуссиях по этой проблеме, связан с конкретной исторической формой рациональности, а "именно, с тем классическим представлением о рациональности, которое восходит к эпохе Нового времени и Просвещения. Современный кризис идеи рациональности это, конечно, кризис классических представлений о рациональности. Он выступает как симптом более общего и глубокого кризиса идейно-мировоззренческих основ классического западноевропейского сознания и обусловлен потерей ясных и четких идейно-концептуальных ориентиров, которыми характеризовались классическое сознание вообще и классическая интерпретация рациональности в частности.
Современное "неклассическое" сознание вынуждено признать существование ив науке, и в культуре в целом многообразия независимых, не сводимых к единому "рацио", к некоей исходной привилегированной системе идейных координат, претендующих на рациональность парадигм со своими собственными нормами и стандартами.
Утверждение принципиального равноправия различных типов научной рациональности, вытекающее из признания сосуществующих друг с другом парадигм или исследовательских программ, способствует распространению релятивизма в интерпретации научного знания, порождает представление о том, что "научная деятельность - это не столько бескорыстный поиск истины, сколько борьба за доминирование между научными сообществами... Такие слова, как "истина" и "реальность", с этой точки зрения являются в устах ученых чистой риторикой, маскирующей подлинные мотивы поведения. В области же социальных исследований идея многообразия типов рациональности в различных общественных системах обусловлена, несомненно, вынужденным отказом от признания западной цивилизации с присущей ей формой рациональности в качестве некой естественной нормы социальной организации человеческого бытия.
Таким образом, и в философии науки, и в теории общества идея плюрализма типов рациональности в той форме, в какой она существует в современном сознании, лишает саму идею рациональности ее исходного принципа осознанного поиска глубинных основ адекватного "вписывания" Человека в объемлющей его Универсум, растворяя рациональность в технологиях частных парадигм человеческой жизнедеятельности. Но в таком случае утрачиваются основания для выделения рациональности как некоего уникального принципа культуры, способа отношения человека к миру, что в конечном счете - вполне логично и закономерно - приводит к позиции так называемого эгалитарного релятивизма. Радикальная форма этой позиции приводит к принципиальному отрицанию идеи рациональности как таковой.
Вывод, как мы видим, весьма категоричен, и он, разумеется, имеет далеко идущие последствия. Речь ведь идет не о тонкостях концептуальной дискуссии или различных вариантах экспликации понятия рациональности и т.п., а об отрицании - ни много, ни мало - права на существование социокультурной реальности, выступающей в качестве одной из основных (если не основной) ценностей европейской цивилизации, выработанной в процессе долгого и драматичного процесса исторического развития начиная с античности. Значим ли идеал рациональности для современной культуры, выступает ли рациональное сознание и рациональное отношение к миру в качестве необходимой культурной ценности в наше время (разумеется, при условии весьма радикального пересмотра наших представлений о них исходя из современной ситуации).
Наука и псевдонаука
Их главное различие - отношение к гипотезам. Наука допускает самые фантастические предположения, но безжалостно отбрасывает их, если опыт им противоречит. Псевдонаука сохраняет их ценой новых допущений, для оправдания которых придумывается следующий этаж гипотез, и так далее. Наука строго ограничивает себя - стремится не вводить сущностей сверх необходимого, псевдонаука для своего оправдания использует длинные "сосульки" поддерживающих друг друга гипотез.
В гипотезе о скрытых компонентах биополя и в их поиске нет ничего антинаучного. Псевдонаука возникает, когда факты подменяются их интерпретацией, а достоверные наблюдения заменяются слухами и рассказами третьих лиц. Именно таково большинство статей в многочисленных "парапсихологических изданиях". Едва ли можно принимать всерьез, например, "заряженные" биополем газеты, продающуюся бутылками "энерголизованную воду", запаянные капсулы с испускающими "живительные лучи" лекарствами... Если исключить эффект самовнушения, то по своим свойствам они ничем не отличаются от обычных газет, колодезной воды, пустых стеклянных пузырьков.
"Психоэнергией" и различными "биолучами" в начале нашего века интересовался знаменитый американский физик Вуд. Ни один выполненный им контрольный эксперимент не подтвердил существования таких феноменов, все случаи, в которых они якобы проявлялись, находили объяснение в рамках обычной физики и биологии. К таким же выводам привели и более поздние эксперименты. Некоторые из них проводились опытными экспериментаторами в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне.
Конечно, это не означает, что нельзя открыть какие-то психофизические эффекты, выходящие за рамки современных научных представлений. В последние годы выделился особый раздел науки - экстрасенсорика, объединяющий биофизику, медицину, психологию и изучающий проявления и природу аномальных психофизических феноменов. А такие не объясненные пока явления существуют. Например, воздействие экстрасенса на свойства прибора, помещенного в толстостенную металлическую камеру.
Хотя и у нас, и за рубежом собираются многолюдные совещания, проходят конференции и конгрессы, посвященные аномальным психофизическим эффектам, специалисты точных наук - физики, химики, математики - уделяют мало внимания этим вопросам. Пока это вотчина людей, слабо знакомых с возможностями измерительной техники и знающих о свойствах полей, элементарных частиц, достижениях информатики главным образом по научно-популярной (а то и научно-фантастической!) литературе. Вместе с тем практикующий экстрасенс-целитель, если он не просто фокусник, не может обойтись без определенной мировоззренческой картины, дающей ему внутреннюю уверенность и позволяющей хотя бы приближенно объяснить свои действия. И вот появляются далекие от науки натурфилософские модели, основанные на умозрительных гипотезах, противоречащих хорошо проверенным фактам.
Одна из наиболее распространенных гипотез - предположение о всемирном информационном поле, некоем резервуаре длительно сохраняющихся и не перепутывающихся между собой (не интерферирующих) сведений. Каким-то образом (еще одна гипотеза) этот резервуар сообщается с нашим мозгом, откуда последний черпает и куда "сбрасывает" знания и "отпечатки" психических переживаний. Однако термин "информационное поле" - это всего лишь синоним "множества данных", когда мы отвлекаемся от их материальной основы. Подобно вкусу или цвету, информация не может существовать "сама по себе", она должна быть на чем-то "записана", то есть иметь материальный носитель. Что же может служить таким носителем?
Поскольку он достаточно долгоживущий - только в этом случае может сохраняться информация, - то, казалось бы, на роль информационной матрицы подходит нейтрино, взаимодействие которого с окружающим веществом (рассеяние и поглощение) очень слабое. К тому же пространство и все материальные тела пропитаны нейтринным "газом", образовавшимся на ранней стадии формирования Вселенной.
К сожалению, нейтрино движутся со скоростью света, и локализация информационных структур с их помощью просто невозможна. Да и крайне слабая способность к взаимодействию исключает всякую возможность обмена информацией с нашим мозгом. За всю жизнь с нашим телом успевает провзаимодействовать всего лишь считанное число квантов нейтринного поля.
Спасти положение пытаются с помощью гипотезы о некой супертонкой материи - "микролептонном поле", которое, подобно реликтовым нейтрино, заполняет пространство и в то же время обладает всеми качествами, необходимыми для информационной матрицы. Аналог мирового эфира, обсуждавшегося физиками в конце прошлого века. Чтобы объяснить, почему его не чувствует ни один физический прибор, в то время как этот "эфир" активно взаимодействует с веществом нашего мозга, приходится вводить еще гипотезы. Вопросы тут нарастают лавиной, их больше, чем ответов.
Для объяснения удивительных способностей экстрасенсов, особенно когда речь идет о таких недоказанных, но волнующих воображение феноменах, как телепатия, телекинез, ясновидение, часто привлекается также гипотеза о так называемом торсионном поле.
Как известно, источником гравитационного поля является масса тел, источником электромагнитного поля служат электрические заряды. Масса и заряды - строго сохраняющиеся, не исчезающие и не возникающие из ничего величины. Кроме этого, все тела, от микрочастиц до космических объектов, обладают еще одной подчиняющейся закону сохранения характеристикой - угловым моментом (моментом количества движения). Сторонники торсионной гипотезы считают, что это не случайно и угловой момент, на самом деле, тоже некий "заряд", порождающий специфическое "торсионное" (крутильное) поле.
Такое поле должно излучаться любым вращающимся предметом: при поворотах карандаша в руках, колесами движущегося автомобиля, даже кружащейся на сцене балериной. Мир заполнен торсионными полями, с их испусканием и поглощением должна быть связана огромная энергия, особенно в космосе. Ничего подобного не наблюдается, и энергетический баланс происходящих вокруг нас процессов с высокой точностью сходится без всяких торсионных добавок. И уж совсем фантастическими выглядят свойства, приписываемые торсионному полю: оно распространяется со сверхсветовой скоростью, практически мгновенно передавая информацию на расстоянии в сотни и тысячи километров и почти без ослабления проникая сквозь толщи вещества.
Такие фантастические предположения сразу же приводят к огромному числу противоречий и парадоксов. Например, с помощью сверхсветовых лучей можно воздействовать на прошлое и даже убить самого себя в колыбели. Разрываются причинные цепи, мир превращается в хаос... И хотя, несмотря ни на что, авторы торсионной гипотезы утверждают, что они видят проявления торсионного поля на опыте и даже располагают компактными генераторами торсионов, ни один контрольный эксперимент не обнаружил их следов. Все это из области "чудес", о которых рассказывается в книге о Роберте Вуде.
