Глава 48. Инспектор. Братья

 

– Мо-ло-ко!

Голос трепещет белой птицей вдалеке за спиной. В конце улицы. Но громче звон колокольчиков над захлопнувшейся дверью. Над которой неоновая надпись и табличка.

«Изобретательная контора Братьев Райн».

Инспектор вошёл и огляделся. Стены,увешанные диковинными приборами и механизмами. Полки, стеллажи, полумрак. Из тёмных углов поблёскивает непонятным, стеклом, латунью. Луч света впереди, косо падающий пятном на массивный стол зелёного сукна. Чёрный телефон, чернильница, печатная машинка. Папки с документами. Верхняя – для инспектора.

И две фигуры братьев.

Белоснежные улыбки, накрахмаленные манжеты, жилетки дорогого покроя, строгие брюки на подтяжках. Два одинаковых идеальных пробора в русых волосах.

«Два безобидных клерка. Кто бы мог подумать?»

Один сидит в дряхлом кресле за столом. Напротив пустого кресла для инспектора. Другой стоит. Уперев руки в зелёное сукно. За его спиной старое кресло – родной брат двух других. Словно мебель соревнуется в сходстве со своими обладателями.

Чернильница, груда папок, чёрный телефон – единственный частный телефон в городе.

«Кому они звонить собрались? Розе же ещё не провели. Телефоны только в Здании, и то внутренняя связь. Ладно».

Инспектор сглотнул.

«Что ж. Запомним этот день. Лучше ни о чём не думать. Чем быстрее, тем лучше».

– Проходите, инспектор. Рады Вас видеть.

– Проходите, инспектор. Проходите.

Инспектор пошёл сквозь мрак. Боясь споткнуться. Невольно расставив руки с портфелем и тростью. Подошёл. Протянул руку. Пожал ладонь. Протянул ещё раз. Пожал вторую.

«Их ладони суше моих».

– Присаживайтесь, инспектор.

– Присаживайтесь.

Два кресла. Скрипнувшие пружины.

– Вы, наверное, уже знаете про стулья. Абсурд, да? Мы не исключение. Вот, пришлось достать старые отцовские кресла со склада. Надеемся, что эти излишества – не очень большое нарушение, инспектор.

– Вы уж нас не обессудьте, инспектор.

Ироничный тон, кривая усмешка.

– Вот документы.

– Всё готово, инспектор.

Протянутая над зелёным сукном папка.

– Вам только прочитать.

– И поставить подпись.

Инспектор крякнул. Откашлялся.

Шершавый картон, серые тесёмки, кокетливый бантик. Два вежливых молчания напротив.

«Поехали».

Белоснежные, желтоватые, серые листы отчётов, мелкий шрифт.

Скользит по строчкам, но замечает всё между ними опытный глаз. Неровности, шероховатости, заусенцы. Места, где запутывались следы, разрывали и склеивали, переписав числа, где нырнули под неточную формулировку закона, как уводили деньги вдоль неповоротливых норм, вот здесь ловко, это же полтора миллиона, видит глаз всё между строчек, и особенно крупную надпись «Пообещай мне, Адель», и сухой измученный кашель. Сухой измученный кашель, а волосы не размётаны, уже собраны в тугой душистый узел, а на бледном лице проступает первый румянец, блестят тёмные глаза: «Пообещай мне, Адель». И багровый след на плече.

Братья не смотрят на инспектора. У одного в руках мелькает пилка для ногтей, другой почти пропал из поля зрения – размытое пятно, а посмотреть нельзя, но, похоже, он старательно что-то пишет в книгу какую-то, кладёт на бумагу строку за строкой, весь преисполненный своего величия: запонки, дорогая перьевая, аккуратная чернильная цепь цифр.

Тишина, только поскрипывает кресло под кем-то при поворотах. Папка уже подходит к концу, остаются последние листы, последняя возможность остаться собой и сейчас, впервые в жизни…

«Прийти к смерти с чистыми руками. Папа, это сложнее, чем читать проповеди».

Надо выбрать что-то из этого, средненькое такое по тяжести. Закрыть папку. Сказать. Сказать. Сказать: «Всё в порядке, нарушений не найдено…Но!»

И дать какой-то намёк. Мол, вот у вас тут завышена себестоимость услуг для Здания, давайте как-то решим. И надо как-то попросить, сказать сумму. Написать на листке. Ручка же во внутреннем? Долго лезть…

«Я же совсем этого не умею, – вдруг подумал инспектор, – расценок не знаю».

Он уже готов был закрыть папку, он уже выбрал неплохую такую строчку на сорок шестой странице, лет эдак на пятнадцать каждому, он уже готов был сказать заветную фразу, но на последней странице увидел прикреплённый документ с иностранным гербом, гербом Северного Архипелага, листок написанный на другом языке. А, вот перевод. Документ о купле-продаже каких-то динамо-машин, ну, это ладно, но вот ещё прикреплённый документ с печатью Метрополя.

Разрешение на международную торговлю.

«Э, нет».

Время остановилось, мастер часовщик в доме напротив удивлённо поднял бровь, впервые в жизни оказавшись в тишине.

Разрешение на международную торговлю.

И внизу подпись представителя местной власти – уполномоченный по торговле чего-то там из Здания Бюрократизма, затем «Финансовый инспектор города Полудня» и строчка для подписи.

Мастер-часовщик застыл посреди своей лавки. Секундные стрелки готовы сорваться с мест. Тихо скрипнуло кресло.

«Международная торговля. Это не рынок прищучить, поймав за грязноватую руку торговца родом с/из Жуара. Это не хижину за неуплату отнять, Адель. Нет. Это другие масштабы. Братья-то выросли. Окрепли. Возмужали. Вышли, так сказать, на профессиональный уровень. А я ведь проворонил. Я. Ходил по адресам, мучая мелких торговцев сувенирной продукцией. Мнил своё слово буквой закона, боясь заглянуть на Полуденную, 2. А современная история творилась здесь. Если я это подпишу, братья будут уже не в моей компетенции, они смогут под прикрытием международной торговли уводить из бюджета астрономические суммы, и местная власть никак не сможет на это повлиять, не в Вашей компетенции, господин инспектор, в Здании, наверное, всё решено. Волосы размётаны по подушке, надсадный кашель измождённое лицо. «Пообещай мне, Адель».

– Нет, – сказал инспектор. Тысячи секундных устремились вперёд.

Братья внимательно смотрят на инспектора, инспектор смотрит на братьев. Секундная стрелка совершает три прыжка в полнейшей тишине. Пилка остановила движение, перьевая ручка аккуратно и сдержанно ложится на сукно.

– В чём дело, господин инспектор? Все документы уже одобрены в Здании. Ваша подпись – полнейшая формальность.

 – Полнейшая, господин инспектор.

«Вот зачем им телефон?»

 – Нет.

Бегут, ликуя, тонкие лапки по циферблату.

– Послушайте, инспектор, не создавайте проблем самому себе.

– Международная торговля выгодна всем.

– Всем, господин инспектор.

Манжеты, подтяжки. Безобидные клерки.

– Особенно вам, – инспектор помассировал веки (пальцами).

– Инспектор, городу нужен морской выход в международное экономическое пространство.

– Разве Вы не понимаете всех открывающихся перспектив?

– Выход в море есть… – инспектор массировал веки.

– Контрабанда, инспектор? Торговцы не в состоянии уплатить Зданию пошлины. А как же буква закона? Мы хотим, чтобы город вёл легальную торговлю. Для нас в Здании сделают некоторые, э-э-э, послабления. Всё уже решено.

 – Вы просто хотите уводить деньги из казны, – инспектор отнял руки от лица, но сидел с закрытыми глазами, и голос его был совсем уставшим. – И на морскую торговлю вы никак не способны, отдайте это дело морякам. Ваш отец уже наигрался в морского волка и утопил целое судно со своими чёртовыми водолазными костюмами, на пустом месте налетев на риф. Если хотите такой смерти, идите и топитесь в море, пожалейте неповинных моряков.

– Инспектор уймитесь. Мы не будем повторять ошибок нашего глубокоуважаемого отца. Мы наймём опытных мореходов.

– И, конечно же, сами выходить в море не будем. Наш отец был мечтателем, изобретателем, и, э-э-э, романтиком, скажем…

– Ваш отец угробил целое судно. Которое до сих пор числится вживых, потому что вы не хотите выплачивать компенсации семьям погибших. Вы утаили целое кораблекрушение.

– Инспектор, не забывайтесь! Мы выплатили всем семьям столько, сколько нужно. Неофициально. С Вашей волокитой в Здании, деньги дошли бы лет через триста, уменьшившись в четыре раза. Мы заплатили всем.

– Этого никто не знает. Я только знаю, что вы купили молчание семей, чтобы не регистрировать судно как погибшее. Все в городе знают, что «Инесса» на дне моря, и никто не смеет и слова сказать. Кстати, в следующем месяце вам опять платить за неё налог, господи, какой бред…

– Инспектор. Давайте не будем мешать всё в одно. Мы открываем официальный морской торговый путь. Наши суда пойдут во все страны мира. Мы сделаем всё правильно.

– Мы хорошие бизнесмены.

– Мы будем вести бизнес, не выходя…

– Не выходя из этой конторы на Полуденной, 2.

Тишина. Прыжок в одну шестидесятую часть циферблата. Ещё один.

– Вы не хорошие бизнесмены, – инспектор открыл глаза, посмотрел на братьев – Вы хорошие жулики и воры.

– Ого.

– Вот это заявление, инспектор.

– Это ещё не всё, – инспектор уже не сдерживался, ему было нечего терять. – Вы хорошие жулики и воры, и мне плевать, что даже Здание Бюрократизма «за». Я не поставлю своей подписи, и, пока я являюсь инспектором города Полудня, чёрт возьми, вы не получите разрешения на международную морскую торговлю! – Инспектор был красным. На лбу выступила испарина.

– Пока являетесь, – вполголоса, но хором, сказали братья.

– Ма-алчать! – инспектор ударил кулаком по своему портфелю, и в глубине его и вправду что-то начало тикать, тихо, но отчётливо. Инспектор, ничего не замечая, поднял вытянутый палец к самым лицам братьев и, покачивая им на каждом ударном слоге, медленно и веско проговорил охрипшим голосом:

– Подобные выходки впредь буду считать угрозами и заносить в официальный протокол. А по поводу ваших финансовых дел, извольте сегодня явиться к трём в мой кабинет двадцать три в порядке общей очереди. Там мы с вами подробно обо всём поговорим. Неявку буду считать поводом для судебного разбирательства и уходом от уплаты налогов, – инспектор откинулся на спинку взвизгнувшего кресла. Братья задумчиво смотрели на инспектора.

– Хотя, я думаю, у вас и так найдётся достаточно нарушений.

Братья смотрели на инспектора.

Тот встал, молча развернулся и, тяжело опираясь на трость, пошёл к выходу.

– Инспектор, подумайте. Это большие возможности для города, рабочие места, приток капитала…

Инспектор развернулся:

– Это ложь. Красивые слова. Городу ваше воровство не сделает ничего хорошего.

– А кому решать, что хорошо, а что плохо, инсп..

– Мне! – взвизгнув, выпалил инспектор и пошёл прочь с удаляющимся тиканьем в кожаном портфеле.