Под знаменем науки-религии

Сверхчеловек — не просто записной былинный красавец с могучими мышцами «а ля Шварценеггер» и острым интеллектом. Рус должен быть истинным сверхчеловеком духа, обладателем железной воли, пассионарием, неуклонно преследующим свои благородные цели.. Глубокое понимание парадоксальности бытия и умение запросто ориентироваться в противоречиях, генерируя радикальные изобретения на каждом шагу и делая эпохальные открытия — вот его черты. И все же, концентрируясь на двойственности всего сущего, очень легко впасть в положение «буриданова осла», то и дело застывающего в нерешительности меж двумя охапками сена. Возможно ли совместить глубокую мудрость, «умножающую скорбь», и оптимистическую, безудержную силу духа, заставляющую мгновенно, интуитивно выбирать из двух направлений одно-единственное и следовать ему до конца? Здесь, как и везде, для руса нет ничего невозможного.

Современная наука полна парадоксов. В ней постоянно совмещается на первый взгляд несовместимое. Самые удивительные открытия, самые фундаментальные теории целиком основаны на парадоксах. В начале прошлого века ученые оказались озадачены поведением элементарных частиц, квантов материи. Каждый квант вел себя то как бесконечная волна, «проходя через множество отверстий одновременно», то как микроскопическая частица, оставлявшая в трековых камерах вполне отчетливые, резко очерченные следы. Устав от тщетных, вполне «буридановых» попыток приписать квантам хоть какие-то определенные, непротиворечивые свойства, ученые встали перед суровым фактом: квант — это ни волна, ни частица. И, в то же время, он и волна и частица в «одном флаконе», некий новый, невиданный еще объект «волна-частица». Так возникла квантовая механика, одна из самых странных и наиболее надежно экспериментально доказанных теорий современности.

Примерно в то же время физики, изучая свет, столкнулись и с еще одним невиданным явлением. Раньше каждый знал: если два человека делают каждый по шагу навстречу друг другу, то они сближаются ровно на два шага. Точно так же вели себя и все остальные вещи в природе, что и было отражено в известном законе сложения скоростей. Свет же отчего-то не желал вести себя подобающим образом. Каждую секунду каждый из лучей света, летящих навстречу друг другу, делал «по шагу» в триста тысяч километров. Расстояние же между этими лучами сокращалось вовсе не на шестьсот тысяч, и даже не на пятьсот или, там, на четыреста тысяч километров. Нет, они сближались все на те же триста тысяч, как будто бы второй луч все это время «топтался на месте». Еще более странным было поведение тех же лучей, когда один шел вдогонку другому. Несмотря на точное равенство их скоростей, они продолжали… сближаться все с той же скоростью в триста тысяч!

Такой парадокс вынудил физиков признать существование еще одного страннейшего и противоречивейшего союза. Союза квинтэссенции изменчивости, неустойчивости всего сущего и полной ее противоположности, полного покоя и неизменности. Иначе говоря, стало фактом полное единство времени и пространства. Этот новый объект природы получил гордое и весьма знаменитое сегодня имя «пространства-времени». Подобно волнам и частицам, время и пространство, как отдельные сущности, перестали существовать.

Появление диалектики а затем и диалектического языка (Диала) поставило человечество перед окончательным фактом полной и безоговорочной парадоксальности Природы. И одним из самых удивительных парадоксов, имеющим далеко идущие последствия, стало признание противоречивого единства знания и веры.

Вера и знание, по видимости, противоположны друг другу — и ничто не способствовало возведению этой противоположности в самую невероятную степень так, как многовековое соперничество между наукой и религией. Вера, это «непосредственное знание», казалось бы, напрочь отметена наукой, поставившей на место веры знание опосредованное, «инструментальное», а на место субъективного авторитета «святой» личности объективный авторитет «инструмента», авторитет опыта.

И в то же время, никакое знание невозможно без веры, начиная с врожденной веры в свои же собственные органы чувств и далее, веры в правдивость родителей, учителей, письменного слова… Мы не проверяем «экспериментально» и сотой доли того, чему нас учит школа и что мы читаем в книгах. Точно так же никакая вера, по сути, невозможна без знания. Вера всегда подпитывается реальным опытом — и вера традиционных религий есть лишь древняя форма знания, многовековой опыт борьбы человечества за выживание, воплощенный в нравственных установках морали и олицетворенный в заветах пророков и богов. Борьба науки с религией, по сути, не была борьбой против веры. То была борьба с догмой, с окостеневшим знанием, ставшим препятствием для развития.

Письменность и книгопечатание позволили нам хранить информацию в символической форме, передавать знания от поколения к поколению. Телеграф и радио дали возможность передачи знаний на расстояние. Со времен работ создателя теории информации, Клода Шеннона, мы научились не только измерять знания (информацию) количественно, но и активно преобразовывать потоки информации с помощью компьютеров. Мы осознали, что информация является не просто психологической категорией, но имеет и объективную составляющую. А вера? Как обстоят дела с верой? Можно ли хранить веру? Передавать на расстояние? «Обрабатывать», наконец? Звучит абсурдно, не так ли? Не спешите судить.

Вот, например, мы читаем книгу. Получаем ли мы при этом информацию, увеличиваем ли свой объем знаний? Нетрудно понять, что все зависит от того, насколько авторитетным источником является для нас эта книга. Если мы не верим написанному в ней ни на грош, полученные в результате прочтения такой книги знания равны нулю. Что, в частности, полностью соответствует классическому определению информации, данному Шенноном.

Может статься, однако, что по мере чтения, отыскивая в книге факт за фактом, известным нам и не вызывающим у нас сомнения, мы начинаем испытывать возрастающий интерес, наше отношение к книге меняется. Что произошло? У нас появилась вера. И эта вера пришла не из ниоткуда, она пришла из книги. Хранилась в ней и была передана нам при чтении. Любопытно, что, хотя она и пришла вместе с информацией, но вовсе не тождественна ей. Например, известные нам еще до прочтения книги факты, которые как раз и убедили нас в возможности доверять тексту, согласно строгому классическому определению информации, информацией тоже не являются. Для нас это пустое повторение, нуль информации. Однако, лишь наличие веры открывает врата поступлению новых знаний, информации.

Другой пример. Каждый знает, что бывают люди, которым веришь с полуслова — и им вовсе нет нужды как-то особо доказывать то, что они говорят. А другим не верят даже и с самыми что ни на есть неопровержимыми аргументами. Чистая психология? Не только. Обратите внимание, обычно верят как раз тем, кто больше всего похож по поведению на слушающего, тем, кто находит знакомые слова и эмоции. И вновь речь идет о передаче веры через известное. Веры, которая растет с каждым словом. По сути, и там и тут речь идет о количестве независимых подтверждений чему-то, что нам известно и так — и в чем мы не сомневаемся. Именно это количество и характеризует возросшую степень нашей веры источнику информации. Независимость подтверждений, строго говоря, довольно относительна, зачастую достаточно и просто частых повторений, почти в духе Геббельса, основоположника современных методов манипулирования сознанием.

Наиболее простые и повсеместно распространенные способы передачи веры через различного рода «подтверждения» — это, конечно же, музыка, песня и поэзия. В них «единство веры» достигается повторами и параллелями разного типа: ритмом, рифмой, мелодикой. Причем, чем большее число «независимых подтверждений» мы получаем с разных сторон, тем сильнее воздействие. Именно в этом мощь воздействия хорового пения, военных маршей и т.п.

Между прочим, известные и весьма эффективные методики гипноза и самогипноза, НЛП (впрочем, как и приемы древней магии) и даже методы военной муштры, так или иначе построены именно на передаче веры. В сомнамбулической же фазе гипноза вера достигает такой степени, что одно лишь слово гипнотизера способно вызвать к жизни целую иллюзорную «реальность».

Во всех этих случаях передача как информации, так и веры идет при помощи сигналов: звуков, знаков и т.п., частью осознанных, а чаще воспринимаемых без контроля сознания. Только если информация всегда, по определению, есть что-то новое, отличающееся от того, что мы уже знаем, то вера передается подобным же сигналом, но лишь подтверждающим нечто уже известное. Вера, подобно информации, имеет и количественную меру, измеряясь в битах. В реальности, конечно же, ситуация с соотношением веры и знания куда более сложна, но сказанное позволяет понять, каким образом в теории личности, созданной на базе Диала знание и вера объединяются в единство, в новый объект под именем «знания-веры». С этого времени они теряют свою кажущуюся самостоятельность и сосуществуют в тесном взаимодействии друг с другом. Вера идет рука об руку со знанием а знание — с верой.

Создание эффективно работающей научной теории знания-веры дает в руки русов огромную мощь. «Таинственные явления» человеческой психики отныне перестают быть тайной. Открыт путь для создания самых разнообразных средств управления собственной психикой от чисто практических, достигаемых особой тренировкой, до специальных технических. Ведь именно вера настежь открывает врата новой информации, «отождествляя» личность с предметом изучения. Это — путь к той самой предельной, гипнотической концентрации на предмете или на цели, способной сделать обучение наукам и навыкам не только сверхбыстрым, почти мгновенным, но и могущей собрать всю волю и страсть человека в железный кулак. Это и путь к предельно эффективному взаимодействию в коллективе, превращающем его, как мы уже писали, в единый «сверхразум». Концентрация на личности собеседника, неподдельный интерес, между прочим, есть и кратчайший путь к сердцу незнакомого человека, способ установления «мгновенного контакта», полного взаимопонимания.

Построенный на базе фундаментального фрактального самоподобия природы универсальный язык-теория, Диал станет еще одним могучим орудием концентрации мысли и воли, принося постоянные и самые разнообразные «подтверждения» единства мира — творческие конструктивные аналогии.

Нерушимое единство

Говоря о единстве веры и знания будущих русов-люденов, невозможно обойти и самого известного в истории противопоставления — противопоставления науки и религии. Вместе с единством веры и знания возникает, как нетрудно понять и единство наука-религия. Причем это вовсе не «слияние» этих противоположностей воедино, как множество раз проповедывалось лжепророками разнообразных культов. Нет, это именно единый объект, выступающий для нас то с одной, то с другой стороны. С точки зрения теоретического и экспериментального знания мы имеем дело с квантами, силовыми полями и искривленными пространствами. Короче, со всем тем, что сегодня гипотетически объединяют термином «единое поле».

Со стороны же веры не найти ничего более эффективного для выживания и развития человечества, чем образ воплощенного морального императива, могущества и добра, чем образ Бога, Всевышнего. Противоречиво? Безусловно. Но ничуть не более противоречиво, чем единство пространства и времени, волны и частицы. Единство не устраняет, а лишь подчеркивает противоречие, в этом суть диалектики. Говоря словами Гегеля, «снимает» противоречие, как одежду с тела — оно никуда при этом не исчезает, но как бы теряет остроту.

Природа, как мы знаем, фрактальна, самоподобна — и человек, как ее часть, подобен Вселенной. Он похож и непохож на нее одновременно. В религии же Бог создал человека по образу и подобию своему. Мы с помощью приборов давно уже ведем научный диалог с Природой, с Единым полем, пользуясь вовсю языком математики. «Бог говорит с нами языком математики», — любил повторять великий Эйнштейн. С появлением Диала научный разговор с Богом перестал быть достоянием избранных жрецов от науки.

Различие религиозных конфессий не может быть препятствием, оно станет мощным источником развития, так же как наличие различных научных школ давно уже стало животворным источником для науки. Научные школы и религиозные конфессии лишь различным образом интерпретируют то Единое Начало, которое одни называют Богом под разными именами, а другие Непознанным, Великим Нечто, Мировой Естественнонаучной Тайной — с отнюдь не меньшим числом имен. Такое взаимообогащающее сотрудничество школ и конфессий вполне возможно — не надо лишь стремиться сводить все многообразие школ и религий к чему-то одному. Скажем, в науке (в области познания) эффективно рассматривать проблемы с самых различных точек зрения. Но так же дело обстоит и в вере, в области практического действия. И тут нужно применять те имена Бога, которые наиболее могущественны в данной ситуации и в данный момент.

Обогащенные универсальным знанием и могуществом истинной веры ученые-миссионеры, воины-философы Великой Руси понесут научное слово Божье людям. И оно будет услышано…

Таков первый ключ к овладению будущим — язык парадоксов и творчества. А каков второй?