Часть вторая. Беспокойная дорога 8 страница

— Неужели я обрел дар видеть привидения? Или вы часть кошмара, преследующего меня?

Первым движением Сильви было спрятаться в тень, чтобы там раствориться, но ее сковало оцепенение. Теперь надо было играть в открытую. Сдержав порыв Мари, которая собиралась ответить герцогу, Сильви смело выступила вперед, и самая строгая из старых придворных дам ни в чем не смогла бы упрекнуть ее изысканный реверанс:

— Я — не привидение, господин герцог, и моя особа не столь значительна, чтобы преследовать вас в ваших кошмарных снах. Просто теперь я другая…

— Что вы хотите сказать? Что вы умерли, но воскресли?

— В некоторой степени. Благодаря тем, кто меня спас. Я, ваша светлость, как и вы, вынуждена скрываться…

— И кто же вас спас?

Ответ взяла на себя Мари. Она не намеревалась оставлять Сильви одну в схватке с грозным сыном Генриха IV и Габриэль д'Эстре, но решила не вдаваться в подробности:

— Сначала ваш сын Франсуа, потом я с моей бабушкой. Здесь ее охраняет наша любовь. Но Сезар услышал только первые слова.

— При чем тут Франсуа? Опять Франсуа, — зло усмехнувшись, сказал он. — Вы, кажется, прилепились к нему намертво, как раковина к скале? Если бы вы знали…

— Довольно, Сезар! — сухо перебила его госпожа де Ла Флот. — Хотя вы и приехали просить убежища и можете рассчитывать на наше гостеприимство, я не давала вам права нападать на эту девочку, тоже мою гостью, которую мы любим и которая здесь у себя дома.

— Дома? Так, значит, девочке мало сеньории де Лиль, что моя жена вынудила меня ей отдать?

— Не забывайте, что я мертва! — воскликнула Сильви, которую больно ранил презрительный тон герцога. — Совершенно естественно, что сеньория де Лиль снова принадлежит вам. Я оживаю под именем де Вален…

— Но вы тем не менее остаетесь моей вассалкой…

Этого Мари стерпеть не могла.

— Если вы намерены продолжать разговор в таком тоне, господин герцог, то я покидаю этот дом, рискуя попасть в тюрьму, ибо я в изгнании, и забираю с собой мадемуазель де Вален…

— А не перестать ли нам болтать глупости? — вдруг весело спросила госпожа де Ла Флот. — Наши ссоры — не для ушей прислуги. Поэтому давайте поужинаем, а потом вы расскажете нам, чем мы можем вам помочь!

Несмотря на улыбку, владелица замка произнесла последние слова так, чтобы дать понять герцогу, что он не вправе распоряжаться здесь. Кажется, Сезар Вандомский наконец это понял и уселся за стол под пристальным, повелительным взглядом хозяйки дома. Все хранили молчание, пока он ел. Сильви, сидя на своем обычном месте и почти не прикасаясь к еде, наблюдала за герцогом. Она не видела его после их драматического свидания в маленьком пустом особняке в Маре, куда герцог пригласил Сильви вечером, чтобы передать ей пузырек с ядом, предназначавшимся для кардинала. С тех пор прошло четыре года. Таким образом, Сезару Вандому сейчас должно быть сорок семь лет. За то время, что Сильви не видела его, герцог подурнел еще больше и еще больше проступило его сходство с младшим сыном. Сельское уединение в родовом замке Шенонсо, откуда король и Ришелье не выпускали его более двадцати лет, имело по крайней мере то преимущество, что он сохранил под своей обветренной кожей мускулатуру охотника, но сексуальная распущенность, которая побуждала герцога гоняться за каждым мужчиной, понравившимся ему, все больше накладывала печать на его лицо, в прошлые времена бывшее лицом одного из первых красавцев Франции. Все это усугублялось и следами других излишеств, чему в эти минуты Сезар являл блестящее доказательство: слуга‑виночерпий беспрестанно наполнял его бокал, который герцог опустошал одним махом.

Он и ел очень много, нагнав аппетит во время долгой скачки из замка Шенонсо.

— Но почему вы приехали один? — спросила хозяйка замка, едва герцог, испустив удовлетворенный вздох, откинулся на спинку кресла.

— Я уже сказал вам: я бегу. Предупрежденный запиской моего сына Меркера, а именно его Ришелье послал меня арестовывать, я оставил своих домочадцев, не сказав им ни слова, и тайком ускользнул. Простите, что я вторгся к вам без предупреждения, но я лишь следовал совету Меркера! Он должен приехать ко мне сюда, чтобы сопроводить в Англию…

— В Англию? — удивилась Мари. — Путь неблизкий. Почему не в Бретань, где у вас, насколько я знаю, сохранились друзья…

— …которые слишком хорошо известны проклятому кардиналу. Будьте уверены, что они будут искать меня именно в Бретани после Вандома и Ане. А путь до нормандского побережья в устье Сены не так долог, по‑моему, лье пятьдесят…

— Но все‑таки расскажите нам все по порядку. Сезар выпил свой бокал и снова протянул его виночерпию. Лицо его побагровело, глаза налились кровью.

— Дурацкая история! — ухмыльнулся он. — Два вандомских проходимца, выдававшие себя за святых отшельников, Гийом Пуарье и Луи Аллэ. О них я частенько слышал как о завзятых драчунах, — в прошлом декабре были арестованы за чеканку фальшивых монет. Стремясь выиграть время и добиться снисхождения судей, они заявили, будто имели со мной разговор, во время которого я им передал яд для того, чтобы они отравили проклятого кардинала…

Сильви никак не ожидала такого признания. Она выронила ложку и устремила на герцога испуганный взгляд. Герцог, несмотря на легкое опьянение, сразу понял, что проговорился и перед кем проговорился. Его глаза встретились с глазами девушки. То, что герцог в них прочел, привело его в ужас: в глазах Сильви была не только ненависть, но и страх. К счастью, этот обмен взглядами длился одно мгновение. Госпожа де Ла Флот и Мари, которые даже были неспособны, представить себе, что принц французского королевского дома может считать гнусный яд средством борьбы с кардиналом, стали громко возмущаться.

С этой минуты Сезар перестал пить, и ужин скоро закончился. Сотрапезники прочли общую молитву, после чего разошлись по своим комнатам. Как и все, Сильви вернулась к себе, но спать не легла. Она смутно чувствовала, что в этот вечер ей еще предстоит иметь дело с господином де Ванд омом…

И действительно, не прошло и часа, как при свете двух свечей — одна стояла у изголовья кровати, другая на столике, возле которого Сильви сидела, — она увидела, что дверь медленно открылась. Сильви охватила дрожь: вид открывающейся двери вызывал у нее сильнейшее волнение даже тогда, когда она ожидала визита.

На пороге ее комнаты возникла фигура Сезара Вандома.

— Куда вы его спрятали? — резко спросил герцог.

— чем вы говорите?

— Не прикидывайтесь наивной! Конечно же, я говорю о пузырьке, который я вручил вам однажды вечером, чтобы дать шанс спасти моего сына, арестованного после той нелепой дуэли.

— У меня его нет.

Герцог схватил Сильви за запястье, вынудив встать.

— У вас много недостатков, крошка моя, но лгать вы не умеете. Где он?

— Говорю вам, что у меня его больше нет.

— Вы его выбросили? Хотя вряд ли. Ведь обычно люди не выбрасывают средство, которое помогает быстро уйти из жизни, если оно попадает к ним в руки, — тут же опровергнул он себя, едва задав вопрос. — Готов биться об заклад, что вы его сохранили. Правда, для себя, на крайний случай. Я не ошибаюсь?

Сильви посмотрела на герцога с искренним изумлением. То, что герцог смог точно уловить ход ее мыслей, поразило ее особенно потому, что она видела в герцоге человека грубого, неспособного к тонкому анализу.

— Не скрою, я думала об этом. Я даже думала… подсыпать яд кардиналу, чтобы избежать того, что со мной наверняка случилось бы — пыток и смерти на эшафоте, но я снова этого не сделала. Поймите, меня похитили, когда я вышла из замка Рюэль, но, если вас приглашают в подобную поездку, времени взять с собой багаж вам не оставляют.

— Где же он?

— В Лувре.

Глаза Сезара изумленно раскрылись.

— В Лувре?!

— В комнате, которую я занимала, когда служила фрейлиной у королевы. Сначала я спрятала его в складках балдахина над моей кроватью, но потом подумала, что его могут обнаружить, если даже невольно встряхнут занавеси. Тогда я стала искать другое место и нашла его за гобеленом, на котором изображен бедный Иона в тот миг, когда его проглатывает кит: в стене между двумя кирпичами есть маленькая щель, которая, казалось мне, специально сделана для этого пузырька. Это почти на уровне пасти кита, изображенного на гобелене.

— Благодарю вас за такие подробности! — проворчал Сезар. — Надеюсь, вы не думаете, что я рискну за ним отправиться? Не забывайте, я как‑никак беглец…

— А я вообще мертва! Я рассказала вам обе всем на тот случай, если вы захотите послать туда надежного человека.

— Единственно надежные люди, на которых я могу рассчитывать, мне слишком дороги. Однако меня уже и так подозревают в попытке отравить кардинала. А что скажут, если схватят одного из моих людей? К смертной казни без права обжалования могут приговорить не только меня, но, возможно, и всех моих близких.

— О нет! — тяжело вздохнула Сильви. — Надеюсь, вы не возобновите ваш чудовищный шантаж господина Франсуа? Кроме того, в случае, если вы решите заставить меня воскреснуть, то упоминание моего имени рядом с вашим будет означать, что в этом деле замешана и я. Не считаете ли вы, что для нас обоих самое лучшее — оставить опасный пузырек там, где он сейчас находится? Уверяю вас, чтобы его найти, надо очень постараться. К тому же я не единственная фрейлина, занимавшая эту комнату, и я заметила, что на пузырьке нет вашего герба.

Герцог ответил не сразу. Облокотившись о каменную полку, он подставлял огню то одну, то другую ногу, продолжая размышлять.

— Наверное, вы правы! — наконец со вздохом сказал он. — Ни у вас, ни у меня нет никакой возможности забрать пузырек… Ну, хорошо, в таком случае я оставляю вас в покое и желаю вам доброй ночи, мадемуазель… как вас там?

— Де Вален, — нехотя ответила ему Сильви. — Кажется, господин герцог, вы лучше помните о своих дурных поступках, чем о своих несчастных вассалах! Я тоже желаю вам доброй ночи… и счастливого пути в Англию.

— Но вам еще придется потерпеть меня до приезда Меркера. Что касается Бофора, то постарайтесь держаться от него подальше! Знайте, что я употреблю все средства, даже такое гнусное, как анонимный донос, чтобы избавить его от ваших преследований!

— Донос? Но по какому поводу?

Злая ухмылка герцога, словно терка, царапнула Сильви по сердцу.

— Когда я буду в Англии, кардинал уже не будет представлять для меня опасность… А значит, я без всяких опасений могу сообщить, где спрятан пресловутый пузырек. Подумайте над этим, дорогая моя!

Мари д'Отфор в ночной рубашке, стоявшая босиком на каменном полу галереи, слышала этот разговор. Все услышанное лишь укрепило ее во мнении, какое она всегда имела о великолепном бастарде Вечного повесы, хотя до сих пор Мари не думала о нем столь плохо: увы, герцог оказался отъявленным негодяем!

Выходя от Сильви, Сезар заметил во мраке галереи белую фигуру и поспешно осенил себя крестным знамением: он был суеверен и верил в привидения!

Угроза, которую герцог высказал Сильви, вскоре неожиданным образом утратила свою силу. Ведь среди трех всадников, въехавших утром в ворота замка Ла‑Флот, был не только Луи де Меркер, но и герцог де Бофор со своим конюшим Пьером де Гансевилем.

Из окна своей комнаты, откуда она решила не выходить до отъезда герцога Вандомского, Сильви заметила всадников; слушаясь только собственного сердца и забыв о всякой осторожности после угроз Сезара, она, подхватив юбки, бросилась из комнаты, сбежала по парадной лестнице и влетела в вестибюль в ту минуту, когда в него входил Франсуа. Ее хорошенькие ореховые глазки, сияющие от счастья, встретились с голубыми глазами молодого человека, которые стали серо‑зелеными в ту секунду, когда с его лица исчезла улыбка. Забыв даже поклониться госпоже де Ла Флот, вышедшей из гостиной под руку с Мари, он бросился к Сильви и воскликнул:

— Клянусь всеми чертями ада! Что вы здесь делаете? Ведь после моего возвращения отец Лефло, присланный господином де Полем, дал мне понять, что он очень надеется на ваш скорый уход в монастырь! Но я встречаю вас здесь! Значит, вы вернулись в свет, как ни в чем не бывало? Да вы с ума сошли, право слово!

Эта филиппика ударила Сильви в самое сердце, жестоко окатив ледяной водой ее радость от встречи с герцогом.

— Значит, вы действительно хотели упрятать меня в монастырь? Чтобы больше не слышать обо мне, не правда ли?

— Именно этого я и хотел! Помимо вас у меня немало и других забот! Разве вы не знаете, в какой опасности мой отец? И ко всем прочим невзгодам вы тоже путаетесь у меня под ногами!

— Постойте! — вмешалась Мари. — Сильви не в чем себя упрекать. Это я привезла ее сюда, ибо она больше не была в безопасности на том затерянном в океане острове, куда вы ее упрятали, вероятно, до скончания времен…

— Только до смерти Ришелье… К тому же Бель‑Иль — самое красивое место, какое мне известно. Что касается безопасности, то, если Сильви последовала бы советам аббата Лефло, ей ничто не угрожало бы в монастыре…

— Откуда при желании Ришелье мог бы ее похитить в любую минуту! Положение изменилось после нашей последней встречи!

— Может быть, но вам следует понимать, что вы, приютив ее здесь, подвергаете опасности ваших близких и…

— Опасность, которая не должна вас беспокоить, если речь идет о вашем отце. Насколько я знаю, Сильви не обвиняют в попытке отравления.

Этого несчастная Сильви уже не смогла вынести.

— Ради Бога, Мари, ни слова больше! — воскликнула она. — Вы так и не поняли, что господин герцог непременно желает навсегда от меня избавиться…

Разрыдавшись, она убежала вверх по лестнице к себе.

— Вот и хорошо, — одобрительно сказал вышедший в вестибюль Сезар Вандомский, провожая глазами убегавшую девушку. — Вы сделали доброе дело! Вам, сын мой, пора понять необходимость удалить ее от себя, ибо вам она не нужна! Но, кстати, почему вы здесь, Бофор? Разве Меркер не должен был приехать за мной один?

Старший брат, который до сей минуты не считал нужным вмешиваться в дело, его не касающееся, решил сам все объяснить.

— О, все очень просто, отец! Я увез его из Парижа, чтобы помешать ему наделать глупостей. Узнав, что вас разыскивают люди из полиции, наш искатель приключений предложил Ришелье отправить его в Бастилию вместо вас, чтобы воочию доказать всем свою уверенность в вашей невиновности!

Насмешливое лицо герцога сразу смягчилось, и он с видимым волнением похлопал по плечу младшего сына:

— Благодарю, сын мой, я тронут вашей заботой! Хотя вы не подумали о том, что в этом случае я не вынес бы горя, зная, что вы в тюрьме. Ришелье ненавидит нас. Вы рисковали вашей головой… Я тоже рискую своей, если буду медлить. Вы не слишком устали?

— Совсем нет! Тогда, если наша дорогая хозяйка соизволит что‑нибудь нам подать, мы уедем сразу же после завтрака…

Пока герцог и Меркер основательно подкреплялись в дорогу, Франсуа мгновенно расправился с завтраком и, встав из‑за стола, взял Мари под руку, увлекая в дальний угол гостиной.

— Вы хотите услышать от меня что‑то еще? — насмешливо спросила она.

— Мне крайне необходимо узнать побольше о том, что таится в вашей прелестной головке. Я, собственно, не представляю, почему вы забрали и привезли сюда Сильви.

— Я уже вам сказала: Лафма мог похитить ее с острова.

— Вздор! Разве вы забыли о великой любви юного Фонсома, о которой когда‑то рассказывали мне? Ради этого восторженно влюбленного в Сильви юноши вы увезли ее с острова? Вы хотите отдать ему Сильви?

— Нет. Признаете вы это или нет, Сильви угрожала серьезная опасность, но я допускаю, что впоследствии такая мысль могла бы прийти мне в голову.

— Соединить Сильви и этого чванливого молокососа? Вы с ума сошли!

— Это самый очаровательный молодой человек из всех, кого я знаю, и он обожает Сильви. Надень, вы не думаете, что всю свою жизнь она потратит на то, чтобы созерцать ваш светлый облик, обливаясь при этом слезами? У нее есть право на счастье, которое вы не способны ей дать.

Тогда почему я не вижу здесь Фонсома? — насмешливо возразил Франсуа.

— Мне это неизвестно, и я даже не представляю себе, где он может находиться.

— Вы ведь писали ему, но ваше письмо осталось без ответа, не так ли?

— Да, писала, но не смотрите на меня с видом кота, собирающегося съесть мышь! Я лишь боюсь, как бы с ним что‑либо не случилось…

— С ним может случиться только самое приятное, моя милая! Он в Пьемонте у ног герцогини Савойской. При посольстве, к которому совсем недавно присоединился этот болван, именуемый теперь Маэареном. Это ничтожество гоняется за кардинальской шапкой! Ну а насчет вашего героя я могу держать пари, что он найдет там себе красотку, у которой прелести будут попышнее, чем у нашей несчастной кошечки. Итальянки — роскошные женщины…

— Возможно, но они нисколько не волнуют Фонсома! Не ваша вина, мой бедный Франсуа, что вы совершенно не способны пережить столь возвышенное чувство. Я же могу сказать вам только одно: я сделаю все возможное, чтобы выбить из головы Сильви ваш образ героя дурного романа!

И мадемуазель д'Отфор, надменно подняв голову, присоединилась к госпоже де Ла Флот…

После того как семейство Вандомов уехало, подняв невообразимый шум, которым всегда сопровождались все их переезды, даже самые тайные, в замке Ла‑Флот снова воцарилось спокойствие, но, как оказалось, ненадолго.

На другой день на парадном дворе спешился королевский курьер; с тревогой наблюдая за ним, Мари спрашивала себя, не привез ли он приказ доставить ее в тюрьму, но успокоилась, увидев, что прибыл он без эскорта. К тому же привезенное им письмо было адресовано госпоже Ла Флот… В нем действительно содержался довольно неожиданный приказ уважаемой даме приехать как можно скрытее в маленький замок короля в Версале.

Глаза Мари загорелись: неужели бывший отвергнутый воздыхатель начал тосковать о ней и через бабушку завязывает переговоры, чтобы снова добиться ее благосклонности? Нисколько, не будучи оскорблена, Мари не видела другого повода для этой встречи, столь противоречащей правилам придворного этикета.

— Может быть, дело касается одного из ваших братьев? — заметила старая дама, пытаясь немного охладить восторг внучки, который казался ей преувеличенным, но Мари лишь рассмеялась в ответ:

— Иначе он не стал бы огород городить! Поверьте, милая бабушка, я права. Если это не так, я уеду в Испанию к герцогине де Шеврез!

Вы — истинная француженка! Вы не сделаете этого. Ну что ж, я полагаю, мне необходимо ускорить приготовления к отъезду, если я не хочу опоздать на аудиенцию к королю.

Она собралась уходить, но Сильви удержала ее:

— Ради Бога, мадам, умоляю вас, возьмите меня с собой!

— К королю?

Сильви, неужели вы хотите покинуть меня? — воскликнула Мари.

Сильви по очереди посмотрела на обеих женщин и улыбнулась.

— Ни то ни другое. Но, по‑моему, это лучшее решение. Мадам оставит меня в монастыре, как того желает господин де Бофор, а вы, Мари, не забывайте, что я не смогу быть вместе с вами, если вас снова призовет король. Я стану для вас обузой, лишней заботой, ибо верю, что вы меня искренне любите. Мне лишь хотелось бы, чтобы монастырь был в Париже и я, наконец, смогла бы увидеть моего дорогого крестного.

Эта маленькая речь возымела свое действие.

— Она права, Мари! — сказала графиня. Если вас заставят снова вернуться ко двору, она останется здесь одна, а значит — в опасности. Госпожа де Мопу, настоятельница монастыря, моя подруга…

— А у нас тоже есть подруга, Луиза де Лафайет. Возможно, что вы правы… но продлится это недолго! Только не вздумайте, Сильви, постричься в монахини! Вы будете всего лишь пансионеркой монастыря… И я смогу навещать вас в любое время под самым носом у шпионов Ришелье! — закончила она, звонко рассмеявшись. — Монастырь Визитации пользуется правом неприкосновенности.

— А разве Валь‑де‑Грас нет?

— Нет, он принадлежит королеве. А монастырь Визитации под покровительством сестры Луизы‑Анжелики, следовательно, лично короля. Он ни за что не допустит, чтобы в нем нарушалось право неприкосновенности. Твердо запомните это! Ступайте укладывать вещи, милая моя Сильви! И да поможет вам Бог!

На рассвете следующего дня госпожа де Ла Флот покидала родовое гнездо в компании двух служанок; одна из них была ее настоящая камеристка, а другая — скромно одетая Сильви. Сожаление Сильви о разлуке с подругой возмещалось мыслью о том, что скоро она увидит дорогого Персеваля де Рагенэля, который занимал в ее сердце такое огромное место!

 

СЛЕЗЫ КОРОЛЯ

 

В собственном прекрасном доме на улице Сен‑Жюльен‑ле‑Повр Исаак де Лафма проводил теперь не самые радостные дни: он больше не мог выходить на улицу без надежной охраны. Кончились его ночные эскапады, когда он без всякого для себя риска утолял тайные страсти с женщинами, которые для него не имели лица, ибо мысленно он ко всем неизменно прикладывал одну и ту же маску, повторявшую образ Кьяры де Вален, страсти его жизни, страсти, неутоленной даже тогда, когда дьявол отдал ему в руки ее дочь! Однако, овладев юным телом Сильви, таким свежим и нежным, он пережил блаженство и столь сильную радость, что с сожалением покинул замок Ла‑Феррьер, проклиная себя за то, что отдал девушку этому ослу Жюстьену, который был рабом Лафма. Ему следовало бы оставить ее при себе, запереть в комнате, чтобы всегда иметь под рукой. Лафма также радовался, что после известия о смерти Сильви покровительство кардинала помешало этому безумцу, который сбил его с ног на лестнице замка Рюэль, лишить его жизни.

— Он не тронет вас, пока вы будете мне нужны! — сказал кардинал. — Но если это несчастное дитя чудом еще живо, вы поплатитесь головой, если посмеете снова посягнуть на нее!

В то время угроза кардинала не показалась ему страшной. И какой она имела смысл, если Сильви мертва? Лафма, естественно, опять предался своим ужасным ночным наслаждениям, которые стал позволять себе после смерти жены, красивой недалекой женщины: Лафма уморил ее чудовищными издевательствами, когда понял, что она бесплодна. Медлен была лишь бледным подобием Кьяры, жалкой ее заменой…

Но он прочел неосторожное письмо де Гонди мадемуазель д'Отфор, и у него возродилась надежда. Раз она жива — пусть надежно спрятана, но жива, — то для Лафма это означало, что когда‑нибудь Сильви опять окажется у него в руках. В тех руках, которые начинали дрожать при одной мысли: найти Сильви. Насиловать ее снова и снова! И плевать ему на угрозы кардинала! Он даже может жениться на Сильви!

В итоге в этих тайных безумных мыслях Лафма Сильви заняла место своей матери. Она стала единственной страстью стареющего мужчины, находившего высшее наслаждение в пытках, каким он подвергал свои жертвы. На поиски Сильви Лафма бросил Никола Арди, лучшего своего сыщика, которого избавил от каторги, когда понял, что этот верзила обладает таким же изощренным и злым умом, как и он сам. И Лафма отправил Никола Арди на остров Бель‑Иль. Исаак Лафма знал, что остров принадлежал семейству де Гонди, издавна связанному узами дружбы с семейством де Вандом. И не без оснований предполагал, что Сильви именно там могла найти убежище. Но Арди вернулся ни с чем.

Хитрости и уловки сыщику не пригодились: на острове он натолкнулся на глухие стены. Бретонцы, люди суровые, гордые и независимые, сразу угадали шпиона в этом чрезмерно общительном человеке, сорившем деньгами налево и направо. Почти все жители Бель‑Иля знали, что на острове скрывалась или до сих пор скрывается девушка (этой жертве кардинала покровительствовал господин Венсан), но Сильви вошла в легенды, которые бесконечно дороги сердцу каждого истинного кельта. Ни один, даже самый бедный островитянин не сказал о ней ни слова о том, чтобы расспросить герцога де Реца и его родных, нечего было и думать. Арди лишь удалось узнать, случайно подслушав в таверне разговор двух солдат местного гарнизона, что на Бель‑Иль на несколько дней приезжала знатная придворная дама необыкновенной красоты. Солдаты не произносили ее имени, но один из них, со вздохом сказавший, что «она была прекрасна, как Аврора», направил сыщина верный след. Его чутье и несколько внешне безобидных вопросов дополнили картину: на Бель‑Иль приезжала мадемуазель д'Отфор и во Францию, и, судя по всему, вернулась не одна.

Но когда Никола Арди бросился по новому следу, с ним и произошел несчастный случай: кости шпионов не прочнее, чем кости достойных людей, и поэтому коленную чашечку Арди раздраженная самка мула разбила сильным ударом копыта. Посланец Лафма, который много дней пролежал на постоялом дворе в Ларош‑Бернар и после этого охромел, не имел другой возможности предупредить своего начальника, как только послав ему письмо, но, когда оно наконец, прибыло по адресу, подручный Ришелье господин Лафма отправился в карательную экспедицию на границы нормандского Вексена.

Возвратившись в Париж, Лафма нашел письмо и. страшно рассердился на злосчастного глупца Арди, который потерял совсем свежий след. Каким образом теперь выяснить, куда направилась бывшая камеристка королевы? Удаленная от двора, а значит, лишенная права свободного выбора места жительства, она не имела разрешения приезжать на Бель‑Иль, но, видимо, это ей ничуть не мешало. Впрочем, как и многим другим изгнанникам, у которых, едва они оказывались за стенами Парижа, появлялось непреодолимое желание переезжать с места на место. Оставалось только устроить слежку за замком Ла‑Флот, но в отсутствие Никола Арди Лафма никому не мог доверить этого. Тем более что ему и в Париже требовались верные люди, чтобы оберегать его собственную жизнь, которой угрожал некий неуловимый призрак, называвший себя капитан Кураж!

Начальник полиции по гражданским делам уже дважды сумел избежать западни благодаря в основном стараниям Никола Арди, но после этого его враг изменил тактику: казалось, он хотел заставить Лафма умереть от страха. Стоило Лафма открыть окно, как влетающая неведомо откуда стрела пригвождала к стене его спальни записку: в ней ему угрожали чудовищной смертью и обещанием адских мучений.

О эти послания, которые появлялись в его доме словно по волшебству! Они пробуждали в его душе ужас. Ибо вызывали у Лафма ощущение, что кто‑то невидимый постоянно следит за ним и против этого врага его власть — колосс на глиняных ногах…

Так оно и было: своим могуществом Лафма был обязан особе кардинала, но с каждым днем становилось все яснее, что Ришелье долго не протянет. Если бы только Лафма мог распоряжаться всеми полицейскими силами столицы; но у него никогда не было ни времени, ни средств, ни даже возможности собрать под одним знаменем всех, кто входил в силы полиции.

Хотя полиция существовала уже много веков под общей властью Шатле, но она всегда считалась приложением к судебной системе и функционировала без определенных правил; полицией, ведя между собой острую борьбу, руководили начальник по гражданским делам, начальник по уголовным делам, в том числе и убийствам (Лафма, правда, совмещал обе эти должности), и это, не считая городского головы, ведавшего порядком на Сене и торговлей, прево Сите и начальника ночной стражи, обеспечивавшего безопасность в городе. В результате этого часто возникали споры, которые иногда превращались в настоящие сражения, и воцарился полный беспорядок, который благоприятствовал процветанию преступников всех мастей и их притонов — Дворов Чудес, что были разбросаны в разных кварталах столицы. Прибавим к этому, что полицейские приставы Шатле долго не задерживались на службе, не приносящей им почти никакого дохода.

Итак, Лафма не мог не знать, что большинство собратьев по защите порядка ненавидит его всей душой. Однако в этот вечер ему было необходимо выйти из дома, сделав это самым незаметным образом. Гонимый страхами, он решил заказать себе гороскоп у королевского астролога Жана Батиста Морена де Вильфранша. Вильфранш днем известил его, что составленный им гороскоп Лафма получит лишь в том случае, если лично придет за ним глубокой ночью.

Странный человек был этот Морен, он мог бы составить украшение двора императора Рудольфа II, властелина тайн. Врач, философ, математик, астроном и астролог, он был поставлен во главе кафедры математики в Королевском коллеже после того, как предсказал выздоровление короля в тот момент, когда монарх лежал при смерти в Лионе.

Морен решительно утверждал, что король поправится, и признательный Людовик XIII назначил Морена на этот пост, вместе с тем приблизив его к собственной особе в качестве королевского астролога. Морен стал последним, кто состоял при короле Франции в этом звании.

Однако Морен почти не появлялся при дворе, ибо не доверявший ему Ришелье астролога явно не жаловал. Королеву, замкнувшуюся в своей ограниченной испанской набожности, пугал этот суровый на вид, высокий, худой человек: казалось, он неизменно что‑то видит поверх ее головы. Поэтому Анна Австрийская, хотя и сгорала от желания узнать свое будущее, ни разу не осмелилась обратиться к Морену с такой просьбой. Возможно, она боялась одного: король сможет узнать, что она самыми разными способами предает его.

Но начальник полиции больше, чем разоблачений, опасался насмешек. Всех тех, кому он внушал страх, тех, кто, ненавидя начальника полиции, презирал его, очень позабавит, если они увидят его карету, коня и непременный эскорт перед домом Морена на улице Сен‑Жак! Одно дело приказать слуге отнести пакет к астрологу, другое — самому отправиться в его дом. И все‑таки, если Лафма хотел узнать, какую судьбу ему уготовили звезды, он должен был лично явиться к астрологу: находившийся под защитой короля Морен мог диктовать свои условия любому, даже начальнику полиции.