Гениальная капитуляция Разумовского

Гетман Разумовский не был трусом. Именно ему обязана своим престолом Екатерина II. В ночь переворота 1762 года гетман лично поехал в гвардейский Измайловский полк, командиром которого состоял, и взбунтовал его против Петра III – за будущую «матушку‑императрицу», а пока просто Екатерину Алексеевну. Измайловцы, среди которых по традиции преобладали выходцы из Украины, безоговорочно поверили своему земляку – признали в нем вождя. Но тогда почему же этот смелый и решительный мужчина в полном расцвете сил, проделывавший без труда многоверстные прогулки верхом, всего двумя годами позже так спокойно даст лишить себя гетманского достоинства? Откажется от него чуть ли не добровольно – по собственной просьбе «в рассуждении пространства многотрудных дел малороссийских», как уверяла в своем манифесте та же Екатерина II.

Внезапное помутнение рассудка? Приступ неожиданного слабоволия? Наши историки любят укорять гетмана, рисуя его чуть ли не предателем национальных интересов. Но легко судить задним числом, не вылезая из затхлого архивного уюта. Совсем другое – ежиться под холодным ветром вечности на шатких досках исторической сцены, когда решать нужно здесь и сейчас, а промедление смерти подобно.

Начнем с того, что никакой Украины граф Кирилл Разумовский не предавал, потому как ее тогда попросту не было. Была Малороссия – крохотное марионеточное государство, не способное себя толком защитить даже от собственных разбойников, шаливших на лесных дорогах. По аналогии с известным выражением Молотова «Польша – уродливое детище Версальской системы» Малороссию можно было назвать «уродливым детищем Андрусовского перемирия 1667 года». Вся она помещалась в пределах нынешней Черниговской и Полтавской областей – да еще города Киева с окрестностями. Западная граница проходила по Днепру. Запорожская Сечь гетману не подчинялась – Петербург спускал ей циркуляры напрямую. Слобожанщина – нынешняя Харьковщина – считалась исконно российской территорией, лишь заселенной украинскими казаками, бежавшими сюда еще при Хмельницком после поражения под Берестечком. На юге простирались необозримые степные просторы, контролируемые татарами.

Что же было у гетмана? Да почти ничего! Все то, что мы сегодня называем Украиной – все Правобережье, вся Таврия, – находилось в руках чужаков – Польши и Крымского ханства. По сравнению с ними Россию было трудно считать врагом. Для Польши украинцы представляли интерес только как дармовая рабочая сила в магнатских латифундиях. А для татар были чем‑то вроде декоративных зверьков, которых легко поймать и тут же «загнать» туркам – в гарем или на галеры.

Военные силы гетманщины представляли собой фикцию. За сто лет, прошедших после Хмельницкого, украинские казаки фактически потеряли боеспособность. Последним военным испытанием для них стала русско‑турецкая война 1735–1739 годов. Тогда Малороссия должна была выставить 16‑тысячный вспомогательный корпус, из которого больше трех тысяч (почти каждый пятый!) тут же дезертировали по дороге на службу. А из тех, что дошли, половина были без лошадей и, по меткому выражению русского фельдмаршала Миниха, «как мыши, только даром хлеб едят»).

Разумовский за четырнадцать лет своего правления ничего не сумел изменить в этой области, ограничившись чисто декоративными улучшениями. Казакам впервые ввели единообразную форму в виде синего кафтана с красными отворотами, но заставить маршировать по новейшим западноевропейским образцам так и не смогли. Впрочем, не очень и старались. В гетманской столице Глухове появилась кофейня, итальянская опера и французский пансион. А вот о хорошем прусском унтер‑офицере с палкой в горячке «культурної розбудови» как‑то не позаботились. Хотя именно он мог вдохнуть боевой дух в банды слоняющихся без дела малороссийских дезертиров.

Конечно, был еще и народ. Но на него полагаться не приходилось. Народец гетману попался особенный – другого такого не сыскать было во всей Европе. Украинский историк Дмитрий Бантыш‑Каменский так характеризовал своих соотечественников: «Малороссиянин, вялый, беспечный – изворотлив, неутомим, когда надеется достигнуть чрез сие преднамереваемой цели. Добродушие и простота, по‑видимому, отличительные черты его характера; но они часто бывают следствием хитрости, отпечатка ума. Гордость, прикрываемая сначала ласковым, услужливым обращением, является во всей силе по получении желаемого. Она особливо разительна, когда малороссиянин обращается с младшими, возвысясь из низкого звания игрою случая, сгибчивостью, без особенных достоинств». Сама природа, утверждал Бантыш‑Каменский, «расточая с обилием дары свои в плодоносном сем краю, производит беспечность, вялость в жителях». К тому же «древнее хлебосольство и излишнее употребление горячих напитков между простым народом доселе продолжается, особливо в южных странах Малороссии».

Взять числом, а не уменьем эта этническая масса тоже не могла. Население России насчитывало одиннадцать миллионов душ мужского пола, а Малороссии – чуть больше миллиона. (Женщин и детей в те времена не считали, так как они не платили податей. Правительство интересовали только потенциальные солдаты и реальные налогоплательщики.)

Правда, гетман пытался улучшить «породу». В 1761 году он издал первый в истории Украины универсал против алкоголизма. «Малороссияне не только пренебрегают земледелием и скотоводством, от которых проистекает богатство народное, но еще, вдаваясь в непомерное винокурение, часто покупают хлеб по торгам дорогою ценою не для приобретения каких‑либо себе выгод, а для одного пьянства, истребляя лесные свои угодья и нуждаясь оттого в дровах, необходимых к отапливанию их хижин». Разумовский запрещал отныне гнать водку всем, у кого не было собственных лесов. Универсал внес полное смятение в умы малороссиян. По сути гетман сам подорвал социальную базу собственной власти, лишив население мелких ежедневных радостей.

Но вся правда состояла еще и в том, что подвластный Разумовскому малочисленный и сильнопьющий народ еще и мечтал. Главных фантазий было две: как бы отобрать у поляков захапанное Правобережье и навеки запереть в Крыму хана с ордой людоловов. Обе казались несбыточными. За их исполнение с энтузиазмом пили. Но для воплощения ничего не делали.

Дальнейшее следует считать моей реконструкцией. В начале 1760‑х годов в окружении Екатерины II окончательно созрел план изгнания турок из Европы. И где‑то в Петербурге между фаворитом императрицы Григорием Орловым и Кириллом Разумовским мог состояться примерно такой разговор:

– А что ты там, гетман, у себя в Малороссии делаешь?

– С пьянством борюсь.

– И все?

– А разве мало?

– Да мы тут с братцем Алешкой решили турок малость того… Ну, чтоб их вовсе не было. В смысле, поблизости. Нам твоя Малороссия очень нужна. Быки, люди… Одним словом, ресурсы. А казаков мы быстро переучим. У нас специалисты хорошие есть – Суворов, например, большие надежды подает. Ты же турок из Европы не собираешься изгонять?

– Да нет пока…

– Ну, так зачем тебе Малороссия? Давай меняться. Мы тебе пансион хороший плюс город Батурин в кормление, а ты нам общее руководство. А с матушкой‑императрицей мы все мигом утрясем.

Гетман подумал. Сравнил одиннадцатикратное превосходство сил братьев Орловых со своими собственными – и капитулировал. Капитулировал почетно и со вкусом – уволившись «по собственному желанию». Самое интересное, что Орловы вместе с Екатериной и Суворовым действительно реализовали украинскую мечту, вытурив турок из Европы. Малороссам оставалось только заселить эти земли, разбухнув в начале XX века до вполне приличной цифры в сорок миллионов душ.

Разумовский же, по словам Бантыш‑Каменского, «кончил мирно жизнь свою 9 января 1803 года, на семьдесят пятом году от рождения, в местах, наслаждавшихся некогда тишиною под кротким его правлением. Очевидцы и предание свидетельствуют о редкой справедливости, величии души, природном уме, доброте сердца, беспримерной щедрости, правдолюбии и веселом нраве сего вельможи».

А что? Умение красиво сдаться – не последняя в жизни вещь!