А Н Т И Ч Н О Й Э Л И Т О Л О Г И И 5 страница

Философы следующего "поколения" разрабатывали концепцию "метафизики личности", используя (в том числе и критически) некоторые элитологические идеи Платона. Начиная с Вл.Соловьева, ряд специальных и общих работ С.Н.Трубецкого, В.Н.Эрна, П.А.Флоренского, С.Н.Булгакова, Н.А.Бердяева, С.Л.Франка и др. представляют тоже особый интерес в вопросе выявления духовных основ личности самого Платона и его философии избранности.

Из русских, а может быть,даже и из европейских мыслителей того времени, ближе всех к Платону по темпераменту Вл.Соловьев, которого некоторые историки философии прямо называют "русским Платоном". Статья Вл.Соловьева "Жизненная драма Платона" (1898) написана с необычайной лирической силой, говорящей, насколько личная философская драма Платона была близка личной философской драме Соловьева. Князь С.Н.Трубецкой, знаток Платона и близкий друг Вл.Соловьева, засвидетельствовал редкую конгениальность этих двух мыслителей в предисловии ко второму тому "Творений Платона" в переводе Вл.Соловьева.[92]

Духовная близость философии В.Соловьева, как,впрочем, и всей русской философии, с философским наследием древнего грека не вызывает никаких сомнений. Однако позволим себе не согласиться с критической оценкой Вл.Соловьева по поводу отсутствия действительно прогрессивных начал платоновских утопий, по причине их якобы ненужности для человечества.[93] 

 

1. Психологическое	2. Этическое	3. Политическое
а) Разумная часть души	а) Мудрость	а) Правители
б) Аффективная	б) Мужество	б) Военные
в) Вожделения	в) Умеренность	в) Ремесленники и земледельцы

       Соловьев считает предложенную Платоном схему трех общественных классов, которым соответствуют три основные части души и три основные добродетели (трижды тройное деление) как остроумную и изящную, но в месте с тем формальную схему, под которую легко подходит средневековое европейское общество.[94] То, что Соловьев считает минусом, на самом деле является позитивным с точки зрения элитологии, ибо "легкость", с которой средневековый общественный строй подходит под платоновскую схему, не случайность, а закономерность. Средневековое общество было запрограммировано развиваться по платоновской схеме, благодаря стараниям Плотина, Августина и Псевдо-Дионисия. Конечно, этому обществу было далеко до идеального государства Платона, но троичная структура этого социума была идеологически закреплена мыслителями средневековья как их собственная сословная система. Вместе с тем вышеуказанная схема достаточно точно описывает общественное деление на элиту и массу, что уже само по себе примечательно, так как свидетельствует о том, что и Соловьева эта проблема тоже интересовала.

Соловьев считал, что философы различаются между собой лишь по степени усвоения ими высшей истины. В этой иерархии Платон занимает одну из высших степеней этой разумности мира. Его идеализм есть поэтому "высшая степень разума общечеловеческого" и доступен лишь избранным личностям, тем единицам, которые прониклись пониманием этой его идеи. Соловьев неоднократно подчеркивает ту самую мысль об избранности философской формы общественного сознания, которую неоднократно повторяет и сам Платон. Позиция Соловьева по многим положениям перекликается с идеями античного мыслителя. Так, например, его философия права в отдельных случаях напоминает аналогичное учение древнего грека.[95] Относительно того, насколько элитология Платона оказала влияние на развитие и содержания философского мировоззрения Вл.Соловьева, историкам философии еще предстоит выяснить. За неимением времени мы отметили для себя лишь те общие черты, которые бросаются в глаза при первом беглом прочтении этих двух авторов.

В заключении скажем еще о том, что именно указанная выше литература, подготовила появление в ХХ столетии именно философского направления в элитологии. С другой стороны, влияние элитологического наследия Платона на классиков политической и социологической элитологии ХХ века (Г.Моска, В.Парето, Р.Михельса и др.) еще не до конца изучено и нуждается в систематическом специальном исследовании.

 

 

ГЛАВА VI

ПЛАТОНОВЕДЕНИЕ ХХ ВЕКА

(ОБЗОР НАИБОЛЕЕ ХАРАКТЕРНЫХ СОВРЕМЕННЫХ

ПУБЛИКАЦИЙ ПО ЭЛИТОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕМЕ)

 

В социальной философии ХХ века сформировались как бы две негласные позиции по поводу отношения самой философии к элитологии Платона: критическая (К.Поппер, Б.Рассел, П.А.Кропоткин) и апологетическая (Н.А.Бердяев, А.Дж. Тойнби). Именно в трудах К.Поппера элитологический платонизм подвергается самым серьезным нападкам с позиции именно эгалитаризской идеологии и, напротив, философия Н.Бердяева и А.Тойнби может считаться критическим продолжением элитологического наследия Платона.

В критике платоновской элитологии, как впрочем, в критике и всей элитологии в целом, можно выделить еще два условных эгалитаристических направления. Одно из них можно назвать, как "крайне негативное", продемократически (К.Поппер) или прокоммунистически (М.Нарт) иделогизированные доктрины и второе, условно тоже говоря, "позитивное", более наукообразное, чем первое направление (П.А. Кропоткин).[96]

В своей работе "Открытое общество и его враги" Карл Поппер прямо называет социокультурную теорию Платона диаметрально противоположной эгалитаризму, т.е. признает ее элиторной.[97] В дальнейшем, критикуя Платона за это, он всячески старается показать теоретическую и социальную несостоятельность этой платоновской концепции, объявляя его "Чары" враждебными своей концепции "открытого общества". Перед нами фактически самая полная критика элитологии Платона. К сожалению, Поппер недостаточно последователен в ней. Его критика не носит конструктивный характер, поскольку автор заведомо исходит из ошибочности исходных суждений Платона. Поппер выбирает достаточно примитивный метод критики своего оппонента: он так же,как и Ницше, переворачивает и ставит Платона с ног на голову. То, в чем Поппер обвиняет Платона, в том же самом можно обвинить и самого Поппера. Это таинственное "то" Поппер помещает в самый конец первого тома своей книги в надежде, что утомленный читатель не совсем поймет, о чем идет здесь речь. А речь идет о "чарах" Платона и "чарах" самого Поппера. Поппер пишет, что "Платон не стал высказывать своей враждебности разуму, он очаровал всех интеллектуалов своей блистательностью, льстя и завлекая их своим требованием,согласно которому править должны посвященные. Восставая против справедливости, он убедил всех справедливых людей, что он является ее защитником... И он добился удивительнейшего эффекта, убедив даже самых великих гуманистов в аморальности и эгоистичности их веры. Я не сомневаюсь, что ему удалось убедить и самого себя..." [98] Оба чародея друг друга стоят. Точнее, Поппер сделал все, чтобы "примазаться" к чародейству Платона, усиленно его критикуя. Он (Поппер) следует старому и банальному правилу: "Хочешь стать великим - всячески критикуй великого и на тебя обратят внимание,как на его великую тень". Он прямо так и заявляет: "То, что нам следует извлечь из Платона, в точности противоположно тому, что он пытался преподать нам." [99]

       Поппер достаточно резко критикует "доктрину избранности", хотя к самой теории элит так и не решается подойти.[100] Классики элитаризма ХХ века (в частности, В.Парето) фигурируют у него не в качестве "сообщников" Платона, как это следовало бы ожидать из названия самой книги, а почему-то в качестве некого театрального и вполне нейтрального фона.[101] Постоянно цитируемый им Парето, абсолютно им "кастрирован" с точки зрения его элитологического учения. Апологетика "свободного общества" совершенно не вникает в сущность платоновской философии избранности, а критикует ее в той части, которая содержит критику демократии. Получается "критика самой критики"! Известный идеологический стереотип, далекий от науки и философии. Если бы Поппер был корректным в своей критике элитологии Платона, то он не стал бы прибегать к такому примитивному штампу, а исследовал бы истоки и причины этой "враждебной" ему доктрины. Как заметил один из современных систематизаторов философии, "в критике Платона Поппер излишне суров, более того, недостаточно гибок. Неужели великий философ древности, каковым является Платон, должен быть действительно назван врагом современного общества?"[102] Если у Платона идеал - справедливость, то у Поппера - свобода. "Идеал справедливости вполне уместен, а вот идеал свободы, был, к сожалению, чужд Платону. Кроме того, Платон конкретизирует идеал справедливости крайне умозрительно, без опоры на реальные факты. Именно это - путь к утопии".[103]

Достаточно жесткую критику философии Платона мы встречаем и у Б.Рассела в его "Истории западной философии". В ней Рассел прямо утверждает, что в "утопии Платона аристократия управляет бесконтрольно", что "радикальный коммунизм" предназначен исключительно только для элиты и, что его теория о трех типах людей и соответствующих им трех типах сословий ("легенда о золоте") является реакционной (антидемократичной) по самой своей сути.[104]

       «Чего достигает государство Платона?», - спрашивает Рассел и сам же отвечает на этот вопрос: идеальное государство может рассчитывать только на успех в войнах против других равных по численности населения государств и обеспечить средства к жизни некоторому небольшому числу людей (элите). Оно косно и в силу этого, "почти наверное, не создает ни ис-кусства, ни науки". "Несмотря на все прекрасные слова, - продолжает свой критический анализ Рассел,- все, чего оно достигает, - это умение воевать и [добывать] достаточное количество еды. Платон пережил голод и военное поражение Афин; вероятно, он подсознательно считал, что самое лучшее, чего может достичь искусство управлять государством, - это избежать этих зол".[105]

Таким образом, философская рефлексия Платона выводится им из его вербальных травм полученных якобы в детстве. О влиянии родового аристократического сознания здесь вообще нет даже и намека. Платон страдает теми же самыми деструктивностями, которые будут впоследствии описаны Э.Фромом на примере выдающихся личностей ХХ века.[106]

Модель совершенного государства Платона для Рассела не более чем аристократическая утопия, а не аристократический идеал. Он определяет "идеал" как нечто желательное, не эгоцентрическое, и такое, что индивид, стремящийся к нему, желает, чтобы все другие люди также стремились к нему".[107] Получается, что фантазия Платона не имеет никакой социальной основы и является чистейшим плодом его больного воображения. Против такого понимания этой философии выступает сам Платон, неоднократно заявлявший, что он мыслитель аристократического типа и будет абсолютно непонятен для мыслителя отталкивающегося в своих спекулятивных умозаключениях от интересов масс. Критика Рассела и Поппера элитологической философии Платона напрямую связана с их политическими симпатиями к идеологии демоса, а не принципиальными расхождениями в социальной теории. Они явно чувствуют угрозу, которую несет для их системы ценностей философия избранности Платона, и предпринимают отчаянные шаги, для того, чтобы любыми средствами опорочить саму идеологию аристократии духа, представить ее в качестве чего-то реакционного и антигуманного, в корне враждебного современному общественному порядку. Данная апологетика "открытого общества" тем более несостоятельна, что основывается исключительно на одной идеологической критике отдельных платоновских понятий, произвольно вырванных к тому же из контекста его философии. Поэтому становится понятным, почему с их позиции удобнее всего было обвинять Платона в пропаганде именно тоталитаризма, чем пытаться увидеть в его философии пропаганду этического идеала сверхчеловечества. Философия Вл.Соловьева и Н.Бердяева, продолжавших в XIX-XX вв. эту платоновскую традицию, вызывает куда меньше критических нареканий со стороны радикальных продемократических идеологов, чем сам родоначальник этого направления.

Но в истории формирования элитологии, как науки встречается и совершенно другой тип критики, куда более содержательный, чем только что представленные образцы. Речь идет о прямом антиподе элитологии - теории "научного анархизма".

Если К.Поппер критикует элитологию исключительно в качестве одного только элитаризма, от чего несомненно и происходят все его идеологические недоразумения, то так называемая "позитивная" критика видит в элитологии, прежде всего, именно то, чем она в действительности и является, т.е. некую общественную науку. Лучше всего эта критика была изложена отцом русского "научного анархизма" П.А.Кропоткиным в его работе "Современная наука и анархия" (1912 г.), которую К.Поппер (судя по цитируемой нами выше его работе) разумеется не читал.

В указанной работе П.А.Кропоткин утверждает, что "анархия представляет собой известный общественный идеал, существенно отличающийся от всего того, что до сих пор восхвалялось большинством философов, ученых и политиков, которые все хотели управлять людьми и давать им законы. Идеалом господствующих классов анархия никогда не была. Но зато она часто являлась более или менее сознанным идеалом масс." [108] Напомним, что платоновская философия избранности была идеалом элиты и, в частности, самой аристократии духа, т.е. Платон и Кропоткин занимают противоположные (причем самые крайние) позиции по социальному вопросу.

Платон и Кропоткин являются идеологами различных социальных общностей: первый - аристократии, второй - "народных", как он сам пишет, масс. Интересно отметить еще и то обстоятельство, что, критикуя идеологию государственности, Кропоткин обращается за примерами именно к античной аристократической философии, видя именно в ней источник этого научного зла. По мнению Кропоткина, "анархическая мысль рождается, главным образом, среди масс, а не среди немногочисленной аристократии ученых... Во все времена,- продолжает он, - философы и ученые предпочитали покровительствовать государственному направлению мысли и духу иерархической подчиненности. Еще в те времена, когда только занималась заря науки, их любимым предметом изучения было искусство управлять людьми, а потому нечего удивляться, что так редки были философы с анархическим направлением мысли".[109]

Классик анархизма прямо противопоставляет затем стоика Зенона элитологу Платону: "Он (Зенон) проповедывал свободную общину без правительства и противопоставлял ее утопии государственного направления - Республике Платона".[110] Попутно заметим, что идеальное государство Платона, по его же собственному признанию, носит ярко выраженный аристократический характер (Государство, 544е), и Кропоткин, противопоставляя анархизм Зенона государственности Платона, имеет, прежде всего, в виду именно это критическое отношение анархизма и элитаризма.

Разобрав некоторые критические замечания в отношении платоновской философии избранности, перейдем теперь к обзору других работ, которые могут помочь нам в нашем исследовании.

 

* * *

 

Сущность отношения русской философии к Платону выразил несомненный апологет его элитологии Н.А.Бердяев в своей книге "Философия свободного духа": " Платон для нас, - писал он, -  не только предмет исследования. Мы живем одной общей жизнью с Платоном, одним духовным опытом, мы встречаемся с ним внутри духовной жизни, в ее глубине. " [111] Сам Платон является предметом элитологии, ибо в нем действовала высшая духовная природа человека, была явлена тоска человеческого духа по Богу и божественной жизни".[112] Бердяевский текст весьма часто созвучен платоновскому, особенно, когда он затрагивает вопросы, связанные именно с его элитологической теорией. И хотя в ряде случаев Бердяев достаточно резко отзывается об Академике, но в целом его отношение к нему выглядит больше апологетическим, нежели враждебно-критическим.

Вот наиболее типичные высказывания Н.Бердяева в адрес платонического элитаризма: «В Платоне действовала высшая духовная природа человека, явлена была тоска человеческого духа по Богу и божественной жизни; в Платоне действовал дух Христа,дух Нового Адама,который был не до конца явлен в сознании этого великого язычника; Платон пытается найти выход из имманентного круговорота космической жизни, в котором нет правды и справедливости, через обращения к иному миру, миру вечных идей. Бердяев дает достаточно точные характеристики философии избранноти Платона: "Великий теософ античности Платон"; "обладатель вечной истины"; "философия для него была делом спасения, выражением его души", "то, в чем выражалась его личность"; "познание философии есть победа над временем" и т.д. и т.п.»[113] Этот же автор признавал, что эзотерическая философия Платона не может быть разгадана вне связи с орфизмом и исканиями избавления от зла и смерти в мистериях.[114] Философское мировоззрение Платона было ориентировано на искание совершенства. Он был первым из великих, чей дух исповедовал свободу, творчество и искусство выходить за пределы данного мира.[115]

Элитология самого Н.Бердяева, несомненно, нуждается в отдельном серьезном и систематическом изучении. Она в значительной степени замешана на антропологических идеях Платона и звучит достаточно убедительно в ряде его работ: "Смысл творчества. Опыт оправдвния человека" (Москва,1916); "Философия неравенства" (Берлин, 1923); "Философия свободного духа. Проблематика и апология христианства" (Париж,1927); "Судьба человека в современном мире.  К пониманию нашей эпохи" (Париж,1934); "О рабстве и свободе человека (Опыт персоналистической философии) (Париж,1939)"; "Царство Духа и царство Кесаря" (Париж,1949) и др. Отметим попутно, что эта сторона бердяевского наследия специально еще не изучалась и ждет своего часа...

Создатель еще одной известной в ХХ веке элитологической дактрины английский философ истории Арнольд Джозеф Тойнби, описывая свой знаменитый закон "Ухода-и-Возврата" творческого меньшинства (т.е. элиты), тоже опирается при этом на достаточно частые примеры из элитарной философии Платона.[116] Платон чаще всего служит ему в качестве иллюстрации его собственных теоретических построений и иллюстрацией, как показывает нам сама работа Тойнби.

Его собственная теория "правящего меньшинства", активно творящего развитие цивилизации, написана в духе платоновской элитологической системы. Более того, Тойнби с элитологической точки зрения интерпретирует многие моменты философии древнего Академика, в частности, такие, как "миф о пещере" (как "Уход" творческого меньшинства из обыденности), теорию "царя-мудреца" (как "Возврат" философа в мир и исполнения им своего долга перед обществом), наконец, платоновскую евгенику (как один из объясняющих факторов надлома цивилизации и деградации его идеального государства).[117]

И Тойнби, и Бердяев далеки от того, чтобы специально выступать с защитой элитологического учения Платона. Но они достаточно активно используют его идеи в целях обоснования своих собственных элитологических систем. Платон выступает у них в качестве того самого авторитета, на которого можно успешно сослаться в случае возникновения какого-либо фундаментального затруднения.

Анализ отечественной платоноведческой мысли по стоящей перед нами проблеме философии избранности следует начать с общего наблюдения об особенностях античной "элиты духа" Л.Н.Гумилева. Разрабатывая идею пассионарности, Лев Николаевич отмечает, что довольно мрачный фон окружал несколько десятков талантливых людей, сочинения которых дошли до нас и пленяют наше воображение. Однако, при жизни концепции Демокрита, Платона и Аристотеля были мало кому известны.

"Конечно, - продолжает Гумилев, - Аристотель - гений. Кто спорит?! А где его знали в IV в. до н.э.? В просвещенных Афинах, на родине - в Эвбее и при дворе македонского царя. Вероятно, его труды читали в Сиракузах, Таренте, может быть, даже в Ольвии, но кто?.. Небольшая кучка снобов и правдоискателей, число коих составляло, допустим, десятки людей, а скорее - единицы. А основа населения, два миллиона эллинов?! Беотийские крестьяне, этолийские разбойники, ионийские торгаши, спартанские воины, аркадские пастухи? Да им было и некогда, и незачем! А ведь свободу Эллады отстояли они. Персию завоевали и диодохов поддержали они. Торговлю со Скифией вели они. И природу Пелопонесса исказили тоже они. И, представите, не читая Аристотеля!

Зато, когда покоренные греки обучали римских юных бездельников, Аристотеля они им преподали. И когда в Болонье готовили студентов-юристов для того, чтобы отстаивать права Гогенштауфенов от притязаний папского престола и самодовольства городских коммун, Аристотеля изучали. И в наше время, чтобы сдать кандидатский минимум по философии, Аристотель тоже нужен, хотя он, безусловно, устарел".[118] Гумилев весьма точно подметил особенности положения в обществе аристократии духа. Хотелось бы только добавить, что оно вряд ли претерпело какие-либо существенные изменения, так как кандидатский минимум по философии и сегодня сдают единицы, а не десятки тысяч людей, страждущих знаний...

Первый очерк о развитии русского платоноведения принадлежит А.Ф.Лосеву. Он, в частности,отмечает, что взлет платоноведения приходится на Вл.Соловьева и С.Н.Трубецкого. Причем, после смерти последнего, в 1905 году, в Москве "не ока-залось ни одного лица, достаточно компетентного в античной философиии и в Платоне и достаточно близкого к нему по своей научной специальности, чтобы писать о нем исследования".[119] Заслугу возрождения платоноведения в России Лосев приписывает П.Флоренскому и себе.

В русской зарубежной философии, указанной выше, пробле-мой занимались такие философы, как С.Л.Франк, В.Ф.Эрн, Н.А. Бердяев, С.Н.Булгаков и др. Так, по мнению С.Л.Франка из современных философов ни один не может достигнуть своею мыслью тех духовных высот, на которых свободно витала мысль Платона и Плотина. Интуиция Платона образует некий запас религиозных знаний, которые постоянно заново пробуждаются в умах религиозных мудрецов всех эпох и народов.[120] В первую очередь Франка интересует элитология ума Платона. Анализируя достоинства его сознания, он фактически вторгается в сферу элитарного персонализма.

Элитологический персонализм Платона стоит и в центре внимания В.Ф.Эрна, хотя его к русскому "разубежию" можно отнести чисто условно, по духу, а не по факту. Представьте себе, - говорит Эрн, - "что сочинения Платона были бы все утеряны и образ Платона с его философией пришлось бы извлекать из сочинений его ученика и его деятельного критика Аристотеля. Получилось бы что-то ужасное! вместо Платона какой-то обезображенный, бесцветный "идеалист", упорный и тупой, лишенный к тому же всякого литературного дарования. Никакой перспективы, ни малейшего намека на адекватное воспроизведение фактического лица".[121] Более того, именно Платону мы обязаны за самый яркий и полный образ Сократа, его внутренний образ - образ гениальной личности - был зарисован его учеником с такой поразительной конкретностью, что мы не чувствуем разделяющие нас с ним тысячелетия. Сократ, по Платону, является высшим носителем Эроса. Поэтому для Эрна философия Платона есть развитие высших постижений и духовного восхождения человека к вершинам божественного знания. Эрна в первую очередь интересует (если можно так выразиться) "теория элитарного познания" Платона. Он уделяет особое внимание анализу платоновского мифа о пещере, видя в этом иносказании духовный опыт самого великого философа.

Весьма специфическое видение отдельных элементов платоновской элитологии мы находим у С.Н.Булгакова. Его анализ философии избранности первого афинского Академика идет через раскрытие онтологической дихотомии мира материального и софийного.[122] Для Булгакова Платон не только "отец свободной философской диалектики", но и мудрец,первым постигший софийный мир. Платон занят постижением открывшегося его уму софийного мира, припоминание которого доступно лишь тому, кто вышел из ложного "мира" пещеры. "Умное видение" есть качество, принадлежащее исключительно только одному элитарному сознанию. Именно оно, это качество, и делает его избранным. Такое "умное видение этого мира" Платон и "положил в основу своей философии".[123]

Произведения Платона ставят человеческую душу лицом к лицу перед собственной божественной сущностью, как перед зеркалом своего несовершенства и безобразия: "пробуждение души от тяжелого сна небытия или полубытия совершается с каждым, если он встречает на своем пути истинного "друга", своего Сократа, и в нем или через него внезапно увидит себя, ощутив свое "рабское" состояние! Эта раздвоенность сознания, это чувство, что я - не-я, есть самое достоверное внутреннее свидетельство правды платонизма... Человек, - продолжает далее С.Булгаков, - знает в себе свое высшее я, как гениальность, которой наделяется каждый, ибо всякому принадлежит свое место в Плероме Всечеловечества, соответствует свой луч Софии. Но этой гениальности он не может, не умеет в себе открыть, разрыть кастальский ключ вдохновения, хотя порой и изнемогает от жажды... И только в тех, в ком человечество имеет своих гениев и посланников, выходит наружу эта скрытая, но всеобщая гениальность, каковая есть наша реальная, существенная причастность к Софии... Всем хочется лететь в синюю высь, и как обида чувствуется бескрылость... И задача земного человеческого творчества является, в конце концов, найти свой подлинный, вечносущий лик, себя выявить".[124] Главная задача всех наук - заставить человека работать над своим внутренним совершенством, заставить его преодолеть свою "ветхость". И ближе всех к этому идеалу подошел именно Платон.

Наибольший вклад в развитие изучения творчества Платона в ХХ веке внес А.Ф.Лосев. Философское творчество самого Лосева "можно назвать энциклопедией платонизма".[125] Лосевский платонизм есть, прежде всего, античный символизм, где учение об идеях выглядит как следствие фаллических переживаний самого философа.[126] По интерпретации Лосева, "фалос" Платона и есть Эрос его философии. Эрос для Лосева - это "белый дьявол", блудливый бес аристократии, творящий всю жизнь в досуге, т.е. в занятии... философией! Замечание крайне интересное.

Лосев неоднократно указывает на то, что Платон получил прекрасное и вполне элитарное образование, которое и обусловило элитарный характер его философии и элитарный принцип структуры созданной им Академии. Благодаря классицизму ума Платона,стало возможно назвать весь этот период античной истории "классическим", вершиной которого является сама жизнь и творчество философа ("зрелая классика"). С другой стороны, Лосев признает, что само учение Платона об идеях "есть аристократическая и вполне реакционная философия. Даже если бы платоновские политические симпатии не совпадали в существенном с реакционными планами Исократа, все равно уже по одному своему логическому и типологическому содержанию учение Платона об идеях не может не иметь чисто аристократического характера. Учение о чистых идеях предполагает, что должны быть хотя бы некоторые лица, которые всецело преданы этим идеям, всецело посвящены им. Другими словами, при той основополагающей роли, которая в системе Платона отведена идеям, требуется безусловная раздельность созерцателей идей и людей телесного труда, людей производства, т.е. монахов и рабов. Монахи должны созерцать идеи, а рабы должны на них работать... достаточно сказать, что экономические учения об идеях есть проповедь рабовладельческого общества, каковым фактически и была вся античность. Да иначе и не могло быть. Кто же будет кормить философов, созерцателей истины?..." [127] Лосев, правда, достаточно сдержанно комментирует политический аристократизм Платона и уделяет больше внимания его интеллектуальному аристократизму.

Если в цитируемой выше работе "Очерки античного символизма и мифологии" (1930 г.) Лосев открыто называет Платона "аристократически мыслящим философом", то через 49 лет в более поздних своих исследованиях он попытался дать более критическую оценку этому своему суждению. Так в статье "Платоновский объективный идеализм и его трагическая судьба", вышедшей к юбилею Платона (к его 2400-летию!), Лосев писал, что обычно Платона рисуют как идеолога аристократического рабовладения. По его мнению, это "устаревшая, неточная. и, нужно сказать, неправильная формула".[128] Правда, Лосев почему-то не объясняет нам, почему необходимо пересмотреть этот традиционный подход к оценке философии Платона и практически тут же возвращается к этой прежней своей формуле, заявляя, что Платон "аристократически брезгливо относился к демократии и выражал солидарность с консервативно-аристократическими Спартой и Критом".[129] Более того, в "Предисловии" к этому сборнику "кто-то" из его авторов или редакторов по "старой привычки" называет Платона заинтересованным идеологом аристократии и "убежденным противником афинской демократии"...[130]