Идите все, идите на Урал! -
Мы уступаем место бою…
(А.Блок)
Подавляющая часть социологов, политологов, геополитиков и даже просто не очень внимательных читателей наших последних книг совершенно искренне полагает, что с распадом Советского Союза человечество вступило в совершенно новую эру - Pax(?) Americana - или, говоря по-советски, «однополярный мир». На этом базируются не только относительно новые учебные курсы и научные гипотезы - на этом строятся долговременные политические и, самое главное, экономические комбинации.
Таким образом, «однополярный мир» представляет собой гипотезу, ставшую, как это довольно часто бывает в общественных науках, практически общепринятой без сколь-нибудь серьезной проверки и легшей в результате этого в фундамент если и не мироустройства, то, во всяком случае, мировоззрения наиболее влиятельной, а возможно, и наибольшей части современного человечества.
С практической (понятно, что не с идеологической) точки зрения устойчивое формирование подобной мировой системы можно было бы только приветствовать. Ведь она не только кардинально упростила бы жизнь исследователям международных отношений, но и принесла бы всему человечеству спокойное стабильное развитие по единым и мало меняющимся правилам.
Обращаясь к новейшей российской истории, переход от многополярного к однополярному миру можно было бы сравнить с переходом после отставки Коржакова в ходе президентских выборов 1996 года от классической ельцинской «системы сдержек и противовесов», равновесие которой достигалось противостоянием двух основных групп, к чубайсовской «системе велосипедного пелетона», в которой находящегося вне формальной конкуренции лидера уравновешивает разнородная масса незначительных по отдельности и слабо связанных друг с другом второстепенных участников конкуренции (внутриполитической или международной - не так уж и важно).
Для современников период однополярного мира, скорее всего, был бы весьма благоприятным, - те, кто жил в наиболее приближенным к нашим представлениям о нем условиях, например, во внутренних областях Римской империи во II веке до н.э., наверняка считали свое время вторым «Золотым веком» в истории человечества, - примерно так же, как российские реформаторы до сих пор вполне искренне воспринимают в этом качестве 1997-1998 годы.
С другой стороны, их потомкам однополярный мир принес бы несчастья, так как отсутствие внутренних противоречий объективно замедляет развитие и накапливает проблемы в будущем. В то ж время неминуемое - как минимум, социопсихологическое и моральное - перенапряжение лидера под гнетом «сверхответственности» заставляет его столь же неминуемо совершать болезненные и трудно объяснимые с точки зрения обычной житейской логики ошибки.
Непосильное бремя решения всех мировых задач, приходящееся «на единственную оставшуюся сверхдержаву, …обернется не только экономическим, политическим, интеллектуальным и в конечном счете - психофизическим перенапряжением пытающейся доминировать нации. История всех обществ и элементарная теория управления убедительно оказывают, что чрезмерная концентрация процессов принятия решения ведет к снижению их эффективности…
В результате крушение единственной сверхдержавы как мирового лидера в принципе так же неизбежно, как и крушение любой диктатуры, сам факт существования которой автоматически тормозит развитие всей подвластной ей сферы».
Попытки укрепить положение сверхдержавы любой ценой «могут привести к новой глобальной дестабилизации всего человеческого сообщества».
Так или иначе, сама гипотеза о существовании «Золотого века однополярности» представляется неверной и являющейся не более чем следствием колоссальной инерции сознания. Хотя радужные представления начала и особенно середины 90-х годов, закрепленные романтическими эссе Фукуямы и его последователей, в целом так и не оправдались, человечество (а точнее, его развитая часть) поверило в них, потому что очень хотело поверить.
А еще потому, что, как и сейчас, не то что не знало точно, но даже не могло толком себе представить, что это такое - «однополярный мир». Ведь практически на всем протяжении письменной истории европейская цивилизация, давшая начало современной глобальной цивилизации, никогда не находилась в таком состоянии.
В частности, в настоящее время сформироваться однополярному миру не позволяет успешное развитие Китая (см. параграф …). Уже в обозримой перспективе успехи последнего обещают возврат к противостоянию двух систем - уже не идеологических, но культурных, цивилизационных: развитого мира в его сегодняшнем понимании и «Большого Китая», частично проникающего в развитый мир диаспорой и финансовыми щупальцами, но остающимся для него наглухо закрытым.
И в этом качественное отличие будущего биполярного мира от реалий «холодной войны». Противостояние между США и СССР было не просто межгосударственным, при котором оба участника находились «на одном уровне» - он протекал в рамках одной цивилизации, общей для всех его значимых участников. Эта общность создавала единые, заранее известные и понятные правила борьбы и возможность договориться, сохранявшуюся практически всегда.
Культурно-цивилизационная общность, объединяя даже непримиримых участников затяжных исторических конфликтов, давала им принципиальную возможность договориться и как минимум - правильно понять друг друга (см. подробней об этом в параграфе …).
Китайцы же для европейцев - в прямом смысле слова «другое человечество», с которым не просто сложно договориться - его сложно понять, и еще сложнее убедиться, что после достижения договоренности стороны понимают под ней одно и то же.
Таким образом, то, что мир так и не стал однополюсным после распада Советского Союза и несмотря на все последующие усилия США, - это полбеды. Беда в том, что основным игрокам, ключевым участникам международного развития стало значительно сложнее договариваться между собой - и не только потому, что их просто стало намного больше, но и потому, что они стали кардинально отличаться друг от друга. Они уже могли не найти общего языка не по нежеланию, а по вполне объективным причинам - в силу принадлежности к различным цивилизациям.
В существовавшей во времена «холодной войны» системе мировых отношений мы могли, пусть и со значительными упрощениями, но редуцировать разнообразие к единству, так как обе противостоящие силы находились и действовали в рамках общей цивилизации, в пределах единой системы координат.
Сегодня мы имеем две силы, которые находятся в совершенно разных системах координат и потому не поддаются обобщению по единым правилам. Нынешние игроки международной политики играют на разных досках, по разным правилам и при этом еще и в разные игры, точнее - в частично не совпадающие игры на частично не совпадающих площадках.
С падением сначала Советского Союза, а затем и России мир резко усложнился не только по тому, что на место СССР, игравшего по одним правилам с США, пришел совершенно чужеродный Китай. Главное в ином: мировая политика, как это было до XVIII века (?), перестала быть исключительным делом не только США и России или США и Китая, но и национальных государств как таковых.
На арену гурьбой, одновременно высыпало огромное количество самых разнообразных игроков, которых раньше просто не было, так как они вынуждены были либо присоединяться к одному из двух противостоявших друг другу гигантов, либо стремиться в целях самосохранения ускользнуть от их внимания.
Сегодня каждый из них преследует свои цели. Классическим примером следует назвать значительное количество стран, ставших субъектами мировой политики из-за объявленного или подразумеваемого обладания ядерным оружием. Однако качественно большее разнообразие возникает из-за превращения в относительно независимых участников мировой политики негосударственных структур и образований (см. параграф,,,).
Так, например, никто не знает (и, что особенно неприятно, в принципе не может знать), какие реальные цели ставят перед собой и какие интересы преследуют «Моссад» либо ЦРУ, или крупные транснациональные корпорации, особенно принадлежащие к финансово-информационному сектору. Не стоит забывать, что роли по крайней мере современных финансово-информационных конгломератов в мировой политической жизни весьма близки к тем, которые привыкли играть национальные государства.
Таким образом, однополюсного мира больше не будет никогда не только потому, что место Советского Союза потихоньку начинает занимать «Большой Китай». Значительно более глубоким и важным оказывается процесс возникновения многомерного (по определению полицентричного) пространство на месте привычного двухполюсного и двухмерного пространства.
Результат - типичная нестабильная ситуация, достаточно хорошо изученная, например, синергетикой. Замена хорошо структурированного двустороннего противостояния достаточно хаотичным, многоуровневым и полицентрическим, в котором одни и те же субъекты и их элементы (не только страны, но и корпорации, не говоря уже о неформализованных структурах типа спецслужб и религиозных сект) в одно и то же время являются партнерами на одних уровнях и смертельными противниками на других, кардинально повышает внутренний уровень разнообразия и, соответственно, неустойчивость рассматриваемой системы.
Вторым фактором растущей неустойчивости становится постоянно нарастающая динамичность мировых отношений. Даже просто в силу ускоряющегося технологического прогресса мир сегодня намного динамичнее, чем он был 50 лет назад, а через 10 лет будет динамичнее, чем в настоящее время.
Между тем, по общему правилу, устойчивость системы обратно пропорциональна ее сложности и динамичности. Соответственно, чем система сложнее и чем она динамичнее, тем более она неустойчива. И в этом смысле сегодняшняя система мировых отношений одновременно как значительно сложнее существовавшей во время противостояния двух систем, так и на порядок динамичнее ее.
Совместное действие этих двух факторов делает мир качественно менее стабильным, чем мы привыкли считать. Фактически мировое развитие и, соответственно, само человечество в целом склонны к переходу в режим сначала джокера, а затем, в полном соответствии с общими закономерностями развития сложных систем, в режим самоподдерживающей критичности.
Несмотря на то, что мир не просто качественно усложнился, но постоянно дестабилизируется, в настоящее время нельзя сказать, что он уже погружается в хаос; формирование в результате глубокой переструктуризации новой устойчивой системы остается вполне реальной альтернативой. Нельзя исключить и нового повторения достаточно часто возникающей ситуации, при которой то, что мы по старой памяти будем считать хаосом, на деле окажется элементом какого-то порядка более высокого уровня.
Тем не менее реальность угрозы дестабилизации человечества в условии выпадения одного из полюсов длительного противостояния - Советского Союза - не может вызывать никаких сомнений.
Кризис сегодняшней России, превращая ее различные ресурсы и ее саму в крайне заманчивый трофей и объект освоения, грозит создать в этом и без того многомерном, динамичном и неоднородном мире обширную зону дополнительной колоссальной неопределенности.
Сегодня, пока синдром исторической памяти о том, что попытки сунуться в Россию обязательно кончаются плохо, еще только проходит, указанная опасность носит лишь потенциальный характер.
Однако этот период стремительно проходит (о чем, например, свидетельствует приход в нашу страну BP), и тогда Россия может оказаться некоторым аналогом вакуумной бомбы: ее взрыв образует в самой сердцевине развитого мира зияющую пустоту, возникновение которой будет столь стремителен, что наиболее развитую и богатую часть человечества просто вывернет наизнанку.
Содержательным аспектом кризиса окажется столкновение нескольких совершенно разных цивилизаций на некоторых частях современного российского пространства, которое окажется, с одной стороны, ничейным, а с другой - способным дать каждому из сложившихся типов человеческой цивилизации наиболее важный именно для него ресурс развития.
Если начать рассмотрение с наиболее динамично развивающейся цивилизации, то для Китая Россия обладает колоссальным ресурсом не просто свободной, но плодородной и привлекательной с точки зрения ведения сельского хозяйства земли, необходимой для снятия нарастающего демографического напряжения.
Для мусульманского мира Россия является колоссальным и благодатным полем для идеологической экспансии. Ведь ислам - молодая религия, и поэтому она исключительно социализирована и ориентирована на экспансию. Современный этап развития мусульманства можно сравнить с эпохой крестовых походов у христиан. И естественным направлением этой экспансии оказывается Россия как страна, с одной стороны, неспособная оказать серьезного сопротивления ползучей идеологической агрессии, а с другой - обладающая значительной долей мусульманского населения (да еще и весьма эффективно если и не подавлявшая ислам, то во всяком случае ограничивавшая его распространение каких-нибудь двадцать лет назад).
Западный же мир нуждается в российском интеллекте, остатках российских финансов и, что исключительно важно. - в контроле за колоссальными природными ресурсами, в первую очередь полезными ископаемыми.
Таким образом, слабеющая Россия объективно превращается в конфликтное поле, на которое каждый из основных участников глобальной конкуренции в полном соответствии с правилами цивилизационной конкуренции (сноска: см. параграф …) придет разрабатывать свой собственный, лежащий в совершенно особой плоскости ресурс.
В принципе это создает потенциальную возможность для конструктивного сотрудничества, однако практика показывает, что именно вследствие разнопланового характера разработки оказывающихся бесхозными российских ресурсов участники глобальной конкуренции в принципе не смогут договориться - точно так же, как полтора века назад белые золотоискатели не могли договориться с аборигенами, хотя от одной и той же территории им требовались качественно разные, не совпадающие ресурсы и, соответственно, они не слишком сильно мешали друг другу.
В результате Россия легко может стать полем хаотического и в принципе неуправляемого столкновения американских супертехнологий с ползучей китайской (и при том в основном аграрной) экспансией, с одной стороны, и европейской зарегламентированной бюрократией с исламскими проповедниками (если вообще не с «воинами джихада») - с другой.
Понятно, что даже начало движения к подобной ситуации само по себе качественно дестабилизирует все развитие современного человечества.
Таким образом, в результате выпадения Советского Союза и России из процесса всемирно-исторического развития человечества мир скачкообразно динамизировался, усложнился и стал в результате этого фантастически неустойчив.
С другой стороны, в этих условиях, которые являются вполне критическими и сами по себе, возможный распад России породил огромную зияющую рану, своего рода «черную дыру», в которую могут втянуться вместо своего гармоничного синтеза все доселе параллельно существовавшие и развивавшиеся человеческие цивилизации.
Таким образом, Россия, превратившись в последнюю не поделенную на сферы влияния территорию, своего рода «последнее Эльдорадо», становится детонатором глобальной нестабильности.
Мировое развитие и весь человеческий прогресс сегодня легко может выродиться в беспорядочную драку за открывающееся «трофейное пространство», подобную борьбе за передел аналогичного пространства в виде сначала колоний и потенциальных колоний, а затем и подчинение более слабых государств, породившей сначала колониальные войны рубежа прошлого и позапрошлого века, а затем и обе «горячие» мировые войны. Поддержание баланса глобальной конкуренции и, соответственно, минимально необходимой для нормального развития человечества стабильности и предсказуемости становится в принципе невозможным после того, как впервые после Второй Мировой появилась реальная возможность передела мира, доступная одновременно практически для всех серьезных участников глобальной цивилизационной конкуренции: США и объединяющейся Европы, Японии, Китая и исламского мира.
Между тем еще в начале 70-х годов было неопровержимо доказано, что в условиях сверхсложности (многофакторного и многоуровневого взаимодействия) увеличение числа участников конфликта свыше двух практически неизбежно ведет к его неуправляемой эскалации и достаточно быстрому переходу в режим «самоподдерживающейся критичности», то есть рассматриваемая система гарантированно идет вразнос и впадает в устойчивый хаос.
Таким образом, однополярный мир не просто невозможен по определению. Сама попытка построить его, выразившаяся в уничтожении Советского Союза как участника глобального противостояния, усложнила и ускорила развитие человечества до такой степени, что поставила его на грань самоподдерживающегося хаоса.
Дальнейшее ослабление России, объективно превращая ее не только в арену, но и, что представляется наиболее значимым, катализатор межцивилизационного столкновения, стремительно увеличивает эту угрозу, исключительно серьезно воспринимаемую сегодня практически всеми развитыми обществами.
3.3. Россия как «встроенный стабилизатор»
«Соль земли, надежда мира, теин в чаю…»
(Н.Г.Чернышевский)
Исчезновение России поставит под угрозу само существование человеческой цивилизации в ее нынешнем стабильном состоянии не только из-за качественного роста вероятности глобальных техногенных и социо-психологических катастроф, описанных в первом параграфе настоящей главы, и не только из-за кардинального обострения и хаотизации глобальной конкуренции, которой посвящен второй параграф.
Не менее важно и то, что в этом случае человечество останется без важнейшей функции, традиционно исполняемой Россией, - без постоянно производимых ею творцов и революционеров (подробней об этом см. параграф 17.3), век за веком оказывающихся искорками, воспламеняющими и запускающими самые разные механизмы мирового общественного развития.
Устойчивость и жизнеспособность человечества как вида определяется его внутренним разнообразием, а как социального механизма - его творческой способностью. Будучи уникально своеобразным конвейером по производству творцов и революционеров, Россия остается и, по всей вероятности, останется на всем протяжении своего существования единственной страной мира, обеспечивающей выполнение человечеством этих функций - причем обеих одновременно.
Это делает ее стратегически незаменимой, а ее разрушение - прямой угрозой для всего современного человечества.
Однако историческая функция России значительно шире и разнообразнее описанной. На протяжении практически всего времени своего существования она представляла собой огромное буферное пространство, разделяющее Восток и Запад. Не позволяя им схлестнуться в смертельной схватке «на уничтожение», наша страна тем самым обеспечивала человечеству сохранение критически необходимого для его устойчивого развития уровня разнообразия в виде сохранения двух принципиально различных типов культуры.
Единственный пример, когда эта поистине всемирно-историческая роль была выполнена лишь отчасти - татаро-монгольское нашествие XIII века. Однако, даже прорвавшись в конце концов (далеко не с первой попытки) сквозь Русь в венгерские степи, татаро-монголы оказались измотаны настолько, что не смогли не только изменить ход развития Европы, но и оказать на него сколь-нибудь значительного влияния.
Обеспечивая таким образом необходимый для сохранения жизнеспособности человечества (как мы видим сегодня, когда начинается эпоха синтеза двух великих культурно-цивилизационных подходов) уровень его внутреннего разнообразия, Россия, если прибегнуть к терминологии Л.Н.Гумилева, гасила все пассионарные волны в наиболее высокой степени их накала, - как раз тогда, когда, где бы и при каких бы условиях они ни зарождались, они просто в силу географического фактора должны были до нее докатиться.
Гася эти пассионарные волны, Россия постоянно вбирала в себя их энергию, но сама никогда не разряжалась подобной им пассионарной волной. Это противоречие объясняется тем, что в значительной степени российское общество пережигало эту энергию внутри себя, не давая ей разрушительного выхода в остальное человечество. Возможно, чудовищное в своей бессмысленности, трагичности и неизменности уничтожение всего лучшего, что в ней рождалось (а с другой стороны, рождалось же - из года в год, веками и тысячелетиями!), и постоянный разлад наиболее прогрессивной и энергичной части общества с реальностью являлись и являются именно способом такого «пережигания» избыточной и потому опасной для человечества его собственной энергии.
В этом отношении Россия выполняла роль своего рода «трансформатора», понижающего напряжение за счет вполне бессмысленной и во многом саморазрушительной или по крайней мере самоограничивающей работы.
Однако Россия была не только «трансформатором»: она не только волна за волной принимала и пережигала всемирную пассионарную энергию (возможно, направляя ее часть то ли в коллективное подсознание, то ли в надсознание), но и постоянно разряжалась ей, хотя разрядка эта происходила в весьма оригинальной и специфической форме.
Периодически вбирая в себя пассионарные волны, Россия практически постоянно порождала (в значительной степени выбрасывая их за свои пределы) отдельных исключительно необычных и энергичных людей, которые оказывали влияние не только на ее жизнь и место в мире, но и на сам мир, на все человечество. В значительной степени именно из-за этого процесса в российском обществе, несмотря на его первобытный, генетический коллективизм так исключительно велика всегда была роль отдельной личности, раз за разом поднимавшей покорные и не выходящие из коллективной дремы коллективы на невиданные в истории, поистине фантастические свершения.
Однако это были именно отдельные личности, которые, каким бы значительным ни было их число в определенный момент времени в определенном месте, либо не образовывали единый коллектив, либо не могли действовать вместе с минимально необходимой эффективностью (клиническим примером этого является движение декабристов).
Силы индивидуального отталкивания всегда и везде среди этих людей (за исключением ситуаций значительного внешнего воздействия, как это было, например, с реформаторской «командой Гайдара») превышали силы индивидуального притяжения.
В результате в нашей стране пассионарии практически никогда, даже в периоды, когда внешняя экспансия становилась безусловной доминантой развития всего общества, не составляли значительной части населения и не образовывали специфической социальной группы наподобие тех, которые двигали прогресс в целом ряде других как азиатских, так и европейских стран. Это обуславливало значительную инертность общества, которое, с одной стороны, было покорно воле государства и потому представляло собой благодарный материал практически для любых реформ, проводимых «сверху», а с другой - обрекало на полный провал все многочисленные попытки разжигания инициативы масс для ее последующей эксплуатации.
Таким образом, в отношениях Востока и Запада и, более того, в истории человечества в целом Россия исторически выполняла функцию «встроенного гармонизатора». В отличие от наиболее распространенных представлений о ее роли она была не столько «мостиком между двумя мирами» или «плавильным котлом культур» (хотя и то, и другое также является верным), сколько громоотводом, который не просто канализировал накопленную энергию в безопасном направлении, но и качественно преобразовывал ее.
Вбирая пассионарную энергию огромными порциями через относительно значительные и, как правило, разные промежутки времени, Россия постоянно и равномерно выбрасывала ее маленькими порциями в виде отдельных порождаемых ею выдающихся людей. С этой точки зрения (если учитывать не только поглощение, но и преобразование энергии) Россия выступала в роли всемирного квантового генератора, всасывающего колоссальные и достаточно хаотичные пассионарные волны и «перемалывающего» их в «частицы», в роли которых выступали люди, постоянно и весьма успешно вмешивавшиеся в ход не только ее собственной, но и мировой истории.
Таким образом, гася мировые напряжения и не давая Востоку и Западу уничтожить друг друга, Россия одновременно подстегивала прогресс или по крайней мере активность самых различных человеческих обществ в самых разнообразных направлениях.
Поворотной точкой в успешном выполнении этой функции следует признать начало ХIX века, когда Россия достигла небывалых высот в выполнении своей всемирно-исторической миссии, погасив пассионарную волну, связанную с нашествием Наполеона.
По иронии судьбы именно в это время была предрешена ее гибель в том виде, в котором она просуществовала почти все первое тысячелетие своей истории. С началом массовой эмиграции в Америку, человечество постепенно обрело второй «встроенный стабилизатор», который снимал избыточное пассионарное напряжение значительно более гармоничным и менее затратным, менее опасным для человечества и связанным с намного меньшими потрясениями способом.
На протяжении значительной части XIX века пассионарии всего мира толпами, «как в армию», валили в Америку. Примечательно, что эмиграция охватила не только Запад, но и Восток: наряду с евреями, немцами, ирландцами, шведами и итальянцами в массовом порядке (хотя и с определенным запозданием, объясняемым особенностями национальной истории) переселялись индийцы, китайцы и японцы. Для сопоставления уровней пассионарности представителей различных обществ представляется весьма показательным то, что в этом потоке было относительно очень мало русских (хотя нельзя забывать и том, что первопричиной эмиграции была все же не столько пассионарность сама по себе, сколько низкий уровень жизни).
В результате появления Америки как «отдушины», клапана для стравливания напряжения (предыдущий клапан такого рода открыла эпоха Великих географических открытий, что привело к гибели индейских цивилизаций Америки, не защищенных буфером, подобным российскому) значение нашей страны как «гасителя» длинных пассионарных волн обесценилось.
По мере своего развития человеческая цивилизация все более уверенно уходила от «горячей» войны как способа сброса излишней пассионарности к менее опасным и не разрушительным, а созидательным способам, связанным с активизацией деятельности отдельных людей.
Массовая эмиграция в Америку в XIX веке, продолжавшаяся (хотя и в меньших масштабах) в веке ХХ, показала, что человечество научилось само выполнять функции России, то есть переводить разрушительную энергию длинных пассионарных волн в созидательную энергию деятельности отдельных людей.
С этого момента Россия перестала быть необходимой, и ее гибель как «встроенного стабилизатора» человечества и всемирного «квантового генератора» стала объективно обусловленной: цивилизация создала более совершенный социальный механизм, который выполнял ту же самую функцию значительно лучше.
Это было связано с постепенным изменением характера пассионарных волн, которое, в свою очередь, было вызвано усложнением социальной структуры человеческих обществ и расширением возможностей человеческой деятельности. Если в эпоху Средневековья пассионарий мог реализовать свой потенциал преимущественно через войну, то есть наиболее разрушительным образом (и Россия была нужна именно как нейтрализатор связанных с этим способом глобальных опасностей), то по мере развития капитализма (и тем более общества потребления, не говоря уже об информационном обществе) количество общественно признанных способов социального самоутверждения неуклонно расширялось.
В результате, развивая производительные силы и повышая разнообразие деятельности, человечество все более и более полно использовало энергию пассионариев в созидательных целях, превратив ее из опасности и ресурса скачкообразного развития, которой она была еще двести лет назад, в практически безопасный ресурс достаточно плавного, постепенного и уж во всяком случае практически безопасного прогресса.
В этих условиях Россия как социальный инструмент отвода и пережигания этой энергии оказывалась уже не просто ненужной, но и неоправданно расточительной.
По мере развития капитализма новый, связанный с ним способ утилизации мировой пассионарности не просто не разрушительным, но созидательным путем приобретал все большее значение. После разгрома же Наполеона (который воевал в прямом смысле слова до последнего солдата и экспериментально доказал пагубную неприемлемость прежнего способа гашения пассионарных волн для обретшего качественно большую мощь и, соответственно, разрушительный потенциал человечества) он стал безусловно доминирующим.
Чем больше становилась роль этого способа, тем выше поднималось значение его основного носителя - Соединенных Штатов, которые продолжали энергично впитывать пассионариев со всего мира, не позволяя им ни в одном обществе достичь опасной для него и его соседей концентрации.
Соответственно, Россия как инструмент гашения пассионарности старым, отжившим способом попросту потеряла значение, стала ненужной обновленному человечеству.
Если и не осознав, то, во всяком случае, прочувствовав собственную ненужность (произошло это, насколько можно представить, с «потерянным поколением» Серебряного века), российское общество инстинктивно попыталось ответить на нетрадиционный вызов - и, как и всякий первый ответ, этот ответ предполагалось осуществлять традиционным образом.
Для России, если и не осознававшей, то во всяком случае ощущавшей себя в роли поглотителя чужой пассионарной энергии и воспринимавший окружающий мир как хаотический прибой чуждой пассионарной энергии, традиционным и адекватным ответом на вызов со стороны этого мира было испускание аналогичной пассионарной волны.
Первая, относительно малоизвестная попытка была сделана в ходе Первой Мировой войны и заключалась не только в захвате проливов, связывавших Черное море со Средиземным, но и в предполагавшейся последующей экспансии на Ближний Восток и в Азию. Плохая подготовка обрекла предприятие на вполне заслуженную катастрофу, однако знаменательно, что непосредственное орудие осуществления этой катастрофы - партия большевиков - несмотря на значительные территориальные уступки, сделанные ради приобретения и удержания власти, действовала в рамках той же самой экспансионистской парадигмы.
Более того: мессианские устремления коммунистов, распространявшиеся не на жалкие проливы, а на весь мир, соответствовали объективно обусловленной идеологии распространения пассионарной волны значительно больше, чем приземленная геополитическая бухгалтерия царского режима.
Глубинной причиной этой тотальности экспансионизма является качественно новое понимание места России в мире, свойственное традиционно недооцениваемым нами коммунистическим вождям.
Со школьной скамьи мы знаем, что принципиальное отличие взглядов Сталина от мировоззрения Ленина и прочих классических марксистов заключалось в принципиальном неверии в возможность самостоятельного возникновения и развития мировой революции. Между прочим, как раз в этом и заключалась содержательная часть его принципиальных разногласий с Троцким, который считал, что мировая революция, начавшись в России, обязательно перекинется на Запад, который станет основной революционной силой и затем поможет России, если ее по тем или иным причинам придется отдать контрреволюции.
Поэтому Троцкий был готов пожертвовать российской революцией ради мировой.
Сталин - нет: он не верил в мировую революцию, не разжигаемую настойчиво и тщательно его собственными руками.
А что означает тогдашнее неверие в преобразующую Россию мировую революцию в переводе на современный гуманитарный язык?
Это означает неверие в то, что мир когда бы то ни было сможет привести Россию в устойчивое и благополучное состояние, соответствующее хотя бы только его (а не ее) потребностям. Сын сапожника, хотя и получивший высшее духовное образование, по-видимому, первым из российских руководителей осознал этот фундаментальный для истории нашей страны факт.
Если учесть самоочевидную невозможность гармоничного сосуществования благополучных государств с нестабильной мечущейся Россией, ей остается только один путь развития: преобразование этого чужого, неприемлемого для России и не приемлющего Россию мира в соответствии со своими собственными представлениями и потребностями.
Эта задача не решена до сих пор, хотя сохраняющаяся неспособность России решить эту задачу способна уничтожить уже не только сам российское общество, но и все человечество.
Но первым осознал, пусть даже и в весьма специфических терминах, категорическую необходимость именно такой стратегии, именно Сталин. Вся его деятельность - попытка приспособления человечества, непременно всего и непременно без остатка, - к потребностям российского общества.
Единственным способом достижения этой цели была новая пассионарная волна.
Поразительно, что, достаточно быстро осознав объективную невозможность ее стихийного возникновения в России, коммунисты взялись за совершенно фантастическое и невиданное в истории человечества предприятие - конструирование подобной волны практически «из ничего», на пустом месте!
Ни в коей мере не присоединяясь к ставшим в последнее время популярными ревизионистским восхвалениям личности и режима И.Сталина, нельзя не обратить внимания на эффективные и адекватные задаче (именно задаче, а не гуманитарным ценностям) методы управления. Именно благодаря этим методам поставленная перед страной уникальная, невиданная в истории человечества и до сих пор кажущаяся в принципе невозможной операция социальной инженерии была не просто осуществлена, но и едва не привела к успеху.
Так, например, знаменитый подбор сталинских выдвиженцев и террор, бывший одним из инструментов этого подбора и стимулирования кадров, являлся ничем иным, как кропотливым, беспощадным и в конечном счете эффективным поиском немногих квалифицированных пассионариев (в относительно неквалифицированном и совсем непассионарном обществе!) с последующим размещением их на ключевых позициях государственной системы управления и создания своего рода «вторичной», «наведенной» пассионарности за счет прямого подчинения этой системе всех без исключения сторон общественной жизни.
Эта попытка также потерпела неудачу - и обусловившие ее поражение общеизвестные роковые ошибки носят вполне закономерный характер, так как за эффективность и скорость преобразований пришлось платить избыточной централизацией управления, объективно снижающей его эффективность в стратегической перспективе.
Кроме того, если ситуацию рассматривать именно с точки зрения сохранения внутренней жизнеспособности человечества, а не в более подробном разрезе народов и конкретных исторических ситуаций, пассионарная волна из России представляла для мировой цивилизации по меньшей мере такую же (а с учетом своей архаичности - и значительно большую) угрозу, чем те волны, поглощение которых было когда-то всемирно-исторической функцией нашего общества.
Поскольку аналогов ему в начале второй трети минувшего (ХХ) века уже не было, организованную Сталиным направленную вспышку пассионарной энергии уничтожили «встречным палом», в роли которого выступила фашистская Германия и ее союзники.
Следует отметить, что настроения «встречного пала» были распространены в те времена более чем широко - достаточно вспомнить весьма популярное в СССР начала 80-х годов высказывание авторитетного деятеля профсоюза киноактеров (??) Р.Рейгана (Трумэна??), который выдал в 1941(42) году буквально следующее: «когда мы увидим, что немцы побеждают русских, надо помогать русским, когда наоборот - немцам, и пусть они убивают друг друга как можно больше».
Рузвельт, в отличие от несгибаемого эгоцентрика Черчилля и стратегического менеджера Сталина (привычка которого к полной управляемости общественного мнения однажды заставила его простодушно поинтересоваться, каким количеством дивизий располагает Папа Римский), был исключительно чуток и внимателен к общественному мнению. Поэтому он просто не мог пройти мимо подобных настроений - если и вовсе сам не был их частью.
Тем не менее именно менеджерская (не побоимся этого слова в отношении этого чудовища) гениальность И.Сталина продлила почти на весь ХХ век агонию России как страны, имевшей ключевое значение для развития всего человечества: сначала выступавшая как инструмент погашения опасных для мира пассионарных волн, затем она сама исторгла из себя одну из самых значительных пассионарных волн истории (и при этом искусственно сконструированную!), а после войны, наряду с хаотическими инерционными попытками конструирования новых волн такого рода начала возбуждать их в странах «третьего мира» и в конечном счете добилась без всякого преувеличения всемирно-исторического успеха (хотя и далеко не того, к которому стремилась), пробудив и в значительной степени вооружив Китай.
К настоящему времени оставшийся не просто без всемирно-исторической функции, но даже без всякого мифа об этой функции народ пережил первое десятилетие своей полной и самоочевидной исторической ненужности. Он протянул его по инерции на старых, накопленных еще Советским Союзом запасах не только инвестиций, но и веры в собственную полезность и в историческое предназначение, протянул его, в общем, без всякой стратегической надежды и идеи, кроме простой обиды на жизнь и начальство.
Смешно, но неграмотный и ни о чем в таких высоких терминах не думающий народ, просто по инерции, по бытовой привычке не захотевший умирать, спиваться и садиться на иглу, в историческом плане опять оказался прав.
Затянувшаяся, как полагают коллеги-американцы, сверх всякой меры агония рудимента, казалось бы, обреченного на исчезновение, сегодня на наших глазах вдруг начинает наполняться качественно новым, оптимистичным и творческим смыслом.
Чтобы понять его, надо внимательней присмотреться к тому, как современные Соединенные Штаты выполняют объективно перешедшую к ней от нашей страны роль всемирного гармонизатора.
Свойственный им образ действий, основанный на капиталистических отношениях и экономическом развитии, делал их эффективным гармонизатором только в условиях стабильного мира, потому что невоенный способ сублимации пассионарности с необходимостью предполагает не просто капиталистический, но еще и стабильный мир.
Сегодня рушатся обе составляющие этой предпосылки американской эффективности. С одной стороны, мир, переваривая и развивая информационные технологии и особенно технологии high-hume, становится все менее капиталистическим. «Деньги теряют значение!» - этот боевой клич капиталистической глобализации звучит похоронным колоколом для капиталистических же общественных отношений, все более уступающих пальму если и не первенства, то, по крайней мере, важности отношениям технологическим (см., например, параграфы ….).
С другой стороны, как многократно и с разных точек зрения показывалось в настоящей работе, мир все больше теряет стабильность (см., например, параграфы …).
В этих условиях только что (понятно, в историческом масштабе времени) восторжествовавший американский капиталистический способ нейтрализации избыточной пассионарности сам уже устарел и начинает заметно терять адекватность.
Как только деньги сами по себе перестают быть абсолютной ценностью и универсальным двигателем прогресса, мир становится неустойчивым и оказывается в зоне неопределенности. Соответственно, системы его саморегуляции возвращаются к опыту прошлого, еще недавно бывшему безнадежно архаичным, и на первый план вновь выступает средневековый - конфликтный механизм нейтрализации чрезмерной пассионарности. Непосредственным выражением этого является постепенный переход ко все более полному использованию грубой военной силы в качестве доминирующего инструмента глобального регулирования, описанный в главе …..
Ни в коем случае нельзя забывать, что при этом в силу изменения производительных сил человеческого общества качественно меняется само понятие «конфликта». Несмотря на широкое распространение военных агрессий, исторически привычная военная форма становится лишь инструментом закрепления и формализации результатов разрешения противоречий (поэту военные конфликты все в большей степени приобретают характер полицейских операций с заранее очевидным исходом). Сами же эти противоречия разрешаются не в военных столкновениях, но в неявных, «бескровных» конфликтах, носящих характер в первую очередь информационных войн.
В результате этого изменения мир фактически остается без «встроенного гармонизатора». Ведь, хотя американцы и обладают безусловным лидерством в сфере разработки и опережающего применения оружия информационных войн, наработанные ими в прошлых исторических условиях и применяемые сегодня стратегии и принципы, не говоря уже о методах, делают принципиально невозможными использование этого оружия именно для гармонизации мирового развития и снятия избыточного пассионарного напряжения. Строго говоря, единственно доступная им в силу их исторического самоопределения стратегия «экспорта кризисов» оказывает на мировое развитие ровно противоположное, глубоко дестабилизирующее воздействие (см. параграф …).
Ситуацию усугубляет то, что выработка сегодняшних стратегий и принципов, не соответствующих ни объективно выполнявшейся американским обществом функции «глобального стабилизатора», ни их ответственности за развитие всего мира, естественным образом вытекающей из их доминирования, носила отнюдь не случайный характер, но была жестко обусловлена фундаментальными, глубинными, социообразующими чертами американского общества.
В результате оно оказалось в принципе не способно изменить наработанные стратегии и привести их в соответствие объективным потребностям начинающегося нового этапа человеческого развития. Более того: применение старых методов в новых условиях, для решения качественно новых проблем, как обычно, не только не способствует решению назревшей проблемы, но лишь усугубляет ситуацию.
Американцы остро чувствуют несоответствие возможностей своего общества встающим перед ним всемирно-историческим проблемам, но ничего не могут поделать с ним, так как его преодоление было бы равносильно для них добровольному отказу от национальной идентичности, национального характера.
Объективная функция мировой гармонизации, окончательно легшая на американское общество после его исторической победы над Советским Союзом, заключается в том, чтобы любыми средствами, в том числе военными (в новом понимании этого слова, то есть «конфликтными», включая применение информационного оружия) методами не допустить возникновения новой мощной пассионарной волны, угрожающей стабильности человечества.
Однако в отличие от российского американское общество в принципе не может вбирать мировые конфликты в себя и разрешать их внутри себя. Поэтому единственным способом выполнения ее объективной всемирно-исторической функции является для нее построение такого мира, в котором США будут последовательно и эффективно гасить всю «чужую», то есть проявляющуюся за их пределами или не соответствующую их интересам пассионарность. Таким образом, в условиях современного нестабильного человечества американское общество может существовать только как мировой жандарм.
Такое требование может звучать обидно для окружающих и даже для ее собственной интеллигенции, но оно носит объективно обусловленный характер. Принципиально важно, что, если бы современные США были бы в состоянии выполнять эту роль, человечество должно было бы чувствовать себя прекрасно: оно обладало бы вполне реальным шансом избежать хаоса, и давало бы этот шанс именно американское общество.
Однако на практике этого не происходит, ибо Соединенные Штаты, вполне логично провозгласив себя мировым жандармом, оказались в принципе не в состоянии осознать всю полноту обязанностей, накладываемых на них этой почетной функцией. В результате они роковым образом не справляются с нею и в настоящее время все ближе подходят к тому, чтобы невольно загнать в состояние хаоса не только себя, но и все человечество.
Это несоответствие текущего поведения взятым на себя обязательствам ярче всего появилась в разительном отличии поведения США от поведения России в то время, когда последняя выполняла схожие функции. В отличие от американского президента русский царь очень наивно, но, как правило, вполне искренне и с точки зрения интересов развития человечества как такового глубоко правильно осознавал себя не столько руководителем страны, сколько наместником бога на земле - и, соответственно, решал не столько национальную земную задачу (например, зарабатывания денег), сколько непременно божественную сверхзадачу обеспечения правильного миропорядка.
Именно поэтому русский царь принимал стратегические решения, как правило, отнюдь не на основании эгоистично понимаемых узконациональных и тем более династических интересов. Он бросал войска на подавление революций в глубоко безграничных ему Австро-Венгрии или Китае (в котором восстание «боксеров», строго говоря, было на руку России, так как было объективно направлено против ее конкурентов) совершенно не потому, что из Венгрии или Пекина нестабильность могла перекинуться непосредственно в Санкт-Петербург.
Главная причина была принципиально иной: возможное торжество бунтовщиков подрывало комфортную для российского монарха картину мира и оскорбляло его представления о божественном промысле, инструментом которого он мыслил себя и (как было показано выше, не вполне безосновательно) свою страну. Торжество бунтовщиков означало бы, что он, как царь, как выразитель божьей воли на земле, не справился с исполнением своей роли и оказался недостойным избравшего его бога.
Именно это очень глубокое, очень внутреннее и в конечном счете очень личностное чувство и направляло в очень большой степени всю политику Российской империи.
Именно по этой причине российские цари сплошь и рядом вполне последовательно действовали против, казалось бы, очевидных национальных интересов: они защищали отнюдь не их, а высшие интересы, интересы высшей справедливости в той форме, в которой они их понимали. В определенном смысле это были общечеловеческие, общецивилизационные интересы - отстаиваемые в эпоху, когда даже таких слов и понятий просто еще не существовало, и отстаиваемые весьма эффективно.
Именно в этом и заключается причина того самого последовательного пренебрежения узконациональными, эгоистическими, корыстными интересами, необъяснимость которого с точки зрения здравого смысла из поколения в поколение бесила революционеров, считавших, что царизм вследствие своей непроглядной глупости постоянно таскает для других каштаны из огня.
Однако такое поведение, как мы видели выше, вполне соответствовало всемирно-исторической миссии России, - хотя эта миссия и теряла свое значение по мере того, как потребности человечества менялись и у России появлялся преемник в лице США.
Удивительно, что у американцев понимания сути своей исторической миссии, несмотря на их успешность и тщательный анализ, так и не возникло, - вероятно, вследствие органически присущего им стратегического эгоизма. Пытаясь быть формальным наследником Российской империи, то есть мировым жандармом, они роковым образом упустили из виду фундаментальную особенность жандарма - его подразумеваемое бескорыстие.
Жандарм в принципе может справляться со своими обязанностями только в одном-единственном случае: когда он поддерживает порядок ради самого этого порядка. Как только он начинает наводить порядок ради создания лучших условий для своего частного бизнеса, порядок заканчивается и начинается коррупция, плавно и неизбежно переходящая во всеобщий хаос.
Генетические особенности американской цивилизации, ее «жесткое ядро», ориентированное в первую очередь на получение прибыли, привели к низведению идеи всемирного наведения и поддержания порядка до уровня формально-пропагандистского тезиса. Американское общество, как наиболее ориентированное именно на получение прибыли, вложило в этот заимствованный у монархий мира (и в первую очередь у России) тезис совершенно иное, несовместимое с ним содержание и фактически подменило идею мирового порядка совершенно иной идеей - идеей максимального повышения конкурентоспособности американской экономики за счет ее конкурентов под видом наведения порядка.
При этом соответствующим мировому порядку автоматически считается то, что соответствует интересам повышения конкурентоспособности США; всякая же конкуренция с ними, даже благотворная с точки зрения развития человечества в целом, автоматически воспринимается как посягательство на фундаментальные и неотъемлемые основы мирового порядка.
Такая подмена (объективно обусловленная, повторимся, самим характером американского общества) общечеловеческой идеи наведения порядка узкокорыстной идеей национальной конкурентоспособности не просто дискредитирует саму идею «мирового жандарма», обуславливая, в частности, систематическое применение двойных стандартов, но и в принципе лишает американское общество самой возможности выполнять свою всемирно-историческую миссию.
Это выражается в самых разнообразных формах - от фактического прекращения приема Америкой пассионариев других стран, что заставляет их искать новые объекты приложения своей энергии, начиная с конкурирующей с США Европы и кончая террористическими режимами ряда стран, - до опасностей, связанных с возможностью потери США своего места в мире и даже дестабилизации самого американского общества.
Парадоксально, но произошедший в неявной форме отказ от «сверхзадачи» наведения порядка и подмена выполнения своей миссии в мире реализацией по сути дела коммерческого предприятия делает невозможным выполнение не только самой этой «сверхзадачи», но и подменившей ее значительно более узкой задачи обеспечения национальной конкурентоспособности.
Фундаментальным изменением национальной стратегии, вызванным этой подменой, стало рассмотрение различных общественных систем, образующих человечество (и в особенности отдельных регионов мира) не как богом данных стабильных структур, а как поля для собственного исторического творчества, не сдерживаемого и не ограничиваемого ничем, кроме собственной же выгоды.
В результате в условиях возросшей по объективным причинам нестабильности мировых отношений американское общество, призванное играть роль главного стабилизатора человеческого развития, сосредоточило свои усилия на корыстном, а в конечном счете произвольном изменении этих отношений, что привело к еще большей их дестабилизации и повысило опасность возникновения самоподдерживающегося хаоса.
Ярчайшим примером порочности такого подхода, еще более убедительным, чем прошедшее незамеченным укрепление и развитие Китая, стало возникновение исламского фактора, который США, подобно Франкенштейну, заботливо и последовательно создали своими собственными руками (см. параграф …).
Сегодня экспансия исламской цивилизации представляет собой реальную угрозу американскому обществу - причем не столько извне, сколько изнутри его (см. параграфы …), и по крайней мере перед внутренней компонентой этой угрозы современное американское общество оказывается совершенно беззащитным и беспомощным. Сегодня оно напоминает белые общины ЮАР и Зимбабве, добровольно отдавшие власть тем, кого они беспощадно угнетали на протяжении почти полутора веков, и оказавшиеся в результате заложницей «черного расизма», доходящего порой до прямого террора.
В чем причина этой исторической неудачи, которая еще не произошла, но уже стала наиболее вероятным исходом?
В чем причина того, что общество, объективно призванное не допускать появления разрушительных пассионарных волн и направлять энергию пассионариев на позитивное развитие, своими руками, наоборот, способствует возникновению подобных пассионарных волн, создающих смертельную угрозу прежде всего ему самому, как за своими пределами, так и внутри себя?
Почему «встроенный стабилизатор» мирового развития, будто взбесившись, начинает выполнять свою функцию «с точностью до наоборот», настойчиво толкая мир в пропасть самоподдерживающегося хаоса?
Причина проста: завоеванная американским обществом всемирно-историческая функция погашения пассионарных всплесков и поддержания таким образом благоприятных условий развития для человечества не наложилась на глубинные, фундаментальные черты этого общества.
Идея зарабатывания денег любой ценой оказалась выше идеи выполнения выпавшей обществу исторической миссии, выше идеи поддержания справедливого порядка. Тактика сломала стратегию, методы опровергли цель, а утрата деньгами своего универсального значения, связанная с развитием технологий, привела к безнадежному устареванию этой тактики и этих методов.
Именно в этом заключается непосредственная причина потери управляемости и нарастающей глобальной нестабильности современного человеческого общества: система, призванная быть управляющей, использовала завоеванное положение не ради выполнения своей цели, не ради развития, а исключительно для оказавшихся побочными мероприятий типа получения сверхприбылей. Современные США напоминают российскую партию Жириновского (ЛДПР), растратившую свое колоссальное влияние середины 90-х, граничащее с политическим доминированием, не на реализацию тех или иных системных интересов, не на преобразование общества в соответствии со своими представлениями, а, насколько можно понять, на мелкое гешефтмахерство.
Поэтому практически все значимые процессы развития современного человечества ведут его к глобальной нестабильности.
И это вновь возрождает для России возможность занять место мирового стабилизатора. Это не просто шанс отличиться, выпавший отдельному обществу. Похоже, это единственный сегодня шанс всего человечества на продолжение относительно гармоничного и поступательного развития.
—
