Эти проблемы – центральные в исследованиях Фейерабенда, и отношение его к ним, на наш взгляд, не всегда ясное и однозначное. Говоря об указанных проблемах, надо, видимо, сразу отвергнуть упрощенное представление о том, что американский философ принижал, а тем более отрицал важную роль метода и методологии в деятельности людей, особенно в работе ученых: «успехи науки обусловлены правильным методом, а не просто счастливой случайностью» (Там же, с. 461).
Таким образом, во-первых, правильный метод – один из важных факторов ускоренного развития науки, хотя случайности и другие внеметодологические факторы имеют здесь немалое значение.
Во-вторых, Фейерабенд в общем-то принимает определение научного метода как «совокупности правил, управляющих деятельностью науки»: «процедура, осуществляемая в соответствии с правилами, является научной; процедура, нарушающая эти правила, не научна. Эти правила не всегда формулируются явно, поэтому существует мнение, что в своем исследовании ученый руководствуется правилами скорее интуитивно, чем сознательно» (Там же, с. 127).
Философ называет эту ситуацию «мнимым методом», имея в виду, что ученые весьма редко знают, что именно они делают в процессе своих собственных исследований, Методологические требования, по его мнению, вовсе не обязаны в точности описывать то, что действительно делают ученые. «Они предназначены скорее для того, чтобы дать нам нормативные правила, которые нужно соблюдать, но реальная научная практика лишь приблизительно соответствует им» (Там же, с. 66), ибо движется совершенно иными путями. Тем не менее философ не склоняется к методологическому негативизму и считает чрезвычайно важным защитить именно такую нормативную интерпретацию и поддержать разумные требования. Подчеркивание нормативного характера научного метода приобретает первостепенное значение, по мнению Фейерабенда, Перед лицом неопозитивистского философско-схоластического конформизма с его требованием «оставлять все так, как есть» (Витгенштейн) и с его «лингвистическими погрешностями».
В-третьих, Фейерабенд указывает, что традиционное толкование методологических правил науки представляет их как правила рациональные – в «некотором безусловном, хотя и расплывчатом смысле».
В-четвертых, американский философ не согласен с тезисом о неизменности этих правил, считая, что они носят конкретно-исторический характер. Наука как сложный, целостный, динамичный процесс, насыщенный «неожиданными и непредсказуемыми изменениями», «требует разнообразных действий и отвергает анализ, опирающийся на правила, которые установлены заранее без учета постоянно меняющихся условий истории» (Там же, с. 148-149). Данные истории, по Фейерабенду, играют решающую роль в спорах между конкурирующими методологическими концепциями. Кроме того, эти данные служат той основой, исходя из которой можно наиболее достоверно объяснить эволюцию теории, которую (эволюцию) нельзя не учитывать в методологических оценках.
В-пятых, философ убежден, что любая методология не «вездесуща и всемогуща», а имеет свои границы, сферу своего действия. «Всякая методология, – подчеркивает он, – даже наиболее очевидная (например, индуктивная – В.К.) – имеет свои пределы» (Там же, с. 164) и все методологические предписания имеют свои рамки применимости, за пределами которых они будут мало эффективны.
В-шестых, Фейерабенд полагает, что научные идеи и методологические принципы не могут быть настолько абстрактными, чтобы быть отвергнутыми и преданными осмеянию как символ заумной софистики и оторванности от жизни. Абстрактные идеи смогут стать таким символом только в том случае, если станут частью практики, «формы жизни», которая связывает их с важными событиями и сама оказывает определенное социальное влияние. Другими словами, если они не отрываются от человека, от его целостной жизнедеятельности и если учитывается их социокультурный контекст.
В-седьмых, согласно Фейерабенду, при разработке реалистической научной методологии, нужно с большой осторожностью – «спрессовывая» теоретические положения в методологические принципы – относиться к современной науке. Последняя, по его словам, в большинстве случаев гораздо более глупа и обманчива, чем даже наука XVI-XVII вв. Потеря такой осторожности нередко приводит к тому, что «на практике методологи рабски вторят последним решениями той клики, которая одержала верх в физике» (Там же, с. 197), или – добавим – в любой другой частной науке. Налицо достаточно ясные мысли о недопустимости апологетизма и конъюнктурщины в методологических исследованиях, о несостоятельности монополизма в науке, а также того, что методологические обобщения должны быть «квинтэссенцией» всей истории познания в целом, а не отдельных – даже «архиразвитых» наук.
В-восьмых, опираясь на обширный материал истории науки, Фейерабенд показывает, что некоторые научные области нарушают «хорошую методологию», «извлеченную» из зрелой науки. Многие выдающиеся ученые сплошь и рядом осуществляли такие «ходы мысли», которые запрещались методологическими правилами. Классическим примером он считает Галилея с его «вольным обращением с понятиями», с его пренебрежением научными нормами, с его «неэмпирическими процедурами». Галилей, по мнению Фейерабенда, нарушает важнейшие правила научного метода (идущие от Аристотеля и канонизированные логическими позитивистами) и добивается успеха именно потому, что не следует этим правилам, не применяет последовательно «каноны научного метода».
Из анализа реальной истории науки философ делает вывод о том, что «не существует правила – сколь бы правдоподобным и эпистемологическим оно не казалось, которое в то или иное время не было бы нарушено. Становится очевидным, что такие нарушения не случайны и не являются результатом недостаточного знания или невнимательности, которых можно было бы избежать. Напротив, мы видим, что они необходимы для прогресса науки» (Там же, с. 153).
Фейерабенд считает, что такие достижения как атомизм (древний и современный), коперниканская революция, волновая теория света и ряд других оказались возможными лишь потому, что некоторые мыслители либо сознательно решили разорвать путы «очевидных» методологических правил, либо непроизвольно нарушали их. При этом философ подчеркивает, что такая так называемая «либеральная практика» – это не просто реальный факт истории науки, но она разумна и абсолютно необходима для развития знания. Любопытно, что в качестве такого «нарушителя» он называет Н. Бора, который не считался с требованиями простоты, изящества и даже непротиворечивости теории.
В-девятых, Фейерабенд не является сторонником «методологической эйфории», ибо считает, что методология (или теория рациональности) не является в руках ученых той «волшебной палочкой», с помощью которой они успешно решат все свои проблемы. Это не просто сказка, это ложь, ибо, подчеркивает американский философ, «не существует особого метода, который гарантирует успех или делает его вероятным» (Там же, с. 458). Тем более, что ученые весьма редко находят правильные решения своих проблем и совершают массу ошибок и бесполезных дел. Факты, логика, методология безусловно важны в науке, но не только они способствуют ее прогрессу. Серьезное влияние на деятельность ученого оказывают не только факты, формальный и математический аппараты, язык и т.п., но и «метафизические» (философские) убеждения, а также его вкусы, эстетические взгляды, мнения друзей и – в целом – те традиции, представителем которых он является.
В-десятых, «мысль о том, что наука может и должна развиваться согласно фиксированным и универсальным правилам, является и нереальной, и вредной... Она делает нашу науку менее гибкой и более догматичной» (Там же, с. 450). Но сама наука таковой не является, а есть целостная, динамичная система всех своих компонентов.
