Если рассматривать строительство социализма как общественного устройства (т.е. в более широком смысле слова, чем определение экономического уклада, данное в разделе 6.1), то оно включает в себя три взаимно связанных и обуславливающих друг друга процесса:
· личностное развитие представителей жизненно активных взрослых поколений, в результате которого они, переосмысляя своё отношение к жизни, постепенно врастали бы в строящийся социализм и становились бы его приверженцами и органичной частью социалистического общества, освобождаясь от унаследованных ими в детстве и юности в процессе воспитания и обучения норм толпо-“элитарной” культуры, свойственных тем или иным общественным группам в несоциалистических общественно-экономических формациях;
· развитие культуры общества в целом и её субкультур как основы и средства формирования нравственности, этики, миропонимания будущих поколений таких, чтобы идеалы праведного общежития (социализма и коммунизма) стали бы их естественными жизненными идеалами, а толпо-“элитаризм”, угнетение человека человеком, паразитизм на труде и жизни в их обществе был бы невозможен ни в явных (прямо провозглашаемых), ни в скрытых (не осознаваемых ими) формах;
· внедрение при поддержке государственных институтов в хозяйственную производственно-потребительскую деятельность технической цивилизации принципов социализма (прежде всего плановости ведения хозяйства, ориентированной на гарантированное удовлетворение демографически обусловленных потребностей населения в преемственности поколений).
Хотя наиболее зримым в жизни общества является третье, однако (в смысле необратимости последствий воздействия на жизнь общества в пределах продолжительности цикла общественного развития от одного рубежа переосмысления прошлого и выработки намерений на будущее до следующего такого рода рубежа) соответствует порядку перечисления названных процессов.
Иными словами личностное развитие — главное в социалистическом строительстве, а поскольку социализм в широком смысле слова — образ жизни общества, то строительство социализма тем успешнее, чем больше людей активны в своём личностном развитии в русле Божиего Промысла.
Это так потому, что развитие культуры это — появление в ней чего-то нового общественно-полезного в том смысле, что оно не поддерживает деградационно-паразитические процессы и не подталкивает людей к их поддержке. При этом развитие культуры представляет собой общедоступное выражение личностного развития и творчества представителей жизненно активных поколений в русле Божиего Промысла. А производственно-потребительская деятельность, принципы её организации и средства воплощения их в жизнь (включая и производственно-потребительские отношения людей) — одна из сторон развития культуры [249].
Во всех многонациональных и национальных культурах, а также в субкультурах тех или иных общественных групп можно выделить три более или менее развитые направления (в том смысле, что культура в целом подобна вектору во многомерном пространстве, задаваемом невыразимыми друг через друга направлениями):
· консервативные — объективно ориентированные на то, чтобы в жизни будущих поколений неизменно воспроизводился исторически сложившийся образ жизни без каких-либо нововведений и утрат;
· нигилистические — выступающие под лозунгом «всё плохо! так жить нельзя!», но не предлагающие никакой альтернативы (либо средств к выработке альтернативы и осуществлению её идеалов);
· устрёмленные в будущее — ориентированные на воплощение в жизнь в будущем того или иного определённого идеала жизни людей в обществе и жизни общества в биосфере Земли.
Распространённость в обществе носителей каждого из названных направлений и содержание идей каждого из них определяют перспективы общества.
Так в истории России XIX века представители правящих классов были большей частью самодовольными носителями консервативного направления, не внемлющими проблемам эпохи и потребностям их разрешения; представители более или менее образованной молодёжи с неустойчивой психикой и эмоционально перевозбуждённые были носителями нигилизма; вакуум же устремлённости на воплощение в будущем в жизнь самобытного российского определённого идеала [250] заполнился марксизмом, который по мере своего распространения вовлекал в интернацистское революционное движение бездумных нигилистов, отвечая их неудовлетворённости российским бытиём предложением идеала социализма и ограничивая их во власти над собой и общественными процессами особенностями марксистской философии, концепции глобального исторического процесса [251] и политэкономии.
Наряду с названными основными направлениями в обществах существуют субкультуры, которые можно назвать «реликтовыми» направлениями. Их статистически малочисленные носители живут под лозунгом «раньше было лучше!», а политическую активность проявляют под лозунгом «назад в прошлое!» вплоть до того, что норовят навязать будущему каменный век нынешней глобальной цивилизации или даже порядки Атлантиды, приведшие её к гибели (на это на протяжении всей истории библейской цивилизации работает жидомасонство).
В своём большинстве некогда в прошлом все ныне существующие «реликты» были достаточно широко распространёнными, но утратили свои позиции и стали достоянием меньшинства членов общества в результате длительной плавной эволюции культуры в целом или в результате скоротечных изменений в жизни, происшедших в ходе революций, реформ, завоеваний, мирной интеграции в другие культуры и т.п. Однако было бы неправильно утверждать, что реликты изжили себя полностью [252]. Они существуют вследствие ошибок общества, совершённых в прошлом в развитии его культуры, указывая всеми либо только некоторыми своими гранями на ущербность (неполноту) и порочность культуры общества и субкультур в нём, пришедших в качестве господствующих на смену этим, ставшими «реликтами» культурам и субкультурам.
«Реликты» исчезают, утрачивая значимость укоряющего фактора, либо в результате того, что господствующие в обществе субкультуры и культура в целом воспринимают из них всё жизнеспособное, что ранее отвергали; либо вследствие того, что господствующие субкультуры и культура в целом в творческом развитии их людьми самостоятельно преодолевают свойственные им на каких-то исторических этапах ущербность и порочность [253].
В переходные периоды от господства в толпо-“элитарном” обществе одной культуры к господству другой, прежняя господствующая культура ещё не занимает положения «реликта», поскольку её носители — пока ещё многочисленные представители консервативного направления прежней господствующей культуры и присоединившиеся к ним многие прежние нигилисты, напуганные происходящими (или происшедшими) изменениями. Иными словами консервативное направление культуры эпохи, предшествующей скоротечным изменениям в жизни толпо-“элитарного” общества, и отчасти направление нигилистической культуры с началом изменений, скоротечных по отношению к продолжительности активной жизни поколения, становятся ретроградным направлением культуры. А его политическая активность обусловлена как содержанием субкультуры, ставшей ретроградной, так и воздействием на её носителей приверженцев других субкультур. По завершении переходного периода ретроградное направление либо полностью исчезает, передав всё жизнеспособное новой господствующей культуре в целом или лидирующей в ней субкультуре, либо становится одним из «реликтов».
Но переходному периоду свойственны и свои направления «консерватизма» и «нигилизма». Консерватизм переходного периода это действия под лозунгом «цель — ничто! движение к ней — всё!», однако не всегда провозглашаемого публично. Это направление в культуре переходного периода поддерживают часть бывших нигилистов, а также те, для кого «эпоха нескончаемых перемен» создаёт законную возможность «ловить рыбку в мутной водичке». не интересуют цели реформ и методы их осуществления: они согласны на любые реформы, которые не угрожают (по их мнению) их личному благополучию и безопасности и под покровом которых они могут обделывать свои мелкие делишки или большие аферы. В отличие от них,, как правило, искренни в своих заявлениях о приверженности целям реформ, однако при этом им всегда неприемлемы пути и методы достижения целей реформ, персоны руководителей и исполнителей реформ, либо они сами несостоятельны ни в каком в деле и вынуждены изображать из себя принципиальных критиков — борцов за правду — просто вследствие своего неумения что-либо делать хорошо.
В большинстве своём консерваторы переходного периода и нигилисты переходного периода осознанно или бессознательно мимикрируют (маскируются) под приверженцев направления устремлённости в будущее, которые действительно искренне стараются воплотить в жизнь идеалы, которые провозглашены в качестве целей преобразований общественной жизни.
Наряду с названными направлениями культуры переходного периода с его началом в толпо-“элитарном” обществе возникает большее или меньшее количество растерявшихся людей: часть из них погибает по причине утраты ими смысла жизни, хотя пути к смерти у них могут быть разными; а часть из них образуют собой «кадровый резерв» активных направлений культуры переходного периода: они — по мере преодоления своей первоначальной растерянности — примыкают к ретроградам, к консерваторам и нигилистам переходного периода, либо к устремлённым в будущее искренним сторонникам провозглашаемых в обществе целей преобразований. Многие из растерявшихся становятся кочевниками между названными направлениями или разными гранями своей деятельности поддерживают разные направления культуры переходного периода.
Нет ни одной национальной культуры, в которой не было бы художественного творчества, искусств. Художественное творчество, искусства в жизни всякого достаточно цивилизованного общества тесно связаны с комплексом наук философского историко-обществоведческого профиля, которые в свою очередь оказывают влияние на художественное творчество и искусства по мере того, как их достижения осваиваются деятелями искусств вследствие общего развития культуры общества или в процессе самообразования. Во взаимодействии наук и искусств есть ряд важных обстоятельств.
В толпо-“элитарном” обществе искусства в подавляющем большинстве случаев опережают науки философско-обществоведческого профиля в выявлении проблем текущей действительности и перспектив жизни и развития общества.
Произведения наук философско-обществоведческого профиля адресуются почти что исключительно к разуму уровня сознания психики тех, кто с ними сталкивается; их прямое воздействие на эмоциональную составляющую психики минимальное — эмоции возникают как вторичная реакция бессознательных уровней на осознанный смысл научного произведения. А освоение произведений науки людьми требует во всех случаях достаточного уровня предварительной образованности, как в смысле знания определённых сведений, так и в смысле владения навыками сосредотачивать своё внимание и разум на тематике научного произведения. Вследствие этого научные трактаты вне зависимости от рассматриваемой в них тематики и уровня выраженных в них достижений научно-исследовательской деятельности доступны для восприятия далеко не всем.
Произведения же искусств обращаются непосредственно как к уровню сознания, так и к бессознательным уровням психики людей. Но вследствие того, что произведения искусств непосредственно обращаются к бессознательным уровням психики, они оказывают более или менее сильное воздействие на каждого, кто с ними вольно или невольно сталкивается, в общем-то не требуя от него никакой предварительной подготовки [254].
Годы от завершения гражданской войны в 1920 г. до убийства И.В.Сталина в 1953 г. принадлежат эпохе переходного периода.
Вследствие этого все культурологические концепции, не видящие различий названных направлений культуры и существа каждого из них в дореволюционную эпоху и в период строительства социализма; не видящие характера перетока названных направлений культуры через рубеж революции и гражданской войны; не видящие их характера и взаимодействия друг с другом в период строительства под руководством И.В.Сталина социализма в одной стране, находящейся во враждебном капиталистическом окружении; не видящие различий в характере научных произведений философско-обществоведческого профиля и произведений искусства и разницы их восприятия людьми — бесплодны и не дают ничего, кроме приводимых ими фактов, для понимания той эпохи.
Кроме того, в наши дни многие аналитики, высказывающие свои мнения о той эпохе, а также и публика, с доверием внимающая их обличающим мнениям, большей частью забывают о том, что наши поколения — продукт и наследники той эпохи. Вследствие этого для нас привычно и естественно то, что не было свойственно жизни общества до неё, и что вошло в жизнь общества именно в её ходе. Из этой привычности унаследованного и освоенного в детстве и юности в готовом виде проистекает и то, что многие ныне активные политики, деятели философско-обществоведческого комплекса наук, деятели искусств являются бездумными продолжателями ранее названных направлений культуры переходного периода. Вследствие их бездумно автоматического воспроизводства в новых исторически сложившихся обстоятельствах направлений культуры тех лет и более ранних общество на продолжении полувека после устранения И.В.Сталина так и не смогло преодолеть очередной рубеж переосмысления прошлого и выработки намерений на будущее. Иными словами, переходный процесс завис, если выражаться на слэнге программистов и компьютерщиков. Поэтому необходимо соотнести нам привычное и естественное с естественным и привычным в предшествующую переходному периоду эпоху.
Для нас естественно уметь читать и писать, хотя многие научились этому, так и не научившись чувствовать Жизнь и думать о её смысле самостоятельно. Для России до 1917 г. было естественно, что 85 % населения не умеют читать и писать, по какой причине вся письменная культура была им недоступна. Вследствие этого в возможностях обретения нового знания и навыков какой-либо деятельности они были ограничены своими способностями перенять знания и навыки на основе показа и изустных пояснений носителей перенимаемых знаний и навыков. При таких обстоятельствах общество было неспособно ни к нравственно-этическому и духовному развитию, ни к научно-техническому прогрессу. Точнее скорость освоения и переосмысления обществом информации была настолько низка, что оно обречено было погибнуть под бременем порождаемых им же и своевременно не разрешаемых разнородных проблем.
В первое же десятилетие после завершения гражданской войны неграмотность взрослого населения была ликвидирована [255]. Также была ликвидирована беспризорность детей оставшихся без родителей в годы революции и гражданской войны. Параллельно с этим шло развитие системы народного образования, которая год от года охватывала всё большее количество учащихся, постепенно доводя качество всеобщего обязательного образования до уровня, позволяющего поступать в вузы и техникумы. В этот период многие представители молодёжи не имели возможности получать образование на полном обеспечении семьи или общества и вынуждены были начинать работать ещё в подростковом возрасте. Но многие из них имели мечту заниматься делом, требующим получения среднего специального или высшего образования. Идя навстречу их пожеланиям осуществить свою мечту, Советская власть разворачивала систему рабфаков (рабочих факультетов, многие из которых были организованы при вузах), где молодые рабочие и крестьяне от сохи могли подготовиться к поступлению в вузы. На части рабфаков обучение велось с отрывом от производства, и их студенты получали государственную стипендию. На части рабфаков обучение велось без отрыва от производства в свободное от работы время. Также для тех, кто начал работать ранее, чем смог получить желательное для него образование, разворачивалась система вечерних школ, техникумов, вечерних и заочных факультетов вузов.
Благодаря созданным Советской властью возможностям получить среднее специальное (техникум) и высшее профессиональное образование в науку, технику, отрасли художественного творчества вошло множество молодых людей, которым до 1917 г. в условиях сословно-кастового строя и господства иерархии неправедно нажитых толстых кошельков такая возможность была заказана [256]. На этой основе уже в 1920-е гг. в СССР стали возникать новые и развиваться существовавшие ранее научные и инженерные проектно-конструкторские школы. Именно поддержки научных и проектно-конструкторских школ были лишены в дореволюционные годы выдающиеся российские учёные и изобретатели, поскольку с середины XIX века наука и инженерное дело становились областью коллективной деятельности, в которых гений, лишённый поддержки высококвалифицированных и разносторонне образованных сподвижников, — не способен в одиночку что-либо осуществить.
В результате такой государственной политики в области образования уже к началу 1950-х гг. образовательный уровень населения СССР (т.е. рабочих и крестьян, — наиболее многочисленных общественных классов в ту эпоху) был самым высоким в мире. Также и по количеству студентов высших учебных заведений, приходящихся на тысячу человек населения, СССР лидировал, с большим отрывом обогнав по этому показателю развитые капиталистические страны. При этом надо иметь в виду, что наше среднее образование (ставшее обязательным в конце существования СССР) и высшее образование соответствовало в начале 1950-х гг. очень высоким стандартам по мировой шкале сопоставления систем образования разных государств [257].
Благодаря успехам научных и инженерных проектно-конструкторских школ, развивавшихся на основе широчайшей кадровой базы всего народа, к началу 1950-х гг. Советский Союз обрёл научно-техническую и технико-технологическую независимость от иностранной науки и техники в том смысле, что наша наука и промышленность стали способны сами разрабатывать и производить всё, что требовалось государству, которое во многом выражало интересы подавляющего большинства тружеников. Хотя необходимо признать, что доля пионерских разработок (то, что сделано впервые в мире) в тот период была низкой, поскольку в 1920-е — 1940-е гг. Советский Союз большей частью осваивал чужие достижения, преодолевая унаследованную от Российской империи отсталость от передовых стран в области образования населения и технико-технологическую зависимость от них практически всех отраслей науки и промышленности империи.
Всё это в совокупности создавало объективные предпосылки к тому, чтобы и впредь СССР развивался в общекультурном и в научно-техническом аспектах опережающими темпами по отношению к темпам развития передовых капиталистических государств. Но система образования, созданная в те годы, обладала принципиальным пороком:
Культ марксизма в обществе извратил весь комплекс философско-обществоведческих наук, психологическую науку, воспрепятствовал правильному развитию биологии и проистекающей из общей биологии медицины [258].
Вследствие извращённости комплекса наук о человеке и человеческом обществе в СССР был неизбежен разлад между науками, прежде всего, философско-обществоведческого профиля и художественным творчеством во всех видах искусств [259]. Однако при культовом господстве марксизма в системе образования этот разлад был благом для общества и дальнейших перспектив его развития по причине того, что в толпо-“элитарном” обществе искусства, художественное творчество в подавляющем большинстве случаев опережают науки философско-обществоведческого профиля в выявлении проблем текущей действительности и перспектив жизни и развития общества [260]. Конечно, это утверждение справедливо по отношению не ко всем произведениям искусства и не ко всем научным произведениям. Оно справедливо по отношению к разнородному художественному творчеству в целом как к отрасли деятельности и по отношению к науке как к отрасли деятельности.
Поэтому без понимания того, что разлад между художественным творчеством и науками философско-обществоведческого профиля был, невозможно понять и того, что представлял собой тот стиль художественного творчества, который получил название «социалистический реализм»; но также невозможно понять и сути и роли так называемого «авангардизма-модернизма» во всех его проявлениях, унаследованного эпохой переходного периода от дореволюционных времён.
Прежде всего, с установлением государственности Советской власти началась ревизия художественного наследия, доставшегося от империи. Произведения дореволюционного консервативного и ретроградных направлений перестали тиражироваться (литература, произведения изобразительного искусства) и воспроизводиться (музыка, сценические постановки), а некоторые были изъяты из обращения, частью уничтожены, а частью упрятаны в хранилища музеев, архивов и библиотек. Произведения дореволюционного нигилистического направления в нашу эпоху известны как произведения «критического реализма» [261], а также произведения разнородного «авангардизма» в литературе, сценическом искусстве, живописи, музыке.
При этом надо иметь в виду, что «авангардизм-модернизм» во всякую эпоху — это не однородное явление: в том смысле, что наряду с поисками новых форм и способов выражения жизненного смысла в художественных произведениях в нём присутствует нравственно-психически болезненная составляющая, которая представляет собой либо выражение бреда психически больных людей, либо выражение демонического больного честолюбия, носителю которого нечего сказать и показать людям, но страсть как охота самоутвердиться или прославиться в качестве великого художника, артиста, поэта, писателя, музыканта. А в кризисные для общества времена «авангардизм» представлен большей частью именно произведениями, выражающими нравственно-психическую болезненность и агрессивную устремлённость к самоутверждению или славе демонического честолюбия. Это касается и подавляющего большинства “шедевров” «авангардизма» дореволюционной и послереволюционной эпохи.
Исторически так сложилось, что творцы произведений «критического реализма» ещё до революции либо успели умереть, либо успели приобщиться к потребительской “элите” империи.
Неприятие новой власти пережившими революцию деятелями искусств этого направления было вызвано не только неприятием и опасением репрессий, но во многом и нежеланием потерять этот с большим трудом завоёванный “элитарно”-потребительский статус, вследствие чего многие из них оказались за границей (И.А.Бунин, И.Е.Репин, А.М.Горький). Когда жизнь в СССР обрела устойчивый характер, некоторые из них согласились вернуться на родину. Здесь вернувшиеся продолжали работать в том или ином качестве (А.Н.Толстой, А.М.Горький: А.Н.Толстой — действующим писателем-соцреалистом, а А.М.Горький — авторитетным якобы основоположником и олицетворением соцреализма, хотя был скорее неизменным нигилистом, нежели устремлённым в будущее реалистом).
А другие так и умерли за границей (И.Е.Репин, И.А.Бунин), не пожелав вернуться на родину и своим творчеством или авторитетом «служить режиму» (как они думали), в котором переплелись одинаково чуждые им народный большевизм и марксистский антинародный психтроцкизм. Но по существу они отказались служить не режиму, а народу, поскольку в действительности отказались способствовать своим художественным творчеством размежеванию большевизма и психтроцкизма во всех сферах жизни и деятельности людей, а тем самым — отказались способствовать и освобождению государственности и народа от власти психтроцкизма.
Консервативное направление культуры переходного периода в СССР к социализму идеологически это — перманентные революционеры марксисты-психтрооцкисты, а художественно стилистически — всевозможный авангардизм-абстракционизм, как выражение психтроцкизма. Иными словами, в психтроцкизме не было конфликта между его социологической наукой и искусствами. Но был конфликт между психтроцкизмом и жизнью, вследствие чего истинные искатели новых форм и средств выражения в искусстве смысла Жизни, устремлённые в будущее, в этой среде не выживали, примером чему В.В.Маяковский, ещё в дореволюционные годы снискавший известность в качестве авангардиста-футуриста [262]; а также и многие другие, кого затравили деятели РАПП [263] и ему подобных объединений р-р-революционных деятелей искусств.
Ставя знак равенства между оппозиционной большевикам политической фракцией в ВКП (б), возглавляемой Л.Д.Бронштейном (Троцким), и авангардизмом в послереволюционном искусстве, большевистское руководство СССР во главе с И.В.Сталиным не ошиблось [264], хотя многие деятели искусств и тогда, и сейчас не понимали и не понимают причин неприятия авангардизма большевиками и целей его подавления.
Реально психически больные в большинстве своём не осознают своего нездоровья. Выраженным в художественном творчестве шизофрении и бреду, вызванному воздействием дурманов (от табака и алкоголя до более тяжелых наркотиков), рукоплещут, прежде всего, тоже шизофреники и одурманенные: у психически здоровых людей шизофреническое и бредовое искусство, тем более высокоталантливое, вызывает, прежде всего, сожаление. Но кроме состоявшихся психопатов, с более или менее ярко выраженным психическим нездоровьем, в толпо-“элитарном” обществе есть довольно много людей, устойчивость психики которых и их навыки самообладания оставляют желать лучшего. И такие люди, в зависимости от того, в какие обстоятельства они попадают, какое искусство (прежде всего музыка, живопись, кино, а ныне и в перспективе еще и компьютерные интерактивные [265] игры и виртуальные постановки) на них воздействуют, могут либо стать психически больными, либо избежать этой печальной и опасной для них и окружающих участи.
Поэтому подавление нигилистического авангардизма, беззаботного о грядущих судьбах людей, необходимо отличать от подавления творческих поисков новых художественных форм и средств выражения в искусстве смысла Жизни. Объективно подавление нигилистического авангардизма — средство защиты подростков, психика которых пребывает в процессе формирования, а также и множества взрослых психически неустойчивых людей от возможности стать более или менее ярко выраженным сумасшедшим под воздействием авангардного искусства; это средство защиты нравственно-психического здоровья общества [266], хотя и не самодостаточное средство в силу того, что оно не способно заменить все прочие.
В последние два десятилетия существования СССР интеллигенция (в своём большинстве носители Я-центричного индивидуалистического или индивидуалистически-корпоративного склада психики) много потешалась над «соцреализмом». Было принято обвинять его в творческом бесплодии, в лакействе и угодничестве по отношению к правящему режиму, вследствие чего во всех видах искусства художники соцреалисты якобы только и делали, что приукрашивали, «лакировали» и представляли в ложном свете «гнусную совковую» действительность.
Досталось всем: и М.А.Шолохову за “Поднятую целину” и якобы плагиат “Тихого Дона” [267], и А.М.Горькому за руководство авторским коллективом, создавшим книгу “Канал имени Сталина” [268] о проектировании и строительстве Беломоро-Балтийского канала в 1929 — 1932 гг. заключёнными ГУЛАГ НКВД. Но больше всего досталось киноискусству, поскольку в СССР киноискусство было изначально монопольно государственным искусством, обслуживающим политику государства. Вследствие монопольно государственного характера киноискусства в СССР именно его можно считать наиболее ярким выражением соцреализма в лучших и худших своих проявлениях.
Поэтому обратимся к киноискусству. Одних “Кубанских казаков” демократизаторы сколько склоняли за лживый пафос (колхозное изобилие на экране в неурожай и голод 1949 г.), приукрашивание и «лакировку» действительности. Однако в своё время это был любимый многими фильм, в том числе и на Кубани. Этот факт и популярность многих других фильмов и художественных произведений соцреализма в других видах искусств демократически настроенные комментаторы объясняют тем, что якобы люди уходили от страшной и суровой советской реальности в мир грёз.
На их взгляд, такой посыл большевикам — сторонникам социализма и коммунизма — опровергнуть нечем. Но думающие так в действительности впадают в интеллектуальный столбняк, поскольку этот посыл приводит к очень простому вопросу:
А с чем люди возвращались в мир советской действительности из мира грёз соцреалистического кино и других видов искусств соцреализма?
Самый общий ответ состоит в том, что они возвращались из мира советских киногрёз вовсе не с тем, с чем возвращаются из мира голливудских киногрёз нынешние подростки; и также не с тем, с чем возвращаются из своих наркогрёз пьяницы и прочие наркоманы всех эпох, включая и эпоху пробуржуазных реформ в России.
Конечно, соцреализм во всех его проявлениях не был однородным явлением. Было в нём и угодничество перед властью, доходящее до беспредельного холуйства, оправдывающего и все злоупотребления чиновников или пытающегося представить их несуществующими, а обвинения в их адрес — клеветническими. Но было и нечто другое, вследствие чего содержательный ответ на поставленный вопрос о возвращении в общественно-историческую действительность из мира грёз, навеваемых соцреализмом, — это и есть ответ на вопрос об истинной сути и месте соцреализма в истории, весьма отличающийся от диссидентско-интеллигентских мнений о нём. Логические доказательства этого утверждения невозможны. Но искусство говорит само о себе, вне зависимости от того, как его представляют искусствоведы и какими терминами они определяют его стили и жанры. Поэтому обратимся к фактам.
В 2000 году в Нью-Йорке прошёл показ 37 советских фильмов, начиная от времён сталинизма и кончая началом 1960-х годов. Вся тамошняя кинокритика, которой уже не было причин бояться военно-экономической мощи «сверхдержавы № 2» и отрабатывать заказ тамошних властей предержащих, в один голос восторженно заявила: «Это какая-то иная цивилизация!»
И это была правильная оценка по существу. Чтобы понять причину именно такой реакции искушённых в киноиндустрии американцев на старые (и технически несовершенные в сопоставлении с голливудскими техношедеврами последних лет ХХ века) фильмы советской эпохи, надо вспомнить ещё одно тематически связанное с этим показом событие.
В середине 1990-х гг. по Европе с триумфом прошла выставка произведений советского изобразительного искусства и скульптуры эпохи сталинского большевизма. Она гостила и в России: в Русском музее она демонстрировалась под названием “ Агитация за счастье ”. Вот это — устремлённость в светлое, счастливое для всех тружеников будущее — и есть суть истинного соцреализма эпохи сталинского большевизма, сохранённая лучшими деятелями искусств во всех союзных республиках и в последующие годы.
Посмотрев 37 советских фильмов, американцы отреагировали не просто на пропаганду неведомо чего, а прореагировали они именно на агитацию за счастье всех и каждого в обществе, в организации жизни которого выразились иные нравственно-этические принципы. И если их некогда пугал СССР, то в отсутствие его мощи эти принципы, выразившиеся в поведении героев на экране, их не только не пугали, но были для многих из них притягательны [269]. Отсюда восторженная и по существу правильная реакция: «Это какая-то иная цивилизация».
Да, это иная — новая грядущая глобальная цивилизация, нравственность и этику которой искусство соцреализма в своих лучших произведениях показало в декорациях техносферы первой половины ХХ века. И эта суть — агитация за реальное счастье, которое реально возможно, которое необходимо осуществить в жизни трудом самих людей, их нравственностью и этикой, — и есть то, что не укладывается в нравственно-извращённые умы обличителей искусства соцреализма в целом советской эпохи, и эпохи сталинского большевизма — в особенности.
И эта агитация за счастье по её существу куда как более конструктивна и созидательна, нежели вся голливудская мордобойщина на Земле и в Космосе, порнуха и чертовщина, которую ежедневно выпускает на американцев и россиян телевидение по всем каналам и которая в толпо-“элитарном” обществе представляет собой не что иное, как агитацию за катастрофы и непреходящее несчастье.
И то, что это действительно так, — криминалисты США давно знают, поскольку во всей статистике преступности выявлена доля осознанного подражания экранным негодяям и киногероям, загнанным в угол обстоятельствами сценария.
Но есть и доля бессознательного (индивидуального и коллективного) воспроизведения людьми в жизни экранной жути в результате программирования и возбуждения психики индивидов и обществ кинофильмами [270]. И теракты 11 сентября 2001 г. кроме всего прочего — апофеоз воздействия американской киноиндустрии на жизнь американского общества. Поэтому не случайно, что сразу же после 11 сентября американцы, пребывая в шоке, пожелали снять с проката множество фильмов со сценами насилия сатанинской, уголовной и террористической тематики. Но надолго терпения у них не хватит: в условиях буржуазного «либерализма» прибыли частного бизнеса важнее безопасности общественной жизни, вследствие чего искусствоведение и ведение искусства в русле определённой политики государства — в США вне компетенции высших органов государственной власти и спецслужб [271], в отличие от СССР (тем более СССР эпохи сталинского большевизма).
В эпоху сталинского большевизма общество находилось под воздействием искусства «критического реализма», которое показывало, прежде всего, как плохо жить простому человеку в условиях толпо-“элитаризма” [272]; а также под воздействием искусства «социалистического реализма», которое призвано было показывать, как должны строиться отношения между людьми в быту и в работе (работе коллективной потому, что иной работы в исторически сложившейся техносфере — нет), чтобы каждый добросовестно трудящийся человек жил счастливо.
Об этом фильмы “Встречный” (о встречном плане и трудовом энтузиазме), “Кубанские казаки”, “Сказание о земле Сибирской”, “Большая семья” (по роману В.А.Кочетова “Журбины”), “Дело, которому ты служишь”, “Дорогой мой человек” (по романам Ю.П.Германа), “Добровольцы”, “Валерий Чкалов” и др. Были произведения и о том, как должно любить и защищать свою — народную — Советскую власть и социализм, право на которые простой люд выстрадал и завоевал большой кровью в Великой Октябрьской социалистической революции и в гражданской войне (“Броненосец «Потёмкин»”, “Чапаев”, “Оптимистическая трагедия”, “Тихий дон”, “Как закалялась сталь”, “Кортик”) и защитил в Великой Отечественной войне (“Повесть о настоящем человеке”, “Молодая гвардия”, “В окопах Сталинграда”, “Два капитана”) [273].
Ещё один вопрос, связанный с сутью соцреализма, это вопрос о том, как в нём вопреки марксистским идеям так называемого «пролетарского интернационализма» и «мировой революции» появились такие фильмы, как “Пётр I”, “Александр Невский”, “Иван Грозный”? Одно из расхожих мнений состоит в том, что, как только «жареным запахло» (была осознана угроза войны с гитлеровской Германией), так И.В.Сталин сразу же забыл о К.Марксе, «пролетарском интернационализме», «мировой революции», «бесклассовом обществе» и прочих идеологических прикрытиях своей личной диктатуры, и решил воспроизвести в новых художественных формах имперский патриотизм, необходимый лично ему для поддержания своей циничной власти ради власти.
Но дело в том, что И.В.Сталин руководствовался не скоротечными обстоятельствами, а долгосрочной политической стратегией, и власть его не была властью ради личной власти, как то многим представлялось тогда и представляется ныне: это не фильмы об имперском толпо-“элитарном” патриотизме в духе «за веру, царя и отечество» и праве государя, одержимого наваждениями и лестью окружающих, немотивированно казнить и миловать как верноподданных, так и изменников. Это — фильмы о большевистском всенародном цивилизационном строительстве [274] в прошлые эпохи и об ошибках, допущенных в этом строительстве, за которые приходилось платить большой кровью и неблагоустроенностью жизни многих поколений.
Иными словами, суть искреннего художественного творчества в стиле так называемого «соцреализма» — в объективной устрёмленности в праведное будущее. И эпоха сталинского большевизма — эпоха, в которую это направление художественного творчества впервые в истории получило осмысленно целенаправленную государственную поддержку.
Эта государственная поддержка была эффективной в меру добронравия и понимания проблем и перспектив общества государственными деятелями, причастными к оказанию этой поддержки прямо или косвенно, — с одной стороны. А с другой стороны она была оправдана мерой того, насколько сами художники были искренне привержены идеалу и делу осуществления в обществе счастья для всех, кто не признаёт права на паразитизм ни за собой, ни за окружающими; а также и тем, насколько беспринципные, но талантливые приспособленцы были податливы к давлению обстоятельств, чтобы в своих произведениях выразить этот идеал и его осуществимость так, чтобы общество, и, прежде всего, подрастающие поколения ему отозвались.
И вне зависимости от ошибок и извращений этого художественно-политического курса деятелями государства и проституирования деятелями искусств на системе государственной поддержки их творчества, именно искусство социалистического реализма в эпоху сталинского большевизма дало обществу то, чего не смогли дать науки философско-обществоведческого профиля — ощущение возможности счастья на Земле и объективной правоты большевистского дела, уверенность в завтрашнем дне.
Благодаря шедеврам искусства соцреализма эпохи сталинского большевизма и последующего времени дело большевизма не погибло и не прервалось со смертью И.В.Сталина, пережило хрущёвщину, застой, перестройку и пробуржуазные реформы 1990-х годов.
Именно в искусстве соцреализма в обществе преодолевался разлад между наукой и художественным творчеством. Последним и высшим достижением соцреализма стал научно-фантастический роман Ивана Антоновича [275] Ефремова “Час быка”. В этом романе разлад между наукой и искусством ещё не был преодолён, но именно в нём Иван Антонович непосредственно подошёл к рубежу, по преодолении которого этого разлада нет и быть не может.
Это могло стать событием глобальной значимости: когда роман вышел в свет и обрёл достаточно широкую известность, его хотел экранизировать американский кинорежиссёр Стэнли Кубрик, создатель таких хорошо известных и популярных в мировом прокате фильмов как “Спартак” и “Звёздная одиссея 2001”. Но психтроцкистская госпартноменклатура СССР категорически воспротивилась этому проекту, и он не был осуществлён.
Также искусству соцреализма мы обязаны и тем, что СССР под руководством И.В.Сталина был подготовлен к Победе в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг. и победил в ней. И особую роль в этом сыграло поколение, вошедшее в жизнь в 1905 — 1914 гг.: их детство пришлось на дореволюционную эпоху, а личностное становление в подростковом возрасте пришлось уже на эпоху практического строительства социализма и культуры нового общества, в котором многие из них приняли непосредственное участие.
В отличие от более старших поколений они в большинстве своём не успели к началу революции и гражданской войны окостенеть в чувствах и в разумении; а в отличие от более молодых поколений они имели свой личный осознанно памятный им опыт дореволюционной жизни, а не некие умозрительные представления на основе отфильтрованных рассказов старших, знакомства с книгами и прочими произведениями искусства. Кроме того, их личностное становление в подростковом возрасте протекало в период, когда советский партийно-государственный толпо-“элитаризм” ещё не успел развиться до такой степени, чтобы одних подростков (меньшинство) обратить в непрестанно оппозиционных всякому режиму демонов, а других (большинство) — в зомби, запрограммированных марксистской идеологией, парализовавшей их волю, как это случилось с представителями более молодых поколений за редкими исключениями.
Вследствие этого представители поколения рождения 1905 — 1914 гг. были инициативны в деле строительства и защиты социализма в СССР и потому видели в Советской власти действительно свою власть — власть трудового народа, частью которого были они сами.
К созданию же советского партийно-государственного толпо-“элитаризма” приложило усилия то поколение, юность которого, а не подростковый возраст, пришлась на гражданскую войну. Именно оно дало активистов бюрократов-приспособленцев, для которых органы Советской власти и партийного аппарата стали средством удовлетворения их личного и семейно-кланового своекорыстия, а идеям социализма и справедливости в обществе они были привержены лишь в той мере, насколько следование этими идеями позволяло удерживаться им во власти. Эта тема лицемерия по отношению к идеалам революции и коммунизма нашла своё отражение и в эпохальном произведении социалистического реализма — повести Н.А.Островского (1904 — 1936) “Как закалялась сталь”.
Именно к поколению рождённых в 1905 — 1914 гг. принадлежат многие деятели искусств, науки, системы образования, вооруженных сил, однако в своём большинстве не поднявшиеся выше уровня среднего звена в силу того, что поколение юных активистов гражданской войны в период их творческой активности было ещё относительно молодо и крепко держалось за завоёванные ими властные места в высших эшелонах партийной и государственной власти и в профессиональных корпорациях.
Пока представители поколения большевиков, рождённых в 1905 — 1914 гг., были активны и достаточно многочисленны, реставраторы капитализма просто не имели в СССР кадровой базы для осуществления своих намерений. Поэтому ничего подобного открытой реставрации капитализма, как это произошло после 1985 г., в период их активной жизни произойти не могло даже при том, что это поколение большевиков было деморализовано ложью ХХ и XXII съездов КПСС [276].
Это стало возможным вследствие свойственной тому поколению веры в марксизм, который они знали «по верхам», что и повлекло непонимание ими причинно-следственных обусловленностей исторических процессов. Кроме того этому поверхностному знанию марксизма сопутствовала и вера в то, что марксизм истина во всех трёх его источниках, трёх составных частях (учение о социализме, философия, политэкономия), и прежде всего, в философии, в политэкономии, как научных основах социализма и коммунизма. Если в это верить, то Л.Д.Бронштейн (Троцкий) предстаёт как истинный коммунист-идеалист, бескомпромиссный революционер-романтик. Соответственно все его обвинения и аналогичные им по сути обвинения хрущёвской номенклатуры в адрес И.В.Сталина в извращении им Советской власти, подавлении внутрипартийной демократии и демократии в обществе — выглядят как справедливые обвинения [277]. Лживость всего этого обнажается только в результате демонстрации несостоятельности философии и политэкономии марксизма, о верности которому Л.Д.Бронштейн заявлял до самых последних своих дней.
Но если о несостоятельности марксизма, обрекающей марксистов на неизбежное несоответствие их их, не знать, то на словах представляется, что Л.Д.Бронштейн прав, он и другие марксисты из «ленинской гвардии» — жертвы, а И.В.Сталин — тиран, властолюбец, узурпатор, извратитель научных идей и практики строительства коммунизма.
Не вдаваясь в существо философии и политэкономии марксизма, противостоять психтроцкизму, его пафосной благонамеренности и обличениям несправедливостей реальных и мнимых эпохи сталинского большевизма, интеллектуально-рассудочно — на основе языковой культуры — невозможно.
Современный марксистский психтроцкизм и его политическая организация IV интернационал держатся на всеобщем невежестве в том, что из себя представляет политэкономия и философия марксизма на практике. Для того, чтобы освободиться из их плена, человек должен вообразить, что он — лично — решает проблематику управления государством на основе марксизма практически: тогда всё и полезет, что вопрос философии — «не тот» — управленчески бессмысленен, что политэкономия сама по себе — а бухгалтерский учёт сам по себе, что схема производственного продуктообмена между отраслями народного хозяйства не может быть сведена к марксистским первому и второму подразделениям.
Но в это почти никто из так называемых коммунистов не лезет — почти все считают для себя и для дела коммунизма достаточным выразить свою поддержку вождям той или иной партии. И это даёт возможность вождям пасти толпы верующих в коммунизм на основе марксизма.
Этим же объясняется и успех психтроцкизма на ХХ и XXII съездах КПСС, который послужил одной из предпосылок к безжизненному “свободолюбию” «шестидесятников», ушедших в «кухонное» политиканство, нетрезвую лирику и беснующееся диссидентство, к застою, к успеху перестройки в 1985 г. и к государственному краху СССР в 1991 г.
