Закон отрицания отрицания представляет собой один из весьма общих и широко действующих законов диалектики и вместе с тем конкретизацию её основного закона — единства противоположностей. У Гегеля отрицание отрицания фигурирует в качестве основного закона при построении всей его философской системы. В материалистической диалектике отрицание отрицания имеет настолько важное и общее значение в развитии природы, человеческого общества и мышления, что Энгельс относит его — вместе с законом единства противоположностей и законом перехода количества в качество и обратно — к наиболее общим законам диалектики.
Дальнейшее развитие марксистского понимания закона отрицания отрицания и его значения для материалистической диалектики даёт нам Ленин в своей яркой характеристике диалектического учения о развитии: «Развитие, — говорит он, — как бы повторяющее пройденные уже ступени, но повторяющее их иначе, на более высокой базе («отрицание отрицания»), развитие, так сказать, по спирали, а не по прямой линии»[237]. В другом месте, перечисляя элементы диалектики, Ленин также указывает: «повторение в высшей стадии известных черт, свойств etc. низшей и возврат якобы к старому (отрицание отрицания)»[238].
Единство противоположностей, их взаимопроникновение и их борьба вскрывают источник самодвижения, развития, его внутренние движущие силы, внутренние импульсы к развитию, даваемые противоречием. Закон перехода количества в качество раскрывает самый процесс развития, его качественно своеобразные ступени, скачкообразный, революционный ход этого развития — с перерывами постепенности и неразрывной взаимозависимостью качества и количества. «Отрицание отрицания» углубляет дальше наше понимание процесса развития. Говоря об отрицании отрицания в развитии, материалистическая диалектика подчёркивает, что в развитии соблюдается определённая последовательность, движение через различные ступени, стадии, этапы. Ход развития при этом не прямолинейный, но зигзагообразный, противоречивый, и при переходе от одной стадии к другой неизбежны крутые повороты, так что развитие внутренних противоречий предмета или явления приводит на каждой следующей ступени к переходу их в свою противоположность.
В этом противоречивом развитии каждая низшая стадия развития сама подготовляет условие своего самоотрицания, своего перехода к противоположной, новой, более высокой ступени; это отрицание — преодоление каждой последующей стадии предыдущей — создаёт внутреннюю связь между обеими стадиями, обозначает сохранение на новой ступени положительных результатов предшествовавшего развития.
При переходе в новую противоположность, к следующей, третьей ступени, развитие как бы повторяет известные черты и свойства низшей, первой стадии, якобы возвращается к исходному пункту процесса, но при этом обогащает его результатами последующего развития, воспроизводит эти повторные черты на более высокой основе, и весь процесс развития в целом протекает сходящимися и расходящимися кругами — по спирали. Поскольку, каждая вторая ступень развития есть отрицание первой ступени, а новая, третья, стадия в свою очередь «отрицает» вторую ступень, всё развитие предстаёт как отрицание отрицания. Таково, коротко говоря, то богатое содержание, которое марксизм-ленинизм вкладывает в понятие отрицания отрицания.
Нередко приходится сталкиваться с неправильным представлением, когда в отрицании отрицания видят редкий случай развития и с трудом подыскивают его примеры. Между тем, как отмечает Энгельс, отрицание отрицания весьма общий и широко действующий закон развития природы, общества и человеческого мышления, закон, присущий каждому процессу развития. Зерно, приводит известный пример Энгельс, брошенное в землю, при нормальных условиях своего развития превращается в своё отрицание — в колос, который, вновь воспроизводя зёрна, в большем количестве и порой качественно улучшенные, обозначает как бы возврат к исходному пункту. Но ведь подобным же образом совершается развитие дерева, любого растения, любого насекомого, любого растительного и животного организма. Рост человека и его половое созревание, беременность женщины, новые роды и развитие нового человека, подчинённыеопределённым законам наследственности, — разве во всех этих явлениях нельзя усмотреть проявление того же великого и всеобщего закона отрицания старого и возникновение из этого старого нового, затем нового отрицания, воспроизводящего в том или ином отношении известные черты старого на качественно более высокой основе? Энгельс справедливо указывал, что отрицание отрицания имеет место и в неорганической природе, например, в процессах развития земной коры и т. д.
Закон отрицания отрицания получает своё выражение и в развитии человеческого общества. Маркс и Энгельс рассматривают под этим углом зрения историческую подготовку социалистического общества, видя в нём продукт всего прошлого — «отрицаемого» и «преодолеваемого» исторического развития. Таково историческое развитие собственности — переход от первобытной общинной собственности на землю к частной земельной собственности— и — новое отрицание этой последней — общественной собственности на землю при социализме; таков переход от родовой собственности путём объединения родов к античной «коллективной частной собственности», а затем к собственности индивидуальной, после чего начинается вновь концентрация частной собственности.
В развитии через отрицание отрицания резюмировал Маркс в «Капитале» основную историческую «тенденцию капиталистического накопления». Маркс показывает, как мелкое производство и частная собственность, основанные на собственном труде, сами подготовляют условия своего отрицания, своего уничтожения. Экспроприация непосредственных производителей есть «превращение индивидуальных и раздробленных орудий производства в общественно-концентрированные», но принадлежащие капиталисту. Вместе с победой капиталистического способа производства дальнейшее обобществление труда и средств производства принимает иную форму. Сами имманентные законы капиталистического способа производства — путём концентрации капиталов, развития кооперативной формы процесса труда и превращения средств производства в такие, которые могут быть употреблены только общественно, вызывал рост нищеты, эксплуатации и возмущения постоянно растущего рабочего класса, обучаемого, объединяемого и организуемого самим механизмом капиталистического процесса производства, — подготовляют новое отрицание: экспроприацию экспроприаторов, уничтожение капитализма. При социализме общественная собственность на средства производства гармонически сочетается с индивидуальной собственностью на средства потребления.
Наконец и в сфере человеческого мышления нетрудно подметить те же ступени развития. Ленин изображал ход развития философской мысли в виде «кругов», причём указывал, что дело здесь не в строго хронологической последовательности, но в выявлении основных линий развития мышления: материализм Гольбаха, отрицание возможности познания у Юма — Канта, отрицание этого отрицания в идеалистической диалектике Гегеля: идеалистическая диалектика Гегеля, возвращение к метафизическому материализму у Фейербаха, отрицание отрицания в материалистической диалектике Маркса, как бы «повторяющей» диалектику Гегеля, но и перерабатывающей и обогащающей её материалистическим содержанием. Такого же рода развитие показывает Энгельс в «Анти-Дюринге». Древнегреческая наивная диалектика представляет собою как бы первую ступень, которая затем отрицается получившим в последующий период распространение метафизическим материализмом. Но и метафизический материализм также отрицается. Современная материалистическая диалектика представляет собой такую форму материализма, которая удерживает всё положительное, что было в предыдущем развитии, но в превзойдённом виде. И здесь тот же ритм развития — предыдущая ступень так или иначе подготовляет переход к противоположной стороне и затем к новому отрицанию, как бы возврату к исходному пункту, но на более высокой основе.
Совершенно очевидна связь этого закона диалектики с законом единства противоположностей. В каждом случае единства противоположностей мы можем среди противоречивых тенденций, характеризующих явление, выделить положительный момент, утверждающий данное явление, способствующий сохранению временного, условного единства его противоположностей, и другой момент — отрицательный, развитие которого ведёт к борьбе противоположностей, к преодолению данной формы, к разрешению противоречия. В зерне помимо образующего его питательного вещества содержится зародыш будущего растения, которое усваивает по мере роста, это питательное вещество; в частной собственности мелкого товаропроизводителя уже заложено начало будущей капиталистической собственности — своего отрицания. Отрицательный момент развития находится во внутренней связи с положительным моментом. Старое положительное содержание развивающегося предмета не отвергается зря, не уничтожается целиком в процессе его отрицания: оно служит и предпосылкой, и тем материалом, который надлежит переработать и усвоить новому, этапу развития, использовав всё в нём ценное и жизнеспособное, движущее вперёд.
Отрицание в диалектике, как мы уже знаем, отнюдь не есть голое, зряшное, пустое отрицание. Диалектическое отрицание, не есть также подвергающее всё сомнению и ни на чём конкретном не основывающееся, скептическое отрицание, характерное для субъективизма, релятивизма, софистики и эклектики. Отрицание есть преодоление или, как выражается Гегель, снятие прежней, старой ступени развития, т. е. отрицание её с удержанием всего положительного, созданного прежним развитием. Отрицание — это движущий момент развития; оно есть то «зло», которое, по словам Маркса, «ведётвперёд». Но тем самым положительное содержание данного явления, которое отрицается в дальнейшем развитии, не только само подготовляет своё отрицание, но в известном смысле оно сохраняется в отрицательном, преодолевается, перерабатывается им, переходит в своём отрицании на более высокую ступень.
В отрицании таким образом нет ни грана субъективизма или голого скептицизма. Отрицание — определённый момент, этап объективного развития, требующий определённых ответов и определённых действий.
Подчёркивая единство, связь отрицательного с положительным, нахождение этого положительного в отрицательном, Ленин писал: «Не голое отрицание, не зряшное отрицание, не скептическое отрицание, колебание, сомнение характерно и существенно в диалектике, которая несомненно содержит в себе элемент отрицания и притом, как важнейший свой элемент, — нет, а отрицание как момент связи, как момент развития, с удержанием положительного, т. е. без всяких колебаний, без всякой эклектики»[239].
Развитие через отрицание есть лишь иное выражение развития через взаимопроникновение и борьбу противоположностей; отрицание отрицания есть дальнейшая конкретизация того же закона в ряде стадий этого развития.
Если переход количества в качество объясняет нам возникновение новых качеств, то отрицание отрицания показывает, как это новое качество путём самоотрицания возникает из старого качества, вскрывает внутреннюю связь между новым и старым как последовательными ступенями развития. Лишь сознательное применение всех законов диалектики полностью раскрывает перед нами проблему нового, проблему развития, проблему революции.
Резюмируя процесс развития в формуле «отрицание отрицания», материалистическая диалектика выделяет в нём три важнейших ступени, исходный пункт, ступень отрицания и третью, более высокую ступень возврата к исходному пункту — отрицания отрицания. Однако было бы ошибочно полагать, что этой ступенью отрицания заканчивается процесс развития: развитие не знает границ, отрицание отрицания не только завершает ход предыдущего развития, но в свою очередь служит исходным пунктом для дальнейшего развития, для появления новых противоречий, для новых «отрицаний».
Эта внешняя форма трёх ступеней развития, с возвращением к исходному пункту, была давно подмечена рядом мыслителей. Идея развития по трём последовательным ступеням получила своё отражение ещё в древней мистически-религиозной философии, у так называемых неоплатоников. Позже о развитии «кругами» учил гениальный Дж. Вико. Как отмечает Ленин, «и астрономическое и механическое (на земле) движение и жизнь растений, и животных, и человека — всё это вбивало человечеству в головы не только идею движения, но именно движения с возвратами к исходным пунктам, т. е. диалектического движения»[240]. Гегель дал ей выражение в своей знаменитой «триаде» — тезис (положение), антитезис (противоположение), синтез (единство) — одновременно отрицание и сохранение обоих положений. В форме «триады» по Гегелю совершается саморазвитие духа, саморазвитие каждой логической категории. Гегель чисто мыслительным путём преодолевает, «снимает», в соответствии с этой триадической схемой, противоречия понятий, не достигая, однако, подлинного разрешения реальных противоречий объективного мира. Логические ступени «триады», «отрицающие» одна другую, связаны у Гегеля искусственными логическими переходами, не отражающими действительной материальной, естественно-исторической и общественно-исторической связи.
Ревизионисты всех толков издавна обвиняют марксистскую диалектику в том, что она якобы подчиняет реальное развитие надуманной схеме гегелевской «триады»: критики утверждают, что таким чисто схоластическим путём, без всяких иных доказательств марксизм якобы стремится обосновать противоречивый ход исторического развития и неизбежность революции. С таким обвинением по адресу марксова «Капитала», его знаменитой главы о законе капиталистического накопления, выступил ещё механист Дюринг; эту клевету на марксизм повторяли потом русские народники типа Н. Михайловского и др.
Энгельс дал в своей критике Дюринга блестящий ответ на все подобные обвинения. Энгельс подчеркнул, что Маркс ничего не доказывает с помощью отрицания отрицания, но лишь резюмирует, подытоживает в этой общей диалектической формулировке долгое и внимательное изучение им подлинного, конкретного, исторического процесса развития капитализма и его исторических тенденций, получивших своё отображение во всём огромном материале «Капитала». Лишь в результате конкретного исторического изучения, подкреплённого огромным фактическим материалом, Маркс характеризует дополнительно этот процесс как происходящий по определённому диалектическому закону. Охватывая самые разнообразные явления одной всеобщей формулой отрицания отрицания, — указывал Энгельс, — мы этим ещё ничего не говорим об особенностях каждого отдельного процесса развития. Между тем отрицать нужно не зря, но так, чтобы и первым и вторым «отрицаниями» выразить процесс действительного развития: «способ отрицания определяется... во-первых, общей, а во-вторых, особенной природой данного процесса»[241]. Только конкретное, всестороннее изучение каждого отдельного случая развития на фактическом материале может дать настолько глубокое понимание всех особенностей и противоречивых ступеней этого процесса, что это развитие в том или ином особом отношении становится возможным охарактеризовать как происходящее по общему закону отрицания отрицания.
Ленин также решительно отвергает обвинение народниками марксистов в сведении доказательств к гегелевским «триадам» и «непререкаемой» диалектической схеме. Ленин разъясняет Михайловскому, что самый термин «отрицание отрицания» у Маркса и Энгельса есть лишь «способ выражения», указывающий на историческое происхождение материалистической диалектики, имевший одним из своих источников диалектику Гегеля. По словам Ленина, Маркс «единственным критерием теории признавал верность её с действительностью». Если же... при этом иногда оказывалось, что развитие какого-нибудь общественного явления подпадало под гегелевскую схему: положение, отрицание — отрицание отрицания, то ничего тут нет удивительного, потому что в природе это вообще не редкость»[242]. Только при гегелевском идеалистическом понимании развития, при котором развитие действительности подчинено развитию идеи, можно толковать о значении «триад», о «непререкаемости» диалектического процесса. В марксистской же диалектике «для триад не остаётся и другого места как роль крышки и шелухи»[243]. Суть закона отрицания отрицания не во внешней форме «триад», а в конкретном изучении внутренних особенностей процесса, неизбежно приводящих развитие к крутым поворотам, подготовляющих его «самоотрицание», в изучении последовательных ступеней развития нового из старого, в усвоении и переработке старого на новой, более высокой ступени.
И значительно позже Ленин доказывал т. Бухарину, злоупотреблявшему словом «диалектическое отрицание», что «нельзя употреблять его, не доказав сначала фактами осторожно»[244]. В то же время Ленин подымает на новую ступень марксистское понимание отрицания отрицания, формулируя его связь с законом единства противоположностей, подчеркнув, как характерную черту диалектического развития последовательность неизбежных этапов развития, ход развития «кругами», по спирали, с неизбежными поворотами, с возвратами, как бы к исходному пункту, выявив противоречивый путь развития нового из старого и связь нового со старым в этом развитии.
Изучая процесс развития нашей партии и партийной борьбы в частности на анализе материалов II съезда партии, Ленин показал, что развитие партийной борьбы подчинено тому же закону отрицания отрицания и идётпутём противоречий: меньшинство на съезде становится большинством, большинство — меньшинством; исходный пункт идейной борьбы по поводу 1‑го параграфа устава отрицается, уступая место непринципиальным вопросам, а затем начинается отрицание отрицания, возвращение к исходному пункту идейной борьбы; но «тезис» уже обогатился всеми результатами «антитезиса» и превратился в высший «синтез», когда с правильной или неправильной позицией по 1‑му пункту уже связываются две разных системы взглядов, выявляются революционное и оппортунистическое крыло партии. «Одним словом, — писал Ленин, — не только овёсрастёт по Гегелю, но и русские социал-демократы воюют между собой тоже по Гегелю»[245].
Однако это признание противоречивости развития партийной борьбы отнюдь не должно оправдывать софистику, эклектизм, зигзаги и личные ошибки политических деятелей: «Истинная диалектика не оправдывает личные ошибки, а изучает неизбежные повороты, доказывая их неизбежность на основании детальнейшего изучения развития во всей его конкретности»[246].
Пути развития партийной борьбы через противоречия с особой яркостью обозначались в переходный период. Борьба с антибольшевистской, меньшевистской, позицией Каменева и Зиновьева накануне и в период Октября, борьба с «левыми» коммунистами после победы пролетарской революции в период Бреста, сосредоточение огня «налево» против троцкизма в восстановительный период, затем превращение правого оппортунизма в главную опасность в эпоху социалистической реконструкции, далее «синтез» правых и левых в «право-левом» блоке и т. д. Тов. Сталин развивает далее ленинское учение о противоречивости процесса развития и последовательности проходимых ступеней, о противоречивых путях развития советского государства, национальных форм и интернационального содержания культуры и т. д.
Механисты чисто внешне поняли отрицание отрицания, восприняв его как гегелевскую «триаду», наполнив иным, механистическим содержанием: так т. Бухарин свёл отрицание отрицания к «нарушению равновесия» и затем к новому «восстановлению» этого равновесия, в зависимости от условий внешней среды.
Меньшевиствующие идеалисты подменили отрицание отрицания эклектическим синтезом, соединением кусочков старого: диалектический материализм, по Деборину, есть синтез диалектики Гегеля и материализма Фейербаха. С точки зрения правого оппортунизма вся переходная эпоха есть восстановление равновесия, нарушенного Октябрьской революцией; неудивительно, что всё развитие, по Бухарину, совершается в порядке плавной эволюции, без классовых противоречий, без надобности в укреплении диктатуры пролетариата. Троцкисты и «левые» оппортунисты совершали логические «прыжки» через необходимые стадии развития.
Ни правые, ни «левые» не поняли нового в строе социалистических производственных отношений, противоречивых путей его развития, роли старого в отношении к новому в развитии пролетарской революции.
IV. Сущность, явление, содержание, форма.
Нами выяснены в предыдущих главах основные законы материалистической диалектики. Однако ими отнюдь не исчерпывается материалистическая диалектика как наука. Необходимо выяснить, почему научное познание объективного мира состоит в познании закономерностей его развития; необходимо показать, как в законах особых форм движения и развития этого объективного мира раскрывается сущность явлений и процессов, происходящих в нем. В связи с этим мы должны остановиться на таких важных категориях диалектики, как явление и сущность.
Практика общественного человека, преобразующая мир, является той основой, на которой развивается наше познание внутренних связей явлений, не ограничиваясь их внешней видимостью.
Задача научного познания — проникнуть в глубь вещей, выявить их внутренние связи, скрытые их внешней, непосредственной видимостью, углубить этим путём, наше познание качества вещей, вскрыть за явлениями действительности их тождество и различие, обнаружить наиболее общее и важное в них — их основу, их сущность, необходимую закономерную связь явлений. Историческая практика общественного человека, практика материального производства и классовой борьбы порождает и закрепляет основные категории научного познания — сущность, закономерность, причинность и т. д.
Наиболее общее и основное понятие научного познания, указывающее на проникновение познания в глубь вещей, — это понятие их внутренней связи, их сущности, которой противопоставляются непосредственные явления.
Понятие внутренней связи, закономерности явлений, их сущности, скрытой за непосредственными явлениями, появляется уже на ранних ступенях истории человеческого мышления, но лишь постепенно получает своё материалистическое содержание. Уже животным, как отмечает Энгельс, свойственны зародыши абстракции (представление о роде) и анализа (разбивание орехов). Процесс труда, выделяющий человеческое общество из природы, приводит человека к господству над природой, к умению «постигать и правильно применять её законы», развивает в нём способность «предвидеть... и регулировать... последствия... обычных производительных процессов»[247]. Энгельс на примере учения о теплоте показывает, как медленно развивается познание внутренних связей и закономерностей, захватывая многие века и тысячелетия. Уже древнегреческие философы (элеаты) стремились найти сущность всех вещей. Понятие сущности приобретает метафизический характер в средние века (учение о неизменных «сущностях» вещей, «стихиях» и т. д.). Лишь вместе с успехами физики и химическим анализом укрепляется материалистический взгляд на сущность вещей. Кант, как мы уже видели, обратил сущность вещей в мир непознаваемых «вещей в себе», который у него оторван от мира явлений. Этот метафизический разрыв между сущностью и явлением вещей, проводимый философией Канта, подвергся самой жестокой критике со стороны Гегеля. Гегель преодолевает старое, метафизическое воззрение на сущность, как на что-то потустороннее, неизменное, неподвижное, принципиально отгороженное от мира видимых явлений. Гегель устанавливает относительный характер понятия «сущности», её тесную взаимозависимость с миром явлений, с внешне противоположной ей «видимостью»: внутренняя сущность вещей, — указывает Гегель, — обнаруживает себя только в явлениях. Отсюда вытекает важность изучения явлений для понимания самой сущности вещей.
Но понятие «сущности» получило у Гегеля чисто идеалистическое развитие: посредством логического развития сущность как бы конструирует свою «действительность». Подлинно глубокий, материалистический смысл понятие сущности получает только в материалистической диалектике, на основе исследования Марксом и Энгельсом сущности общественной жизни, в процессе развития классовой борьбы пролетариата. Маркс отнюдь не игнорирует «сущности», как это склонны делать некоторые вульгарные материалисты и ползучие эмпирики. «Если бы — говорит он, — форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишня»[248]. «Диалектика, — замечает Ленин, — требует всестороннего исследования данного общественного явления в его развитии и сведения внешнего, кажущегося к коренным движущим силам, к развитию производительных сил и к классовой борьбе»[249]. В то же время Ленин подчёркивает единство сущности и явления, их переход одного в другое. «Мы видим, — даёт материалистическую характеристику Ленин, — переход, перелив одного в другого: сущность является. Явление существенно. Мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, порядка к сущности второго порядка и т. д. без конца»[250].
У Маркса, Энгельса, Ленина мы имеем противопоставление внутренней связи вещей их непосредственной «видимости», и в то же время признание единства сущности и явления, внутреннего и внешнего. Сущность не вне явлений, она в них самих, хотя далеко не всегда эта сущность вещей выступает в явлениях целиком и непосредственно. Сущность явлений — это их отношение, их внутренняя связь, это — проникающая явления закономерность, целостное единство данной совокупности явлений. «Человеческая сущность, — критикует Маркс абстрактное воззрение Фейербаха, — не есть абстракт, присущий отдельному индивидууму. В своей действительности она есть совокупность общественных отношений»[251].
«Капитал» Маркса раскрывает перед нами всё огромное научное значение категории «сущности». Исследуя сущность капиталистического производства, Маркс начинает своё исследование с непосредственного бытия, с товара. Анализ товара как общественного отношения, анализ логический и исторический, проверяемый фактами и практикой, обнаруживает в товаре единство потребительной стоимости и стоимости, единство непосредственного явления и сущности; анализ вскрывает в различных товарах то их общее единство, благодаря которому различные товары представляются качественно одинаковыми, — стоимость, мерилом которой является общественно-необходимый труд. «Труд, — говорит Маркс, — есть то, в чём различные товары являются одинаковыми, их единство, их с ущность, внутренняя основа их стоимости»[252]. Различные вещи, — указывает он, — «должны рассматриваться как соответственные воплощения, выражения одного и того же общего единства, элемента, который совершенно отличен от их натурального существования или явления»[253]. Маркс прослеживает это единство сущности и явления на таких экономических категориях, как цена и стоимость, цена, спрос и предложение, как заработная плата и цена рабочей силы и т. д.
Такую же важную роль играет категория сущности у Маркса при анализе прибавочной стоимости. Анализируя прибавочную стоимость и распадение её на части, Маркс указывает, что она принимает особые формы, независимые друг от друга и регулируемые различными законами. Поэтому «их общее единство — прибавочная стоимость, — а потому и природа этого общего единства — становится всё более и более неузнаваемым, оно не выступает в явлении, а только должно быть открыто, как скрытая мистерия»[254].
Рассматривая превращение нормы прибавочной стоимости в норму прибыли, Маркс отмечает, что «Исходным пунктом исторически была норма прибыли. Прибавочная стоимость и норма прибавочной стоимости представляют, относительно, нечто невидимое, требующее раскрытия существенное, между тем как норма прибыли, а потому и такая форма прибавочной стоимости как прибыль обнаруживаются на поверхности явлений»[255]. «Прибыль есть форма проявления прибавочной стоимости, причём последнюю лишь посредством анализа удаётся вылупить из первой»[256].
Не меньшее значение имеет понятие сущности при марксистском анализе классовых производственных отношений. Так, например, ссылаясь на то обстоятельство, что в последней незаконченной главе «Капитала» Маркс говорит о «трёх больших общественных классах»[257] — землевладельцах, капиталистах и рабочих, — соответственно получающих ренту, прибыль и зарплату, некоторые авторы считают все эти три класса основными классами буржуазного общества, неразрывно связанными с капиталистическим способом производства. Разумеется, землевладельцы играют весьма важную роль в развитии капитализма: как указывает Маркс, крупные земельные собственники выступают как олицетворение одного из существеннейших условий производства, земли; кроме того, образование крупной земельной собственности является исторической предпосылкой капитализма, нуждающегося в экспроприации условий труда у мелких землевладельцев и в образовании класса наёмных рабочих. И тем не менее класс крупных землевладельцев мы должны рассматривать как явление производное, не вытекающее из сущности капиталистического способа производства. «Капиталист и наёмный рабочий — единственные деятели и факторы производства, отношение и противопоставление друг другу которых вытекает из сущности капиталистического способа производства»[258]. Капитализм возможен и при том условии, если земля принадлежит, скажем, капиталистическому государству, лишь бы только она не принадлежала рабочему классу. Поэтому Маркс считает «основанное на сущности капиталистического способа производства — и в отличие от феодального, античного и т. д. — сведение классов, непосредственно участвующих в производстве... к капиталистам и наёмным рабочим, с исключением землевладельца, который приходит только postfactum благодаря отношениям собственности на силы природы, не выросшим из капиталистического способа производства, а унаследованным»... «адекватным теоретическим выражением капиталистического способа производства»[259]. Исходя из этой сущности капитализма, мы, однако, необходимо должны прийти к рассмотрению и той важной роли, которую в конкретно-исторических условиях развития капитализма, в капиталистической действительности играет класс землевладельцев, как третий большой класс буржуазного общества.
