Глава 7 размышления о практике психоанализа

Заголовок этой главы[1] может заронить сомнение в душу читателя. От чьего имени ведется обсуждение? Ссылаемся ли мы на Биона и его собственный подход, применявшийся им в психоаналитической практике? Или мы хотим представить наши собственные выводы и понимание идей Биона в их приложении к области клинического психоанализа?

По всей вероятности - и то и другое. В развитии предлагаемых далее концепций мы можем показать конечный продукт - Т(авторов этой книги)-бета - процесса преобразования, осуществленного на основании изучения книг, слушания лекций, участия в семинарах и супервизиях, а также на основании диалога с Бионом при обсуждении некоторых специальных вопросов.

Мы хотим начать с указания на одно наиболее, на наш взгляд, важное отношение в его подходе к проблеме. Его убеждение в том, что анализ - это динамичный и живой взаимообмен между двумя людьми, слушающими и обращающимися друг к другу особым образом, а не только интеллектуальная и сложная адаптация "психоаналитика" и "пациента"; он придает первостепенное значение клиническому опыту переживания. Бион считает, что стереотипы, фантазии терапевта о всемогуществе, и эта тенденция цепляться за знание, априори являющееся теоретическим, являются основной реакцией терапевта при встрече с чем-то новым и неизвестным, что возникает на каждой аналитической сессии.

Согласно Биону, эволюция и развитие психоаналитической практики могут сдерживаться из-за недостатка или отсутствия четко проработанных элементов, составляющих психоанализ. В каждый момент клинического опыта эти элементы объединяются особым образом и придают ту специфику, которая характеризует каждое клиническое проявление, делая его отличным от любого другого.

Представляя эти факторы, мы хотим подчеркнуть два важных аспекта: на первом месте стоит идея о том, что эти элементы могут объединяться так, что в равной мере представляют все психоаналитические ситуации и все аналитические теории; во-вторых, в психоаналитическом опыте есть возможность обнаружить, наблюдать и распознать значимые элементы по их вторичным свойствам (в том смысле, который придавал этому понятию Кант).

Здесь мы встречаемся с Бионом как с аналитиком в самой своей сути, стимулирующим нас к тому, чтобы мы подходили к клиническим явлениям анализа и оставались наблюдателями в полной мере; этому можно способствовать, используя такие особые ресурсы, с которыми возможно избежать влияния, мешающие наблюдению, как мы увидим дальше. Это также создает основу для теории наблюдения в психоаналитической практике, в которой также могут быть выделены и элементы психоанализа.

С другой стороны, Бион ставит нас лицом к лицу с трансцендентальной проблемой, когда спрашивает о том, на что опирается эмоциональный опыт переживания данной аналитической сессии? Другими словами, каковы составные элементы, определяющие психоаналитическую специфику подобного опыта? Он особенно выделяет среди эмоциональных свойств ту атмосферу лишения, изолированности и одиночества, в которой должны находиться оба участника. Лишение является неизбежным результатом сопротивления аналитика любым импульсам, направленным на удовлетворение желаний пациента или своих собственных, а также результатом сопротивления пациента стремлению действовать. Оба, и аналитик и пациент, испытывают чувство изолированности, поскольку ответственность за некоторые вещи не может быть разделена или делегирована другому, например, ответственность за последствия, к которым может привести пациента анализ, а также за принятое аналитиком решение взять пациента в анализ. Решение интерпретировать и все вытекающие отсюда последствия не может быть ни с кем разделено и никому делегировано. Одиночество возникает тогда, когда в работе с рассматриваемым объектом - психической реальностью пациента - пациент ощущает себя покинутым, поскольку озабочен удовлетворением своих наиболее примитивных физических и эмоциональных потребностей. Аналитик переживает одиночество точно также, как если бы он был "отрезан от источника или основы, от которых зависит его существование"; это означает, что его чувства являются частью тех внешних и внутренних объектов, которые составляют его основные связи, действия и потребности. Это болезненное чувство связано с интроспекцией. (См. Приложение § 8.)

Особенность аналитической сессии заключается также в том, что весь материал аналитик приписывает ситуации переноса. Перенос можно обнаружить во всех тех аспектах поведения пациента, которые свидетельствуют о том, что он знает о наличии объекта, который не есть он сам. Этим объектом может быть личность аналитика, его приветствие или отсутствие приветствия, что-либо из мебели или отношение к погоде.

Бион отмечает, что анализ должен развиваться таким образом, чтобы создавать условия, позволяющие аналитику воспринимать посредством "предчувствий" близкие содержания до-представлений. Он подчеркивает важность того, чтобы аналитик был способен предсказывать (интуитивно чувствовать) эмоцию до того, как она станет "болезненно очевидной" для анализанта. В этом случае элементом, который должен быть исследован, является предшественник эмоции. Одной из целей психоаналитической интуиции является избегание ненужной боли.

Тем не менее, прежде чем продолжить мы должны установить здесь важное различие. Мы упомянули о ненужной боли с тем, чтобы отличить ее от той, что неизбежно должна возникать в любом анализе. Аналитическая терапия создает для анализанта условия, необходимые для получения знания о самом себе. Но попытка узнать подразумевает переживание боли, которая внутренне присуща процессу познания. В любом случае личность индивидуума не может обойти боль. Если аналитик не сможет обнаружить эту боль, он не сможет ее модифицировать, и потерпит неудачу в выполнении одной из своих основных функций. Прогресс в анализе неотделим от необходимости терпеть боль, сопровождающую психическое развитие. Как и в медицине, исчезновение возможности для боли будет бедствием. Пациент может стремиться избежать боль прежде ее модифицирования, но чрезмерное уклонение подвергает опасности его контакт с реальностью.

В отличие от ситуации в медицинской практике, где болезнь может быть распознана исключительно одним лишь врачом, в психоанализе такое распознание должно осуществляться двумя людьми: аналитиком и пациентом. Чтобы выполнить свою функцию, врач во многом полагается на свое чувственное восприятие, пытаясь увидеть, услышать и нащупать. С другой стороны, аналитик с самого начала не полагается на свой чувственный опыт; тревога, например, которую он должен обнаружить, не имеет ни формы, ни цвета, ни звука и запаха, и аналитик будет полагаться в той же мере на свою интуицию, как и на наблюдения, которые могут быть зарегистрированы посредством органов чувств.

Психоанализ должен рассматриваться как условие объединения в устойчивую связь, даже несмотря на то, что трудно кратко говорить о составных частях этой устойчивой связи. Психоаналитическая ситуация стимулирует базовые и примитивные чувства как у анализанта, так и у аналитика. Вот почему такие эмоции как любовь, ненависть и страх могут стать тонким местом там, где они могут стать невыносимыми для аналитической пары. Такова плата за преобразование деятельности около психоаналитической в другую, которая является психоанализом. Бион отмечает, что критиковать задачу психоанализа как "ненаучную" было бы столь же абсурдно, как критиковать ее за то, что она является "нерелигиозной" или "не-искусством" (см. Приложение § 9). В любом случае, единственно полезной была бы критическая фраза: "это не психоанализ".

С другой стороны, Бион придерживается мнения, что сфера личности настолько громадна, что не может быть полностью исследована. Поэтому нельзя говорить о "завершенности" анализа. Вне зависимости от того, сколь долго длится психоаналитическая терапия, она всегда представляет собой начало исследования, которое стимулирует развитие исследуемой области: познание психической реальности. Когда человек завершает свой анализ, он знает о себе больше, чем это было в начале, но если мы рассмотрим отношение между тем, что он знает о самом себе и его психической реальностью, которая также развилась в течение психоаналитического процесса, то относительная доля его знания окажется скорее всего меньше. Поэтому Бион рекомендует нам не тратить время на то, что уже было открыто, а фокусировать свое внимание на том, что еще предстоит узнать.

С точки зрения Биона, психоаналитическая терапия состоит из задач, в которых имеет место конфронтация взрослого и инфантильного аспектов пациента. Интересно узнать не только внутренний мир пациента и его патологию, но также и реальные внешние события, в которых он принимает участие.

Всегда полезно давать пациенту говорить о внешнем событии, которое явно или тайно беспокоит его, чтобы избежать риска отрицания важности внешней реальности, а также тревог и депрессии с этим связанных. Таким способом можно получить больше информации. Внешнее событие используется для того, чтобы направить внимание на бессознательные элементы, которые эти переживания делают болезненными. Внешнее событие проливает свет на невроз и в то же время им освещается: обоюдное взаимодействие.

Даже несмотря на то, что практика психоанализа в основном стремится исследовать бессознательное анализанта, она развивается на основе сознательного участия обоих членов аналитической пары. Полезно не упускать тот факт, что у невротического пациента элементы сознания являются столь же значимыми, что и элементы бессознательного. Оба должны быть связаны, выделены и рассмотрены с их реальными значениями в контексте аналитического процесса с тем, чтобы обеспечить объемное видение.

С другой стороны, психотический пациент осознает вещи, которые менее нарушенный пациент вытеснил бы. В этом случае цель анализа может состоять в том, чтобы помочь пациенту сформировать "контактный барьер", который позволит ему отделить свое сознание от бессознательных переживаний, а значит - спать, вытеснять, забывать и т.д.

Важное значение, которое Бион придавал сотрудничеству и участию пациента, видно в некоторых его замечаниях, касающихся первичного интервью. Если, например, пациент говорит: "Так, я пришел, потому что мой отец или моя мать сказали мне, что бы я... или потому, что моя жена сказала мне, что я должен пройти терапию", можно спросить: "Но все ли Вы делаете из того, что говорит Вам Ваша жена? Всегда ли Вы слушаетесь своих родителей? И если нет, то почему в данном случае это является исключением?" Полезно будет обратить внимание на тип реакции пациента, поскольку если он отрицает ответственность с самого начала, это будет не самым лучшим отправным пунктом для анализа.

Степень сознавания болезни может быть также оценена при рассмотрении вопроса оплаты и того, что это значит для пациента помимо формального аспекта. Так, например, он может сказать:" Меня это не волнует", отрицая всякое значение проблемы, или: "Прошу прощения, но у меня нет времени", или "У меня нет денег, чтобы платить такой гонорар", какой бы величины он ни был. То, что пациент имеет в виду, состоит в следующем: он может позволить себе невроз, но он, как и его окружение, не собирается платить огромную цену за "роскошь" иметь его. С другой стороны, другие индивидуумы достигли такой точки, в которой чувствуют, что их психическое состояние не выгодно, а обременительно для них - и ищут помощи в анализе.

Бион не исключает возможности интерпретации на первом интервью с тем, чтобы дать пациенту возможность узнать, что за человек аналитик, и какому виду терапии он будет подвержен.

В каждом случае важна оценка способности пациента устанавливать отношение и способности аналитика выносить этого пациента.

 

После начала психоаналитической терапии предполагается, что интерпретации подлинно отражают происходящее в динамической области взаимоотношений между двумя людьми. Чем более они целеустремленны, тем быстрее пациент станет уникальной и особенной личностью. Психоаналитические интерпретации могут рассматриваться в качестве моделей аналитика относительно имеющихся у пациента теорий, касающихся аналитика и психоанализа.

Полезно формулировать интерпретации таким образом, чтобы не закрывать дискуссию или рассматриваемый вопрос, то есть не насыщать (saturate) возможность развития. Особенно хорошо эта цель будет достигаться, когда интерпретации "бросаются легко, не сильно" так, чтобы пациент мог стерпеть страдание, вызванное переживанием инсайта при встрече с пугавшими или отвергнутыми ситуациями. К интерпретациям можно применить придуманный Уолполом понятие "спокойное окунание" (serendipity). Открытие такого рода возникает, когда натыкаешься на наброшенные друг на друга вещи. Это дает возможность понять и узнать их, до сих пор отсутствовавших.

Ассоциации пациента и интерпретации аналитика являются невыразимыми (ineffable). Аналитическая сессия является таким видом опыта переживания, который могут разделить между собой лишь анализант и его аналитик, и суть его не может быть передана кому-либо третьему. Именно поэтому обсуждение записи сессии, сделана ли она для супервизора или для научной статьи, неизбежно будет несовершенным. Природа отношений в аналитической паре такова, что невозможно, сказав о психическом событии одного, понять его, не сославшись на психическое состояние другого.

В ходе аналитической сессии всегда будут возникать новые ситуации. Если что-то после того, как оно было проинтерпретировано, появилось вновь, то теперь оно будет в новом контексте отличном от того, что был раньше. Пациент может, например, говорить о "некоторой депрессии" или о "некоторой фобии" с тем, чтобы избежать причиняющую боль реализацию чего-то нового и неизвестного в своей психической реальности.

Необходимо оставаться бдительными к появлению новых аспектов в материале с тем, чтобы сессия не прошла в пустую, так как это наша единственная возможность быть с пациентом. Пятьдесят минут сессии имеют слишком большое значение, чтобы тратить их на повторение того, что уже известно.

Полезно также терпеть неуверенность и тревогу, связанные с отсутствием знания, с отсутствием связности в материале и отсутствием его понимания, до тех пор, пока не будет найден способ рассматривать его как связный, - пока не будут открыты новые связи между его элементами. Применяя понятия Мелани Кляйн можно сказать, что это будет означать переход от "параноидно-шизоидной позиции" к "депрессивной". Однако Бион предпочитает использовать эти термины применительно к тому, что происходит с анализантом. Говоря об аналитике, он использует понятие пациент для указания на такое психическое состояние, которое соответствует параноидно-шизоидной позиции (поскольку он должен терпеть фрустрацию и страдание и быть "пациентом" при конфронтировании "рассыпанных фактов" и при этом не испытывать чувства, что его преследуют); он предлагает термин безопасность для обозначения психического состояния, которое переживается после открытия "избранного факта" - состояния, в котором меньше тревоги и нет опасности. После прохождения этих двух эмоциональных фаз, интерпретации рассматриваются Бионом в качестве единственного индикатора адекватной аналитической работы.

Для Биона психоаналитические интерпретации являются результатом серии преобразований, вытекающих из исходного опыта переживания между аналитиком и пациентом, и обнаруживают инварианты этого опыта.

Психоаналитический опыт переживания подразумевает наряду с познанием самого себя также и пребывание самим собой. Интерпретации, которые осуществляют переход от "знания о" психической реальности (преобразования в К) к тому, чтобы "стать" каждой из эмоций, являющейся частью психической реальности (преобразование в О), пугают и вызывают сопротивление. Для Биона, этот переход от К к О (от знания О к тому, чтобы быть О) имеет фундаментальное значение для психического развития.

Стать О - значит принять ответственность за собственные чувства, какими бы по сути они ни были (ответственность за чувства убийцы, чувства "безумца", инцестуозные чувства, чувства гения и пр.). При преобразовании в К возникает угроза преобразования в О, возникает страх "психологического перемешивания", страх катастрофического изменения. Сопротивление изменению от К к О освобождает от страха причиняющего боль страдания, связанного с инсайтом.

Другой причиной сопротивления преобразованию становления О является то, что заменяет принятие ответственности за представление (репрезентацию) пугающего чувства, - аналитик реально боится, что станет тем, чего он боится больше всего: "сумасшедшим", "убийцей", "совершающим инцест", "гением" и т.д. Эти страхи включают в себя опасность мегаломании.

Аналитик сможет (до определенной степени) предвидеть, что определенная интерпретация способна достичь цели в становлении О, по той трудности и собственным сомнениям при ее формулировании из-за сильного сопротивления, которое, как он ожидает, она спровоцирует у анализанта.

Нам бы хотелось теперь разобрать некоторые концептуальные проблемы, поднятые Бионом, которые тесно связаны с практикой психоанализа.

Говоря о событиях психоаналитического опыта переживания, Бион использует символ О для указания на психическую реальность. Как мы уже отмечали (см. Главу 4), О невозможно знать, но им можно "стать". Оно тогда только может достичь область К, если было преобразовано в опыте переживания. Только после этого оно может быть формально представлено в терминах чувственных элементов опыта. До этого момента его существование является феноменологическим предположением.

Бион придает особое значение формальным представлениям аналитических событий, имевших место в ходе анализа, которые отличаются от событий, представленных вне сессии. Если эти формулировки приводят вместо преобразования в К к преобразованию в О, то их терапевтическое значение оказывается даже большим (см. Главу 4). Аналитик, благодаря анализу, которому он подвергся при обучении, лучше подготовлен к тому, чтобы устранять препятствия, которые он встретит, участвуя в аналитическом опыте переживания. Но другой арсенал схем, мнений и принятых договоренностей, который может соединяться с сознательными или бессознательными атаками пациентом способности аналитика устанавливать связь аналитически, может подвергнуть опасности достигнутую им прежде в своем собственном анализе эффективность и свободу.

Аналитик будет пытаться направлять свое внимание на О, неизвестное и непознаваемое, придерживаясь при этом психоаналитической точки зрения или позиции. Как только он сможет "быть О ", он окажется в положения знания событий, являющихся развитием О. Интерпретация сама по себе может быть истинным событием в развитии О, общим как для аналитика, так и для анализанта. Оба будут зависеть не только от своих чувств, но также и от психических качеств, которые могут быть восприняты посредством интуиции - как отмечал Фрейд - посредством того психического эквивалента органов чувств, который он называет "органом осознания".

Невозможно установить правила для того момента, когда эмоциональный опыт созревает для интерпретации, поскольку в аналитическом эмоциональном опыте присутствует компонент невыразимости. Однако, возможно предложить правила, - и Бион пытается это делать, - помогающие аналитику достичь такого психического состояния, которое позволит ему воспринять О аналитического опыта.

Бион полагает, что аналитик должен научиться работать без "памяти, желаний или понимания". Бион ставит условием позитивный акт, позволяющий ограничить действие памяти и желаний и обеспечить психическое состояние, которое является не столько забыванием, сколько тем, что он обозначает термином вера. Это дает ему возможность подступиться к психической реальности, которую нельзя познать, но которой можно "быть". Этот научный "акт веры" совершенно отличен от религиозного значения этой фразы при общераспространенном ее использовании; он бессознателен и неизвестен даже в своей основе.

Во многих своих статьях Бион использует термин вера, акт веры и тайна для указания на психическую активность, которая действует во внечувственном измерении.

Он предлагает посмотреть, что происходит, например, с явлениями тревоги. Никто не сомневается в ее существовании или ее реальности. И тем не менее мы указываем на нечто, что не имеет чувственного эквивалента; оно не имеет формы, цвета, запаха; оно недоступно для органов чувств. Чтобы быть истинным, наше познание тревоги должно опираться на что-то отличное от чувственно воспринимаемого опыта. Оно связано скорее с развивающейся в аналитической практике способностью, позволяющей нам обнаруживать, например, что за своей враждебностью пациент скрывает тревогу.

Тем нечто, отличающимся от чувственно воспринимаемого опыта и чрезвычайно важным для работы аналитика, является интуиция. Она основывается на опыте переживания, который не имеет чувственного происхождения, даже несмотря на то, что может быть иногда выражен понятиями, происходящими из языка чувств. Например, говорят: "Я вижу", имея в виду: "Я интуитивно чувствую".[2] Интуиция заключается в особой способности воспринимать эмоциональные состояния и является частью психоаналитической функции личности.[3] Когда в ходе психоаналитического процесса у анализанта и аналитика наблюдается развитие этой функции, Бион полагает, что имеет место "эволюция" анализа. Для Биона, "эволюция" может быть внешне сходна с памятью, но будучи переживаема она не может быть с нею спутана. Термин память указывает на тот опыт переживания, который преимущественно связан с чувственными впечатлениями. Воспоминания являются фрагментированными и должны выискиваться. С другой стороны, похожее на сон воспоминание или "эволюцию" можно сравнить с содержанием сновидений и отнести к психической реальности. Общим со сновидениями у нее является "качество быть полностью представленной или необъяснимо и вдруг исчезать". Эволюция подразумевает способность соединяться, посредством внезапного озарения (интуиции), с сериями несвязных и, по-видимому, не имеющих друг к другу отношения явлений, которые таким образом приобретают связанность и смысл, которого им не хватало.

Целью психоаналитической терапии является психическое развитие. Это та психоаналитическая позиция, с которой Бион подходит к психоаналитической практике. В отличие от него пациент может рассматривать психоанализ с различных позиций: как средство от психотической тревоги; как место, где можно укрыться от своей психопатологи, вместо того, чтобы сталкивать лицом к лицу свою ответственность и реальность; как поиск совета и указаний в разрешении его повседневных трудностей и т.д. Тем не менее, пациент приходит в анализ с желанием "вылечиться". Бион проводит различие между позицией психоаналитической практики и целью "излечения", как оно понимается в медицине, с сопровождающими его облегчением боли, подавлением болезни и пр. Лечение, основанное на чувственно воспринимаемом, а также "желание лечить и быть излеченным", вмешивается в возможность эволюции в анализе.

Предположение Биона о ненужности памяти и желаний может вызвать у читателя недоумение и озадачить. Это приводит к неверному пониманию, которое искажает истинный смысл. В предположении подразумевается скорее внутреннее отношение, нежели реальное изменение аналитической техники работы с пациентом. Бион, в частности, хочет поддержать такое качество функционирования в роли аналитика ("эволюции"), которое будет способствовать использованию его интуиции в полной мере. Именно в этом смысле он понимает преимущество "искусственного ослепления себя" ради лучшей работы. За основу он берет состояние, описанное Фрейдом в письме Луи Андреас Саломе,[4] в котором говорится следующее: "Я знаю, я умышленно ослепляю себя в моей работе с целью сконцентрировать весь свет только на темном течении". Бион понимает это так, что для аналитика лучше не находиться под влиянием своего прежнего знания или своего прежнего мнения, тем самым избегая искажения своей оценки того, что происходит на аналитической сессии "здесь и сейчас".

Когда аналитик (активно) пытается вспомнить, что сказал ему пациент на прошлой сессии (воспоминание), или думает о том, что пациент будет делать в конце сессии, или на следующей неделе, или о своем желании, чтобы пациент продвинулся и "излечился" (желание), он уменьшает возможность наблюдения и восприятия новых фактов, которые в данный момент развиваются на сессии.

Бион, конечно, не хочет создать ошибочное впечатление, что считает лучшим для аналитика изувечить свою личность, подавив свою память и желания. Он понимает, что необходимо сохранять способность вспоминать события и прошлые переживания, а также надеяться и строить планы на будущее. Но он думает, что аналитик в достаточной мере подготовлен, чтобы сохранять свою способность временно освобождать себя от "памяти" и "желаний", всякий раз, как они возникают и искажают психические явления, которые вредят аналитической сессии. (См. Приложение § 10.)

Существует общая тенденция избегать новые, непонятные и бессвязные ситуации в силу того, что они вызывают тревогу и наказание. Это происходит не только с пациентом, но также и с аналитиком. По этой причине оба они бессознательно сговариваются работать только с тем, что уже известно и потому проще для понимания.

Бион советует аналитику смотреть на пациента так, "как будто он видится с ним в первый раз", как на "нового пациента". Чтобы наблюдение было эффективным в полной мере, а "эволюция" или интуиция могли развиваться, это подразумевает способность погружаться в переживание каждой сессии в свободном, беспристрастном душевном состоянии.

Примечания

[1] Мы должны включить в эту главу некоторые из понятий, имеющих отношение к психоаналитической технике, которые были разработанны Бионом в его лекциях для Аргентинской психоаналитической ассоциации во время пребывания в Буэнос-Айресе в июле 1968 года.

[2] Метафорическое значение фразы "я вижу" не существует, когда ее использует психотический пациент. Вместо "я вижу", что значит "я понимаю", она может означать, что интерпретация была воспринята пациентом в зрительной или галлюцинаторной форме, и что она не была им понята.

[3] Термин мечтание указывает на импортирующую функцию матери при ее эмоциональном контакте с маленьким ребенком и указывает в основном на недоступные органам чувств элементы; эта функция может быть распространена и на описание аналитика, который воспринимает проективные идентификации пациента и идет на установление контакта, используя свою интуицию, а также чувственные элементы психической реальности пациента.

[4] Sigmund Freud and Lou Andreas Salome, Correspondence // подготовлено Эрнстом Пфейфером.