II. Методология и правдоподобные

КОНКУРЕНТНЫЕ ГИПОТЕЗЫ

 

Множество правдоподобных конкурентных гипотез, ставящих под сомнение валидность теории, постав­ляется другими хорошо разработанными теориями. Они нас здесь не интересуют. Другие правдоподобные конкурентные гипотезы возникают в связи с аппаратом конкретного экспериментального исследования. Эти последние и становятся объектом «методологии». Такие гипотезы часто весьма специфичны, не разработаны и не увязаны с теориями широкого мас­штаба. Тем не менее, они представляют собой гипоте­тические эмпирические законы, связывающие между собой две или большее число переменных. В той мере, в какой они становятся методологически существен­ными, это хорошо установленные и, таким образом, правдоподобные эмпирические закономерности. В этом скорее, чем в логической необходимости, кроется источ-

 

197

 

ник их авторитетности. Нельзя отрицать, что в каком-то смысле они еще и логичны (Petri [71]). Сущест­вует, однако, столь бесчисленное множество факторов, контроль за которыми представляет логическую необхо­димость, что их полный охват был бы немыслимым делом. С логической точки зрения заштрихованная область беспредельна. И только на практическом уровне мы подходим к ее опустошению.

Этот эмпирический статус методологических требо­ваний представляется мне важным моментом, о кото­ром упоминают незаслуженно редко. Мы слишком часто принимаем научный метод так, как будто он получен из логики, априорно по отношению к науке и помимо нее. В одной из ранних своих работ, защищая экспери­ментальные планы, не предусматривающие предвари­тельного тестирования (Сampbell [19]), я писал, как если бы это было логически очевидным, что, если экспериментируют только с популяциями, прошедшими предварительное тестирование, нет никаких оснований для обобщений в отношении популяций, не прошедших такового. Теперь мне представляется, что акценты были расставлены неверно. Источник авторитетности следо­вало искать не в логике, а в эмпирическом прав­доподобии, в вероятном законоподобном характере предварительно выявленных взаимодействий. Следуя одной только логике, было бы одинаково нелогично пытаться распространять сделанные выводы на другие группы людей, другие периоды времени в прошлом и будущем или другие условия, чем-то отличающиеся от тех, которые исследовались в исходном эксперименте. Среди всей обширной массы логических ограничений именно это оказалось особенно убедительным в силу своей эмпирической привлекательности. Гипотетические законы, связанные с этим обстоятельством, как это по­казал Лана [см. 83], теперь уже совсем не кажутся та­кими правдоподобными, какими они казались ранее, и в результате мы, без сомнения, увидим, что эксперимен­тальным планам, которые обходятся без предваритель­ного тестирования, будет уделяться меньшее внимание либо будут использоваться иные основания. Более того, когда налицо эффекты взаимодействия, они вы­ступают как нарушающие факторы, приводящие к не­дооценке другого проверяемого в исследовании за-

 

198

 

кона. Они не относятся к явлениям сенсибилизации, которые были бы способны порождать псевдоэффекты, крайне нетипичные для естественных ситуаций.

В данном случае «правдоподобие» конкурентной гипотезы, как это утверждалось мной ранее, основы­валось частично на апелляции к обыденному знанию о психологических процессах. Однако в моей публика­ции было одно положение, которое представляется теперь ошибочным и которое могло рассматриваться как убедительное. Если я воспроизведу его здесь, то это кое-что добавит к ряду тщательно отобранных Ланой эмпирических результатов. Я сообщал о том, что в исследовании «Организация Объединенных Наций в поле зрения Цинциннати» осведомленность о чрез­вычайно интенсивных воздействиях с помощью средств массовой коммуникации или влияние их были обнару­жены лишь на одной панельной выборке, прошедшей предварительное обследование. Исследование состояло из двух частей. В основном сравнивались две отдель­ные, но уравненные в случайном порядке выборки по 1000 человек каждая, взятые одна до, а другая после кампании, и в результате никаких существенных разли­чий обнаружено не было. Эти результаты и были опубликованы в упомянутой мной статье. Из устного сообщения одного из авторов этой статьи мне стало известно о вспомогательном исследовании, проведенном по заказу Бюро прикладных социальных исследований округа Колумбия. Оно заключалось в повторном интер­вьюировании выборки, проходившей предварительное тестирование. Из упомянутого устного сообщения я узнал (или полагал, что узнал) итоги этого все еще не опубликованного исследования и сообщил о них в своей работе. Они казались как нельзя более уместной иллюстрацией, именно тем, что было необходимо для формулировки моего положения. Спустя несколько лет Клер Зеллтиц, редактируя «Методы исследования в сфере социальных отношений» (Selltiz, Jahoda, Deutsch, Сook [88]), приложила немало усилий, чтобы уточнить это сообщение, но так и не достигла успеха и поэтому упомянула о повторном обследовании как о гипотети­ческой возможности. В конце концов нашелся дубликат отчета, принадлежащий Глоку [46], в котором были представлены совсем иные результаты: между выбор-

 

199

 

кой, прошедшей предварительное тестирование, и выборкой. не прошедшей такого тестирования, последую­щее тестирование не обнаружило не только никаких значимых различий, но и никаких тенденций в направ­лении сенсибилизации или усиления влияний коммуни­кации. Эти факты приводились в более поздней публи­кации (Campbell, Stanley [26]) ¹, но излагались в ней не столь подробно, как это было сделано здесь. Этот случай иллюстрирует, я полагаю, зависимость аргумен­тации от предполагаемых законов, от гипотетических эмпирических закономерностей и, таким образом, соот­ветствие эмпирического факта установлению некоего «необходимого» научного контроля. Одно важное след­ствие из этой аргументации состоит в том, что у нас вызывают беспокойство не вообще неудачные попытки контроля, а лишь те из них, которые допускают дей­ствительно правдоподобные конкурентные гипотезы, закономерности, сопоставимые — или даже превосхо­дящие их — по степени научной доказанности с зако­нами, для проверки которых был спланирован наш эксперимент.

Таким образом, наши нынешние стандарты экспери­ментальных планов представляют собой научное дости­жение, эмпирический продукт, а не дарованную логи­кой милость. Они представляют, как правило, верифи­цированные гипотетические законы — как сказал бы философ, условные, дескриптивные, синтетические и вследствие этого доступые коррекции «истины», а не истины логические или аналитические. Мы, психологи, считаем, что «контрольная группа» — это условие, не­обходимость которого является аксиомой. Не так уж часто обращают внимание на то, что она, равно как и ее аналоги, фактически никогда не фигурировала в фи­зике, химии и физиологии XIX в., из которых мы заимствуем наши методологические модели. По свиде­тельству Боринга [8], она была изобретена не ранее 1907 г. для проверки одной правдоподобной кон­курентной гипотезы, вполне психологической по своему характеру, а именно: предварительные тестирования должны вызывать улучшение результатов даже в от­сутствие экспериментальных воздействий (то есть то,

_____________________________________________________________________________

^{1 См. перевод этой работы в данной книге (с. 34-—191).}

 

200

 

что мы могли бы обозначить как одно из основных последствий тестирования в отличие от последствий взаимодействия при тестировании, которые описаны выше). Если бы не регулярные подтверждения того факта, что такого рода последствия имеют место на практике, не было бы причин вводить контрольную группу. В экспериментальной психологии дело вряд ли обстоит таким образом, но, как отмечает Лана, оно может принимать подобный оборот в исследованиях процесса убеждения. Наш типичный синхронный план эксперимента с предварительным и последующим тес­тированием и контрольной группой предполагает также контроль и других конкурентных гипотетических объяс­нений изменений (Campbell [19]). Но для психолога-экспериментатора, изучающего запоминание бессмыс­ленных слогов, ни одно из них не может служить доста­точно правдоподобным объяснением улучшений в рабо­те памяти, так что он обычно обходится без них. Даже в случае самого примитивного плана (эксперимент на одной группе с предшествующим и последующим тести­рованием) не было бы никакой нужды в предваритель­ном тестировании, если бы не эмпирические факты, согласно которым значения корреляций между первым и повторным тестированиями больше нуля и индивиды не тождественны друг другу.

Кроме обычной контрольной группы, имеются дру­гие контрольные группы, формирование которых обу­словлено нуждами исследования и для которых эмпи­рическое обоснование более очевидно. Так, при иссле­дованиях изменений, наступающих в результате удаления участков коры, использование контрольной группы, которая подвергается ложной операции, обусловлено эмпирическим фактом хирургического шока. По мере накопления данных, проливающих свет на природу хирургического шока, ссылки на него начинают рассматриваться как крайне неправдоподоб­ное объяснение многих явлений, имеющих место после удаления участков коры и электростимулирования мозга. Использование контрольной группы, получающей плацебо, отражает хорошо установленный закон, касающийся терапевтического эффекта, возникающего при наличии у пациента уверенности, что он подвер­гается лечебному воздействию [83]. Когда фармацевти-

 

201

 

ческое исследование оценивается в связи со столь обоб­щенной переменной, как «болезнь — здоровье», без этой меры пока не обойтись. Когда же речь идет о более специфических эффектах, в ней часто нет особой необ­ходимости.

В привлечении контрольной группы, получающей плацебо, о чем не знает («двойной слепой эксперимент») тот, кто его вводит, проявляется эмпирический закон, отражающий влияние на результаты эксперимента, оказываемое верой экспериментатора в целебные свой­ства прописываемого лекарства. Этот пример уводит нас в область фактов, столь хорошо представленных Розенталем [82].

Вклад, который вносят авторы работ об артефактах в исследованиях поведения в науку о психологическом методе, состоит главным образом в установлении необ­ходимости в новых контрольных группах. Орн ввел конт­рольные группы с варьированием требований [см. 83]. Розенталь вводит двукратное воздействие с варьи­руемым уровнем ожидания — повышенным и пони­женным. Розенберг говорит о контрольных группах с боязнью оценки и рекомендует проводить экспе­римент таким образом, чтобы скрыть от испытуемых связь между воздействием и последующей проверкой. Мак-Гайр и Розенталь приводят аргументы в пользу того, что опасности, угрожающие валидности, возни­кают закономерно, показывая, каким образом такого рода переменные, поначалу порождающие методи­ческие проблемы контроля, могут привести к пробле­мам, оказывающимся центральными.

 

III. ТИПОЛОГИЯ АРТЕФАКТОВ, ПОГРЕШНОСТЕЙ,

УГРОЗ ВАЛИДНОМУ ВЫВОДУ

 

Хотя угрозы валидному выводу, или артефакты, могут быть обязаны своим происхождением любому аспекту экспериментального процесса и хотя полная типология их невозможна, полезно, быть может, на­метить некоторые типы артефактов, появляющихся с известной периодичностью.