Право как классовый порядок

Заметную роль в процессе зарождения и становления совет­ской теории права сыграл П.И. Стучка.

Основными началами нового, революционно-марксистского правопонимания Стучка считал: 1) классовый характер всякого права; 2) революционно-диалектический метод (вместо формаль­ной юридической логики); 3) материальные общественные отноше­ния как базис для объяснения и понимания правовой надстройки. Особенность советского права, согласно Стучке, заключается в его классовом характере, в том, что это "советское право", "право пе­реходного периода" есть "пролетарское право"².

Термин "пролетарское право" появляется впервые в 1918 г. (в официальных документах, в работах П.И. Стучки, MJO. Козловского, Н.В. Крыленко)³. Так, М.Ю. Козловский писал: "Переходный строй от капитализма к социализму, переживаемый впервые на земном шаре после Октябрьской революции в России, творит в процессе социалистической революции особое, невиданное нигде право, пра­во не в подлинном его смысле (системы угнетения большинства меньшинством), а право пролетарское, которое все же право, в смыс­ле средства подавления сопротивления меньшинства трудящимися классами"⁴.

Здесь, как видим, новое, "пролетарское право" понимается как "средство подавления". Логика доказательства наличия "пролетар­ского права" здесь такова: всякое право — классовое право, сред­ство классового угнетения и подавления (до пролетарской революции меньшинством большинства, после пролетарской революции — боль­шинством меньшинства), пролетариат после революции и установ-

¹ Курский Д.Я. Избранные статьи и речи. М., 1948. С. 193—194.

² Стучка П.И. Мой путь и мои ошибки // Советское государство и революция права, 1931, № 5—6. С. 70.

³ См.: Плотниекс A.A. Становление и развитие марксистско-ленинской общей тео­рии права в СССР. 1917—1936 гг. Рига. С. 98—99.

* Козловский М. Пролетарская революция и уголовное право // Пролетарская ре­волюция и право, 1918, № 1. С. 24.

ва 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 171

~^ния диктатуры пролетариата обладает средствами подавления; ^л _гих классов, следовательно, есть "пролетарское право". Таким бразом, право вообще (и в его допролетарских формах, и в его про­летарском выражении) отождествляется при подобном правопонима- ' нии с подавлением и насилием. Право просто сводится к насилию " (феодальному, буржуазному или, наконец, пролетарскому).

Выделяемая при этом отличительная особенность "пролетар->^Е ского права" (в виде подавления большинством меньшинства) но­сит количественно-цифровой характер (кого больше, кого меньше) и на поверку оказалась чистой иллюзией: объектом насилия со сто­роны диктатуры пролетариата и "пролетарского права" практиче­ски оказалось как раз не меньшинство, а большинство и не только непролетарские классы и слои (дворянство, буржуазия, крестьян­ство, духовенство, интеллигенция и т. д.), но и сам пролетариат, включая его идеологов и политических представителей в лице при­шедшей к власти в ходе пролетарской революции и монопольно правящей коммунистической партии.

Концепция "пролетарского права" как "права не в подлинном его смысле" сконструирована по аналогии с марксистско-ленински­ми положениями о пролетарском государстве и диктатуре пролета­риата как государстве не в подлинном смысле слова, "полугосудар­стве", отмирающем государстве и т. д. Подобно тому как пролетар­ское государство — "машина" и орудие подавления (меньшинства большинством), так и "пролетарское право" — средство классового подавления. И "государство" и "право" здесь одинаково выступают как различные компоненты единого средства насилия: "государст­во" (в виде диктатуры пролетариата) как учреждения организо­ванного насилия, "право" как соответствующие "правила", "поря­док", "законы" этого насилия, осуществляемого "большинством". Тем самым радикально отрицается какая-либо специфика государства и права в их отличии от инструментов насилия.

Остается совершенно без ответа напрашивающийся вопрос: почему, собственно говоря, учреждения диктатуры пролетариата Для классового насилия надо вообще называть "государством" ("про­летарским государством"), а требования и правила такого насилия (соответствующие декреты, законы, указы, постановления, инст­рукции, а на первых порах — и непосредственное усмотрение пред­ставителей пролетарской власти, их "революционную совесть и Революционное правосознание") — "правом" ("пролетарским пра­вом")? Разве соответствующие прилагательные ("феодальное", "бур-*уазное", "пролетарское") могут превратить насилие в право — феодальное, буржуазное или пролетарское?!

Ведь ясно, что если "государство" и "право" — только разно­видности (разные средства выражения и осуществления) насилия, То они превращаются в лишние, пустые слова, используемые лишь

172 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

для прикрытия иных дел и мероприятий — для благозвучного наименования насилия, для эксплуатации авторитета, традицион­но связанного с этими явлениями и понятиями.

Если в т. н. "пролетарском праве" нет ничего, кроме пролетар­ского классового насилия, то это лишь насилие (как угодно классо­во маркированное), но не право. Если же в этом "пролетарском пра­ве", помимо классового насилия, есть что-то собственно правовое, общее для всякого права, то в чем же оно состоит?

Убедительного ответа на этот принципиальный вопрос у сто­ронников классовой трактовки права нет.

В период от Февраля к Октябрю Стучка, высмеивая призывы тогдашнего министра юстиции Керенского к "соблюдению строгой законности", утверждал, что "суть революции именно и заключа­ется в "захватном праве"¹. Свою (большевистскую, пролетарскую, марксистскую) позицию в вопросе о "революции и праве" он в это время формулирует следующим образом: "Поэтому еще и еще раз мы вслед за Марксом заявляем, что мы должны стоять не на почве законности, а стать на почву революции"². Здесь, как видим, рево­люция и право противостоят друг другу.

После Октября взгляды Стучки как одного из ведущих идео­логов и руководителей новых органов юстиции (с 15 ноября по 9 декабря 1917 г. и с 18 марта по 22 августа 1918 г. он был Наркомом юстиции, а в 1923—1932 гг. — Председателем Верховного Суда РСФСР) развивались в направлении к сочетанию революции и права, к признанию нового, революционного, пролетарского права.

В совместно подготовленном Стучкой и Козловским первом варианте проекта Декрета о суде № 1 говорилось о необходимости "коренной ломки старых юридических учреждений и институтов, старых сводов законов" и о "выработке новых законов, которые должны отразить в себе правосознание народных масс"³. По поводу использования в декрете понятия "правосознание" ("революцион­ное правосознание") Стучка несколько позже писал: "Школа ка­детского лидера Петражицкого могла бы обрадоваться тому, что мы стали на ее точку зрения об интуитивном праве, но мы глубоко расходимся с ней в обосновании этой точки зрения"⁴.

Действительно, в контексте декрета в понятие "правосозна­ние" вложен совершенно другой (пролетарский, классовый, боль­шевистский) смысл, нежели в психологической теории права Л. Пе­тражицкого. Но слово, как говорится, было подходящее для целей революционного декрета. "... И мы, — замечает Стучка, — убеди-

Г ава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 173

сь _{что в} нашей революции помогла теория контрреволюционного кадета профессора Петражицкого, а не теория Маркса"¹.

Для классового подхода к праву со стороны Стучки и Козлов­ского весьма характерно и то, что в подготовленном ими варианте проекта Декрета о суде № 1 в принципе отвергалось все прежнее право и подчеркивалось, что вновь учреждаемые рабочие и кресть­янские революционные суды должны руководствоваться "в своих решениях и приговорах не писаными законами свергнутых прави­тельств, а декретами Совнаркома, революционной совестью и рево­люционным правосознанием"².

В том же духе отрицания не только "старой идеологии права", но и всех старых законов Стучка настойчиво пропагандировал со­вет Вольтера: "Если хотите иметь хорошие законы, жгите свои старые и творите новые"³.

В условиях пролетарской революции суд, согласно Стучке, "ста­новится творческой силой в создании нового правопорядка"⁴. Пра-вотворческая сила революционного суда при этом видится Стучке в классовом насилии. "Мы откровенно заявляем, — писал он, — что до тех пор, пока будет существовать деление человечества на клас­сы, т. е. до окончательной победы Пролетарской революции, и наш суд будет классовым судом, но только судом класса трудящихся, т. е. громадного большинства населения. Он также будет средством принуждения меньшинства подчиняться классовой справедливости громадного большинства"⁵.

Классовое насилие, пропущенное через фильтр "революцион­ной совести и революционного правосознания", выступает здесь непосредственно как классовое, революционное правотворчество. Акцент в таком правопонимании с права переносится на деятель­ность различных учреждений диктатуры пролетариата: то, что они установят и решат, это и есть новое (революционное, пролетарское) право, новый правопорядок. Данная логика и принцип "правопонима-ния" и "правотворчества" относятся не только к суду, но по сущест­ву, как показала реальная историческая практика, ко всем звеньям и институтам диктатуры пролетариата (от правящей партии до рев­трибуналов, ревкомов, органов ВЧК — ОГПУ, комбедов и т. д.).

При обосновании своих представлений о "пролетарском пра­ве" Стучка, отвергая обвинения в юридическом анархизме и ниги­лизме, в частности, писал: "Нет, мы не анархисты, а напротив, при­даем большое, может быть подчас чрезмерное значение законам, но только законам нового строя"⁶. Но остаются без надлежащего отве-

¹ Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. С. 225.

² Там же. С. 227.

³ См.: Материалы Народного комиссариата юстиции. Вып. 2. М., 1918. С. 103—104.

⁴ Стучка П.И. Избранные произведения. С. 233.

¹ Там же. С. 287. ¹ Там же. С. 286

³ Там же. С. 239.

⁴ Там же. С. 243.

Там же. С. 245.

" Там же. С. 260.

174 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

та вопросы: в чем собственно правовое свойство и правовой харак­тер этих законов, почему эти законы (законы классового насилия и принуждения) есть право ("пролетарское право")?

Стучка, конечно, сознает, что использует понятие "право" в совершенно другом смысле, чем это было принято до большевист­ских представлений о "пролетарском праве". "Понимая право в буржуазном смысле, — писал он, — мы о пролетарском праве и говорить не можем, ибо цель самой социалистической революции заключается в упразднении права, в замене его новым социалисти­ческим порядком"¹. Это верно, но квалификация пролетарско-дик-таторского, социалистического "порядка" как "правопорядка", как "права" Стучкой и другими сторонниками нового, советского, про­летарского права остается по существу лишь необоснованным ут­верждением и простым заверением, если, конечно, не считать клас­совое насилие смыслом и спецификой права вообще.

Мы уже видели, что постановка Марксом проблемы права по­сле пролетарской революции имеет смысл лишь постольку, посколь­ку признается определенная, объективно присущая всякому праву специфика, отличительная особенность (равный масштаб, принцип формального равенства, равная мера). Классовый подход к праву сочетается (другой вопрос — верно или неверно, последовательно или нет) у Маркса в "Критике Готской программы" и у Ленина в "Государстве и революции" с признанием этой обязательной и не­пременной для всякого права специфики. Отсюда и признание ими для послебуржуазного времени (для переходного периода от проле­тарской революции до "полного коммунизма", для социализма как первой фазы коммунизма) действия буржуазного "равного права", хотя и в ограниченной сфере (в распределительных отношениях).

Если же отрицать данную специфику всякого права и особен­ность права вообще видеть в классовом насилии, то по существу исчезает сама проблема права (и допролетарского, и пролетарско­го) и остается лишь голая схема классовости (т. е. насильственно-сти) "права": каждый господствующий класс осуществляет свое классовое насилие и тем самым творит свое "право"; пролетарское насилие — это и есть "пролетарское право". В рамках такой схемы и для ее "доказательства" и все прежние допролетарские типы права (от древности до эпохи капитализма включительно) стали интер­претироваться лишь как организованное насилие различных клас­сов. Подобная схема "классовости права" под видом критики "ста­рого права" и требования "нового права" по существу отрицает вся­кое право, право как право и представляет собой наиболее последо­вательное выражение, обоснование и оправдание антиправовой идеологии, антиюридического (пролетарского, коммунистического) мировоззрения, практики и политики.

Там же. С. 256.

ава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций_____ 175

Положение Маркса, а затем и Ленина о буржуазном "равном ве" _Пр_И социализме и его "отмирании" при приближении к "пол­ому коммунизму" по своему смыслу принципиально исключает саму возможность какого-либо послебуржуазного права — в виде т. н. "пролетарского права", "социалистического права" и т. п. Дело не в том что в трудах Маркса нет таких слов и терминов, а в том, что в них' отсутствует само теоретическое понятие для такого "права" уже в силу его социально-исторической, реально-практической не­возможности в контексте марксистской концепции пролетарского, коммунистического социализма.

Выдвижение марксистскими авторами (Курским, Стучкой, Козловским и др.) в условиях реальной пролетарской революции, диктатуры пролетариата и строительства социализма концепции "пролетарского права" по существу означало отход от прогностиче­ского положения Маркса, а затем и Ленина о буржуазном "равном праве" после пролетарской революции и отказ от тех представле­ний о праве (право как равный масштаб, как формальное равенство и т. д.), с позиций которых только и можно в рамках коммунистиче­ской доктрины отвергать право как таковое и прогнозировать его преодоление в глобальном масштабе.

В чем же причины такого отхода, почему реалии "отклони­лись" от прогноза? Рассматривая данные вопросы, следует в самом этом прогнозе выделить по крайней мере два момента (аспекта): 1) признание возможности существования и действия буржуазного "равного права" после пролетарской революции и 2) невозможность для условий после пролетарской революции, для социализма как первой фазы коммунизма какого-либо нового, пролетарского, со­циалистического, словом, небуржуазного, послебуржуазного права.

Исторические реалии пролетарской революции, диктатуры пролетариата и социализма в целом, весь практический и теорети­ческий опыт прошлого и современности (включая опыт классового "правопонимания") опровергли первый момент (аспект) рассматри­ваемого прогноза и полностью подтвердили его второй момент. Бур­жуазное "равное право" (с его формальным равенством всех инди­видов и т. д.) оказалось, вопреки прогнозу, в реальных условиях пролетарской революции, диктатуры пролетариата и строительст­ва социализма в принципе и фактически невозможным (в конечном счете, в силу антагонизма между социализмом и капитализмом, несогласуемости социализма с формальным равенством индивидов, частной собственностью и т. д.), а какое-то новое право, в полном соответствии с названным прогнозом Маркса, не возникло, да и не Могло возникнуть в силу глубинных свойств социализма как анти-Чравового, правоотрицающего строя.

Смысл и суть неправовой ситуации в стране и обществе, сло-

*ивщейся после пролетарской революции, в условиях диктатуры

ролетариата и т. д. не в отсутствии законов (их издавали много и

176 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

часто), а в отсутствии правовых законов, в непризнании и отрица­нии (из-за объективной несовместимости формального, правового равенства с требованиями социализма) принципа всякого права как принципа буржуазного, антисоциалистического, контрреволюцион­ного, старого права.

И в этом была внутренняя правда. В создавшихся социально-исторических условиях право (если бы оно было допущено, как это отчасти, временно, ограниченно, в усеченном виде и под жестким контролем диктатуры пролетариата имело место при нэпе) могло быть лишь буржуазным правом. Но в силу именно этой неизбежной буржуазности любого права в данной ситуации для права как раз здесь и не было места — не только субъективно (с точки зрения идеологов и практиков диктатуры пролетариата), но и объективно (с учетом объективных свойств, требований и целей самого процес­са социализации общественных отношений). Отсюда и ошибочность прогноза о буржуазном "равном праве" при социализме.

Стучка, да и другие марксисты после пролетарской револю­ции, имея фактически дело с такой неправовой ситуацией, пыта­лись в целом интерпретировать ее в свете общих представлений об "отмирании" государства и права. Причем за "отмирание" права по существу выдавалось его отсутствие. В перспективе такого "от­мирания" права воспринимались и толковались все формы преодо­ления права, отрицания собственно правовых начал — и отмена старого ("настоящего", "буржуазного") права и старой ("буржуаз­ной") правовой идеологии, и пролетарско-классовое допущение и использование некоторых прежних законоположений, и, наконец, новое (советское, пролетарское) право, которое, согласно такой кон­цепции классовости права, ничего общего не имеет с прежними ти­пами права, не является правом в прежнем (собственном) смысле слова, возникает и действует как некое "полуправо" в режиме вза­имно согласованного "отмирания" вместе с другим политическим кентавром — "полугосударством" (диктатурой пролетариата).

Но между отсутствием права и т. н. "отмиранием" права (по­сле пролетарской революции, в условиях диктатуры пролетариата и социализма) — большая и принципиальная разница. "Отмира­ние" права, как минимум, предполагает его наличие. Когда право фактически отсутствует, идеологическая установка на "отмирание" права (как, впрочем, и государства, применительно к которому дей­ствует та же логика) ведет неизбежно к тому, что нечто неправовое (например, классовое насилие — непосредственное или официаль­но зафиксированное в соответствующих декретах, законах, инст­рукциях и т. д.) выдается за некое новое, отмирающее право.

Бесправие и произвол при этом воспринимаются и толкуются не как естественное и неизбежное выражение и следствие самого факта отсутствия права вообще, а как некий субъективный (т. е. вполне преодолимый) недостаток отдельных лиц, как нарушение

Глава

"Новое право": основные направления интерпретаций

177

кона и законности, неправовая природа которых оказывается ^Зоочно сокрытой под завесой классовости "нового права".

Но очевидно, что даже самое последовательное соблюдение неправового и антиправового закона (а таковым только и может быть закон классового насилия), если это вообще возможно, не может привести к праву, не может дать ничего, кроме системы бесправия и произвола. Дело, однако, в том, что неправовой закон по своей природе произволен и в принципе не может не нарушать­ся и прежде всего — со стороны его установителей, применителей, официальных властей, фактически стоящих вне и над таким зако­ном, не связанных им и использующих его лишь как средство для властвования и управления другими. Поэтому, кстати говоря, не­верно изображать многочисленные репрессии (массовые и немассо­вые) в нашей политической истории как следствие каких-то слу­чайных нарушений закона и законности. Напротив, это насилие — неизбежное проявление действия неправовых и антиправовых за­конов и законности, результат отсутствия права, плод неправовой ситуации, так сказать, античеловеческое измерение и выражение ранее нигде не виданного и ни с чем не сравнимого нового "классо­вого права", классовых законов и классовой законности.

Восприятие и трактовка ситуации отсутствия права после пролетарской революции в виде процесса "отмирания" права (все равно — "старого" или "нового" права, "отмирания" быстрого или медленного, через ослабление или усиление роли "права" и т. д.) являются фундаментальным недостатком всего марксистского пра-вопонимания советского времени. Этот недостаток является неиз­бежным следствием марксистского учения о социализме как пер­вой фазе коммунизма и соответствующих представлений об "отми­рании" государства и права по мере приближения к полному ком­мунизму. При этом классовый подход к праву и государству ориен­тировал на понимание их как организованных форм и средств клас­сового насилия вплоть до полного исчезновения классов при "пол­ном коммунизме". Внутри же самого классового подхода к праву и государству в принципе отсутствуют какие-либо внеклассовые и надклассовые, общечеловеческие (общезначимые для всех других классов и социальных слоев, для всех членов общества) критерии Для различения справедливости от произвола, свободы от несвобо­ды, права от неправа, правового закона от закона антиправового.

При классовом подходе речь идет о "праве" того или иного класса утверждать свое "классовое право". Единственным носите-лем^такого "классового права" оказывается лишь этот "господствую­щий класс" в целом в его абстрактной неопределенности. Другие классы и социальные слои оказываются бесправными объектами чужого "классового права", классового насилия и подавления.

С точки зрения такой концепции "классового права", реаль-^Ые люди получают классовую маркировку и теряют свою индиви-

178 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

дуальность: они значимы здесь лишь как "представители" того или иного класса. Это означает отсутствие (отрицание и смерть) права в действительном смысле этого явления и понятия.

В ходе обоснования представлений о "пролетарском праве" Стучка писал: "Для буржуазного правоведа слово "право" нераз­рывно связано с понятием государства, как органа охраны, орудия принуждения господствующего класса. С падением, или, правиль­нее, отмиранием государства, естественно падает, отмирает и право в буржуазном смысле. О пролетарском же праве мы можем говорить лишь как о праве переходного времени, периода диктату­ры пролетариата или уже о праве социалистического общества в совершенно новом смысле этого слова, ибо с устранением государ­ства как органа угнетения в руках того или иного класса взаимоот­ношения людей, социальный порядок будут регулироваться не при­нуждением, а сознательной доброй волей трудящихся, т. е. всего ц нового общества'".

Из приведенных суждений хорошо видно, что введение тезиса о "пролетарском праве" в контекст Марксовой концепции отмира­ния буржуазного "равного права" при полном коммунизме приво­дит к полной путанице. Так, из слов Стучки не ясно, отмирает ли "право в буржуазном смысле" до возникновения "пролетарского права" или оно продолжает жить в самом этом "пролетарском пра­ве" и они отомрут вместе. Далее, у Стучки появляется два совер­шенно различных вида "пролетарского права": 1) пролетарское право переходного времени (т. е., по Стучке, периода диктатуры пролета­риата) и 2) пролетарское право как "право социалистического об­щества в совершенно новом смысле этого слова" ("право" без госу­дарства и принуждения).

Стучка, как видим, весьма вольно обращается не только с понятием "право", придавая ему каждый раз "совершенно новый смысл", но и с той марксистской терминологией, в рамках которой он пытается найти место для "пролетарского права". Так, у Стучки диктатура пролетариата (переходный период) длится до социализ­ма, а не до "полного коммунизма", как это утверждается у Маркса. Все это порождает полнейшую неразбериху относительно того, ка­кое же право, в каком смысле, когда и почему будет "жить" или "отмирать".

Представления о классовом характере права нашли свое отра­жение в общем определении права, данном в официальном акте НКЮ РСФСР (декабрь 1919 г.) "Руководящие начала по уголовно­му праву РСФСР"². Позднее Стучка писал об этом: "Когда перед

ва 1 "Новое право": основные направления интерпретаций

179

ми в коллегии Наркомюста... предстала необходимость формули-вать свое, так сказать, "советское понимание права", мы остано-ились на следующей формуле: "Право — это система (или поря­док) общественных отношений, соответствующая интересам господ­ствующего класса и охраняемая организованной силой его (т. е. это­го класса)"¹.

Защищая эту "формулу Наркомюста", Стучка подчеркивал, что содержащийся в ней взгляд на право "основывается на верной, а именно классовой точке зрения"². В качестве направлений уточнения данного общего определения права он в 1924 г. писал: "В последнее время я вместо "система" и т. д. поставил слова "форма организации общественных отношений, т. е. отношений производства и обмена". Может быть, следовало бы более подчеркнуть и то, что интерес гос­подствующего класса является основным содержанием, основной ха­рактеристикой всякого права"³. Основное достоинство данного опре­деления права Стучка усматривал в том, что оно "отказывается от чисто формальной точки зрения на право, видит в нем не вечную категорию, но меняющееся в борьбе классов социальное явление'"¹.

Однако в отстаиваемом Стучкой общем определении права нет ничего специфически правового. Если "основным содержанием" вся­кого права является нечто неправовое ("классовый интерес"), то тем самым право как право попросту отрицается. Точно так же и характеристика права в качестве "меняющегося в борьбе классов социального явления" не содержит в себе собственно правового момента. Здесь везде отсутствует какой-либо объективный, сво­бодный от произвольного "классового" усмотрения критерий или принцип отличия права от неправа.

Ничего собственно правового не добавляют и слова "система", "порядок" или "форма" общественных отношений, поскольку сис­тема, порядок, форма одних "общественных отношений" могут быть правовыми, а других — неправовыми. Все здесь зависит от типа общества, от конкретной природы соответствующих общественных отношений. Априорное же признание правового характера поряд-^ ка, системы, формы общественных отношений любого типа особен-i но неуместно и несостоятельно применительно к отношениям в об­ществе после пролетарской революции, к обществу в период дик­татуры пролетариата и социализма, поскольку острие всех этих революционно-пролетарских и социалистических преобразований направлено как раз против права, против формального правового равенства индивидов, на достижение т. н. фактического (потреби­тельского, неправового) равенства.

¹ Там же. С. 256—257.

² См.: СУ РСФСР, 1919, № 66, ст. 590. Первоначальный проект документа был подготовлен М.Ю. Козловским, доработка его шла при активном участии и под руководством П.И. Стучки. ••••.,

г £^тУчка П.И. Избранные произведения. С. 58.

1ам же. ' Там же.

Там же. С. 59.

180 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

По логике "классового права", система (порядок, форма и т. д.) общественных отношений может означать (а фактически так и по­лучилось) лишь систему классового насилия. Так, во Введении к "Руководящим началам по уголовному праву РСФСР" 1919 г. "про­летарское право" характеризуется как упорядочение и системати­зация правил и методов классового подавления и насилия. "Без особых правил, без кодексов, — отмечается в этом Введении, — вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетате­лями. В процессе борьбы со своими классовыми врагами пролета­риат применяет те или другие меры насилия, но применяет их на первых порах без особой системы, от случая к случаю, неорганизо­ванно. Опыт борьбы, однако, приучает его к мерам общим, приво­дит к системе, рождает новое право. Почти два года этой борьбы дают уже возможность подвести итоги конкретному проявлению пролетарского права, сделать из него выводы и необходимые обоб­щения. В интересах экономии сил, согласования и централизации разрозненных действий, пролетариат должен выработать правила обуздания своих классовых врагов, создать метод борьбы со своими врагами и научиться им владеть"¹.

Право вообще и советское, пролетарское право в особенности предстают здесь лишь как система и метод классовых репрессий. "Советское уголовное право, — подчеркивается в "Руководящих началах", — имеет своей задачей — посредством репрессий охра­нять систему общественных отношений, соответствующую интере­сам трудящихся масс, организовавшихся в господствующий класс в переходный от капитализма к коммунизму период диктатуры пролетариата"².

Такое классовое "правопонимание" идеологически и теорети­чески обосновывает правомерность не только всех прежних репрес­сий (от революции до "военного коммунизма"), но по существу — и всех возможных будущих репрессий, лишь бы они носили классо­вый характер. Можно подумать, что именно эта "классовость" была в стране самым крупным дефицитом в эпоху пролетарской револю­ции и диктатуры пролетариата.

Согласно позиции Стучки и других авторов "Руководящих на­чал", буржуазное право вместе с буржуазным государством полно­стью уничтожается пролетарской революцией и сдается в "архив истории". "Пролетариат, завоевавший в Октябрьскую революцию власть, — отмечается в названном документе, — сломал буржуаз­ный государственный аппарат, служивший целям угнетения рабо­чих масс, со всеми его органами, армией, полицией, судом, церко­вью. Само собой разумеется, что та же участь постигла и все кодек­сы буржуазных законов, все буржуазное право, как систему норм

¹ СУ РСФСР, 1919, № 66, ст. 590.

² Там же.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 181

(правил, формул), организованной силой поддерживавших равно­весие интересов общественных классов в угоду господствующим классам (буржуазии и помещиков)"¹.

Отрицание всякой преемственности и общности между бур­жуазным и пролетарским правом в данной концепции, в частности, означает, что в "пролетарском праве" отсутствует и тот собственно правовой момент (буржуазное "равное право"), о допущении и "от­мирании" которого шла речь у Маркса.

В развитии советского права Стучка (к десятилетию Октябрь­ской революции) выделял три этапа: "1) этап разрушения и так называемого военного коммунизма; 2) этап отступления и 3) этап нового наступления к социализму на базе нэпа, или, выражаясь юридически, на базе советского права"².

Первый этап, по его оценке, "обогатил теорию понятием клас­сового и только классового права", второй этап "дал лишь широ­кую рецепцию буржуазного права", причем рецепированным нор­мам с помощью разного рода оговорок и толкований революционно­го характера придавалось иное, "социалистическое содержание"³.

Задача третьего этапа виделась Стучке в новом наступлении для окончательного утверждения идей классовой теории права. И здесь "пролетарское право" нужно для того, чтобы преодолеть вся­кое право, перейти — аналогично "неизбежности перехода от госу­дарства к негосударству (слова Ленина)" — "от права переходного периода социалистического строительства к неправу, к отсутствию, отмиранию всякого права, как ненужного"⁴.

В своей работе 1927 г. "Введение в теорию гражданского пра­ва" Стучка писал: "Что мы понимаем под правом вообще, под гра­жданским правом в частности? Я начинаю с того, что еще с 1919 г. и поныне я считаю основным правом, если не единственным, так называемое гражданское право..."⁵. Гражданское право как продукт товарного хозяйства является, по оценке Стучки, характерным при­знаком буржуазного общества. С товарным производством связаны товарообмен" по "трудовому эквиваленту" (равноценности, трудо­вой стоимости), представление о свободном гражданине, понятие формального равенства граждан, их правоспособности и т. д.⁶ Но под этой правовой формой (формальным равенством, свободным Договором и т. д.) в буржуазном обществе скрывается "классовая борьба". "Из этой, ныне бесспорной, истины, — продолжает Стуч-^а, мы черпаем верное понимание существа гражданского пра-^ва. его классового характера и его значения на разных ступенях

[ Там же.

₃ Стучка П.И. Избранные произведения. С. 413., Т_ам же. С. 414, 415, 416. ₅1,^ам»«. С. 520-521. ₆ Там же. С. 521. 1ам же. С. 421.

Г '.»Т*

182 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

общества, полностью или частично основанного на товаропроизвод-стве, — существование которого возможно только при частной соб­ственности на средства производства, почему нелепо было бы гово­рить о социалистическом товарообороте"¹.

Верно, что для товарного производства (и связанных с ним формального равенства индивидов, их свободы, свободы договора и т. д., словом — для наличия правовой формы отношений и права вообще) необходима частная собственность на средства производ­ства. Верно и то, что социалистическое товарное производство, со­циалистический товарооборот — нелепость: Но отсюда следует, если быть последовательным, что такой же нелепостью является новое, пролетарское, советское, социалистическое право. Ведь пролетар­ская революция, социализм как отрицание частной собственности — это, как признает и Стучка, одновременно и отрицание частной соб­ственности на средства производства, товарооборота и т. д., т. е. необходимой основы права, формального правового равенства, фор­мальной свободы и т. д.

Выходит, дело не в абстрактной классовости строя и классо­вость классовости рознь: буржуазное классовое общество с необхо­димостью предполагает и порождает право (в силу частнособствен­нического товарного производства, обмена и т. д.), а пролетарское, социалистическое общество (в силу отрицания частной собственно­сти на средства производства, их обобществления, социализации и т. д.) — напротив, отрицает право (включая и гражданское право).

Данное принципиальное различие игнорируется сторонника­ми классовости права, в том числе и Стучкой. Акцент ими делается на борьбе против буржуазного права. Так, Стучка писал: "С побе­дой пролетариата и вступлением на прямой путь к социализму и коммунизму Советская власть объявила отмененными в числе дру­гих законов и все нормы гражданских законов прежних прави­тельств, не только вследствие классового их характера, но и за полной ненадобностью их. Вместо свободы обмена на основе свобо­ды конкуренции и господства частного собственника было введено монопольное плановое непосредственное снабжение всего хозяйст­ва и всего общества (период военного коммунизма). Гражданское право перестало быть правом, оно утратило охрану со стороны но­вого государства, напротив, стало неправом, преступлением, соци­ально опасным явлением"².

Здесь "военный коммунизм" Стучка совершенно правильно характеризует как "прямой путь к социализму и коммунизму" и по сути верно отмечает его неправовой характер. В этом смысле нэп — окольный путь к тому же социализму и коммунизму, временное отступление, поскольку в строго ограниченных советским законо-

¹ Там же.

² Там же. С. 419.

1 "Новое право": основные направления интерпретаций _____ 183

~~^льством пределах (ГК, ГПК и т. д.) "Советская власть разре-^³ ла и частичный свободный товарообмен и узаконила отношения ^Шелкого товарного производства, допуская в нем на известных ус­ловиях даже частника-капиталиста"¹.

Даже в изображении Стучки нэп в правовом смысле — это лишь ограниченное допущение (по Стучке — "рецепция") буржу-зного частного права в жестких пределах господства социалисти­ческой государственной собственности, диктатуры пролетариата, "классового" толкования права. Собственно говоря, при нэпе право как таковое (буржуазное право) допускается для несоциалистиче­ских укладов (мелкобуржуазного, капиталистического и т. д.), а не для самого социалистического уклада. Да и сам нэп (с сопутствую­щим ему ограниченным частным оборотом, буржуазным частным правом и т. д.) был вынужденно и временно допущен диктатурой пролетариата лишь для выхода из того кризиса, куда завел страну "военный коммунизм" — "прямой путь к социализму и коммунизму".

Правящая партия большевиков, следуя Ленину, постоянно подчеркивала, что ничего частного она в принципе не признает, что после нэповского отступления будет новое наступление в направ­лении к социализму и коммунизму, т. е. полное вытеснение всего частного (оборота, права и т. д.). Замысел, ход и исход нэпа полно­стью подтвердили это (свертывание и отказ от нэпа в конце 20-х годов, принудительная коллективизация, фактическое "огосудар­ствление" всех производительных сил в городе и деревне и другие меры сплошной социализации страны).

Реальное содержание и характер процессов развития после­октябрьского общества от "военного коммунизма" к нэпу, а от нэпа к социализму свидетельствуют о том, что лишь в условиях нэпа в весьма усеченном и классово препарированном виде в сфере хо­зяйствования было допущено на ограниченное время (в условиях кризиса и временного отступления для передышки и подготовки к новому наступлению) нечто действительно правовое (некоторые положения буржуазного частного права), что-то сходное с элемен­тами буржуазного права. Но это вынужденно допущенное буржу­азное право при нэпе не следует смешивать с несбывшимся Мар-ксовым прогнозом о буржуазном "равном праве" в первой фазе коммунизма: Маркс имел в виду действие буржуазного "равного права" в обобществленных и социализированных распределитель­ных отношениях (здесь, вопреки названному прогнозу, оснований и места для права как раз не нашлось); частичное же признание эле­ментов буржуазного права при нэпе (вопреки марксистским пред­ставлениям) относилось, во-первых, к несоциализированным (или Десоциализируемым) областям хозяйства и жизни, а, во-вторых,

раз демонстрировало необходимость права и экономико-право-

'Там

же. С. 420.

184 РазделШ. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

вой свободы для оживления народного хозяйства после мероприя­тий "военного коммунизма" — этого доктринального пути к иско­мому состоянию.

Собственно говоря, Стучка и другие сторонники "классово­го права" новым, советским, пролетарским (а затем, с 1936 г. — и социалистическим) правом именуют (в духе легизма) только установления диктатуры пролетариата в лице новой партийно-политической власти (декреты, законы, указы, постановления и т. д.), которыми вовсе отменялось (при "военном коммунизме" и его продолжении — социализме) или ограниченно допускалось (при нэпе как "передышке") буржуазное право. Именно револю­ционное отрицание права (т. н. "революция права"), — т. е. пра­вила, формы, порядок и система такого отрицания права (в це­лом — при "военном коммунизме" и социализме, во многом и существенном — при нэпе) в условиях диктатуры пролетариа­та, — рассматривалось и толковалось как существо, смысл и содержание нового права. И там, где ограниченно допускалось право (как при нэпе), с этой классовой точки зрения было ясно, что допускаемое право — это "буржуазное право" и тем самым оно находится вне "пролетарского права", является вынужден­ным и временным отступлением от его принципа и требования полного преодоления права как такового. И применительно к ограниченно допускаемому при нэпе праву "пролетарское пра­во", согласно классовой теории права, состоит не в допущении этого "буржуазного права", а в ограничении пределов такого допущения в сочетании с классовым (пролетарским, антибур­жуазным) толкованием смысла и значения урезанно, условно и подконтрольно допущенного права.

Подобно тому как социализация средств производства и со­циализм в целом вместе с частной собственностью отрицают вся­кую индивидуализированную собственность на средства произ­водства (и такое отрицание — суть социализации), так и новое (про­летарское, советское) право вместе с принципиальным отрицанием буржуазного и в целом всего старого права отрицает в принципе право вообще, делая (сознательно или бессознательно) своим кри­терием и "принципом" именно это отрицание специфического прин­ципа всякого права.

Неправовой характер "нового права" отчетливо проявляется везде там, где сторонники классовой теории права "примеряют" к пролетарскому праву такие специфические свойства и характери­стики права, как формальное равенство, эквивалентность, взаимо­связь субъективных прав и юридических обязанностей, равенство перед законом и т. д.

Так, Стучка, признавая в общем виде "эквивалент как основ­ное правило гражданского оборота", тут же добавляет, что в совет­ском Гражданском кодексе должен подразумеваться и закреплять-

1 "Новое право": основные направления интерпретаций 185

" "Эквивалент не просто договорный, а реальный"¹. Противопос-° ление договорного (т. е. формально-правового) и т. н. "реального" 1 е неправового) эквивалентов имеет здесь то же значение, что и потивопоставление формального (правового) и т. н. фактического авенства (в политико-классовом смысле). Тем самым выхолащи-аются полностью правовое содержание и значение понятия экви­валента в гражданском праве и в праве вообще.

Однако этого мало. "Но одновременно, — продолжает Стучка, — мы с еще большей откровенностью подчеркиваем классовый харак­тер всякого права, не исключая и гражданского. И там, где сталки­ваются интересы двух классов, мы в самом законе ставим интере­сы социализма и рабочего класса в целом выше интересов его не­примиримого классового противника — буржуазии, особенно само­го ненавистного ее представителя — кулака и спекулянта"². Тут даже легальные, допущенные советским законом отношения изо­бражаются как война противоположных классов, как непримири­мая борьба на "правовом фронте". Так, по признанию Стучки, це­лый ряд "советских" или "классовых" статей ГК и ГПК РСФСР — это "средство отступления от формального применения закона"³. Классовый подход призван таким образом оправдать отход от пря­мого содержания нормы закона в процессе ее применения, причем сам закон допускает замену принципа законности принципом клас­совой целесообразности там, где это нужно.

Классовая трактовка (в законе, на практике и в теории) прин­ципа правового равенства индивидов как субъектов права, их рав­ной правоспособности и т. д. сопровождается выхолащиванием са­мого смысла и значения этого принципа. "Гарантируя юридическое равенство всем правоспособным лицам без различия пола, расы, национальности, вероисповедания и происхождения, — писал Стуч-^ка> — советский ГК, однако, откровенно подчеркивает их неравен­ство экономическое, т. е. классовое. Поэтому во всех статьях закона, где говорится об имущественном неравенстве (ст. 33, 406, 411, 415), имеется в виду различие классовое, и соответственно тому, конеч­но, к "более имущей" стороне не могут быть отнесены государство рабочего класса и его учреждения"⁴. Проведение в жизнь такого классового подхода он характеризует при этом как "освобождение людей от фетишизма буквы закона"⁵.

Такая классовость по существу отрицает чисто словесно при­знаваемое (в ГК РСФСР или в суждениях Стучки) "юридическое Равенство", правосубъектность индивидов и т. д. Пытаясь согла-

¹ Там же. С. 426.

₃ Там же.

₄ Там же. С. 424. Там же. С. 430. Гам же.

аж мвТ '

186 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

совать это очевидное противоречие, Стучка утверждает, что старое (буржуазное) понимание права как "правомочия — обязанности" отменяется пролетарской революцией и не подходит для нового права и правопонимания. Победа пролетарской революции означает, что "отношения не только на социалистических фабриках в области производства, но даже в области обмена, поскольку таковой нахо­дится в руках пролетарского государства, происходят внутри того же класса трудящихся, если рассмотреть все эти отношения в их совокупности. Два противоположных полюса — правомочие и обя­занность — перестают быть противоположностями. Рабочий класс в целом находится не на наемном труде у класса капиталистов, а работает на класс рабочих же, так сказать, сам на себя. Так отми­рает противопоставление права и обязанности. Количество пе­реходит в качество; по мере того как эти отношения делаются все­общими, они производят переворот в старой идеологии, полученной в наследство от буржуазии"¹.

Сказанное здесь Стучкой по существу означает отрицание пра­вового свойства т. н. нового (пролетарского, советского) права, по­скольку без различения прав и обязанностей невозможно и право вообще, невозможно и соответствие между правомочием и юриди­ческой обязанностью, невозможны правовые отношения, невозможны правовое равенство, правоспособность и правосубъектность инди­видов, юридическая ответственность и т. д. Стучка прав, что проле­тарская революция и социализация средств производства означа­ют преодоление противоположности правомочия и юридической обязанности, но он (вместе со всеми сторонниками нового, классово­го, пролетарского, советского права) ошибается, когда говорит о возможности и наличии какого-либо права (в том числе качествен­но "нового права") вне и без такой "противоположности". Ведь для того чтобы "новое право" вообще было правом, его новое качество в любом случае должно быть правовым, а для этого по самому смыс­лу права и правового способа общения необходимо различение (про­тивопоставление, согласование, соответствие и т. д.) субъективных прав и юридических обязанностей. Без взаимности прав и обязан­ностей (а это невозможно без их различения и т. д.) речь может идти о диктате, подчинении, господстве и т. д., но никак не о праве, не о правовом равенстве, правовой свободе и независимости инди­видов, участников правового способа общения, правовой формы об­щественных отношений.

Значительный интерес представляет здесь и вопрос о связи права (его наличия или отсутствия) с характером труда (наемный, ненаемный). Наемный характер труда — там, где он таков, напри­мер при капитализме, — означает его правовой (договорно-право-вой) характер, оформление трудовых отношений договорно-право-

¹ Там же. С. 592.

Г ава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций •-<•-^ 187

_Ь1М способом (через договор найма отдельного индивида на рабо­ту) формальную (правовую) свободу человека — наемного рабоче­го его правовую независимость от работодателя, его право заклю­чать соответствующий договор (найма рабочей силы) или нет, тру­диться или не трудиться, отсутствие внеэкономического принуж­дения к труду (как это имело место при рабстве, крепостничестве, _а затем и при социализме). Причем там, где есть наемный труд, договорно-правовые отношения (с соответствующими правомочия­ми и обязанностями сторон) складываются между отдельными людь­ми, между индивидами как правоспособными субъектами, а не ме­жду различными "классами в целом", которые ни по какому праву (ни по буржуазному, ни по пролетарскому) субъектами права не являются и таковыми не могут быть.

Поэтому приводимое Стучкой марксистское положение о том, что при капитализме "рабочий класс в целом" находится "на наем­ном труде у класса капиталистов", с правовой точки зрения лишь означает формальную (правовую) свободу, равенство и независи­мость всех тех индивидов (участников конкретных, персонально определенных договоров найма рабочей силы, т. е. обеих сторон — и работополучателей и работодателей), которые только по внепра-вовым (социально-экономическим) основаниям относятся к тому или иному "классу в целом". В этом ведь и состоит всеобщее (независи­мое от классовой принадлежности и т. д.) правовое равенство при капитализме, равенство всех перед законом и т. д.

Стучка, конечно, прав, что после пролетарской революции и. социализации средств производства качественно изменяется и ха^ рактер труда "рабочего класса в целом", который работает "так сказать, сам на себя", на диктатуру пролетариата, строительство социализма и коммунизма. Но что означает, с точки зрения права, констатируемое Стучкой отсутствие здесь наемного труда? По сути (вопреки представлениям о качественно "новом праве" без субъек­тивных прав и юридических обязанностей) это означает неправо­вой характер трудовых отношений. Такой неправовой характер ^тРУДа (и индивидов, и "класса в целом") был также и официально закреплен новым законодательством и осуществлялся на практике (всеобщая обязанность трудиться, всеобщая трудовая повинность, милитаризация труда в виде разного рода трудармий, оргнаборов и насильственных перемещений "рабсилы", планомерное и массовое использование труда заключенных, репрессированных и т. д.).

И в той мере, в какой при нэпе допускались частное производ-

во и частный оборот (вообще все несоциалистическое, буржуаз-^ое), в той же мере должно было быть допущено и право (здесь по

о ходимости — буржуазное право) как в имущественных отно-_в ^ениях, так и в области труда (т. е. ограниченное допущение дого-ха °' ^{наемного Т}РУД^&)- И именно в силу их правового

Рактера и гражданское право, и наемный труд являются для Стуч-

188 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

ки чем-то сугубо буржуазным. Он даже советский ГК отождествля­ет с буржуазным правом и пишет: "буржуазное право (ГК)"¹. Ц только неправовое в ГК (классовость, плановость и т. д.) образует по Стучке, "советский характер нашего гражданского права"². Для него ГК периода нэпа — это "буржуазный кодекс". "Наш кодекс, _ поясняет он, — наоборот, должен ясно и открыто показать, что и гражданский кодекс в целом подчинен социалистической планово­сти рабочего класса"³.

Эта идея вытеснения права (как буржуазного явления) планом (как социалистическим средством) имела широкое распростране­ние и по сути дела отражала внутреннюю, принципиальную несо­вместимость права и социализма, невозможность юридизации со­циализма и социалистичности права.

Стучка (в отличие от подавляющего большинства прошлых и нынешних авторов) совершенно верно отмечает, что признание со­ветских государственных организаций "юридическим лицом" вовсе не означает, будто советское право превращает "государственную социалистическую собственность, в общем уже изъятую из товаро­оборота, в простую частную собственность государства, как это по­нимает буржуазное право"⁴.

Это правильно, поскольку "государственная социалистическая собственность" — радикальное отрицание всякой частной собст­венности. Она — собственность "всех трудящихся", "трудового на­рода", социализируемого общества, а не самого государства как от­дельного самостоятельного субъекта права, обычного юридического лица. Если бы здесь "государство" (от диктатуры пролетариата до общенародного государства) было бы обычным и нормальным юри­дическим лицом, это, по логике вещей, означало бы, во-первых, превращение социалистической собственности "всех трудящихся" в частную собственность самого государства, а во-вторых, призна­ние за всеми другими субъектами (индивидами и юридическими лицами) права на частную собственность. А против этого как раз и направлены в первую очередь вся пролетарская революция, дикта­тура пролетариата, социализация средств производства и общест­венных отношений.

Понимая неподлинность характеристики государства как "юри­дического лица" применительно к "государственной социалистиче­ской собственности", Стучка пишет: "Не в том заключается секрет различия буржуазного и советского гражданского права, что мы можем объявить юридическое лицо — государство — за основу, приравнивая к нему и частное лицо (что означает — поставить

¹ Там же. С. 593.

² Там же.

³ Там же.

⁴ Там же. С. 430.

1 "Новое право": основные направления интерпретаций 189 понятие юридического лица на голову), а в том, что предпо-

Глава

°^{аК 1} кой советского гражданского права является государственная

^ _. ^.«лил л n f*f\1nr>im atrtjtj лу>1"1П1_ т» *-\^тттла»(Г т/гот^ CTTQ CT туго r\fcf\r\r\TQ Т/Т

иалистическая собственность, в общем изъятая из оборота и ^С судности общему гражданскому суду и лишь в исключитель-^П° х не увеличивающихся, а сокращающихся, размерах участвую­щая в гражданско-правовом обороте"¹.

Действительный "секрет" остался за рамками антиюридиче-кого мировоззрения и классового правопонимания Стучки и всех других приверженцев этого подхода. И состоит данный "секрет" в ом что "государственная социалистическая собственность" — это радикальное отрицание как собственности в действительном смыс­ле слова (для чего нужно наличие индивидуализированных собст­венников), так и всякого права (а не только буржуазного права). Поэтому такая "собственность" не может быть "предпосылкой" для какого-то "нового права", включая и "советское гражданское пра­во". Действительно правовые элементы были в условиях нэпа вы­нужденно допущены (как "временное отступление") вопреки прин­ципам и требованиям социалистической собственности и диктату­ры пролетариата и обусловлены они были наличием как раз несо­циалистических (буржуазных и т. д.) форм собственности и хозяй­ственных укладов с сопутствующими им положениями "старого" (буржуазного, несоциалистического, непролетарского) права.

Юридическое лицо (в том числе и государство как юридиче­ское лицо) — нечто вторичное и производное от права и правоспо­собности обычного (физического) лица, индивида. И там, где за "ча­стным лицом" (индивидами, их группами, объединениями и т. д.) отрицается правоспособность, там и "юридическое лицо" (прида­ваемое "государству" диктатуры пролетариата и т. д.) оказывается ненастоящим, лишенным правового свойства и юридического смыс­ла. Ведь признание пролетарского государства юридическим лицом (в действительном смысле этого понятия и явления) означало бы признание правоспособности и правосубъектности всех остальных участников общественных отношений (их юридического "лица", ста­туса и т. д.), т. е. допущение правового характера его взаимоотно­шений с индивидами, формального равенства (взаимности прав и обязанностей, соответствия между субъективным правом и юриди­ческой ответственностью, отсутствия внеправовых форм и средств насилия и т. д.) в отношениях между диктатурой пролетариата и 'частными лицами".

Но условия (и объективные, и субъективные) диктатуры про­летариата и социализации средств производства со всей опреде­ленностью исключают саму возможность подобных (правовых) взаи­моотношений между "государством" и "частными лицами". Отсюда ^и неправовой характер "нового права" и используемых в нем тра-

'Там

,Т

же. С. 430—431.

-160

190 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

диционных правовых терминов и конструкций (типа юридическое лицо, правоспособность, правоотношение, субъект права и т. д.). с этим в целом связаны как распространенное в условиях неправово­го социализма злоупотребление юридическим словарем, так и тер­минологическая путаница при освещении с помощью правовых категорий неправовых явлений.

Примером такой путаницы является и характеристика госу­дарства в качестве юридического лица — субъекта права "государ­ственной социалистической собственности". Стучка правильно от­мечает, что "наша государственная социалистическая собственность не имеет просто частноправового субъекта права", но причину пу­таницы в этом вопросе усматривает то в неясности советского зако­на, то в пороках буржуазной юридической мысли¹.

На самом деле причина этого верно отмеченного Стучкой фак­та иная, более глубокая и фундаментальная — неэкономическая и неюридическая природа, характер и свойства этой "государствен­ной социалистической собственности" и обусловленная этим объек­тивная невозможность адекватного правового выражения социали­стической собственности и социализма в целом. Кстати говоря, здесь коренится принципиальная невозможность юридического социа­лизма, если речь идет о пролетарском (марксистском, коммунисти­ческом) социализме советского образца.

Из интерпретации Стучкой советского гражданского права видно, что не только государство, но и индивиды не являются здесь действительными (по словам Стучки, "частноправовыми") субъек­тами права с реальной правоспособностью, с настоящими субъек­тивными правами и юридическими обязанностями и т. д. Было бы логично из факта отсутствия в советском "гражданском праве" ча­стноправовых свойств сделать вывод об отсутствии у "советского гражданского права" необходимых правовых характеристик. Но со ссылкой на ленинское положение о том, что "у нас вообще ничего частного нет", Стучка стремится доказать, будто отсутствие в "со­ветском гражданском праве" частноправовых черт и компонентов компенсируется наличием (усилением и господством) публично-пра­вовых свойств и характеристик От буржуазного гражданского права, утверждает Стучка, советское гражданское право отличается "уже тем, что в нем, и по прежним понятиям, содержится не только ча­стное право, но и публичное"². Но как раз "по прежним понятиям" (т. е. с точки зрения допролетарского, буржуазного правопонима-ния и права) "советское гражданское право" — это не право ни в частно-правовом, ни в публично-правовом смысле. Ведь по своему содержанию, сущности и понятию "новое право" (также и согласно Стучке) — отрицание правового качества "старого права".

¹ Там же. С. 431.

² Там же. С. 590.

1 "Новое право": основные направления интерпретаций  >*? 191 """"^очтобы как-то обосновать правовой характер советского гра-> панского права, Стучка вынужден прибегнуть к его "публично-авовой" трактовке ввиду отсутствия аргументов "частно-право-^П^го" профиля. В этой связи он отмечает, что в условиях диктату-пролетариата, доминирующей роли социалистического сектора действия государственного плана народного хозяйства "публич­ное право подчинило себе частное", а "классовая плановость нало­жила свою печать на все частноправовые институты"¹.

Причем за "публичное право" (за "публично-правовой" компо­нент советского гражданского права) здесь, как и в других местах рассуждений о новом, классовом праве, выдаются веления полити­ческой власти, требования и установления органов диктатуры про­летариата (положения властно-централизованного плана, законо­дательные установления в области производства, распределения и обмена и т. д.). Вопрос же о правовое характере этих партийно-властных велений диктатуры пролетариата и вовсе остаемся вне поля зрения подобного классового подхода.

С классовых позиций трактует Стучка и значение "революци­онной законности". В этом ключе Стучка, "не забывая, по словам Ленина, границ законности в революции", призывал в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР отбросить "все, что в нем лишнего, вредного, противоречащего интересам трудящихся"².

Лишними и вредными в этом классовом смысле оказывались процессуально-правовые формы. Поэтому, подчеркивает Стучка, "Советская власть должна отсечь все лишние осложнения, упро­щая также и право и суд до таких размеров, чтобы рабочий от станка, крестьянин, если не от сохи, то от плуга, были бы в состоя­нии участвовать и в судебном деле"³. Подобная пропаганда упро­щенчества и "отсохизма" в подходе к "новому праву" фактически оправдывала классовой мотивацией неправовую практику (и зако­нотворческую, и законоприменительную), нигилистическое отноше­ние даже к собственному "пролетарскому праву", сведение права к требованиям политической целесообразности.

Этот правовой нигилизм присутствует и в решении Стучкой вопроса о "культурной революции" в области права. "Для нас, — отмечает он, — право и культура не тождественные понятия. За­воевания культуры перейдут и в будущее общество (конечно, не в чистом", т. е. в нынешнем виде), а право не перейдет, оно должно отмирать"*. Культурная ценность и значение права тем самым от­рицаются. Право попросту выносится за рамки культуры как нечто больное и отмирающее. Задача классовой культуры, судя по рассу-*Дениям Стучки, состоит в том, чтобы всеми силами и средствами

l Там же. С. 590, 591., ~^ам «е- С. 436. &, Там же. 1амэке. С. 437.                                                                                                             „

7*

192 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание