В связи с прекращением существования СССР 25 декабря 1991 Г. В 19 часов президент СССР Горбачев сложил свои полномочия.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В декабре 1991 г. на карте мира исчезло огромное государство, с именем которого ассоциируется неудачная попытка осуществления на практике грандиозного социалистического эксперимента, начатого в 1917 г. На месте СССР образовалось 15 независимых государств, самое большое из которых — Россия, хочет она того или нет, рассматривается как естественный преемник Советского Союза, и именно ей, в первую очередь, приходится и предстоит разбираться с советским наследством. Поэтому установление его смысла и значения имеет огромное значение для современной России.

Неверная оценка того, что в действительности случилось со страной в ХХ столетии, содержания и сути происходивших событий как в целом, так и на отдельных периодах и этапах ее истории, в современной официальной идеологии, в программах различных партий и движений, является одной из причин кризисного состояния российского общества, до сих пор не нашедшего для себя ориентиров на будущее.

Сегодня господствующей стала идентификация советского периода с историей ГУЛАГа, т. е. потоком непрерывных страданий и жертв, причиненных обществу жестоким и репрессивным коммунистическим режимом, подавлением личных прав и свобод граждан. Однако одномерное "гулаговское" освещение не исчерпывает сути и всего содержания присходивших в советский период процессов. Они вполне укладываются в рамки столкновения западного и советского опыта модернизации, т.е. движения к современности.

Концепция тоталитаризма означает патологическое отклонение со столбовой дороги модернизации, представленной западным историческим опытом — вестернизацией. Трактовка советской модернизации с позиций ГУЛАГа по сути и означает ее видение с точки зрения тоталитарного подхода.

Сторонники реформ в нашей стране, их вдохновители и советники действовали под флагом разрушения "тоталитарного монстра", сложившегося в СССР.Утверждались неверные, пришедшие с Запада штампы, вроде определения Советского Союза как "империи зла", "Верхней Вольты с ракетами" и т.п. Советский вариант модернизации, осуществленный под эгидой тоталитарной власти, выдавался за вредный и тупиковый, принесший людям только беды и страдания. Процесс реформирования советской системы превратился в ее революционную ломку сверху всего и вся по западным рецептам, разработанным для отсталых стран "третьего мира".

Курс пришедшего к власти в СССР в 1985 г. Горбачева и его единомышленников, провозгласивших задачу построения "социализма с человеческим лицом", нашел понимание в обществе, но неудача горбачевских реформ, осуществляемых в рамках расплывчатого замысла "перестройки", имела разрушительные последствия как внутри страны, так и вне ее. Принятый на вооружение лозунг возвращения к общечеловеческим ценностям постепенно трансформировался в однобокое воспевание западной цивилизации и полное неприятие советского прошлого, тотальную критику всего, что с ним было связано. История играла огромную роль в его дискредитации, способствуя насаждению взглядов о собственной неполноценности и необходимости использования другого, главным образом западного опыта, начиная с экономики, организации власти и кончая духовной жизнью. Самым поразительным было то, что это произошло тогда, когда представление о "столбовой дороге цивилизации" подверглось весьма основательному переосмыслению в самой западной общественной мысли с позиций постмодернизма.

Однако многие сторонники теории тоталитаризма увидели в крушении советского социализма подтверждение своей правоты, но сложные и противоречивые процессы, происходящие сегодня в России и на всем постсоветском пространстве, по-прежнему подрывают одномерное видение советской истории. Закрыть ее однозначным решением вопроса не удается.

* * *

Главная ошибка реформаторов заключалась в том, что не были правильно оценены смысл и значение происходивших в советском обществе изменений. Истинная картина краха социалистического эксперимента в нашей стране выглядит куда более сложной и многозначной, чем ее трактовка в примитивной версии борьбы общества против репрессивного тоталитарного государства. Поэтому вопрос об истинных размерах ГУЛАГа как репрессивного политического механизма на разных этапах советской истории приобретает сегодня очень важное политическое значение.

То что происходит сегодня на постсоветском пространстве, доказывает, что был допущен глубокий промах, приведший к непредвиденным и разрушительным последствиям для современной России. Какое значение имеет советский опыт для других стран бывшего СССР — решать им самим. Не преувеличивая достижений советского времени, не замалчивая свойственных ему трагедий, перекосов и искривлений, путем элементарного сопоставления советского общества с любой из других стран, можно прийти к выводу, что все обстояло далеко не так просто, как многим кажется на первый взгляд. Необходимо понять специфический цивилизационный аспект, в котором происходило экономическое, социальное, культурное наполнение содержания процессов в советский период.

Внимательный анализ советской истории показывает, что главным в ее содержании была модернизация, понимаемая в самом широком смысле как индустриализация, движение к городскому обществу, секуляризация (размывание утопического, религиозного, мифического, основанного на вере в "вождей" мышления), изменения в идеологии и общественных настроениях, а не ГУЛАГ.Именно они составляли несущие конструкции советского социализма и вели к усложнению и нарастанию противоречий в советском обществе.

Большевистская концепция построения социализма, ее составные части в виде индустриализации и урбанизации, культурной революции, имеющие прямое отношение к модернизации, имели огромную социальную поддержку. Более того, они возникли и развивалась в недрах российского и советского общества, какая бы идеологическая подкладка под них не пришивалась.

Отличия социализма как способа модернизации состояли в том, что он обещал осуществить ее на основе марксистской идеологии, т. е. без эксплуатации человека человеком, без частной собственности, без тех последствий, лишений и жертв, которые принес людям капитализм. Многие противники советского строя поддерживали в этом смысле модернизаторские устремления большевиков, даже если сам социализм они рассматривали как неосуществимую утопию.

Таким образом, история советского общества протестует против представления о том, что народ не был субъектом модернизации. Конечно, понятие "народ" должно быть конкретизировано в своем многообразии и не сводимо к абстрактному "массы". Конечно, были в советской истории "поводыри" и "слепые", те, кто выигрывали, и те, кто теряли, а то и просто исчезали в водовороте бурных и трагических событий. Неверно существующее ныне представление, что все основания общественной жизни в России были порушены большевиками, а их самих нельзя отделить от общества, их породившего, и от народа, с которым они были связаны.

Под флагом строительства социализма в стране происходила трансформация революционной и разрушительной энергии, охватившей российское общество в начале ХХ в., в созидательную мобилизацию общества, превращение государства из революционного штаба в бюрократический аппарат, с разной степенью успехов и провалов решавший преимущественно практические задачи. В советской истории постоянно нужно учитывать, где оправданное и необходимое сопровождалось явлениями, которые не поддаются легким объяснениям с точки зрения современной логики и здравого смысла.

* * *

Одной из главных черт истории советского общества было его преобразование на базе индустриализации. Большинство авторов не отрицает ее успехов, но, по их мнению, цена, уплаченная за нее, — человеческие потери и затраченные материальные ресурсы, оказалась такой, что на этом фоне динамика развития меркнет. Главной жертвой индустриализации оказалась деревня. Но если даже цена за экономические успехи страны была слишком высокой, достигнутой за счет нещадной эксплутации крестьянства, достижения, например, в сфере образования и культуры выглядят, мягко говоря, несколько иначе. Таким образом, вопрос о цене модернизации в целом также приобретает огромное значение для понимания советской истории.

Все, конечно, познается в сравнении. Необходимо, чтобы популярный ныне вопрос о лишениях и жертвах, понесенных страной в период модернизации ("строительства социализма"), рассматривался в более широком историческом контексте. Тот факт, что в СССР все свойственные модернизации явления оказались уплотненными во времени, наложенными на глобальные мировые процессы, усложненными в результате войн и революций, столкновения различных идеологий, не отменяет того факта, что модернизация во многих странах приносила людям немалые страдания в зависимости от конкретной истории каждой страны. История модернизации писалась не только бережливыми бюргерами, но и жестокими и кровавыми столкновениями, маргинальными и деклассированными группами и слоями населения, войнами, колониальными захватами и пр. С этой точки зрения полезно рассматривать популярное ныне сопоставление истории "капитализма" и "социализма" и не забывать, что насилие, репрессии, тюрьмы, каторга и ссылка существовали повсеместно.

В советскую историю необходимо постоянно вносить поправки на время и специфику внутренних и внешних обстоятельств, продиктовавших определенный расклад исторических событий, те или иные принятые властью решения.

К советскому государству, служившему орудием построения нового общества, нельзя подходить с обычной меркой соответствия или несоответствия его современному "цивилизационному" обществу. Здесь надо принимать во внимание по крайней мере три особенности. Во-первых, исторические основания государственности в России, то, какие специфические функции и задачи она выполняла. Во-вторых, в каком отношении советское государство явилось выразителем устремлений и чаяний различных классов и общественных групп, тяги низов к социальной справедливости. В-третьих, какие задачи возлагали на государство большевики, преследуя цель построения нового общества.

Вышло так, что партийно-государственная номенклатура явилась воплощением и становым хребтом советской государственности. Ее формирование, эволюция также имеют огромное значение для понимания советской истории. Одного лишь "разоблачительного" видения номенклатуры, которое сегодня преобладает в литературе, недостаточно. Возглавив советское государство, номенклатура различными способами: мобилизациями, централизацией, постановкой масштабных задач, энтузиазмом, патернализмом, лоббированием ведомственных интересов, репрессиями, дисциплинарным и хозяйственным подчинением преследовала прежде всего цели движения в будущее, по сути, модернизации общества. Но, как и всякой общественной группе, номенклатуре был присущ собственный "классовый" интерес.

Тот "социализм", который был создан при Сталине под руководством созданной им номенклатуры, вовсе не шел по пути подавления и обобществления частной жизни, как уверяют нас представители тоталитарной школы. Объективная суть проводимой властью политики, несмотря на идеологические заклинания, была совершенно обратной, даже если речь шла об идеологической мистификации собственно номенклатурного интереса или формировании новых классов и слоев советского общества.

Сталинский период, как свидетельствует история, был свирепым и зверским, каким, впрочем, было и само общество, недавно вышедшее из горнила суровых испытаний и обремененное тяжким наследием гражданской войны. Шаг за шагом, однако, под влиянием многих событий отчуждение общества от власти нарастало и постепенно стало приобретать опасные формы.

За годы своего развития в ХХ в. советский социализм создал определенного типа экономику, науку, культуру, производственную и социальную сферу, систему обеспечения транспортом, жильем, продовольствием и т.п. Но на всем протяжении советской истории они не смогли удовлетворить растущие потребности людей, а при интернационализации хозяйственной жизни, размывании границ после смерти Сталина, сравнение оказалось явно не в советскую пользу. Отсюда — возникшее в обществе подозрение к официальным лозунгам о повышении материального благосостояния народа, которое к тому же с конца 70-х годов перестало расти.

Советский Союз рухнул под тяжестью собственных противоречий и нерешенных проблем, но вовсе не потому, что, выбрав социализм, оказался на обочине цивилизации. Тенденции, которые под влиянием времени развивались в недрах советского общества, противоречили официальному о нем представлению. Основу советского строя составляли созданная еще в 1930-е годы централизованная планово-распределительная экономика, сложившиеся в ее рамках гигантские ведомственные структуры. Вопреки теоретическим предсказаниям о движении общества к социальной однородности, к концу брежневского периода сложилась и отвердела определенная социальная структура, оформились классы, слои и группы со своими интересами, образом жизни и менталитетом. Сложилась особая организация власти и управления, которая пронизывала общество сверху донизу, начиная с вершины властной пирамиды и кончая первичными производственными коллективами. Личные и частные интересы явно превалировали над интересами бюрократического государства. В его рамках формировались рыночные отношения, теневая экономика, складывалось независимое и неофициальное общественное мнение, далекое от официальной идеологии.

В отличие от "безкризисной" трактовки советской истории, господствовавшей ранее и отражавшей якобы поступательное движение страны к коммунизму, эта история, напротив, предстает как непрерывная череда кризисов, начиная с того, который был вызван идеологией и практикой военного коммунизма, и кончая последним, приведшим к падению советского строя. Именно усложнение общества в таких масштабах и с такой скоростью, каких никогда не было в истории человечества, создало предпосылки для этого кризиса, выход из которого не был найден. Усложнились все аспекты жизни общества: образование, культура, коммуникации, национальные, международные отношения. В рамках советского общества происходило развитие институционального плюрализма, все чаще различные общественные группы заявляли о своих интересах и не находили их адекватного выражения, которое было узурпировано разного уровня теневыми и клановыми партийно-бюрократическими группировками, преследующими свой интерес. Директивное планирование экономического и социального развития и бюрократический рынок вырождались в "торговлю" интересами по принципу "ты — мне, я тебе", в консервативную идеологию "совершенствования зрелого реального социализма".

Такой социализм, с его отказом от хрущевских экспериментов, стал своеобразным откатом в прошлое, частичным возвращением к тем принципам, которые, по мнению власти, обеспечивали устойчивое и динамическое продвижение вперед. Определенное оживление экономики после свержения Хрущева вроде бы свидетельствовало в пользу такого шага. На самом деле в соответствии с временем в обществе продолжали развиваться принципиально иные тенденции и процессы. Власть к тому времени утратила способность правильно осмысливать происходившие в стране и мире изменения, отвыкла, в отличие от прежней, принимать ответственные решения, действуя скорее в силу инерции и сложившейся практики управления, подавляя и гася в бюрократических толщах шедшие снизу инициативы. Склероз и коррупция, сдерживающий и охранительный характер брежневского "зрелого социализма" вели к разочарованию в нем и полной его дискредитации.

Шло постепенное омертвение прежних социалистических ценностей и идеалов, их превращение в выхолощенные жизнью ритуалы. Новые идеи, если они и звучали, преподносились так, что общество воспринимало их всего лишь как очередную бюрократическую кампанию. Идеология приобрела чудовищное упорство и однообразие, оказавшиеся в вопиющем противоречии с реальностью. Наблюдались застой теоретической мысли и утверждение крайне догматических представлений о марксизме. На этой основе происходило замалчивание истории, а подчас и апология ошибок и неудач, выдаваемых за достижения социализма.

Расхождение идеологии и практики отторгалось сознанием общества. Существующий режим, власть номенклатуры, ее бесконечное глупое вмешательство в жизнь граждан, постоянные дефициты и очереди всем опротивели и вызывали внутренний протест. На каждом участке возникали свои трудности, которые требовали решения и с которыми уже нельзя было справляться прежними методами.

Централизованная планово-распределительная система, организация власти и управления не отвечали новым условиям. Отсюда — возрастание неэффективности управления, снижение темпов роста, застой. Изменилась социально-демографическая ситуация, произошло исчерпание природных и людских ресурсов, которые служили ранее источником для экстенсивного роста.

Назревали острые противоречия между государством и обществом. Государство плохо реагировало на рост частных интересов и потребностей советских людей. В чем таки преуспел "зрелый социализм" — в отчуждении человека от политики, в уходе его в приватную жизнь, в распространении ценностей потребительского общества, эталоном которых казался якобы процветающий Запад. Позднее это вылилось в настоящий гимн обывательству и мещанству, создание мифа о среднем классе, который-де будет служить основой стабильности и демократии. Разочарование в идеях социализма вело к возрастанию социальных недугов, падению трудовой дисциплины, росту пьянства, преступности, потенциальной готовности урвать и украсть. Не нашедшие места в жизни, не удовлетворенные имеющимися перспективами, в том числе мелкие хулиганы и несуны "зрелого социализма", — хорошая основа для понимания облика того общества, которое возникло впоследствии на развалинах СССР.Неразрешенность проблем создавала недовольство и раздражение в обществе, особое идейное и психологическое состояние, которое определялось условиями жизни, воспитания и образования советских людей, растущими международными контактами.

Оппозиционные настроения в советском обществе были связаны не столько с открытым диссидентским движением, сколько со скрытыми, подспудно вызревавшими в обществе процессами. Открытые выступления против "социализма" расценивались как происки против народа и государства, которые защищались Конституцией, законами и карательными органами, но государство ничего не могло поделать с формированием во всех слоях общества других общественных настроений, которые прорывались даже на страницы контролируемых властью средств массовой информации. Исподволь возникали и множились элементы общественной жизни, которые выступали как "несистемные" с точки зрения омертвевшей идеологии. Расширялась сфера теневой экономики. Эрозии подвергались привычные ценности и идеалы. Коррупция все больше разъедала различные этажи управления. Легкость, с которой подавляющее большинство из 20 млн коммунистов после августа 1991 г. расстались с партийными билетами, подтверждает, что они не только не придерживались какой-то единой идеологии, а по сути давно утратили какие-либо идеологические принципы.

Внутриполитическая обстановка оказалась в тесной связи с внешнеполитической. Советскому руководству под влиянием процессов, происходивших в стране, все труднее становилось поддерживать тот геополитический баланс, который сложился после Второй мировой войны и в результате изменений, вызванных к жизни тенденциями и движениями послевоенного времени. Поддержание неустойчивого равновесия в мире, защита геополитических интересов страны под лозунгами "социализма" требовали все больших усилий. Инерция великодержавной политики, гонка вооружений, постоянное возрастание роли ВПК негативным образом сказывались на внутреннем положении СССР.Необходимый с точки зрения государства ВПК мало что давал для конкретного человека и буквально "пожирал" гражданскую экономику. Постоянно вставал вопрос о внесении изменений во внешнеполитическую стратегию, который позднее вылился в концепцию "нового мышления", нашедшего широкую поддержку как внутри страны, так и за рубежом.

Партийно-государственное руководство включало в себя людей, по-разному воспринимающих то, что происходило. Внутри самой партии созревали зерна будущего политического плюрализма, открыто выплеснувшегося на поверхность во второй половине 1980-х годов.

* * *

В нарастании кризиса, таким образом, главную роль играли внутренние факторы, и с этой точки зрения следует рассматривать сущность происшедшего в стране переворота, который сегодня пытаются трактовать в зависимости от политических пристрастий в понятиях очередной "революции (или контрреволюции) сверху".

На самом деле именно гнет общественного мнения производит изменения властных отношений. Внимательный анализ общественных настроений периода "зрелого социализма" показывает, что "перестройка" началась как раз по тем основаниям, которые сложились в общественном мнении и отражали изменения в сознании советских людей.

Победа вестернизации над советским социализмом как особой формой модернизации произошла не в результате "холодной войны", не в связи с тем, что народ был обманут и одурачен, как утверждают современные коммунисты, а в результате глубоких общественных сдвигов. Не Горбачев, не Ельцин и не "демократы" обусловили его крах, а обыкновенные люди отомстили за "застой", за пренебрежение повседневными нуждами и заботами, за пустопорожние обещания, которые постоянно звучали на всем протяжении советской истории. В силу этого общество оказалось психологически настроено на самые решительные перемены и было готово поддерживать их.

"Ускорение", "перестройка" и "поворот к капитализму" имели социальные подпорки. Многие слои и группы населения, измученные советской дефицитной экономикой и отсутствием привлекательной для них перспективы, ожидали поворота к лучшему. К сожалению, теоретические разработки в недрах партийного аппарата чутко улавливали желания и настроения только правящей группы и оказались в отрыве от действительности. Советские теоретики не были приучены исходить из реалий, а были склонны опираться на привычные догмы и понятия. С этой точки зрения и "консерваторы", и "демократы" горбачевского времени представляли собой две стороны одной и той же медали. Последние "способом от противного" быстро перешли в тотальную оппозицию созданной системе и требовали самых радикальных и решительных перемен, перестройки общественных отношений под стартовую площадку для развития капитализма, под прикрытием разговоров об "общечеловеческих ценностях".

Одними из первых тревожных явлений стали деградация и распад советского народного хозяйства, начавшиеся с 1987 г. Под видом кооперации государство выпустило на свет теневую экономику. Теневики со всех сторон облепили непоротливый государственный сектор и стали буквально "съедать" его. Тысячами стали возникать посреднические конторы, фирмы, биржи, которые перекачивали ресурсы из одного кармана в другой. Появились миллионы посредников, маклеров, "челноков", мелких спекулянтов. Так возникали многочисленные элементы, заинтересованные в дальнейших рыночных преобразованиях. Государственные "закрома", призванные обеспечивать население, стремительно пустели, создавая впечатление о полном крахе советской экономики и принципов, на которых она зиждилась. По привычке штурмующие прилавки магазинов люди еще не осознавали, что основные материальные блага переместились в другое место — на биржи, на рынки, на улицы, в подвалы и т.д.

Начался процесс постепенной подмены социализма другими ценностями и идеалами. Особенно яростной атаке подвергалась присущая ему идея социальной справедливости как недостижимая и вредная. Сторонники частной собственности перешли в наступление через СМИ, через пропаганду экономики торгово-базарного типа. Убогие пепси, сникерс и жвачка стали символами приобщения к западному образу жизни. Велась сознательная политизация того, что раньше, при советском строе, считалось вне политики и рассматривалось в качестве презренных фактов повседневности.

Был сделан вывод, что советская система не реформируема в принципе и заслуживает только разрушения. Реальные проблемы, стоящие перед обществом, потонули в болтовне, кабинетном прожектерстве, сопряженными с неоправданными надеждами на экономическое чудо, на помощь Запада, который якобы сделает все, чтобы страна встала на путь демократических преобразований ("Запад нам поможет").

Общественное сознание оказалось расколотым. Одни целиком ориентировались на "рыночные ценности", возрождая при этом даже идеи давно ушедшего периода первоначального накопления капитала. Другие взывали к России, "потерянной после революции". Объявились даже сторонники монархизма, казалось бы, совсем увядшей идеи. Раскол шел и по национальным основаниям, но ни одно движение в то время еще не могло претендовать на роль ведущей политической силы. Путч в августе 1991 г., представлявший обреченную и слабую попытку консерваторов вернуть общество к "доперестроечной эпохе", напугал общество и сыграл огромную роль в выборе стратегии реформирования. Страна на несколько месяцев замерла в ожидании перемен.

* * *

Осуществление реформ в России было доверено наиболее радикальным элементам, которые обнаружили полную неспособность конвертировать научный, производственный и интеллектуальный потенциал советского общества в соответствии с современными требованиями. Осуществление реформ оказалось в руках наболее решительных, ориентированных на Запад либерал-демократов, полностью отвергающих советский опыт.

Причина этого заключалась в том, что СССР на протяжении длительного периода находился в связке с западным миром. Проигрыш в "экономическом соревновании двух систем" создавал впечатление, что вся сила сосредоточена у главного победителя — США.Существовало недоверие к номенклатурным кругам, из среды которых непрерывно велось противодействие реформам. Неверно распространенное среди современных левых представление, что инициатором капиталистического переворота была номенклатура, заинтересованная в том, чтобы превратить власть в собственность. Но несомненно то, что она сумела воспользоваться результатами реформ и оседлать так называемые "постперестроечные процессы", укрепить свое положение и выйти из него с наименьшими потерями, а порой — с весьма существенными приобретениями. Недоверие ко всему советскому объясняет, почему реформирование страны было доверено "решительным" и "незашоренным опытом прошлого" дилетантам, получившим прозвище "менеэсов и завлабов".

Реформы осуществлялись по зарубежным рецептам руками отечественных сторонников западных либеральных ценностей. Их действия по реформированию находят свое историческое оправдание и хорошо укладываются в сложившиеся на отечественном поприще представления о "всемогуществе власти", которая может через колено переломить общество. Не случайно широко распространенное сопоставление реформаторов с комиссарами времен гражданской войны, которые не менее решительными и насильственными способами насаждали новые порядки, но на сей раз фанатически убежденные в правоте уже другой, не марксистской, а либеральной идеологии, ломая и корежа то, что до них было создано. Внуки большевистских комиссаров продемонстрировали вывернутый наизнанку большевизм. То, на что у Запада ушли века, они попытались ввести в одночасье, или в 500 дней. От догм социализма они легко и естественно перешли к догмам либерализма и антикоммунизма.

Понимание того, что кризис имел специфические исторические корни и порожден особыми историческими условиями, начисто отсутствовало. На вооружение были взяты совершенно непригодные рецепты. Они полностью игнорировали особенности советской модернизации. Западные ценности, активно пропагандируемые в годы перестройки, явно заменили к тому времени советские, особенно в высших и средних общественных слоях. На это тоже были свои основания, возрастающие близость и контакты советского и западного общества. В Россию хлынул поток западных либеральных идей. Отечественные реформаторы, действительно, были "агентами влияния", хотя и не в буквальном, как считают нынешние "патриоты", а в более широком смысле, — как свидетельство возросшей популярности идей западного либерализма.

* * *

Современная история России наглядно показывает, где, каким образом были допущены промахи в реформировании страны и к чему на практике они привели. Разрушительный характер проведенных в стране преобразований сегодня всем очевиден.

Первым тревожным симптомом для общества стала ликвидация в декабре 1991 г. союзного государства. Вокруг событий в Беловежской Пуще до сих пор не утихают споры: объективным ли был распад СССР или же он был распущен по злому умыслу руководителей трех союзных республик?

Несколько фактов являются неоспоримыми. Во-первых, накануне, как показал мартовский референдум, большинство населения СССР высказывалось за его сохранение. Во-вторых, тенденция к обособлению отдельных республик, безусловно, существовала и в какой-то мере отражала особенности роста их внутренних потенций и возможностей. Наиболее ярко они выражались республиканскими партийными, государственными и интеллектуальными элитами. В-третьих, выход из состава СССР Прибалтийских республик, насильственно присоединенных к Союзу накануне Великой Отечественной войны, был предрешен и служил прецедентом для других национальных образований. В-четвертых, на территории СССР к моменту его ликвидации существовало немало очагов национальных конфликтов. В-пятых, сама Россия во многом спровоцировала распад союзного государства. В-шестых, действия Президента России Ельцина были продиктованы стремлением остранить от власти Горбачева — первого и последнего президента СССР.

* * *

О том, что происходило в России, а по ее примеру и на всем постсоветском пространстве, в последние годы ХХ столетия пишется много, причем с разных политических позиций. Это служит препятствием для воссоздания объективной истории последнего десятилетия. Общим, однако, остается признание краха проводимого курса. Но объяснение причин, почему это произошло, совершенно разное. Ответственные за него реформаторы считают, что главная вина за провал лежит на коммунистах. Доля правды в этом есть, но не столько в смысле существования коммунистической оппозиции, которая препятствовала проводимым реформам, сколько в том, что оставленное от Советского Союза наследство всячески противилось их проведению в жизнь.

Фактически с конца 1991 г. в руках реформаторов находились основные рычаги управления, а с октября 1993 г. до августа 1998 г. — практически безраздельная власть, подкрепленная новой Конституцией, которая передала все сколько-нибудь существенные полномочия Президенту. Личность оказавшегося на этом посту Б.Н.Ельцина, упорно продвигавшего реформаторов во власть, наверное, долгое время будет связана с очередной "смутой", поразившей страну.

Основными элементами проводимых реформ были шоковая терапия, хорошо сравнимая с "ударом дубинкой по голове", монетаризм, заимствованный из Чикагской школы экономики, приватизация государственного хозяйства и передача его частным лицам. Все остальное можно рассматривать как производное от этих экономических преобразований. Не вдаваясь в подробное описание всех перипетий современной истории России, хотелось бы обратить внимание на то, что происходит с различными элементами прежней советской системы в условиях их переделки и разрушения, ибо совершенно очевидно, что столкновение советского опыта и наложенных на него западных моделей модернизационных преобразований составляет суть конфликта, переживаемого современной Россией. Происходящие в рамках этого процесса трансформации представляют небывалое и невиданное прежде в истории явление.

Из обломков советской системы не складываются ни "свободный рынок", ни "демократия" западного образца, как на то рассчитывали реформаторы. Совершенно не были учтены социально-культурные аспекты модернизации, которые в цивилизационном аспекте имеют решающее значение. Последствия отбрасывания якобы ненужных элементов в соответствии с большевистским тезисом "любой ценой" оказались катастрофическими.

В этом смысле характерно признание американского советника либеральных реформаторов Дж. Сакса: "Мы положили больного [т.е. Россию] на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия". Но главное даже не в этом. Общество было вполне подготовлено к восприятию многих современных западных достижений. Однако способы их огульного перенесения на отечественную почву оказались непригодными и снова доказывают тщетность осуществляемых "сверху" неподготовленных преобразований применительно к обществу, которое три четверти века развивалось по другому сценарию.

К сожалению, признания, подобные тому, которое сделал Дж. Сакс, не являются преобладающими в общественном мнении Запада. Для большинства провал либеральных реформ в России свидетельствует о якобы органической неспособности русских следовать путем, какой для западных обывателей кажется таким естественным и понятным. Они не могут понять, как страна, обладающая такими ресурсами, ввергается в хаос и не может выпутаться из него. На этой почве наблюдается опасная тенденция оживления расистских взглядов и представлений, стремление вмешиваться во внутренние дела страны, брать под контроль протекающие в ней процессы и даже навязывать их силой.

В современной российской действительности нет той исторической последовательности, которая способствовала бы утверждению современных западных ценностей и идеалов. Однако реформаторы продолжают настаивать на избранном пути, который, пусть через много лет, может, и приведет к возникновению чего-то подобного западной цивилизации; они не устают учить и рекомендовать, несмотря на неоднократные сюрпризы, которые преподносит современная история России, усугубляющийся и углубляющийся распад общества, картины политического абсурда. Естественно, вина переносится на тех, кто выступает против, кто не хочет понимать и принимать реформаторов. В результате — иррациональная и крайне опасная "животная злоба антикоммунизма", раскалывающая общество и усиливающая конфронтацию.

Расчет на то, что "невидимая рука" рынка все расставит по своим местам и выведет общество на правильный путь, оказался кабинетной иллюзией. Свободный рынок эпохи первоначального капиталистического накопления давно ушел в прошлое. Парадокс современной действительности в России — вопиющее противоречие даже с основным принципом той эпохи, когда главным было скопидомское сохранить и приумножить то, что имеешь. Классики политической экономики предупреждали, что нерегулируемая реализация частного интереса не может привести ни к чему иному, кроме хаоса. Подтверждение этому демонстрирует нынешняя эпоха реформ, которая превратилась в беспринципный дележ и проедание советского наследства, что, вообще говоря, позволяло довольно-таки долго проводить эксперименты над обществом, пока явно не обозначились тупики проводимой политики.

В соответствии с принципами "свободного рынка" первым шагом к нему стал отпуск цен, который привел к тому, что в условиях монополизированного производства цены взметнулись ввысь на целые порядки, поставив основную массу населения на грань выживания. В противовес представлениям монетаристов о спасительной роли денег как двигателя экономики, деньги переместились в финансово-спекулятивную сферу и ушли из производства. Доллар стал основой регулирования отечественной валюты — рубля и способом привязки к мировой экономике. В результате — закупорка сложившихся прежде хозяйственных связей, отсутствие средств, неплатежи, бартер, остановки производства, массовая безработица. Конкуренция как способ разрешения экономических противоречий привела к тому, что созданные в советское время предприятия при открытии границ и снятии таможенных барьеров вынуждены были конкурировать с хорошо организованными и отлаженными западными монополистическими объединениями. Либерализация цен вызвала крах всей советской финансовой системы, на фоне которой, как поганые грибы, стали возникать уродливые новообразования — пирамиды, фиктивные и ненадежные банки и прочие учреждения подобного рода. Происходило отмывание криминальных денег, разрушение характерных для советской экономики производственных связей. Основные фонды гигантской советской промышленности лишились поддержки и подвергаются сегодня износу физическому и моральному. Доходная часть государственных поступлений пошла на убыль. Государство стало искать дополнительные источники поступлений, продолжая начатое при Горбачеве влезание в долги.

Приватизация экономики дала простор к расхвату государственных предприятий "предприимчивыми людьми". Но расчет на то, что приватизированные предприятия, обретшие "настоящего хозяина", станут локомотивами новой процветающей капиталистической экономики, полностью провалился. Наиболее приспособленными к новым условиям оказались сырьевые отрасли, вернее нефтегазовый комплекс, созданный, кстати, при советской власти, и некоторые другие, производящие продукцию, которая пользуется спросом на мировом рынке. Уход государства от регулирования экономики обернулся гибельными последствиями для целых отраслей и районов страны, содержание которых базировалось на государственной поддержке.

Одна из наиболее опасных идей, заложенных в реформирование страны, — курс на ее деиндустриализацию, получивший даже теоретическое обоснование в том, что советская промышленность производила "никому не нужный хлам". Можно, конечно, спорить, нужная или ненужная продукция производилась, в каких количествах и объемах. Но главное, в чем состоит опасность подобного курса, — невиданное и неоправданное разрушение индустрии, на создание которой были затрачены такие огромные усилия, положено много лишений и жертв. Какой бы отсталой ни была советская экономика, она являлась основообразующей для общества, и ее разрушение повлекло за собой небывалые социальные катаклизмы.

Резкий поворот к капитализму в стране привел к разрушительным последствиям для российской экономики, и без того находившейся не в лучшем состоянии. В результате реформ она распалась на части. Показатели экономического развития России за последние годы — промышленный обвал и разрушение сельского хозяйства. Национальный доход России в 1998 г. по сравнению с 1990 г. сократился в 4 раза, валовый национальный продукт — в 2 раза.

Путь на разрушение ВПК — наиболее развитого сектора советской экономики — вылился в разрушение наиболее высокотехнологичных и наукоемких производств. Сама наука, как фундаментальная, так и прикладная, созданная в советское время и до сих пор "играющая" по советским правилам, медленно умирает и выживает в весьма экзотических формах. Одновременно практически на пустом месте происходит бурный рост всякого рода негосударственных форм: академий, институтов, организаций, фондов, лихорадочно ищущих источники существования и мало что дающих самой науке. Демонтировать развитую науку на основе ублюдочных рыночных форм — преступление.

Созданный за годы реформ частный сектор в лице многочисленных банков приобрел паразитический характер, связанный не с реальной экономикой, а с выкачиванием и перекачиванием государственных средств, переводом их в валюту и вывозом за границу или обращением в недвижимость. Расчет на то, что после приватизации предприятия окажутся локомотивами экономики, не оправдался. Они попали в руки случайных лиц или иностранцев, у которых иные, чем развитие экономики России, интересы.

Дело не в том, что экономическая система в советский период была хороша, как утверждают нынешние коммунисты, а в том, что ее бездумное или целенаправленное разрушение вызвало повсеместную и многонаправленную катастрофу, причем и в городе, и в деревне.

Аграрный сектор всегда был больным местом советской экономики. Нигде, наверное, не сказались таким пагубным образом идеологическое давление, кабинетные импровизации, непродуманные решения. Незавершенность модернизационных процессов и кризисные явления в советской деревне были особенно очевидны. Первоначальные шаги реформаторов на селе строились на иллюзиях деколлективизации и насаждения фермерства. Сложившаяся колхозно-совхозная система подверглась ломке. Но насаждение в деревне "хозяина" типа американского фермера при отсутствии надлежащей материальной основы обернулось полным крахом. Неудача в деревне нового витка кабинетного прожектерства привела к тому, что деревня сегодня оказалась брошенной на произвол судьбы, где каждый выживает как может. Объемы сельскохозяйственного производства за годы реформ непрерывно падали. Парк машин, тракторов, комбайнов, оборудования для сельских предприятий, производство минеральных удобрений постоянно сокращались. Посевная площадь уменьшилась примерно на треть, поголовье скота — наполовину. Развал аграрного сектора заменяется импортом продуктов из-за рубежа. Никаких мер для поддержки отечественного производителя предпринято не было. Когда и как отчественное сельскохозяйственное производство выпутается из стоящих перед ним проблем, — неизвестно. Каким путем будет преобразовывать деревню всячески пропагандируемая реформаторами частная собственность на землю, — совершенно непонятно.

Сегодня многие авторы, говоря о неправильном выборе находившихся у власти "демократов", настаивают на заимствованиях преобразований другого типа. Но кажется, что предпосылок для заимствования любой модели (американской, германской, шведской, аргентинской, чилийской и пр.) в экономике как не было, так и нет.

* * *

Постепенно приходит осознание того, что необходима выработка собственного пути экономического развития, опирающегося на отечественный опыт. Тот факт, что именно Россия, в отличие от других стран, покорно следующих в фарватере западной политики, ставит вопрос об этом, внушает определенные надежды. Но, видимо, чтобы выйти из кризиса, надо много потрудиться, а "не пить, гулять и веселиться", к чему нас призывают сегодня. Стране необходим производительный труд, использующий достижения и ресурсы страны. Надо принимать во внимание и специфику трудовых отношений в России, проблемы стимулирования и мотивации труда, учесть изменения в составе населения и тот потенциал, который был создан за годы советской власти, не закрывая глаза на свойственные ему деформации и недостатки. К сожалению, пока долговременные стимулы для развития производства в стране отсутствуют и у руководства, и в сознании большинства населения.

В этой связи привлекают внимание программы, провозглашающие опору на сложные отрасли, созданные в стране за годы советской власти, и удерживание их передовых позиций в экономике. Ее "локомотивы" или "моторы" находятся сегодня вовсе не в сырьевых отраслях. Расчет реформаторов на то, что они позволят некоторое время удержаться на плаву и за счет вывоза сырья за рубеж обеспечить накопления и инвестиции в другие отрасли — курс вредный и гибельный для будущего страны, что, собственно, уже проявилось в последние годы существования советского режима.

Исторический опыт других стран говорит о том, что индустриальное производство — это не эксплуатация природного изобилия, не использование имеющихся на этой основе преимуществ (хотя это тоже надо учитывать), а история создания изобилия и преодоления неблагоприятных условий для развития экономики. На повестке дня сегодня стоит проблема быстрого освоения технологических нововведений, выработка четкой научно-промышленной политики. Предпосылки для этого имеются благодаря достижениям советского строя. Страна обладает подготовленным для решения этой задачи человеческим потенциалом, интеллектуальными ресурсами. В ней воспитано уважение к образованию, накоплены квалифицированные кадры ученых, специалистов, ИТР и рабочего класса. В качестве "локомотивов" современной экономики могут рассматриваться ракетостроение, ядерная энергетика, сверхвысокочастотная электроника, создание программных продуктов, лазерная технология, авиационная промышленность, производство современных вооружений.

Нефтегазовый комплекс, который сегодня также находится на переднем крае глобальной борьбы за влияние в мире, нуждается в серьезных изменениях, которые создают возможность и здесь производить высокотехнологичную продукцию.

Современное международное разделение труда характеризуется господством супергигантских корпораций, представляющих собой объединения комплексных производств. Советская экономика, хотя и страдала ведомственностью, разобщенностью даже серийных заводов и КБ, все же создала хорошую основу для появления таких объединений, которые могли бы вступить в конкурентную борьбу на мировом рынке.

На основе передовых отраслей экономики возможна диффузия их достижений в текстильную, пищевую, легкую, медицинскую, лесную промышленность, в АПК и сельское хозяйство — наиболее отсталые отрасли советской экономики, которые в результате реформ оказались в особенно тяжелом состоянии, так как в условиях снятия "железного занавеса" оказались в загоне. На них сегодня необходимо переместить внимание, дабы они могли стать основой для вытеснения иностранных компаний с внутреннего рынка, а при наличии благоприятных условий — и с внешнего. Одна из задач, которая стоит перед современной экономикой России, — создание так называемых производств среднего уровня, практически отсутствовавших в СССР, наиболее гибких и приспособленных к условиям рынка.

Наиболее быстро развивающимися в современном мире являются информационные технологии. Предвидится слияние на одной платформе сетевого телевидения, радио, телефона и обмена информацией. Интернет, например, растет со скоростью 10—15% в месяц. Ясно, что эта область в ближайшем будущем будет наиболее перспективной для специалистов. СССР придавал большое значение развитию научно-производственной сферы. К сожалению, в период монетаристского реформирования и деиндустриализации она испытала сокрушительный удар, и проблемы, которые там накопились, требуют теперь очень быстрого решения, иначе — неизбежна опасность для будущего развития страны. Еще год-два продолжения прежней политики, и она будет неспособна создать эффективную современную экономику. Следует учитывать, что иностранцы, испытывающие потребность в специалистах, будут рассчитывать на "утечку мозгов" из России. Препятствие к этому — создание научно-производственных комплексов и финансово-промышленных групп, ориентированных на самые передовые технологии.

Одной из задач, которая встает на повестку дня, — это возвращение к плановым началам и государственному регулированию экономики. Очевидно, что реформаторы вместе с водой выплеснули и ребенка. Разумеется, планирование, с учетом советского опыта, не должно быть директивным и всеобъемлющим, скорее индикативным и точечным, а государственное регулирование не должно означать нового витка полного огосударствления экономики.

Сегодня можно услышать много разговоров о необходимости для России "сосредоточиться", т.е. сконцентрироваться на решении наиболее важных проблем, и даже о возвращении к экономике мобилизационного типа. В этом есть резон, если мобилизацию строить на выделении первоочередных экономических приоритетов, если не будет силы и принуждения со стороны очередного, одержимого новой "прекрасной" идеей диктатора, если будут учтены очевидные общественные токи и настроения, необходимость концентрации общественных усилий для выхода из кризисного состояния. Советский опыт показывает, что политика не может довлеть над экономикой и требует постоянного внесения корректив под воздействием практики. Поэтому экономические программы левых партий и движений, по идеологическим соображениям ратующих за возвращение к прошлому, к национализации, к возвращению всеобъемлющего государственного заказа, внерыночного регулирования и т.п., являются неубедительными и непривлекательными. В то же время представление о саморегулирующейся рыночной экономике, продемонстрированное на практике последнего десятилетия, также есть не что иное, как иллюзия. Единственный выход — разумный диалог между обществом и властью по вопросу о приоритетах экономического развития, а это может быть обеспечено только укреплением демократических институтов и утверждением силы законов, основанных на хозяйственной целесообразности.

Необходимо четко осознавать, что отечественная экономика, по крайней мере в ближайшее время, будет иной, чем в других странах, что надежды на то, что Россия в будущем будет представлять нечто подобное США, Японии или Швеции — не обоснованны. Производительное хозяйство и приемлемый уровень жизни могут, конечно, стать вполне сравнимыми с другими странами, но все равно будут обладать несомненными отличительными чертами.

* * *

Экономика, безусловно, важная сторона в оценке процессов, происходящих в современной России, но не меньшее значение имеет социальная жизнь, испытывающая сегодня ад системной деградации. Средний уровень жизни людей по сравнению с советскими временами упал втрое. Обогатились немногие. Но многие продолжают пребывать в иллюзии, хотя опыт ни одной страны не дает примеров быстрого обогащения большого числа людей. Соотношение между богатыми и бедными достигло в современной России опасного уровня. Стремительно возвращается массовая безработица — самый тревожный спутник современного капитализма. Только официальный уровень безработицы составляет ныне 12,4%, не считая остановленных предприятий, невыплаченных зарплат, пособий и т.п. Социальные слои и группы, в целом поддержавшие реформы, в результате их проведения не получили ничего. Происходит образование новых социальных групп, деформация социального облика других, маргинализация и люмпенизация третьих. Созданные за годы советской власти социальная сфера, система льгот и гарантий, так называемые "общественные формы потребления" усыхают. Признаком явного нездоровья общества является сокращение населения, средней продолжительности жизни, рост болезней и эпидемий, с которыми, казалось, было покончено при советском строе.

Верхний слой общества в современной России не составляет и 1% населения. К нему относятся представители финансового и промышленного капитала — "олигархи", или "плутократы", крупные дельцы теневой экономики. Им присуще ущербное сознание совершаемого чего-то незаконного, что находит отражение во внешней агрессивности, патологической боязни реставрации прежних порядков, постоянной готовности в минуту скрыться за границу, где гораздо спокойнее нажитым капиталам. То что происходит с остальными, вызывает у них лишь отстранение или брезгливое любопытство. Нередко звучит мнение, что "совки", т.е. лица, живущие старыми понятиями и представлениями, должны просто исчезнуть, беспощадно подавляться и уничтожаться.

Значительная часть населения (около 10%), изрядно поредевшая после финансового краха в августе 1998 г., занята в сфере обслуживания нового сектора, в разного рода новых учреждениях и в СМИ, купленных на корню "олигархами", которые, понимая роль СМИ в современном обществе, в первую очередь позаботились о том, чтобы обеспечить в них свое преобладающее влияние.

Те элементы социальной структуры, которые были созданы за годы советской власти, плохо вписываются в новую систему ценностей, хотя людей, ориентированных на них, гораздо больше, чем сумевших как-то приспособиться к новым условиям. Пробужденные и вырвавшиеся на свободу низменные инстинкты, усиленно поддерживаемые СМИ, нашли благоприятную почву в обществе. Образовалось странное "мутантное" общество, где происходят непонятные явления, где за счет деклассирования и разрушения социальной структуры советского общества образуются полусоциальные категории, вроде "челноков", снующих по всему свету, многочисленных "охранников" и прочих промежуточных групп. Наблюдается взрыв преступности, бомжирования, алкоголизма, проституции, наркомании, беспризорности. Ценности, которые провозглашались в советском обществе, переформулируются радикальным образом и служат основой для возникновения новых интересов, новых стимулов, новые ориентиров, порою весьма далеких от "общечеловеческих ценностей".

Взамен идеи социальной справедливости и производительного труда на благо общества усиленно насаждаются идеалы быстрой наживы, личной выгоды как главного способа выживания по принципу: "хочешь жить — умей вертеться". Наибольшее влияние эти "ценности" оказывают на молодые поколения, среди которых уже много таких, кто больше не хочет строить, стоять у станка, рожать и воспитывать детей, кто мечтает о карьере удачливого бизнесмена, работе в банке, хочет продавать и продаваться, наслаждаться жизнью. Настойчивое желание вызвать у молодежи стремление порвать с прежней историей страны и пропаганда через СМИ западных ценностей далеко не случайны и являются следствием не рыночных отношений в сфере информации, как уверяют реформаторы, а продуманной и целенаправленной политики, исходящей из того, что всякие попытки воскрешения и восстановления социализма в любой форме есть страшное зло, которому нужно препятствовать любыми способами и всеми имеющимися средствами.

Реформы открыли благоприятные возможности для мошенничества, шантажа, жульничества, обмана и воровства, которые почему-то рассматриваются в качестве неизбежной предпосылки для становления "цивилизационного среднего класса". Это отчасти объясняет, почему проводимый реформаторами курс сохраняется, хотя основная масса населения находится в крайне неустойчивом и тревожном состоянии.

На современную ситуацию оказывает огромное влияние унаследованный от прошлого "синдром лакейства", привычка к послушанию и исполнению, умение приспосабливаться к навязываемым сверху установкам. Сюда следует отнести прежде всего государственный чиновный аппарат, непрерывно растущий вопреки всем антибюрократическим заклинаниям периода "перестройки" и совершенно изъятым из лексикона "постперестроечного периода". Продажность, коррупция, которые были характерны еще для советской бюрократии, теперь поразили все этажи государственного управления.

Крайне противоречивой в событиях последних лет оказалась роль интеллигенции: многочисленных отрядов научных работников, учителей, врачей, офицерского корпуса и т.д. Поддержав усилия реформаторов, они в современной ситуации оказались не к месту, за исключением, может быть, интеллектуальных элит, перешедших на службу новому режиму, среди которых немало людей талантливых, но занятых собой ради самоутверждения, славы, отличий, наград, уверенных в том, что уж они-то выживут при любой власти.

Деформации подвергаются сегодня различные отряды рабочего класса. Впрочем, свое классовое содержание он утратил еще при советском строе. Взамен образовались корпоративные группы работников различных ведомств. Их положение сегодня прямо зависит от политики, проводимой реформаторами, и условий вхождения в создаваемый ими "рынок". Наиболее тяжелое положение сложилось в тех отраслях, которые уже в советское время нуждались в усиленной поддержке государства или в кардинальном реформировании: ВПК, угольная, текстильная и другие отрасли, где идут непрерывные увольнения, постоянно не выплачивается зарплата, процветают обман и коррупция. Никаких единых рабочих организаций, рабочего движения, защищающих рабочий класс, сегодня не существует и не предвидится в ближайшем будущем. КПРФ как партия, претендующая на выражение интересов рабочего класса, особой популярностью среди самих рабочих не пользуется.

Современная социальная структура России крайне неустойчива и неоднородна, интересы представленных в ней классов и групп далеко не одинаковы. Значительная часть общества пребывает в состоянии апатии и безразличия, потери социальных ориентиров, пассивности и неверия в то, что можно что-либо изменить к лучшему. Расчеты на то, что старые элементы социальной структуры перейдут в новые и пополнят ряды "среднего класса" не более чем эфемерны. Вопрос о путях дальнейшего социального развития приобретает необычайную остроту, ибо без социальной поддержки любые начинания обречены на провал. Анализ социальной структуры современного российского общества показывает, что вряд ли его спасение принадлежит тем, кого называют "новые русские"; скорее следует опираться на те элементы, которые возникли в процессе современной модернизации и которые будут множиться, если общество изберет для себя более приемлемый путь преобразований. При этом следует не закрывать глаза на существующие социальные деформации, а устранять их.

* * *

Поистине запутанной и сложной выглядит политическая история современной России. Власть намеревалась провести посткоммунистическое преобразование страны, выстроить новые государственные институты, новый спектр взаимоотношений с государствами СНГ и всего мира, но нигде не достигла успеха. Ни по одному из этих пунктов в обществе не было достигнуто согласия, а напротив, постоянно нарастало противостояние. Первые же шаги либеральных реформ породили широкомасштабный политический кризис 1992—1993 гг., который сложился из-за расхождений между Президентом и Верховным Советом при отсутствии четкого разделения их полномочий. Добавились отсутствие навыков политической культуры, агрессивность противоборствующих сторон, постоянные персональные конфликты. Возобладал не компромисс, а стремление подчинить одну ветвь власти другой, осуществляемое при негласной поддержке Западом силового установления "демократической диктатуры". Все это закончилось расстрелом "Белого дома" и провозглашением новой Конституции "под Ельцина". Конституция содержала некоторые заимствования с Запада, но в целом сильно смахивала на режим, установленный в дореволюционной России 3 июня 1907 г., с Государственной Думой и Государственным Советом (теперь Советом Федерации), в то время как полномочия Президента России весьма напоминали власть государя императора. Это еще один пример неудачного воспроизведения прошлого, ибо "третьеиюньский режим" ничем особым в истории страны не прославился, не создал демократических мехнизмов и привел Россию к краху.

В качестве главной оппозиционной силы в обществе выступила КПРФ, восстановив преемственность с запрещенной в 1991 г. КПСС и присвоив себе ряд патриотических и националистических лозунгов. КПРФ стала весьма своеобразной партией современной России, объединив в своих рядах бывшую советскую номенклатуру второго и третьего эшелонов и людей преимущественно старшего поколения, не принимающих всего нового и непривычного. Относительный успех коммунистов на выборах в Государственную Думу в декабре 1993 г. свидетельствовал о нарастании общественного недовольства, однако под эгидой коммунистов лозунги патриотизма и национализма не привились. Под ними победу на выборах одержала Либерально-демократическая партия (ЛДПР), у которой российский национализм приобрел какой-то карикатурный и шутовской характер, тем не менее пришедшийся по душе части общества как выражение своеобразной протестной энергии.

Участие в выборах 1993 г. означало, что оппозиция приняла предложенные "правила игры", следуя тактике осторожности и умеренности. Между тем поляризация и раскол общества на противоборствующие политические группировки нарастали. "Масла в огонь" подлила неудачная война с сепаратистами в Чечне. Выборы в Государственную Думу 1995 г. принесли КПРФ несомненный успех. Дума, этот своеобразный полупарламент, приобрела оппозиционный по отношению к режиму характер. ЛДПР, несмотря на утрату части голосов избирателей, в силу инерции сохранила за собой значительное число депутатских мест. Выборы продемонстрировали усиление "партии власти" в лице правительственного блока В.С.Черномырдина "Наш дом Россия" (НДР), ослабление позиций радикальных демократов и провал различных партий, претендующих на роль "третьей силы". Однако в новой системе власти главную роль приобретала борьба за пост Президента.

На президентских выборах 1996 г. КПРФ рассчитывала расширить свой электорат за счет националистов. Однако избирательную кампанию она проводила вяло. Сквозила боязнь Ельцина, опасение, что он ни при каких условиях не отдаст власть и прибегнет к силе для ее сохранения в своих руках. Ошибкой коммунистов было возвращение в своих программных установках к некоторым позициям доперестроечной эпохи, к которым общество уже не стремилось. В результате — проигрыш на выборах и новый президентский срок для Ельцина, продолжившего прежний курс либеральных реформ, который вел к усилению системного кризиса и возрастанию социальной напряженности. На этом фоне шел процесс утверждения КПРФ и ряда других парламентских фракций в роли "системной оппозиции".

О том же говорили выборы глав администраций регионов и их интеграция в сложившуюся систему власти. В деятельности местной администрации было гораздо больше элементов преемственности и прагматизма, а в ряде мест администрацию возглавили коммунисты, что привело к образованию так называемого "красного пояса". После финансового кризиса в августе 1998 г., вызванного крахом спекуляций на государственно-казначейских обязательствах (ГКО), прагматические начала усилились и в деятельности правительства. Однако потесненные радикал-реформаторские круги не желают сдавать свои позиции, рассчитывая на поддержку президентской администрации, захваченных ими средств массовой информации и развертывая борьбу против "коммунистического реставраторства". На этой основе происходит возвращение политического процесса к конфронтации. Все чаще среди "демократов" звучит мысль о необходимости установления диктатуры для насильственного проведения в жизнь "подлинно демократических преобразований", запрета левых и националистических партий, подавления инакомыслия и пр. Круг, как говорят, замкнулся, или за что, спрашивается, боролись?

На пространстве бывшего СССР воспроизводятся многие процессы, происходящие в современной России, а подчас борьба происходит и острее, и глубже. Ликвидация союзного государства явилась одной из причин экономических трудностей в развитии отдельных республик, поскольку распались сложившиеся в рамках СССР народно-хозяйственные связи и пропорции. Она усугубляется искусственностью границ многих государств, входящих в СНГ, разделенностью народов, его населяющих, прежде всего русских. Везде отмечен неуспех реформ, снижение уровня жизни, вызывающие ностальгию по советскому прошлому. Как выясняется сегодня, СССР вовсе был не империей русских, а сложным государственным образованием, которое воплощало в себе определенные новые цивилизационные начала, без угнетения одних наций другими, с безраздельным господством центра и его патернализмом по отношению к отдельным республикам и окраинам. Управление таким государством требовало большого искусства, самоотдачи и политической воли, учета сложного баланса противоречий, непрерывно возникавших в процессе исторического развития страны не всегда разрешаемых так, как того требовало время.

На пространстве бывшего СССР сегодня продолжают бороться центробежные и центростремительные тенденции. Первые пока доминируют. Новые государства напоминают жильцов коммунальной квартиры, которые вдруг решили отгородиться друг от друга. В собственных беда