Глава 3. Эпистемология без познающего 13 страница

кальным событием в человеческой истории. На Западе

он прекратил свое существование, как только дея-

тельность афинских научных школ была пресечена по-

бедоносным и нетерпимым христианством, на Востоке

он продержался несколько дольше. В средние века этот

критический метод лишь оплакивался. В эпоху Ренес-

санса он был не столько вновь изобретен, сколько

просто заимствован вместе с заново открытой тогда

греческой философией и греческой наукой.

Мы скорее поймем уникальность этого второго ком-

понента идеи рациональности — метода критической

дискуссии, — если рассмотрим обычную функцию школ,

ι особенно религиозныхи полурелигиозных. Основным

J назначением таких школ всегда было и поныне остается

t сохранение в чистоте учения основателя школы. Поэто-

* му изменения их учения весьма редки и чаще всего

J своим происхождением обязаны ошибкам или непра-

ί 569

вильным истолкованиям. В тех случаях, когда эти изме»

нения предпринимаются сознательно, они, как правило,

делаются тайно, так как иначе привели бы к расколам

и ересям.

Однако здесь, в ионийской школе, мы встречаем, тра-

дицию научных школ, которая тщательно сохраняет уче-

ние каждого из своих наставников, в то же время вновь

и вновь отклоняясь от него в каждом новом поколении.

Мое предположение, объясняющее это уникальное

явление, заключается в том, что основатель школы Фа-

лес побудил Анаксимандра, своего родственника, уче-

ника и впоследствии преемника, попытаться узнать, не

способен ли он выработать более удачное объяснение

опоры Земли, чем это удалось самому Фалесу.

Независимо от того, как все это происходило на са-

мом деле, мы можем сказать, что изобретение критиче-

ского метода вряд ли могло произойти без вмешательст-

ва столкновения культур, последствия которого оказа-

лись поистине огромными. На протяжении всего лишь

четырех или пяти поколений грекам удалось открыть,,

что Земля, Луна и Солнце имеют сферическую форму,

что Луна вращается вокруг Земли и в то же время

«задумчиво» взирает на Солнце и что объяснить это мож-

но при помощи ссылки на то, что она заимствует у

Солнца свой свет 6. Несколько позже они предположили,

что Земля вращается и что она движется вокруг Солн-

ца. Однако эти гипотезы, обязанные своим возникнове-

нием платоновской школе, и в частности Аристарху,

вскоре были забыты.

Эти космологические и астрономические находки

послужили основой всего дальнейшего развития науки.

Человеческая наука началась со смелой и обнадеживаю-

щей попытки критического познания окружающего нас

мира. Эта древняя мечта нашла свое воплощение в

учении Ньютона. Можно утверждать, что только со вре-

мен Ньютона человечество сделалось в полной мере

сознающим свое место во Вселенной.

Все эти достижения, как легко можно показать,

представляют собой результат применения метода кри-

тической дискуссии к мифотворчеству—-к нашим попыт-

кам познать и объяснить наш мир.

6 Это открытие, по-видимому, принадлежит Пармениду — см. [4,

В 14—15]: «Освещая ночь заимствованным светом, она скользит во-

круг Земли, задумчиво оглядываясь за лучами Солнца».

570

VI

Обращение к истории развития критической тради-

ции позволяет нам лучше понять, почему не следует

ожидать, что любое критическое обсуждение серьезной

проблемы или любая «конфронтация» должны прино-

сить быстрые и окончательные результаты. Истина да-

ется нелегко. Она требует и изобретательности в кри-

тике старых теорий, и умения в деле творческого вы-

движения новых. Так дело обстоит не только в нау-

ках, но и в любой другой сфере человеческого твор-

чества.

Серьезные критические дискуссии всегда трудны.

В них постоянно вмешиваются нерациональные челове-

ческие элементы. Для многих участников самое трудное

в рациональной, то есть критической, дискуссии, за-

быть то, что в нашем пронизанном спорами обществе

знает каждый. Они должны усвоить, что победа в спо-

ре —ι ничто, в то время как малейшее прояснение какой-

либо проблемы или ничтожнейшее небольшое продвиже-

ние к более ясному пониманию своей или чужой пози-

ции— величайший успех. Вашу победу в дискуссии, ко-

торая ни в малейшей степени не помогла вам изменить

или уточнить свои взгляды, следует рассматривать как

полнейшую неудачу. По этой же причине изменения

в позициях дискутирующих сторон нельзя производить

тайно, а всегда следует их подчеркивать и исследовать

их следствия.

Так понимаемая рациональная дискуссия — явление

редкое, но в качестве идеала ее значение велико. И мы

можем научиться достигать такого уровня дискуссии.

Цель ее не в том, чтобы заставить противника перейти

в другую веру; ее устремления скромны — вполне доста-

точно, даже более чем достаточно, чтобы мы почувство-

вали, что умеем теперь видеть вещи в новом свете или

что нам удалось хотя бы немного приблизиться к

истине.

VII

Вернемся, однако, к нашему мифу концептуального

каркаса. Многие факторы могли повлиять на тот факт,

что этот миф часто считается почти самоочевидной ис-

тиной.

571

Я уже упоминал об одном из этих факторов. Своим

происхождениемон обязан чрезмерно оптимистической

оценке возможного исхода дискуссии, а точнее говоря,

убеждению в том, что любая плодотворная дискуссия

должна приводить к решительной и заслуженной интел-

лектуальной победе истины, представляемой одной из

сторон, над ложью, представляемой другой стороной.

Когда же обнаруживается, что дискуссия чаще всего

не достигает этой цели, разочарование превращает чрез-

мерные оптимистические ожидания в глубоки«песси-

мизм по поводу ценности дискуссии.

Второй фактор, заслуживающий тщательного изуче-

ния, связан с историческим или культурным релятивиз-

мом, воззрением, чье начало можно, пожалуй, обнару-

жить еще у «отца истории» Геродота.

Геродот, по-видимому, принадлежал к тем несколь-

ко необычным людям, которые расширяют свой круго-

зор во время путешествий. Прежде всего он, без сомне-

ния, был шокирован тем многообразием, странных обы-

чаев и установлений, с которым он столкнулся на Восто-

ке. Однако он научился уважать чужие обычаи, к не-

которым из них относился критически, на другие смот-

рел как на результаты исторических случайностей. Он

научился терпимости и даже приобрел способность

смотреть на обычаи и установления своей родной страны

глазами варваров.

Такое положение дел вполне нормально. Однако оно

может привести к релятивизму, то есть к воззрению,

отрицающему существование абсолютной или объектив-

ной истины и признающему существование одной истины

для греков, другой — для египтян, третьей — для сирий-

цев и так далее.

Не думаю, чтобы Геродот попался в эту ловушку.

Однако с тех пор многие не сумели избежать ее, и причи-

ной этого нередко служило достойное восхищения чув-

ство терпимости в сочетании с весьма сомнительной ло-

гикой.

Существует одна, безусловно, верная форма идеи

культурного -релятивизма. Так, например, в Англии,

Австралии и Новой Зеландии автомобильное движение

осуществляется по левой стороне дороги, тогда как в

США и большинстве других стран — по правой сторо-

не. Конечно, какое-то правило необходимо для дорож-

ного движения, но выбор одного из этих правил — раз-

572

решающего правостороннее или левостороннее движе-

ние, — несомненно, произволен и устанавливаетсясогла-

шением. Существует много подобных более или менее-

важных правил, являющихся чисто конвенциональными

или традиционными. К ним, например, относятся раз-

личные правила произношения и правописания англий-

ского языка, принятые в Англии и США. Однако даже

два совершенно различных словаря можно при помощи

некоторых соглашений так связать друг с другом, что

они будут напоминать рассмотренное нами различие в

правилах дорожного движения, конечно, при условии

достаточной близости грамматических структур этих

двух языков. Можно считать, что такие словари или

правила своими различиями обязаны исключительно

соглашениям, так как нет никаких оснований для пред-

почтения одного из них, по крайней мере никаких серь-

езных оснований.

Пока в поле нашего внимания находятся только та-

кие конвенциональные правила и обычаи, миф концеп-

туального каркаса не может претендовать на серьезное

признание. Так, дискуссия между англичанином и аме-

риканцем о правилах дорожного движения скорее все-

го приведет к согласию. Оба наверняка выразят свое

сожаление по поводу того, что правила, принятые в их

странах, не совпадают, но 1 согласятся с тем, что в прин-

ципе нет никаких оснований для предпочтения одного

из таких правил другому и было бы неразумно ожидать,

что Соединенные Штаты Ам.ерики перейдут к левосто-

роннему движению только для того, чтобы походить

на Великобританию. Они, наверное, согласятся и с тем,

что сейчас Великобритания вряд ли может пойти на

изменения, поскольку они хотя и желательны, но обош-

лись бы слишком дорого. После того как согласие дос-

тигнуто по всем пунктам, оба участника дискуссии, πα-

всей вероятности, разойдутся в разные стороны с чувст-

вом, что они ничему не научились в результате дискуо 1

сии.

Ситуация, однако, меняется, как только мы перехо-

дим к установлениям, законам или обычаям иного типа,,

например к тем, которые связаны с правовым регули-

рованием. В этой сфере изменение законов и обычаев;

может оказать решающее влияние на подчиняющихся

им людей. Некоторые обычаи могут быть очень суровы-

ми, тогда как другие предусматривают взаимную по-

573

мощь и совместное облегчение невзгод. В некоторых

«странах закона с уважением относятся к свободе, тогда

как в других ее почитают в меньшей степени или даже

вообще не уважают.

По моему убеждению критическая дискуссия, касаю-

щаяся этих важнейших вопросов, не только вполне

возможна, но и настоятельно необходима. Она испыты-

вает часто трудности вследствие пропаганды и пренеб-

режения фактической информацией, но эти трудности не

относятся к числу непреодолимых. Так, можно бороться

с пропагандой при помощи распространения информа-

ции, а информация, если она, конечно, доступна, не

всегда игнорируется, хотя игнорируется она довольно

часто.

Несмотря на все это, существуют люди, которые

придерживаются мифа о невозможности рациональной

дискуссии по поводу концептуального каркаса законов

и обычаев. По их мнению, моральность тождественна

законности, традиции или обычаю и потому невозможно

судить или обсуждать моральное превосходство одной

системы обычаев над другой, поскольку существующая

система законов и обычаев представляет собой единст-

-венный критерий моральности.

Этот взгляд был выражен Гегелем в его формулах:

«Все действительное разумно» и «Все разумное дейст-

вительно». В них слова «все» или «все действительное»

означают мир вместе с установленными людьми зако-

нами и обычаями. Правда, Гегель отрицал то, что они

: представляют собой установления людей, считая, что

устанавливает их Мировой Дух или Разум, а те, кто,

: по-видимому, создает их — великие люди, творцы исто-

рии,— только исполнители воли разума, тончайшими

инструментами которого выступают их страсти и увле-

чения; сами же они — всего лишь выразители Духа

Эпохи, и в конце концов Абсолютного Духа, то есть са-

мого бога.

Это как раз один из тех многочисленных случаев,

.когда философы используют бога для своих собствен-

ных частных целей, то есть в качестве подпорки для не-

которых своих шатких аргументов.

Гегель был одновременно и релятивистом, и абсолю-

тистом. При этом он обычно шел по крайней мере сра-

;зу по двум путям, если же двух путей ему было недос-

таточно, то он привлекал и третий. К тому же Гегель

574

был первым в длинной цепи философов послекантовской)

эпохи, иначе говоря, посткритических или пострациона-

листических философов — по преимуществу немцев,—

которые придерживались мифа концептуального карка-

са.,

По Гегелю, сама по себе истина и относительна, и

абсолютна. Она относительна для каждого историческо-

го или культурного каркаса, и между сторо'нниками

этих каркасов невозможна рациональная дискуссия, по-

скольку каждый каркас содержит иной критерий исти-

ны. Однако учение Гегеля об относительности истины

для различных концептуальных каркасов было для него,

абсолютно истинным, так как оно было частью его ре-

лятивистской философии.

VIII

В наше время претензия Гегеля на то, что ему уда-

лось открыть абсолютную истину, по-видимому, при-

влекает немногих. Однако его учение об относительной·

истине и разработанный им миф концептуального кар-

каса все еще находят приверженцев среди людей. При-

тягательность этого учения обусловлена тем, что его ·

сторонники смешивают релятивизм с верным понима-

нием того, что все люди подвержены ошибкам. Эта

концепция о человеческой погрешимости сыграла значи-

тельную роль в истории философии, начиная с древней-

ших времен, от Ксенофана и Сократа, до Пирса, и я

считаю, что это очень важно. Однако я не считаю воз-

можным использовать ее для поддержки релятивизма;

в вопросе об истине.

Конечно, концепцию о человеческой погрешимости

можно с успехом применять для дискредитации того ви-

да философского абсолютизма, который претендует на

обладание абсолютной истиной или хотя бы критерием:

абсолютной истины типа картезианского критерия ясно-

сти и отчетливости или другого интуитивного критерия

того же рода. Однако имеется и совершенно иное уче-

ние об абсолютной истине, фактически это есть учение

о погрешимости. Согласно этому учению, совершаемые

нами ошибки могут оказаться абсолютными ошибками в

том смысле, что выдвигаемые нами теории могут быть-,

абсолютно ложными, что они могут не достигать исти-

ны. Таким образом, для сторонника учения о погреши—

575

мости роль абсолютного критерия могут играть понятие

истины и понятие отклонения от истины. Эти понятия

могут оказать большую помощь в ходе критической дис-

.куссии.

Теория абсолютной или объективной истины была

.возрождена Тарским. Ему же принадлежит доказатель-

ство невозможности универсального критерия истинно-

сти. Теория абсолютной или объективной истины Тар-

•ского целиком согласуется с нашим учением о погреши-

мости (см. [21]) 7.

Однако разве понятие истины, по Тарскому, не явля-

ется относительным понятием? Разве она не связана с

языком, к которому принадлежит высказывание, вопрос

об истинности которого обсуждается?

Я отвечаю на этот вопрос отрицательно. Теория Тар-

ского утверждает, что высказывание, сформулированное

на каком-либо языке, например на английском, истин-

но, если, и только если, оно соответствует фактам. Из

этой теории следует, что всякий раз, когда им.еется

другой язык, допустим французский, на котором мы

можем описать тот же факт, то сформулированное на

•французском языке высказывание, описывающее этот

•факт, истинно, если, и только если, соответствующее

английское высказывание истинно. Таким образом, сог-

ласно теории Тарского, невозможно, чтобы из двух вы-

сказываний являющихся переводами друг друга, одно

было истинно, а другое ложно. В теории Тарского поня-

тие истины не зависит от языка и не релятивизовано по

отношению к нему. Ссылка на язык делается только в

силу существования невероятной и одновременно триви-

альной возможности, когда одни и те же звуки или сим-

волы могут встречаться в двух различных языках и,

следовательно, могут описывать два совершенно различ-

ных факта.

Однако легко может возникнуть ситуация, когда

высказывание, сформулированное на одном языке, не-

переводимо на другой язык, или, иначе говоря, факт или

положение дел, которые можно описать в одном языке,

нельзя описать в другом.

Каждый, кто владеет более чем одним языком, ко-

7 Я неоднократно излагал теорию Таракого, например в Г15,

л. 223-225].

576

нечно, знает, что совершенные переводы с одного язы-

ка на другой —· явление чрезвычайно редкое, если вооб-

ще возможное. Однако эти затруднения, хорошо извест-

ные всем переводчикам, следует четко отличать от об-

суждаемой нами ситуации — невозможности описания

на одном языке положения дел, которое вполне можно

описать на каком-либо другом языке. Обычные, хорошо

известные переводческие трудности имеют совершенно

иную природу. Ясное, простое и легко понимаемо; 1 вы-

сказывание, сформулированное по-французски или по-

английски, может, к примеру, потребовать очень слож-

ного и неуклюжего перевода, скажем, на немецкий

язык, перевода, который даже труден для понимания.

Другими словами, эти известные каждому переводчику

обычные трудности заключаются в том, что может ока-

заться невозможным эстетически адекватный перевод.

Однако это не означает, что невозможен любой пере-

вод данного высказывания. (Здесь я, естественно, имею

в виду фактуальное высказывание, а не стихотворение,

афоризм или остроту. Сказанное не относится и к вы-

сказываниям, насыщенным тонкой иронией или выра^

жающим чувства говорящего.)

Тем не менее нет никаких сомнений в том, что могут

возникнуть значительно более серьезные трудности. Так,

можно построить искусственные языки, содержащие

только одноместные предикаты, в которых можно ска-

зать: «Пол — высокий» и «Питер — маленький», но не:

«Пол выше Питера».

Конечно, для нас живые языки представляют значи-

тельно больший интерес, чем искусственные. В этом от-

ношении многое можно почерпнуть из работ Уорфа (см,

[23]). Пожалуй, Уорф первым обратил внимание на

важность рассмотрения некоторых грамматических вре^

мен в языке племени хопи. С точки зрения говорящего

на языке хопи, функция этих времен состоит в описа?

нии какой-либо части положения дел, которое он пыта-

ется описать в своем высказывании. Такие грамматиче-

ские времена нельзя адекватно передать на английском

языке, и потому мы вынуждены объяснять их значение

весьма окольным путем, обращаясь к определенным

ожиданиям говорящего, а не к характеристикам объек-

тивного положения дел.

Уорф приводит следующий пример. В языке хопи

имеются две временные категории, которые можно при-

37—913 577

близительно перевести при помощи двух следующих вы-

сказываний:

«Фред начал колку дров»,

«Фред начал колоть дрова».

Говорящий на языке хопи использовал бы первое

высказывание в том случае, когда он ожидает, что Фред

собирается продолжать процесс колки в течение некото-

рого времени. Если же говорящий не ожидает, что Фред

будет продолжать колку дров, то он никогда не скажет

на хопи «Фредначал колку». Он скорее обратится к ис-

пользованию другой категории времени, передаваемой

при помощи высказывания «Фред начал колоть». Одна-

ко существеннее всего то, что говорящий на языке хопи,

используя эти временные категории, вовсе не желает

только выразить различные свои ожидания. Он скорее

стремится описать два различных состояния дел — две

различные объективные ситуации, два различных состоя-

ния объективного мира. Можно сказать, что первая вре-

менная категория описывает начало продолжающегося

состояния или повторяющегося процесса, тогда как

вторая описывает начало события, обладающего не-

большой длительностью. Таким образом, говорящий на

языке хопи, возможно, попытается перевести с хопи

фразу как «Фред начал сон» вместо того, чтобы перевести

ее как «Фред начал спать», поскольку сон больше похож

на процесс, чем на событие.

Все эти соображения значительно упрощены нами,

поскольку полное воспроизведение данного Уорфом опи-

сания столь сложной лингвистической ситуации вполне

могло бы потребовать объема целой статьи. Главное

следствие для интересующей нас проблемы, которое,

по-видимому, вытекает из положения, описанного Уор-

фом и несколько позже рассмотренного Куайном, тако-

во. Несмотря на то что не может быть никакой лингви-

стической относительности в вопросе об истинности ка-

кого-либо высказывания, все же возможна ситуация,

когда некоторое высказывание оказывается непереводи-

мым на другой язык. Дело в том, что в самую грамма-

тику двух различных языков могут быть встроены два

различных взгляда на то, из чего сделан мир, два раз-

личных понимания основных структурных характеристик

мира. Используя терминологию Куайна, это явление

можно назвать «онтологической относительностью» язы-

ка (см. [19; 20]).

578

Я считаю, что возможная непереводимость некоторых

высказываний является, наверное, наиболее радикаль-

ным следствием, которое можно извлечь из явления, наз-

ванного Куайном «онтологической относительностью».

Тем не менее фактически оказывается, что большинство

человеческих языков взаимопереводимы. Следует толь-

ко отметить, что в большинстве случаев они лишь очень

плохо взаимопереводимы, ______чаще всего именно по причи-

не онтологической относительности, хотя, конечно, мож-

но найти и другие причины этого явления. К примеру,

высказывания, апеллирующие к нашему чувству юмора,

или сравнения с хорошо известными местными или исто-

рическими событиями, которые вошли в традицию, мо-

гут быть совершенно непереводимыми.

IX

Несомненно, такое положение дел может значитель-

но затруднить рациональную дискуссию, особенно если

участники ее воспитывались в различных частях света

и говорят на разных языках. Однако я нахожу, что эти

затруднения чаще всего преодолимы. В Лондонской

школе экономики у меня были студенты из различных

частей Африки, Ближнего Востока, Индии, Юго-Восточ-

ной Азии, Китая и Японии, и я убедился, что все труд-

ности можно преодолеть при минимуме настойчивости,

проявленной обеими сторонами. Если и имелось препят-

ствие, которое не так легко было преодолеть, то оно, как

правило, было результатом насильственного навязыва-

ния западных идей. Догматическое, некритическое обу-

чение в плохих школах и университетах западного об-

разца и особенно освоение западного многословия и за-

падных идеологий были, как показывает мой опыт, зна-

чительно более серьезными препятствиями для рацио-

нальной дискуссии, чем любое расхождение между куль-

турами или языками.

Мой опыт преподавания привел меня к мысли, что

столкновение культур может утратить часть своей цен-

ности, если представители одной из сталкивающихся

культур уверены в своем общем превосходстве. Этот

эффект усиливается, когда той же точки зрения придер-

живаются представители другой культуры. При этом

теряется главная ценность столкновения культур, по-

скольку она состоит именно в способности создавать

37· 579

I

критическую позицию. В частности, если одна из сторон

убеждена в своей неполноценности, то критическое от-

ношение ее представителей к обучению у другой сторо-

ны сменяется одним из видов слепого одобрения, слепо-

го прыжка в новый магический круг или обращения в

иную веру — как любят описывать этот процесс верую-

щие и экзистенциалисты.

Я считаю, что в тех случаях, когда возможно посте-

пенное преодоление онтологической относительности,

последняя, хотя и является препятствием на пути к лег-

кому общению, может иметь ни с чем не сравнимую

Ценность прл всех наиболее значительных столкновениях

культур. Благодаря онтологической относительности

участвующие в столкновении партнеры им,еют возмож-

ность избавиться от своих предрассудков, которые они

до тех пор не сознавали. В число таких предрассудков

входит и неосознанное принятие без докательств тео-

рий, которые, к примеру, могут оказаться встроенными

в логическую структуру их языка. Вполне возможно,

что избавление от предрассудков произойдет под влия-