Сознание и контроль действия 5 страница

²² Примерно так обычно объясняются эффекты задержки обработки и маскировки информации, известные как психологический рефрактерный период (задержка реакции на второй из двух быстро следующих друг за другом сигналов — см. 2.1.3) и моргание внима­ ния (см. 4.1.2). Характерно, что изменение характера действия в этих ситуациях способно устранить часть интерференционных эффектов. Это происходит, например, если задача обнаружения буквы в эффекте моргания внимания сменяется задачей чтения слова или становится возможной любая другая форма интеграции информации во времени (стиму-300   лы представляют собой варианты одного и того же предмета — Valdes-Sosa et al., 2004).

ям поздней селекции. В-третьих, подчеркивание роли действия откры­вает ряд новых направлений анализа, например, с точки зрения изуче­ния микроструктуры действия и входящих в его состав фоновых коорди­нации (ср. только что приведенный пример с найссеровским яблоком). Мы рассмотрим сначала данные о роли активного торможения ирреле-вантной информации, а затем перейдем к центральной для данного раз­дела проблеме формирования и специфики когнитивных автоматизмов. В когнитивной психологии, как и в реальной жизни, контроль есть проверка соответствия процесса некоторой цели (эталону) и осуществ­ление мер по восстановлению соответствия, если оно оказывается на­рушенным. В потенциальном списке таких мер на видном месте нахо­дятся разнообразные операции запрета, торможения и подавления, направленные против мешающих достижению цели воздействий. Как мы увидим ниже, способом коммуникации филогенетически новых, фронтальных структур коры с другими отделами мозга часто является именно торможение (см. 4.3.2). Наличие подобного торможения может быть продемонстрировано и в традиционных исследованиях внимания, где оно получило название негативного прайминга (см. также 5.1.3). Один из примеров негативного прайминга — сложные последовательные эф­фекты, возникающие в классическом феномене Струпа, названном так по имени открывшего его в 1930-е годы американского психолога.

Этот феномен был обнаружен в задаче называния цвета букв некото­рого слова. Само слово может быть нейтральным (например, наимено­вания цифр) либо представлять собой название цвета. Если цвет краски и значение слова, являющееся названием цвета, не совпадают (напри­мер, слово «синий» написано красными буквами), то время вербальной реакции по сравнению с контрольным условием называния цвета нейт­ральных слов увеличивается (эффект интерференции). Если цвет крас­ки и значение слова соответствуют друг другу, время реакции уменьша­ется (эффект конгруэнтности). Анализ феномена Струпа показывает, что хотя испытуемый пытается сосредоточиться на оценке цвета букв, зна­чение слова непроизвольно воспринимается им и взаимодействует с от­ветом. Более того, это взаимодействие наблюдается даже тогда, когда значение слова не прямо, а лишь ассоциативно связано с названием ка­кого-либо цвета (как в случае слов «небо» или «трава»). Замечательной особенностью феномена Струпа является то, что он может выступать в десятках обличий: когда испытуемый должен сказать, сколько символов ему показано, а сами эти символы цифры; когда он должен сказать, вы­соким или низким голосом произносится слово «низкий» или «высо­кий»; когда он должен назвать изображение объекта, на котором напи­сано его название или название другого объекта, причем последний может принадлежать, а может и не принадлежать той же самой семан­тической категории, и т.п. Эта ситуация представляет собой настоящий «микрокосм» процессов селективной интерференции.

В данном контексте для нас важны указания на то, что, стараясь на­звать цвет краски букв, испытуемый активно подавляет интерферирую-

щую информацию о семантике слова. Для этого нужно обратиться к ана­лизу последовательной обработки информации, например, когда в од­ной пробе она мешала решению задачи, а в следующей, напротив, ста­новилась релевантной. Такие эффекты действительно были обнаружены: если интерферирующее название цвета (например, слово «красный» зе­леного цвета) становилось в следующей пробе цветом слова {красное сло­ во «синий»), то возникала дополнительная по сравнению с контрольны­ми условиями задержка называния цвета букв («красные»), составлявшая в среднем около 50 мс. Этот феномен (впервые обнаруженный в диплом­ной работе В.Н. Каптелинина, выполненной под нашим руководством в 1978 году) получил название негативного прайминга. Он свидетель­ствует о существовании активного торможения иррелевантной инфор­мации, противореча чисто позитивной трактовке внимания Найссером и другими авторами. Варианты негативного прайминга обнаружены се­годня и в некоторых других ситуациях (Tipper & Driver, 1988), причем эти эффекты могут возникать в зависимости от решаемой задачи на разных уровнях обработки: семантическом (как в только что приведенном при­мере феномена Струпа), восприятия формы и пространственного поло­жения объектов.

В области восприятия и обследования пространства (уровень про­странственного поля С, или амбьентное восприятие — см. 3.4.2) вари­антом негативного прайминга является так называемое «торможение возврата» {inhibition of return). Его суть состоит в том, что сразу после посещения глазом некоторой точки пространства вероятность возвра­та в эту же точку оказывается очень низкой. Более того, попытки по­вторно вернуться в эту область сопровождаются увеличением времени, уходящего на подготовку саккадического скачка (Findlay & Gilchrist, 2004). Очевидная роль подобного механизма состоит в возможно более полном и эффективном обследовании сцены. На рис. 4.13 показана характерная запись движений глаз в задаче поиска различия между ле­вой и правой половинами дисплея (Velichkovsky, Challis & Pomplun, 1995). Прежде всего, как и предполагалось многими авторами (см. 4.2.2 и 4.2.3), отчетливо заметно структурирующее влияние процессов пер­цептивной организации — поиск осуществляется между группами, ко­торые обычно включают от двух до четырех объектов. Можно видеть далее, насколько эффективно, в частности без повторов, осуществля­ется сканирование. Важно отметить, однако, что как только искомое различие начинает подозреваться испытуемым, процесс решения зада­чи поиска сразу же переходит на более высокий уровень и «торможение возврата» исчезает, так что глаза многократно последовательно фикси­руют одни и те же критические области²³.

²³ При этом также резко возрастает продолжительность зрительных фиксаций, с при­мерно 200 мс на стадии поиска до 500 и более мс на стадии проверки гипотезы и принятия решения. Таким образом, с учетом наших данных о связи продолжительности фиксации с уровнем обработки, приведенных в предыдущей главе (см. 3.4.2), торможение возврата является феноменом, характерным, главным образом, для амбьентной обработки (уро-302   вень С, «пространственное поле» Бернштейна).

 

Рис. 4.13. Типичная картина движений глаз в задаче поиска различия между левой и пра­вой половиной дисплея (по: Velichkovsky, Challis & Pomplun, 1995).

Если внимание понимается как контрольный механизм действия, то его эффекты должны определяться обучением и тренировкой, причем в силу автоматизации действий основные события должны разворачи­ваться именно вне сферы осознания. Мы только что видели на примере эффекта Струпа, как очень прочный, а следовательно, в значительной степени автоматизированный навык чтения интерферирует с менее при­вычной задачей называния цвета букв. Точно так же простое заучивание наизусть текста, который предъявляется потом по иррелевантному кана­лу, резко затрудняет повторение релевантного сообщения в стандартных дихотических условиях. Одним из примеров того, как меняются возмож­ности распределения внимания с практикой, служит ранняя работа анг­лийского психолога Джеффри Андервуда (Underwood, 1974). Среди ис­пытуемых был его учитель Невилл Морей — автор и участник десятков исследований дихотического слушания. Повторяя буквы, предъявляв­шиеся по релевантному каналу, необходимо было независимо от канала отмечать появление любых цифр. По сравнению с обычными испытуе­мыми Морей лучше замечал цифры по релевантному каналу — 88 против 77% обнаружений. Но по-настоящему драматических масштабов разли­чия достигали при детекции цифр в иррелевантном канале: если Морей замечал 67% всех цифр, то остальные испытуемые — только 8%.

303

L

Следовательно, формирование когнитивных навыков особенно сильно повышает успешность работы в условиях отвлечения внимания. Эти результаты позволяют надеяться на преодоление многих, казалось бы, фиксированных ограничений познавательных процессов при пра* вильно построенных обучении и тренировке. В этом контексте можно было бы даже говорить о позитивной трактовке... невнимания. Как от­мечает в одной из своих последующих работ Найссер, «наши ограниче­ния, когда они не отражают упрямые факты среды, являются всего лишь примерами того, что мы пока не научились делать» (Neisser, 1980, р. 28).

Фактические результаты исследований самого Найссера и его учени­ков свидетельствуют о широких возможностях автоматизации сложных познавательных процессов. Речь идет о многолетнем цикле исследова­ний письма под диктовку и одновременного чтения. Было показано, например, что после продолжавшейся несколько месяцев тренировки испытуемые могут одновременно безошибочно записывать названия со­ответствующих читаемым словам категорий и с пониманием читать на­учный текст типа статьи в энциклопедии. Хотя и с большим трудом, две испытуемые (в прошлом секретарши) научились даже читать текст и од­новременно писать простые предложения, понимая смысл той и другой информации. О понимании предложений, в частности, можно было су­дить по успешному различению «старых» и «новых» предложений, а также по характерным ошибкам семантического смешения на стадии тестирования. Интересно, что в таких условиях у испытуемых часто от­сутствовало чувство знакомости, поэтому субъективно разделение «ста­рых» и «новых» предложений делалось почти наугад. Это типично также для опознания сложных изображений²⁴.

Целый ряд сведений о возможностях такого разделения в результа­те продолжительной практики приводит А. Олпорт (Allport, 1980). Кро­ме собственных результатов, свидетельствующих о том, что пианисты способны без какой-либо интерференции «вторить» одному из двух ди-хотических сообщений и одновременно играть с листа незнакомое му­зыкальное произведение, он обсуждает аналогичные данные, получен­ные в экспериментах с японскими специалистами вычисления на счетах. В результате нескольких лет упорной тренировки последние оказались способны проводить вычисления в уме быстрее, чем с помо­щью счетов. На скорость вычислений не влияла беседа на общие темы или монотонное повторение вслух трехзначного числа, но решение простейшей арифметической задачи сразу же вело к сбоям и ошибкам. Это наблюдение демонстрирует главную трудность одновременного выполнения двух действий, связанную с разделением компонентов их микроструктуры. Очевидно, два человека могут легко организовать свою работу таким образом, что один из них будет писать под диктов-

²⁴ Видный голландский инженерный психолог Андреас Зандерс (Sanders, 1998) попы­тался недавно воспроизвести эти результаты Найссера и его коллег, но безуспешно. Зан­дерс склонен объяснять эту неудачу общим падением нравов и исчезновением действи-304    тельно хороших секретарш.

ку, а другой читать. Но происходит это не из-за удвоения ресурсов вни­мания, а потому, что перед ними не встает проблема постоянного раз­деления операций двух очень похожих действий.

Для восстановления исторической справедливости следует отме­тить, что первая теория, связывающая внимание с контролем действия, была разработана еще в 1950-е годы Петром Яковлевичем Гальпериным (1902—1988). Исходным пунктом для его анализа было наблюдение, что внимание, не имея собственного продукта, улучшает выполнение дру­гих процессов²⁵. Считая, как и многие советские психологи того перио­да (см. 1.4.3), что психологические процессы являются интериоризиро-ванными формами внешней деятельности, Гальперин выделил в составе внешних действий функцию контроля как не имеющую собственного продукта, но критически важную для успешного выполнения любого действия. Внимание трактуется им как функция внутреннего контроля за выполнением умственных, то есть интериоризированных и сокращен­ных действий. В этом подходе, наряду с анализом стадий или этапов ин-териоризации внешней активности, особенно интересно подчеркива­ние роли речи как средства управления собственным поведением и необходимого компонента произвольного внимания. Мы увидим ниже, что эта точка зрения подтверждается новыми исследованиями произ­вольного контроля (см. 4.4.2).

4.3.2 Критерии выделения автоматизмов

Если эффекты внимания определяются обучением и тренировкой, то в силу автоматизации действий их координация перестает определяться одним только сознательным контролем. Серьезная методологическая проблема состоит в том, что, вводя различение сознательных и авто­матизированных процессов, мы вступаем на зыбкую почву домыслов и предположений, где десятилетиями доминировали различные тече­ния психоанализа. Несомненным достижением когнитивной психоло­гии является нахождение операциональных критериев разведения этих процессов. Один из подходов уже рассматривался нами в предыдущем разделе при анализе задач зрительного поиска (см. 4.2.3). В этой ситуа­ции есть веские основания считать, что параллельный поиск свидетель­ствует об автоматической обработке, тогда как последовательный само­оканчивающийся — об участии фокального внимания и сознания. Этот

²⁵ Это общее, вновь и вновь повторяющееся в психологических учебниках утвержде­
ние справедливо далеко не всегда. Например, в случае сложных, хорошо автоматизиро­
ванных навыков внимание к ним может нарушать их выполнение (см. 5.4.2). Совершен­
но аналогично обращение внимания на содержание сложных, включающих множество
имплицитных компонентов понятий (таких как понятие «время» — см. 6.1.1) может вне­
запно начать мешать их пониманию.                                                                                                305

подход будет неоднократно встречаться нам в дальнейшем (см. 4.3.3 и 5.1.2), но, к сожалению, он применим только к задачам поиска. Более общим является подход, связанный с работами американского нейро--психолога Майкла Познера²⁶.

Эти работы относятся к 1970-м годам, но в значительной степени сохраняют свою актуальность до настоящего времени. Реферируя в те годы факты, свидетельствующие о сложности таких в значительной сте­пени автоматизированных процессов, как чтение или пространственная локализация объектов, Познер отмечал, что они подтверждают мысль И.М. Сеченова о рефлекторной основе психических процессов. По мне­нию Познера, ошибочно связывать все эти процессы с произвольным сознательным управлением. Анализ функций и структуры сознания пока остается слишком сложной задачей, так как ее решение предпола­гает изучение особой управляющей инстанции — гомункулуса, который является чем-то вроде «призрака, гонящегося за когнитивной психоло­гией» (Posner, 1978, р. 151). На данном этапе развития научной психоло­гии можно поставить вопрос только лишь об операциональном разделе­нии автоматизмов (то есть процессов рефлекторного типа) и процессов, находящихся под контролем сознания.

Познер и его сотрудник Снайдер (Posner & Snyder, 1975) выдели­ли три группы критериев, разделяющих автоматические (рефлектор­ные) и сознательные (рефлексивные) процессы. Как они считают, ав­томатические процессы характеризуются активацией, возникающей, во-первых, без сознательного намерения, во-вторых, без сопутствую­щего осознания и, в-третьих, параллельно (без интерференции) с ак­тивацией других подсистем. Напротив, сознательно управляемые про­цессы интенциональны, дают толчок к сознательным переживаниям и затрудняют альтернативным процессам доступ к ограниченному объе­му ресурсов внимания.

Эти соображения позволили впервые в истории психологии пред­ложить методический прием разведения сознательных и автоматичес­ких процессов. Он получил название методики «проигрыша—выигрыша» (она же методика Познера—Снайдера). Поскольку автоматическая об­работка осуществляется полностью сформированными подсистемами, которые могут функционировать параллельно, то предварительная на­стройка одной из этих подсистем приведет к ускорению обработки адек­ватной для нее информации, но не будет сопровождаться замедлением обработки, если в действительности предъявляется совсем другая, не­ожиданная информация. Следовательно, автоматизированные подсис-

²⁶ Познер начал свою научную карьеру как инженерный психолог, под руководством

Пола Фиттса. С течением времени он стал одним из наиболее видных представителей

когнитивной психологии, а затем и когнитивной нейронауки. Спектр его современных

интересов начинает включать также вопросы психологии развития и когнитивной гено-

306   мики (см. 4.3.3).

темы работают по правилу «выигрыш, но не проигрыш». Сознательная обработка сопровождается «выигрышем» при показе ожидаемых стиму­лов, но в случае неожиданной информации, к обработке которой мы не подготовились, будут возникать затруднения. Иными словами, для со­знательной обработки характерны «как выигрыш, так и проигрыш». Этот «проигрыш» в системе сознательного управления должен возни­кать в результате вызванного ожиданиями произвольного перераспре­деления ресурсов: не исключая полностью возможности работы других подсистем, такое перераспределение делает обработку информации в них более медленной и поверхностной.

Чтобы сделать логику этих рассуждений более понятной, лучше всего обратиться к конкретному примеру. В одном из экспериментов Познера и его коллег слева или справа от испытуемого предъявлялся сигнал, который мог быть либо зрительным, либо акустическим. В раз­ных сериях измерялось время реакции определения положения или мо­дальности сигнала. Перед каждой пробой испытуемый получал предын-струкцию, в которой сообщалось, какой сигнал будет предъявлен. В 80% случаев эта информация была верной, в 20% — ложной. В конт­рольных условиях вместо предынструкции предъявлялся случайный на­бор букв. Оказалось, что в задаче пространственной локализации («сле­ва» или «справа» независимо от модальности) верная предынструкция (80% случаев) приводила к «выигрышу» — ускорению ответов по срав­нению с контролем, но ложная преднастройка (20% случаев) не сопро­вождалась «проигрышем»: время реакции оставалось таким же, как и в контрольном условии. В задаче определения модальности («вижу» или «слышу» независимо от локализации) был обнаружен как «выигрыш», так и «проигрыш». Это означает, что интермодальная пространственная локализация — автоматический процесс, который разворачивается не­зависимо от интенций субъекта (см. 3.1.1). Определение сенсорной мо­дальности, которое часто считается чуть ли не первичным психическим актом, напротив, интенционально осуществляется при участии созна­ния и конкурирует с другими процессами.

Этот же методический прием был использован и в ряде более слож­ных ситуаций. В задаче сравнения двух букв Познер и Снайдер (Posner & Snyder, 1975) систематически меняли задержку между предынструк-цией (она также была верной или ложной, соответственно в 80 и 20% случаев) и сравниваемыми символами. Как показывают результаты, представленные на рис. 4. НА, обработка включает здесь как «выиг­рыш», так и «проигрыш», причем первый нарастает во времени значи­тельно быстрее. Подобная асимметричность микрогенеза свидетель­ствует о том, что опознание включает очень быстрые автоматические компоненты (примерно 250 мс), за которыми следуют процессы более медленной сознательной обработки.

307

-60 -

О  100           300            500            300            500           700

Асинхронность предъяштения преднастроечной информации, мс

Рис. 4.14. Эффекты проигрыша и выигрыша в задачах узнавания букв (А) и лексическо­го решения (Б).

В известной работе, проведенной с помощью данного метода, Дж. Нили (Neely, 1977) продемонстрировал влияние семантической предна-стройки на время реакции в задаче лексического выбора, когда испы­туемый должен определить, является ли предъявленная ему последо­вательность букв словом — например, «дятел» или «теляд» (см. 4.1.2). Показу тестовой последовательности предшествовало предъявление с различной асинхронностью слова, которое обычно (80% случаев) было названием соответствующей категории («птица»), но иногда (20%) мог­ло обозначать совсем другую категорию (например, «мебель»). Как вид­но из рис. 4.14Б, и здесь также присутствует фаза быстрой, 250—350 мс, автоматической обработки, в течение которой ложная предынструкция неэффективна. Затем эффекты семантической активации начинают до­полняться тормозящим влиянием контекста, возникающим, как пола­гает автор, в результате произвольного сдвига внимания в ошибочно указанную область семантической памяти. Эта интерпретация под­тверждается данными, полученными при произвольном кодировании предынструкции (например, «птица» всегда означала «мебель»). Если при этом тестовое слово неожиданно оказывалось из первой, привыч­ной категории («ворона»), то до задержек примерно 400 мс все равно наблюдалось ускорение реакций, которое затем сменялось торможени­ем, очевидно, обусловленным сознательным учетом введенного ранее произвольного соответствия (центральная кривая на рис. 4.14Б).

308

Подход Познера и Снайдера возник в период расцвета энергетичес­ких моделей (см. 4.2.2) и, казалось бы, подтверждает существование цен­трального резервуара ресурсов. Возникновение «проигрыша» при этом связывается с перераспределением ресурсов внимания. Но если это так, то развитие процессов торможения должно иметь генерализованный ха­рактер, замедляя обработку любой иррелевантной информации — ведь резервуар един для разных задач. Это предположение поставили под со­мнение последующие работы, проведенные с помощью той же методики. Например, в одном из экспериментов (McLean & Shulman, 1978) испыту­емые должны были в основной задаче (она повторяла задачу Познера и Снайдера) после соответствующей предынструкции сравнивать буквы. Иногда им неожиданно предъявлялся звуковой сигнал, на который нуж­но было дать быстрый двигательный ответ. Хотя с увеличением време­ни, прошедшего с момента показа предынструкции, «проигрыш» в ос­новной задаче возрастает (ср. рис. 4.14А), интерференция двух разных задач падает — латентное время простой двигательной реакции на ирре-левантный сигнал уменьшается. Таким образом, в основе «проигрыша» лежат достаточно специфичные изменения, которые нельзя описать просто как результат перераспределения центрального пула ресурсов. Очевидно, что внимание в этих экспериментах — это не луч прожекто­ра, указывающий потоку ресурсов сенсорный канал или место в семан­тической памяти, а процесс формирования нового ответа (действия). По мере его завершения появляется возможность перейти к решению дру­гих задач (см. 5.4.2).

В последние годы в арсенале когнитивной психологии появился еще один интересный методический прием операционального разведе­ния сознательных и автоматических процессов. Речь идет о предложен­ной канадским психологом Лэрри Джакоби (например, Jacoby, 1998) ме­тодике диссоциации процессов. До сих пор эта методика использовалась в основном в исследованиях памяти и восприятия, поэтому мы лишь крат­ко упомянем о ней в данном разделе (см. ниже описание так называемо­го эффекта псевдознаменитости — 4.3.3), отложив более детальный ана­лиз до следующей главы (см. 5.1.3). Хотя подход Джакоби основан на несколько иных предположениях и совершенно не использует данные о времени реакции, результаты, полученные с его помощью, хорошо впи­сываются в общую картину, как минимум, двухуровневой организации когнитивного управления поведением, где привычные автоматизирован­ные тенденции — с переменным успехом — сдерживаются и направляют­ся в русло сознательной задачи процессами произвольного контроля.

4.3.3 Двухуровневые модели, их критика и альтернативы

Одну из первых и до сих пор самую известную попытку обобщения ис­следований внимания, восприятия и памяти с позиций различения ав­томатических и контролируемых процессов предприняли Р. Шиффрин и  309

Ч

У. Шнайдер (Schneider & Shiffrin, 1977; Shiffrin & Schneider, 1977). В от­личие от большинства других блочных моделей познавательных процес­сов 1970-х годов, в их модели нет жесткого различения кратковремен­ной и долговременной памяти: первая описывается как временно активированный фрагмент второй. Сохраняя актуально значимую ин­формацию, кратковременная память выполняет функции рабочего ре- ■ гистра (см. 5.2.3) для принятия решений, мышления и любых других «процессов управления», на которые способна система. Рациональным зерном этой модели является также признание роли обучения, обеспе­чивающего постепенный перевод контролируемых процессов в автома­тизированную форму обработки. Для обозначения автоматических и контролируемых процессов обработки эти авторы используют термины автоматическое обнаружение и контролируемый поиск.

Автоматическое обнаружение представляет собой восприятие сти­мулов посредством рутинных программ обработки, хранящихся в долго­временной памяти. Они позволяют контролировать потоки информа­ции, направлять внимание и генерировать ответы, причем, благодаря высокой степени заученности, все это не требует сознательных усилий и траты ресурсов кратковременной памяти. Контролируемым поиском называется любая более или менее новая последовательность преобра­зований информации. Такие последовательности не хранятся в готовом виде. Они могут быть изменены и приспособлены к новым обстоятель­ствам, но за эту гибкость приходится расплачиваться тратой ресурсов кратковременной памяти и сознательными усилиями. Контролируемый поиск обычно осознается и может меняться вербальной инструкцией. Даже в том случае, когда контролируемый поиск в кратковременной па­мяти осуществляется слишком быстро для «прохождения в сознание», он остается под произвольным контролем, поскольку инициируется и за­вершается субъектом. Автоматическое обнаружение, напротив, сопро­тивляется изменениям — когда оно запущено в действие, его трудно иг­норировать или остановить.

Экспериментальные исследования этих авторов проводились с по­мощью методики, объединявшей задачи зрительного поиска и поиска в памяти (см. 5.1.2). Испытуемому последовательно с относительно вы­сокой скоростью предъявлялись матрицы, содержавшие от двух до че­тырех буквенно-цифровых символов. Он должен был определить, есть ли среди них хотя бы один символ из показанного ему ранее и удержи­ваемого в памяти положительного множества, объемом от одного до че­тырех символов. Критическим различием было использование в каче­стве целевых и иррелевантных стимулов (дистракторов) символов из разных или же из обеих категорий. Эти два условия назывались «посто­янное соответствие» (consistent mapping) и «переменное соответствие» (varied mapping). Во избежание ошибочных интерпретаций, в табл. 4.2 приведено несколько примеров каждого из этих условий, различавших отдельные серии экспериментов. Так, при выборе условия постоянного

Таблица 4.2. Примеры основных условий экспериментов Шиффрина и Шнайдера

 

	Постоянное соответствие
Символы в памяти	Символы на дисплее	Ответы
HBKD	43В7	ДА
HBKD	9253	НЕТ
5273	J5DC	ДА
5273	BJGH	НЕТ
Переменное соответствие
Символы в памяти	Символы на дисплее	Ответы
Н4ВЗ	5CGB	ДА
Н4ВЗ	2J7C	НЕТ
56F2	G5BJ	ДА
56F2	8D 1 С	НЕТ

соответствия на протяжении всей серии проб, включавшей сотни предъявлений, целевыми стимулами всегда были буквы, а дистрактора-ми — цифры.

Типичные результаты одного из вариантов этих экспериментов по­казаны на рис 4.15. При предъявлении в качестве целевых стимулов и дистракторов символов из разных категорий и сохранении этого соот­ветствия на все время серии проб объем положительного множества (нагрузка на память) и число символов в каждом дисплее оказывают не­значительное влияние на время поиска — обработка осуществляется в режиме автоматического обнаружения. Напротив, эти факторы оказы­вают выраженное влияние в условии переменного соответствия, когда отнесение символов разных категорий к целевым стимулам и дистрак-торам постоянно менялось. Здесь наблюдается последовательный само­оканчивающийся поиск: наклон отрицательных кривых примерно в два раза больше, чем наклон положительных. Это свидетельствует об ис­пользовании контролируемого поиска. Объяснение эффективности ра­боты в условии постоянного соответствия состоит в том, что процедуры различения этих простейших категорий заранее фиксированы в долго­временной памяти. После продолжительной тренировки (свыше 2000 проб) аналогичные результаты могут быть получены для некоторых еще более условных категорий, например, для букв первой и второй поло­вины алфавита²⁷.