Я, как свидетель того, что происходило, могу сказать, что это была тщательно продуманная спецоперация. Я был свидетелем, как это обсуждалось несколько раз на президиумах, был свидетелем, как это обсуждалось в Сибирском отделении. Я не думаю, что мы должны в деталях разбираться. Я только знаю одну очень простую вещь. В пятницу в девять утра за Владимиром Евгеньевичем приехала машина – и они уехали. Он вернулся в начале второго и сказал о том, что сейчас происходит.
Я думаю, коллеги, которые выдвигались и которых здесь обсуждали, имеют достаточно мудрости (хотя они, бесспорно, имеют отношение к случившемуся) и мужества, чтобы выразить солидарность.
Второе: я полностью солидарен с теми оценками, которые дают здесь господину Фурсенко. Фурсенко пришел в министры в 2004-м, в 2005-м он выдвинул первую свою «великую» идею: в России должно остаться 100–200 институтов. Он с этой великой идеей долго-долго живет. И вы знаете, что на одном из президентских советов стали говорить о 150–160 институтах. Это означает, что у нас все еще впереди. Как нас будут объединять? Я думаю, академик Захаров правильно говорил. Нас будут объединять так, как написано в газете «Известия», где статья называется «Великое слияние науки». Мы вчера на клубе обсуждали это, возникло выражение «великое сливание науки». Вот если идти по пути великого сливания науки, так оно и будет – 150–200 институтов. А что будет с ними, никто не знает.
Я думаю, что реформа, которая была в виде блицкрига, и то, что сейчас происходит, – звенья одной и той же цепи. Я согласен целиком и полностью, что мы не можем все время чувствовать себя в чем-то виноватыми. Я считаю, что здесь присутствует действительно выдающееся научное сообщество России и мира. Это люди, которые, безусловно, являются патриотами. И мы с вами свидетели того, как настоящих патриотов делают «врагами нации». Я не понимаю: мы же не диссиденты, почему так поступают с нами?
И, наконец, в заключение. Я хочу сказать, что нужно оценить, безусловно, ту работу, которая была проделана за четыре года. Говорят – сделано не все. Конечно, не все! Если тебе обрубили руки и ноги, отобрали финансирование, отобрали институты, а на этом все было построено (я был председателем комиссии по приборам, у нас было 10 млрд на приборы, а теперь ничего не имеем), – в такой ситуации я считаю деятельность президента и президиума безусловно положительной. Я хочу поддержать Захарова, что мы должны, безусловно, поблагодарить Фортова за то мужество, которое он проявлял. Только потому мы сегодня все еще являемся Академией. Фортов боролся до последнего.
М.Ч. Залиханов, академик РАН, научный руководитель Высокогорного геофизического института (г. Нальчик)
В старое время вот так нас, депутатов СССР, собрали, по судьбоносным делам мы должны были решения принимать для страны. А наш президент, которого мы любили и уважали, доверяли ему безгранично, сказал: «Давайте соберемся через два-три месяца, а сейчас будем готовиться». Через два-три месяца нас, депутатов Верховного Совета, не собрали – и упала наша страна.
Академия должна оценить свою работу по уставу, действующему десятки лет, великие ученые были ее президентами – и всех это устраивало. А сегодня кого-то ни с того ни с сего это не устраивает. Куда мы идем?
Когда великий наш ученый, президент, как мужчина, я вам скажу, оказавшийся слабоват, вот так, беззубо, хочет свою Академию сдать – это политическое убийство Академии. Бесхозная Академия Академией не будет. Вы знаете, в каком положении у нас Академия сейчас.
Нельзя этого делать! Изберем сейчас законное руководство, пусть оно обсуждает, как изменить устав. И нас хотят обмануть, дорогие, поэтому не верьте! Отсюда я так не уйду! Мы должны по программе продолжать работу. И сказать так: если Фортов, которого практически все отделения поддержали, хочет их сдать, то это одно дело. Если он ошибается, пусть перед нами объяснится. Нам надо по программе работать. Я вас очень прошу: не ошибайтесь. Я тогда ошибся – и до сих пор жалею. Дважды на одни грабли нельзя наступать!
