Или окончательная попытка автора

Антон ТЮКИН

С ПОСЛЕДНЕЙ ПРЯМОТОЙ.

ИЛИ ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ ПОПЫТКА АВТОРА

“РАЗОБЛАЧИТЬСЯ” И “РАСКРЫТЬ КАРТЫ”

 

В связи с предстоящим вступлением в ряды Союза российских писателей, начинающим прозаиком из Вологды Тюкиным Антоном Викторовичем к рассмотрению были представлены два крупных прозаических произведения - “Небо медное. Земля железная” и “Дикая песня”, произведения, которые по мысли самого автора скорей всего являются романами. В результате редактирования текстов Ниной Викторовной Писарчик, обе книги получили наименование “повести”, так как автор текста и редактор сочли, что при всей объемности представленного материала, в том и другом произведении недостаточно героев, сюжетных ходов, недостаточна порой эпичность и их философская глубина и т. д. Надо быть поскромнее – так решили редактор и автор. Потому “Небо медное. Земля железная” и “Дикая песня” – есть повести.

Оба произведения – “Дикая песня” и “Небо медное. Земля железная”, созданные автором в одно время (черновик “Дикой песни” кончен в сентябре 2011 года, книга вышла в печать в ноябре 2013 года, черновик “Небо медное. Земля железная” кончен в феврале 2012 года, книга вышла в июне 2012 года), составляют из себя дилогию (двухтомник), тематически развивающий одну и ту же тему. Тему персональной ответственности гражданина России, личности, человека за наше “вчера” и за наше общее, общественное “завтра”. Оба произведения написаны автором в жанре, который ныне принято называть “социальной фантастикой”. Как известно, именно в произведениях, созданных жанре “социальной фантастики”, на фоне исторических событий, изображаемых предельно правдиво и реалистично, могут разворачиваться весьма и весьма фантастические кульбиты. Стоит вспомнить, что в подобном жанре работал, к примеру, Николай Васильевич Гоголь, всем известный создатель блестящего “Носа” и “Записок сумасшедшего”, Михаил Афанасьевич Булгаков – автор всем известных произведений “Роковые яйца”, “Собачье сердце” и “Мастер и Маргарита”. Упомянув имена величайших русских социальных фантастов скажу, что уже сам жанр “социальной фантастики” подразумевает использование автором в своем тексте таких приемов изображения окружающей действительности, как гротеск и сатира. Эти же приемы в своих книгах использует и представленный автор. А теперь мне хотелось бы поподробнее остановиться на каждом из представленных к рассмотрению произведений.

* * *

О ДИКОЙ ПЕСНЕ

 

На первый взгляд сам сюжет повести “Дикая песня” может показаться нам довольно банальным. Некая сверхсовременная космическая станция с международным экипажем на борту поднялась с Земли для глубокого поиска разумной жизни вне нашей планеты. Астронавты возвратились на орбиту Земли ни с чем. Но, родная планета их не может принять. Почему?

Потому что за время их отсутствия произошел огромнейший катаклизм, уничтоживший цивилизацию землян, их культуру. На Земле обитает миллион одичавших людей. По ходу сюжета астронавтам предстоит разрешить загадку: что же все-таки произошло на планете, что им сделать, чтоб спасти мир людей в том знакомом им виде и вернуться домой?

Каждый с детства знакомый с научной фантастикой скажет, что этот сюжет был “проигран” десятками книг, был использован в фильмах и комиксах. И будет прав. Почему?

Потому что перед нами произведение, созданное в жанре пародии и даже “самопародии”, в жанре модной сегодня “альтернативной истории”, незаслуженно отнесенной лишь почему-то к “бульварному” жанру. Перед нами гротеск. Этим жанром диктуется все. От имен героев до сюжетного хода. Вот, хотя бы возьмем имена астронавтов – детей разных народов и стран, носителей разных идеологий.

Командира космического корабля, седовласого майора ВВС США зовут Джон Картер. Что напоминает нам это имя? Ну, конечно же – имя президента США 1970-х - начала 1980-х годов. А еще так зовут астронавта из всем известного в США популярного комикса и недавно прошедшего на киноэкране голливудского фильма. Перед нами гротескный герой – знаменитый “стопроцентый американец” – всем известный “белый протестант - англосакс”, человек твердых консервативных взглядов, традиционно голосующий за “республиканцев” (партия, которая в 2000-е выдвигала в пост президента Джорджа Буша-младшего). Разумеется, что по ходу повествования именно этот герой не стесняется высказывать с откровенностью и прямотой свои взгляды в плане мировой истории и истории бывшего СССР в частности. Этот персонаж есть своеобразная маска? Да. Но, не только…

Как известно, в традициях советской литературы, заложенных еще Максимом Горьким в ходе Первого съезда Союза советских писателей 1934 года, было, мягко говоря, принято “не давать трибуну классовому врагу” на страницах советской печати. Ибо всякое объяснение чуждой позиции могло быть истолковано в те года, как “контрреволюционная пропаганда”, а позднее, как “антисоветская пропаганда и агитация”. На страницы книг автор СССР регулярно “сыпались” различного рода “белые”, “кулаки”, “вредители”, “враги народа”, “фашисты”, чьи мотивы поступков, чьи идейные и философские взгляды оставались для читателя порою полнейшей загадкой. Согласитесь, что объяснять всякое враждебное нам действие только некой “зоологической злобой” нелепо. Перед нами разумные люди, не звери. Социальный мир – не есть биология. А идейная борьба – не есть производная от “инстинктов” и “зова природы”. Тем не менее, установка на “не предоставление слова” работала десятилетия и только “перестройка” конца 1980-х могла пробить брешь в проблеме замалчивания альтернативных мнений на наше “вчера” и “сегодня”. Пусть кому-то покажется, что американец, говоря о Советской России 1930-х - начала 1950-х сгущает краски. Пусть! Перед нами открытая позиция. Перед нами его глазами предстает наша с Вами страна, той которую ее видели люди “свободного мира” по другую сторону “железного занавеса”. Перед нами дискуссия, спор. Спор, в котором рождается истина…

Да, не буду скрывать - в монологах героев иногда поднимаются спорные, очень сложные темы. Ну, хотя бы “палестинский вопрос” в свете интересов разных стран мира – СССР, США и т. д. Надо ли говорить о таком? Надо – вот так думает автор. Ибо без ясного понимания прошлого – настоящего нам не понять. Спор о прошлом? А, может о настоящем? Ибо наше “сегодня” – только продолжение “вчера”.

В той же самой гротескной манере изображен и китайский лейтенант Ли Мань – представитель своей страны и носитель альтернативной либерально-демократическим “правым” взглядам Джона Картера марксистско-ленинской идеологии современной компартии КНР.

В том же самом ключе предстает перед нами самый дельный из всей группы друзей-астронавтов – капитан ФСБ РФ Сафронов Михаил Юсуфович, человек чем-то даже напоминающий знаменитого Глеба Жеглова, гениально сыгранного Владимиром Высоцким в сериале “Место встречи изменить нельзя” по произведению братьев Вайнеров. Астронавта, чья фамилия лишь на одну букву отличается от фамилии официозного советского писателя периода “культа личности” Сталина (Софронов Анатолий Владимирович (р. 1911-90), русский писатель, Герой Социалистического Труда (1981). В драматургии ("Московский характер", 1948) - сглаживание конфликтов действительности. Комедия "Стряпуха" (1959). Лирика, роман в стихах "В глубь времени" (ч. 1-6, 1978-83). Главный редактор журнала "Огонек" (1953-86). Государственная премия СССР (1948, 1949).). Говорящая фамилия намекает читателю, “из какой шинели” вышел этот человек. Человек – носитель во многом специфически просоветских взглядов на мир и соответствующих убеждений. Кстати, это не мешает быть ему хорошим товарищем и дельным членом экипажа, делающим порой самую трудную и неблагодарную работу. Отчество “Юсуфович” продолжает с читателем литературную игру, наводя на всем известную поговорку о русском народе: “Поскреби русского – найдёшь татарина”. И в плохом (вспомним средневековое Монголо-татарское иго), и в хорошем (намек на полиэтничность национального состава современной РФ).

Продолжая рассказ о героях “Дикой песни”, стоит упомянуть еще двух. Это девушка-член экипажа Марыся и бывший нарком НКВД (1938-45 гг.), а в описываемый в книге период истории (февраль-март 1953 года) зампред Совмина Союза ССР Лаврентий Павлович Берия.

Девушка Марыся является в этой книге не главным, но боковым персонажем, представляя образ молодого поколения современной России, выросшего в эпоху “лихих” 1990-х. Читатель еще встретит ее, как главную героиню повести “Небо медное. Земля железная”… Берия предстает перед читателем в образе “типового” советского начальника, сочетающего в себе грубость, хамство и деловой, трезвый взгляд на действительность, цинизм, любовь к роскоши, выпивке, юному женскому телу и одновременно страдающему от трагической нереализованности массы планов, надежд и амбиций. Образ Берия очень далек о карикатурного злодея из комикса. Перед нами страдающий, очень-очень зависимый, одинокий, смертельно усталый уже немолодой мужчина. Что же надо ему – некогда всесильному наркому НКВД, а теперь “всего лишь” замперду Совмина? Что мешает ему развернуться, реализовать себя?

Как ни странно, Берия мешает тот самый пресловутый “культ личности” Сталина, который он сам укрепил массовыми репрессиями и курированием работы над созданием атомной бомбы. Сталин давит его. Не дает ему жить. Точно так же, как он не дал жить и всему человечеству в том самом временном измерении, где его непомерные геополитические амбиции привели региональный конфликт - война в Корее - к мировой советско-американской термоядерной взаимно- истребительной бойне… Берия понимает всю угрозу, исходящую от престарелого Сталина с его планами “последней освободительной войны” и решается действовать. Отравив вcесильного “патрона”, сам становится во главе государства. Встав на этот пост, Берия “расправляет крылья”. Вот оно – “золотое время” показать, что “можно сделать лучше”, чем его предшественник… Берия кончает политику массовых политических репрессий, договаривается с другими членами Политбюро ЦК КПСС о дальнейшем разделе сфер влияния в политической, а потом и в экономической жизни в СССР. Что еще реализует Берия? – Заканчивает войну в Корее и объединяет страну. Распускает социалистический лагерь стран - сателлитов СССР, объединяет Германию и подписывает с ней и с Японией мирные договора, возвращает этим странам некоторые аннексированные после Второй Мировой территории в обмен на “вечный мир”. Налаживает нормальные международные и экономические отношения с Западом. Проводит культурную и экономическую политику “открытых дверей”. Переводя бывшие военные отрасли на “мирные рельсы”, привлекает инвесторов в автомобилестроение и другие наукоемкие отрасли. Разоблачает на ХХ съезде КПСС “культ личности” Сталина и кардинально реформирует саму партию. Вводит “социалистическую рыночную экономику”, как две капли воды похожую на “китайский социализм” наших дней…

В результате “великих реформ” (о возможности которых пишут сегодня многие серьезные историки), СССР “имени Берия” живет. Сам “великий” почил в бозе с середине 1970-х, но страна живет и развивается. Пусть она и не “номер один” в придуманном Тюкиным мире. В этой самой стране есть украинский хлеб, есть вино Кавказа и фрукты, русская колбаса и компьютеры, выпускаемые частой фирмой “Берия-Радиотехника”… Кстати, все бывшие члены Политбюро ЦК КПСС – Маленков, Хрущев, Молотов, Каганович, Микоян и пр. в новой бериевском рыночном СССР нашли свое место, возглавив вначале соответствующие отрасли советской промышленности, а потом они сами и их потомки стали олигархами – представителями крупой промышленной и банковской буржуазии… Да, СССР после смерти всесильного “отца нации” Лаврентия Павловича живет, только… почему-то эта страна, страна в которую волею судеб попадают незадачливые астронавты, очень-очень похожа на Россию времен Владимира Путина. Там есть бедность и несправедливость, произвол и коррупция, страх перед репрессиями, пусть и не массовыми со стороны госбезопасности, да и просто страх перед правоохранительными органами, процветает приспособленчество, подлость, криводушие и “двойная мораль” – норма жизни, ложь и цензура. Там для размещение во внутрисоветской электронной сети “интерес” (изолированная от мира часть интернета) надо представлять материалы на рассмотрение цензурной комиссии, люди слушают “голоса” через беснование и вой “глушилок”, песни Галича крутят на бабинах магнитофонов… Да, конечно в этой стране есть… аж две политические партии (Партия Народной Свободы имени Берия и Партия Крестьянских Хозяев – от сельхоз- олигарха Хрущева-младшего), есть одна оппозиционная радиостанция и одна свободная либеральная газета – на всю страну, но все это ничего не решает. Общественная обстановка в СССР “имени Берия” “душная”. Даже много “душнее”, чем при нем самом. Вождь хотел “как лучше”…

Продолжая известный всем афоризм премьера РФ Виктора Степановича Черномырдина скажем, что “получилось – как всегда”. “Что не делаем – а выходит автомат Калашникова”. Ну, прямо как в анекдоте! Почему?

Потому что невозможно освободить людей, если ты и сам не свободен. Берия не свободен от груза своих преступлений. Да, после 1953-го года он “решил исправится”, но его, как и всю страну тянет груз прошлого. “Мертвые хватают живых” – такова метафора Тюкина. И еще. Невозможно делать людям добро с мыслями о корысти (в моей книге: передел государственной собственности новым олигархатом из ЦК КПСС), с руками, омытыми в крови миллионов, пусть даже новые “правдорубы” и переложили всю свою вину на давно уже мертвого Сталина.

Не пустая игра в “альтернативную историю” предстает перед нами. Не пустой перебор “вариантов развития” – мен “шила” на “мыло” и “часы” на “трусы” - в этой повести. За игрой в “альтернативу” у автора есть глубочайший мировоззренческий замысел – показать безнадежность системы насилия, а значит и зла. Невозможно строить прочное будущее на территории несвободы! Только правда и только свобода, и только открытое общество – есть лекарства от общественных бед! – таков пафос книги “Дикая песня” – И альтернативы тут нет!

В конце повести астронавты гибнут. В противоборстве ли с тупой государственной системой и просто “по - случаю”? Не суть. Жизнь всегда кончается смертью. Хочется все же думать, надеяться, что их смерть не есть точка. Не есть точка, а решительный, мощный восклицательный знак. Что глядят эти люди на мир наш, пусть и мертвые, пусть как – бы уже и “с другого берега”, но все – так спрашивают: “Все ли тут хорошо? Все ли ладно у Вас в Вашем доме – на нашей Земле?”… Нет для них на планете чужого не горя, ни радости. Все проблемы в мире – их. Их и наши – персональные, собственные.

Не скрою, что отчасти толчком к написанию повести “Дикая песня” для меня явилась песня, одна из самых любимых песен Александра Аркадьевича Галича. Вот она. Привожу ее текст чуть пониже… Почему он так важна нам сегодня? Дело в том, что сегодня, когда авторитарные и даже тоталитарные тенденции во внешней и внутренней политике современной России Владимира Путина при поддержке пресловутого просоветского “большинства” – потребителей новых великодержавных и старых сталинистских мифов растут и ширятся, она кажется мне особенно актуальной, призывая граждан к общественной бдительности, чуткости, стойкости против наползающих неправды и зла.

 

БЕЗ НАЗВАНИЯ

 

Посвящается В.Беньяш

 

Вот пришли и ко мне седины,

Распевается воронье!

"Не судите, да не судимы..." -

Заклинает мое вранье.

 

Ах, забвенья глоток студеный,

Ты охотно напомнишь мне,

Как роскошный герой - Буденный -

На роскошном скакал коне.

 

Так давайте ж, друзья, утроим

Наших сил золотой запас,

"Нас не трогай, и мы не тронем..." -

Это пели мы! И не раз!..

 

"Не судите!"

Смирней, чем Авель,

Падай в ноги за хлеб и кров...

Ну, писал там какой-то Бабель,

И не стало его - делов!!

 

"Не судите!"

И нет мерила,

Все дозволено, кроме слов...

Ну, какая-то там Марина

Захлебнулась в петле - делов!

 

"Не судите!"

Малюйте зори,

Забивайте своих козлов...

Ну, какой-то там "чайник" в зоне

Все о Федре кричал - делов!

 

-- Я не увижу знаменитой Федры

В старинном, многоярусном театре...

...Он не увидит знаменитой Федры

В старинном, многоярусном театре! -

 

Пребывая в туманной черности,

Обращаюсь с мольбой к историку -

От великой своей учености

Удели мне хотя бы толику!

 

Я ж пути не ищу раскольного,

Я готов шагать по законному!

Успокой меня, неспокойного,

Растолкуй ты мне, бестолковому!

 

А историк мне отвечает:

"Я другой такой страны не знаю..."

 

Будьте ж счастливы, голосуйте,

Маршируйте к плечу плечом,

Те, кто выбраны, те и судьи,

Посторонним вход воспрещен!

 

Ах, как быстро, несусветимы

Дни пошли нам вески седить...

"Не судите, да не судимы..."

Так, вот, значит, и не судить?!

 

Так, вот, значит, и спать спокойно,

Опускать пятаки в метро?!

А судить и рядить - на кой нам?!

"Нас не трогай, и мы не тро..."

 

Нет! Презренна по самой сути

Эта формула бытия!

Те, кто выбраны, те и судьи?

Я не выбран. Но я - судья!

 

“Я не выбран. Но я - судья!” - Я гражданин, а не пешка! - хочется повторить вновь и вновь вслед за Александром Аркадьевичем Галичем, и в этих простых строках есть весь пафос повести “Дикая песня”.

* * *

О НЕБЕ МЕДНОМ И О ЗЕМЛЕ ЖЕЛЕЗНОЙ

 

Если очень условно предыдущую книгу дилогии “Дикая песня” можно назвать книгой “антикоммунистической”, то вторую – “Небо медное. Земля железная” можно звать книгой “антилиберальной” в той мере, в которой она представляет перед читателем мрачные, тревожные картины жизни “взвихренной Руси” из “лихих” 1990-х – “окаянного времени” экономической и политической революции команды младореформаторов из эпохи раннего Бориса Ельцина. Огромная, обширнейшая, почти безразмерная тема, почти не поднятая еще в современной нам русской литературе. Что-то писал на эту тему Василий Белов, что-то Валентин Распутин, Александр Исаевич Солженицын – в основном в публицистике. Тема тем, равная разве что по осмыслению и описанию русским революциям 1917-го года, Великой гражданской войне, Первой и Второй мировым войнам. Сколько тут сюжетов? Не счесть! Сколько судеб, поломанных жизней, трагедий, смертей? Миллионы!

- “Миллионы убитых задешево…” – вспоминается строчка из великого стихотворения Осипа Эмильевича Мандельштама “Стихи о неизвестном солдате” от 1937 года. Кстати, эта строка, также как и приведенные ниже стихи Мандельштама являются своеобразным “ключом” к повести “Небо медное. Земля железная”. Вот они:

 

Mа Vоiх аigrе еt fаssе...

Р.Verlain

 

Я скажу тебе с последней

Прямотой:

Все лишь бредни, шерри-бренди,

Ангел мой.

Там где эллину сияла

Красота,

Мне из черных дыр зияла

Срамота.

Греки сбондили Елену

По волнам,

Ну а мне - соленой пеной

По губам.

По губам меня помажет

Пустота,

 

Строгий кукиш мне покажет

Нищета.

Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли,

Все равно.

Ангел Мэри, пей коктейли,

Дуй вино!

Я скажу тебе с последней

Прямотой:

Все лишь бредни, шерри-бренди,

Ангел мой.

 

2 марта 1931

 

И еще. Вот еще несколько стихотворений Осипа Эмильевича, и тоже “программные”. Стихотворения в которых, как в капле воды отразилась и трагическая судьба великого русского поэта ХХ века, да и весь его - наш “прекрасный жалкий век”.

 

Век мой, зверь мой, кто сумеет

Заглянуть в твои зрачки

И своею кровью склеит

Двух столетий позвонки?

Кровь - строительница хлещет

Горлом из земных вещей,

Захребетник лишь трепещет

На пороге новых дней.

Тварь, покуда жизнь хватает,

Донести хребет должна,

И невидимым играет

Позвоночником волна.

Словно нежный хрящ ребенка,

Век младенческой земли.

Снова в жертву, как ягненка,

Темя жизни принесли.

Чтобы вырвать век из плена,

Чтобы новый мир начать,

Узловатых дней колена

Нужно флейтою связать.

Это век волну колышет

Человеческой тоской,

И в траве гадюка дышит

Мерой века золотой.

И еще набухнут почки,

Брызнет зелени побег,

 

Но разбит твой позвоночник,

Мой прекрасный жалкий век!

И с бессмысленной улыбкой

Вспять глядишь, жесток и слаб,

Словно зверь, когда-то гибкий,

На следы своих же лап.

Кровь - строительница хлещет

Горлом из земных вещей

И горячей рыбой мещет

В берег теплый хрящ морей.

И с высокой сетки птичьей,

От лазурных влажных глыб

Льется, льется безразличье

На смертельный твой ушиб.

 

* * *

 

За гремучую доблесть грядущих веков,

За высокое племя людей

Я лишился и чаши на пире отцов,

И веселья, и чести своей.

 

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей,

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей.

 

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,

Ни кровавых костей в колесе,

Чтоб сияли всю ночь голубые песцы

Мне в своей первобытной красе.

 

Уведи меня в ночь, где течет Енисей,

Где сосна до звезды достает,

Потому что не волк я по крови своей

И меня только равный убьет.

17-28 марта 1931

 

Не слукавлю, если скажу, что Осип Мандельштам, наравне с Борисом Леонидовичем Пастернаком и Иосифом Александровичем Бродским, чье “Письмо римскому другу” и читают молодые герои повести при расставании, провожая конец своей “прекрасной эпохи”, является любимейшим поэтом автора и, отчасти, даже кумиром и своеобразным “законодателем литературной моды”…

В центре повествования повести “Небо медное. Земля железная” – есть история обыкновенной постсоветской семьи из “народной интеллигенции”. Отец Виктор Николаевич – преподаватель технической дисциплины в провинциальном вузе. Его сын – студент – архитектор Андрей – один из главных героев этой повести. Мать – учитель математики в средней школе. Дядька – брат отца – Николай Николаевич – тоже преподаватель, а еще непосредственный начальник Андрея, который по причине безденежья в семье, да и просто для того, чтобы меньше быть дома и не слышать неприятные попреки “бездельем”, а также и политические разговоры отца в “черносотенном духе”, в свободное от учебы время, подрабатывает на кафедре в ВУЗе… - Интеллигенция и революция - вот как можно было обозначить тему этой книги.

И так, перед нами “список благодеяний и преступлений” революции, о котором в свое время писал еще Юрий Олеша? Революции на сей раз августа 1991 года, то есть “буржуазно-демократической”. Так ли? Правильно ли именно так будет понимать читателю данную книгу?

Это так и одновременно это не так. Ибо речь тут идет не об одной революции 1991-го, о событиях принесших с собой весь тот слом культурной и хозяйственной жизни на просторах “одной шестой”. Речь тут прежде всего о том, что, какие явления жизни, нравы, быт, установки общественные и личные “выпустили джина из бутылки”. Вот так. А Вы думали? Легких и простых ответов у автора нет. И тут тоже, как и в повести “Дикая песня” “мертвецы хватают живых”.

Начнем вчитываться в текст. И так, первая часть книги “Небо медное. Земля железная” называется “Дом с дураками”. Почему? Не только и даже не столько, “потому что” “интеллигентная” и благополучная до 1992 года – времени начала либеральных реформ Егора Гайдара, семья проживает в помпезном “сталинском” доме с установленными на крыше гипсовыми статуями “сталеварно - кочегарными” трудящимися. Да, они и на самом деле живут “в доме, который построил Сталин”. В доме, которые строили зэки, как мы узнаем потом. Что такое тот “дом”? Да, это же СССР! Распадается мир, где никто не хочет жить по-старому, а по-новому просто не может (вспоминается знаменитая сточка из работы Ленина про “верхи и низы”). Распадаются страны. Распадаются семьи и связи между людьми. Даже самыми близкими. В чем тут дело, товарищи?

Дело в образе жизни людей, в их моральных и нравственных установках. Например, отец, как и дядька долгие – долгие годы “при старом режиме” работал на “оборонке”, то есть разрабатывал в угоду кремлевским тиранам все новые и новые виды убийства человека человеком. Именно эта работа легла в основу прошлого материального благополучия семьи… Сожалеют ли эти люди о сотрудничестве с обанкротившимся политическим режимом? Отнюдь, нет! Они так ни в чем не раскаялись и не поняли ну, почти ничего. Они прячут голову от прошлого, ровно как и от настоящего. Ровно также, как прячется правда в семье об отце мамы Андрея, что служил при Сталине в системе НКВД в лагерях или как сам Андрей прячет правду, научившись стесняться своих собственных материнских еврейских корней. Под влиянием антисемитской среды “это” считается “стыдным”, “позорным” и “неприличным”. Вот такая “цензура” внутри одной только средней советской семьи.

“Благородные обыватели” Устьрятина, а так называется город, ни о чем не жалеют. “Перестройка”, революционные процессы, призванные в свое время духовно очистить советское общество, почти не затронули их внутренний мир. Да, конечно, эти люди всегда были настроены “антисоветски”, они вечно ворчали на жизнь, слушая “голоса” и “травя” анекдоты про Брежнева, хотя некоторые из них то ли искренне, то ли из “патриотических” или из карьерных побуждений были членами КПСС, коих в 1991 году в СССР было аж 17 000 000 человек. Ошибаясь, Андрей в разговоре – политическом споре с дядькой говорит о 7 000 000. Эта цифра верна, но только для РСФСР… Да, конечно и эта среда “переболела” во время пустых и скороспелых надежд на “чудо” - сначала обожанием Михаила Горбачева а потом и Бориса Ельцина. Результат - экономическая катастрофы в стране. Разочаровалась в итоге и в том, и в другом, эти люди снова ищут кумира. Того “сильного”, “сильную руку”, что сперва кто-то видел в далеком уже 1995-м году в харизматическом генерале Александре Лебеде, а потом в преемнике Бориса Ельцина – “сером”, незаметно-невзрачном выходце из КГБ СССР никому широко до поры не известном в 1999-м Владимире Путине, человеке который ныне “ставит на уши” мир, в корне, нагло ломая всю систему международной безопасности в Европе, нарушая решения Заключительного акта по вопросу о нерушимости межгосударственных послевоенных границ, подписанного СССР в Хельсинки в 1975 году. Так ломать границы в Европе мог позволить себе только Сталин и Гитлер…

Да, они все мечтали, ворчали, болтали. А потом “все топоры дорубились…” – как писал Солженицын про революцию 1917 года. Накатили реформы Гайдара - накатило безденежье, бедность. И, что дальше? Вот все “кухонные вольнодумцы” и “вольтеры диванные” растерялись. Они верили Горбачеву, потом его хаяли и ставили на Ельцина. Вот и Ельцин для них оказался “не тот”. Они ищут альтернативу и находят ее в том явлении, настроении, складе мыслей, кои я назову вполне условно "советский фашизм".

Что же это такое? Разумеется, название “фашизм” здесь чисто условное, специфически “наше”, постсоветское, так как слово "тоталитаризм" у большинства "наших людей" не вызывает никакой ответной реакции, слова "империализм" и "шовинизм" плохо выражают всю широту и психологическую глубину исследуемой проблемы, а слова "коммунизм" и "социализм" до сих в сознании очень многих носят чисто положительное значение. Слово же "сталинизм" - слишком узко и слишком плотно связано с конкретной исторической личностью прошлого, его временем…

Разумеется, в исследовании “фашистского” самочувствования, характерного не для одной только “гнилой интеллигенции”, но вообще для огромных народных масс на просторах бывшего СССР, широко разлитого прежде всего среди представителей бывшего “имперского”, то есть русского этноса, смертельно “ушибленных” либеральными реформами, характерны и мессианский империализм из эпохи царей и ВКП(б) – КПСС (тут, как иллюстрация знаменитая фраза царя Александра III, коей так любят бравировать русские националисты: “У России нет союзников. Только армия и флот – есть союзники России”, и различные исторические сказки о том, что де “под водительством большого и сильного русского брата все народы империи жили мирно и в дружбе”), мифология о неком “русском культурном коде” и необходимости “противостоять всему чуждому”, прежде всего идущему с либерального Запада (тут идет в ход все – от мифических “протоколов Даллеса”, от рассказов об “агентах ЦРУ” в окружении Ельцина – до новоявленных рассуждений президента о “национал - предателях”).

Люди “ищут альтернативы” бедам и несправедливостям сегодняшнего дня и легко их находят. Так, дядька Николай Николаевич в слеповатом своем сталинизме, желает видеть в прошлом Советской страны лишь хорошее. Виктор Николаевич - весь в неком подспудном “русском национал - социализме” - срастании антикоммунизма времен “перестройки” с народным антилиберализмом “лихих” 1990-х. Мать Андрея – в телевизионной жвачке. Тетка Ганна – в наивном, “народном” слепом православии, больше напоминающем суеверие. А преподаватель Андрея – основатель архитектурной конторы “Монарх” Иван Петров – в монархизме с большой долей примитивного черносотенного антисемитизма. Кстати, того же самого не чураются ни отец – беспартийный и ни дядька – коммунист. Нелюбовь к “америкосам”, “Западу”, “либералам” и “жидам” – это для них просто, как в той самой рекламе – “все в одном флаконе”. Что еще объединяет всех этих людей? Это вера в насилие – над природой, – над личностью, – над экономикой, моральная приемлемость этой средой подобной жизненной чисто “фашисткой” практики, нетерпимость к чужому, альтернативному мнению, страстное желание иметь иерархию духовных ли ценностей, начальников ли и подчиненных, данную свыше – вождем, государством, царем или церковью. Кем именно? Они сами не знают. Это не суть важно для них.

Вот в такой семье, в такой мрачной атмосфере живет студент Андрей, молодой человек, чей внутренний мир был сформирован в эпоху горбачевских реформ и демократических надежд, человек “разбуженный перестройкой”. Его “дом” не есть “дом с дураками”, хотя он ну, не как не выделяет себя из мира родителей. Во – первых, как бы были неприятны ему они лично, все их взгляды и убеждения, но ему без них не прожить материально. Во-вторых, он прекрасно знает, что любой “бунт на судне” в их семье угрожает репрессиями со стороны сильных, власть- и материально- имущих. Ведь его родные совсем не какие-то “либералы” и “демократы”. Перед ним люди жесткие и даже жестокие. Его “дом” – мировая культура. Он романтик, но тайный. Он - подпольный мечтатель о невысказанном, всем том, что есть выше печальной обыденности. Потому он читает книги, любит, знает стихи, он ведет дневник о событиях своего беспокойного и трагического времени, хоть и боится быть за это оплеванным и осмеянным циничным родителем. Он герой? Нет. Он трус. Он напуган новой жизнью “лихих” 1990-х, точно также, как и все в их среде. Тем не менее, он еще надеется. Надеется на чудо и на любовь.

И чудо наконец то происходит. Как по - заказу (хотел ведьму – ведьму и получил) Андрей странно, очень странно встречает на кафедре некую Марысю. Девушку c необычными, паранормальными способностями, уроженку закрытого военного городка Снежнегорск, где судя из рассказов девчонки проводились некие научные исследования и эксперименты, имевшие строго секретное военного предназначение и заключавшиеся в исследованиях по влиянию одного человека на другого или на целую группу людей на психическом уровне.

Дружба молодых людей быстро стала любовью и Андрей считает, что она – взаимная. Ему все равно, кто она – эта самая девушка. Ведь она так умна, так приветлива и ласкова с ним. А все странные разговоры на “мистические темы” он воспринимает пока что только, как элемент некой игры. “Жизнь скучна…” – рассуждает студент, глядя на своих замученных, озлобленных и смертно уставших родных. Ему ровно все равно, что она “ведьма”, как она и сама говорит. Он бежит к ней из страшного дома, от своих “дураков”. В ласку, в мистику, в сказку и в опыт. Опыт с женщиной и в игры интеллекта, в романтику и в поэзию. Да и в пьянство. В пьянство, как воплощенную свободу – из трезвого и злого мира взрослых – в мир вакхов и юных вакханок – вчерашних детей. Через пьянство и опьянение происходит ломание рамок “воспитанных в благородной семье”, ломка норм “советского пуританства”, преодоление ханжеских комплексов. Есть желание выговориться? Пожалуйста! Пьяным то и глупости можно молоть. Это не есть страшно, не стыдно, не больно.

На кого похожи эти юные двое? На Ромео и на Джульетту Вильяма Шекспира? Отнюдь! Скорей всего – на героев Федора Михайловича Достоевского из романов “Идиот” и “Братья Карамазовы”. Ох, уж эти вечные русские архетипы… - скажет кто-то весьма иронично. И зря. В этом мире ничто не есть ново. Многое повторяется. Как трагедия или как фарс… Так, Андрей – он и в самом деле “идиот”, который все еще тщетно надеется на “культуру”, на “разум”, на…, на… в мире, где совсем недавно танки били по Белому Дому в октябре 1993-го (о событиях того октября много говорят меж собою “старшие” за столом в главе “У наших” и далее по тексту), на московском стадионе Краснопресненский был фильтрационный лагерь защитников с казнями и с пытками - по непроверенным слухам, в мире где убитых хоронят в тайне от родных и знакомых (в октябре 1993 года в Москве бесследно пропало 2000 человек и,где они?) и уже начинается Первая чеченская. Страшные картины то в яви, то во снах тревожат и юных. Мир отравлен кошмаром и Марыся – девушка “не от мира сего” его “видит и знает”.

И так, кто наш Андрей? “Князь Иисус” – князь Мышкин. Не совсем. Среда не позволит ему быть “столь странным”. Да, он лучше родных, но и он … Он циничен порою. Только это печальный цинизм. Так что нет, не Мышкин и тем паче не Алеша Карамазов, скорее “ученый” Иван, “мира Божьего не принимающий”. Так то вернее. А вот сама героиня – это во многом та же самая знаменитая “инфернальница”, “роковая женщина” Достоевского – Грушенька из “Братьев Карамазовых” и Настасья Филипповна из “Идиота”. Тут все правильно. Роковая соблазнительница, сперва жертва порока, а после сама - есть демонстративный порок. “Шок – это по-нашему!” – все, как в рекламе из “смутного времени”. Да, такая то “барышня ручки не поцелует” (из “Братьев Карамазовых”). “С волками жить – по - волчьи выть!” – вот ее принцип. А иначе не выжить. Что еще? А еще у нее растет шкура. Буквально, чисто физически. У Марыси на теле, а у членов “прелестной семейки” - в душе. Вот и вся меж ними разница. А Вы думали…

Кстати, “волчья тема” пунктиром пробегает и по знаменитому стихотворению Осипа Мандельшама, читаемому героями на два голоса при первой встрече. Есть она и в дневнике Андрея - в рассуждениях про новый быт и нравы “лихих” 1990-х… Кстати, темы из Достоевского присутствуют в “Небо медное. Земля железная” и далее. Например, глава “У наших” пародирует одноименную главу из романа “Бесы”, посвященную встрече революционеров-нигилистов. Там у Федора Михайловича сходятся “бесы”, ну и у меня – бесноватые.

С какими еще очень известными литературными произведениями сходятся сюжетные линии повести “Небо Медное. Земля железная”? Ну, прежде всего с романами немецкого писателя-антифашиста Эрих - Мария Ремарка, посвященным судьбам молодых в “их лихие” 1920-е в Веймарской Германии, проигравшей Первую Мировую и смертельно истерзанной как грабительскими репарациями “версальцев”, так и внутренними политическими беспорядками и разнообразными экономическими проблемами стране и в мире. Вспоминается его “Черный обелиск” и особенно “Три товарища”, чей образ знаменитой “дружищи Пат” (девушка Партисия – приятельница главных героев романа – “пацанка”, “свой парень”) чем-то схож с образом Марыси Яничевой из рассматриваемой нами повести. Кстати, и образ алкоголя, его употребления и даже злоупотребления им, как мотив своеобразного вызова среде мещанского благополучия, миру благонамеренных бюргеров – тоже есть ярчайший ремарковский мотив. “Что у трезвого на уме – то у пьяного на языке.” – говорится в народе. Алкоголь, как и секс сносят тоталитарные комплексы и ломают запреты – табу. В этом проявляется жажда искренности, тепла и любви. И “лекарство от страха”.

Кстати, исторический антураж любовных историй – давней немецкой и недавней российской похож. Ушибленная, смертельно уставшая страна, переживающая национальную катастрофу и на этом фоне зарождающийся тоталитарный “новый порядок”. Существенным отличием в раскрытии этой темы у двух авторов является разве только то, что в произведениях Ремарка фашизм – немецкий национал-социализм наступает на мир молодых, как некая непонятная, чисто внешняя, грозная сила. В “Небо медное. Земля железная” “советский фашизм” не есть некое специальное порождение “злой воли” неких никому непонятных, неясных “фашистов”. “Наш фашизм” разлит в воздухе. Он – продукт прошлой и новой эпохи, порождение страны “вечно не выученных уроков” – этики, права, уроков истории. Он – есть внутренняя “сила” самого общества. А, фактически, он и двигатель, и его приводная пружина.

Это безумие и этот недуг много больше одного человека. Это “да”. Эпидемия захватывает и пожирает всех. Почему? Ровно потому что по своей природе он не есть банальная тирания “царя и бояр”, не есть “власть сверху”. Фашизм – “раковая опухоль” внутри самого организма. В обществе, даже в семейной среде, где насилие над природой, человеческой личностью и т. д. и т. п. “только” “приводной ремень” к действию – он вполне органичен. Он есть “воздух”. Отравленный воздух эпохи…

Отцы и дети “лихих”. Приспособленцы и трусы, мечтатели – мистики и расчетливые циники. Палачи и жертвы – и все “в одном флаконе”. Молодые – революционеры ли? Нет! “Поколение обреченных…” – только так и можно сказать по таких молодых, вспомнив строчку из известного всем “Вальса, посвященного уставу караульной службы” Александра Галича. Все, без исключения все герои повести “Небо” в той или иной мере не свободны от тоталитарной заразы. Все герои из “Неба” имеют некое психологическое и даже культурное тяготение к архаике, крайнему консерватизму, переходящему в настоящую оголтелую реакцию. Неужели не так? Разве сам Андрей у себя в дневнике, видя гибель старого, прочного мироустройства не желает призвать “сильную руку”, типа каудильо Франко? Да, все так. Правда, он видит в этом диктаторе пока только силу, чтобы обуздать коммунистов и других исторических ретроградов, как ему кажется. Преодолеть силовыми методами бардак и анархию – всегда как заманчиво… И если Андрей выкликает лишь во многом умеренного и консервативного испанца, то его папа Виктор Николаевич кличет то модного той порой Жириновского, то уж просто и самого Адольфа Гитлера. Отец кличет немецкого тирана. Дядька – советского диктатора Сталина. Тетка Ганна рассказывает о пришествии самого сатаны в октябре 199З-го. Апокалипсические библейские рассказы Марыси с недвусмысленными намеками на известные всем московские события перемежаются в ее монологах с “историческими” рассказами об “имперском кресте”, в котором наш читатель без труда узнает нацистскую свастику (это те самые “кровавые кости в колесе” из стихотворения Мандельштама!) и с разнообразными им подобными лишь слегка завуалированными мракобесно - мистическими мотивами, характерными для “героико - романтической” мифологии Третьего Рейха. Что это? Неужели девушка, имеющая еврейские корни, также, как и Андрей, есть сторонница нацизма? Нет. Скорей всего это тоже “просто разлито в воздухе”. На дворе стоят 1990-е и все кто тогда жил в России прекрасно помнят, как в те годы тогда на фоне духовного кризиса бурным цветом цвели различного рода “экстрасенсы”, “колдуны и шаманы”. Расцветали оккультные секты, организовывались “масонские ложи” и пр. Да, Марыся и сама “что-то может” и даже это покажет - докажет Андрею. Что еще? Сама врет, сама сказки рассказывает и частично сама же начинает им верить. Все именно так. Так рождается любая идеология, и особенно идеология тоталитарная.

Исторические сны о Германии времен Веймара и Третьего Рейха, сцены из Первой чеченской. Сны о Гитлере и Нюрнбергских законах – вот те тени грядущего зла, которые входят в явь и в сон наших юных героев, тех кого либералы эпохи Гайдара так цинично назвали “первым поколением свободы”. Ради, якобы, них совершалась ломка страны, экономики, лилась кровь октября 1993-го. А потом? “Ради них” набежал на стану новым двухдесятилетий “застой” их же самых “спасая от лихих”? Так, для них был создан “этот новый дивный мир” или все -таки нет? Тут ответ очевиден.

Несмотря на неплохое (но без лишних сантиментов, отнюдь) отношение к Андрею, “ведьма” выполнит миссию “центра” по надзору за “оппозицией”, коей в городе Устьрятине она так и не найдет. Нет ее там. Ничего и никто не может противопоставить новой тоталитарной власти. Да, там есть болтуны. Они были всегда. Они трусы и еще дураки. И они поддаются шрихтовке историческим временем и обстоятельствами. Вот, Марыся шрихтует Андрея и ничего. Вчера был демократ, завтра будет фашист. Ничего невозможного нет. “Человек сам себя не знает…” – и это верно. И живет, и мыслит он чисто по - обстоятельствам – зачастую так нелогично, мистически, слепо. Почему Андрей поддается “на провокацию”? Может, лишь потому, что берет он эту новую “идеологию силы” из марысиных прекрасных рук? Так и только так. Ведь девица выражает ее ненавязчиво, не навешивая парню ее не столь “дубово”, как папаша и дядька. И только.

Люди зовут ведьму – и приходит ведьма. Кличут черта – прибегает сам черт. Зовут Гитлера – и диктатор является к ним… Кто они? Те же самые “мертвые души”. Только так - словами Николая Васильевича Гоголя можно охарактеризовать почти всех героев этого “Неба”. Может быть, отчасти за исключением - самих молодых – Андрея, Марыси. Но, ведь и они то – еще “те”… Андрей – “темен”, труслив, неловок и неповоротлив в “новом мире”. Марыся – танцевально - спортивна, ловка. Жестока и эгоистична? Ну, это ж по обстоятельствам, она ровно такая, “как все”! “С волками жить…” – а дальше Вы и сами все знаете. Жить и именно жить. Потому что “их” победить “нам - слабым”, “нам - трусам” никак невозможно. У “волков” есть и танки, и снайперы…

“Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить.” – говорил Отелло в одноименной пьесе Вильяма – нашего - Шекспира. И, точно. Несмотря на планы и чувства Андрея, его любимая уходит от него, предварительно напугав парня яркой галлюцинацией, а потом, как в насмешку, предложив вместо себя другую “девочку”, кою к чести Андрея он так и не взял.

Пройдут годы. Перед нами предстанет изверившийся “старый мальчик”, “усталый романтик”. “Романтик без романтизма”. В мире где он живет - больше нет сказки – он знает. Мир, весь Божий свет потрясен был в основах своих. В августе, в октябре и так далее – без разбора и счета. Он и это уже знает… Жил на свете, чего-то искал, от кого-то и чего-то страдал, так и не сумел построить нормальную жизнь с другой женщиной. Ничего не сумел в этой жизни. Не сумел даже он позабыть свою ту – ту любимую девушку – ту свою “ведьму”. Жил, как труп…

Вот ему совершенно случайно на очередном пошлом и нелепом застолье “у наших” открывается страшная тайна. Та, которую он так любит, любил – была просто агентом некой спецслужбы на специальном задании. Это “раз”. Есть и “два”. Эта девушка уже давно не живет на Земле. Вышла замуж, уехала из России и трагически погибла в дорожно – транспортном происшествии в чужой и далекой стране. Так что нет надежды на их встречу.

Новости ошеломляют Андрея. Его поражает как, с каким цинизмом его “самые родные и близкие” обсуждают эту давнюю историю. К своей части, они даже не подозревают, кем была эта девушка для Андрея - непутевого, странного парня – этой “белой вороны” в их мещанской среде. В их мирке, вновь дождавшейся более-менее благополучных и “тихих” времен. Пусть и не таких, как раньше, но все-таки.

Как в бреду бедный парень бежит из проклятого дома. Он бредет, как слепой, без разбору по улице. Вот он попадает под автобус. Все! Наконец –то смерть смерть? Душа парня покидает тело и… Тут происходит невероятное. Давняя полузабытая молитва совершает чудо. Ровно как в библейском пророчестве рушится, падает, рассыпается в прах страшный “город греха” Устьрятин, словно легендарный Вавилон “блудница великая, наполнившая все народы своим блудодеянием”, выпускает из себя еще одну плененную душу. Вот… она перед ним. Еще миг – и он непременно встретится с ней. Вот он и встретил Марысю. Их окружают, привлекая к себе семь светильников и семь животных из Пророчества Иоанна Богослова. Из пророчества о Суде Божьем над родом людским. Да, они спасены. Они скоро наследуют новую жизнь и новую землю. Ибо прежнее минуло. Все прошло и теперь все - все новое. Все еще будет. А, может, и нет?

* * *

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Завершая разговор о повестях “Дикая песня” и “Небо медное. Земля железная” хочется привести отрывок из выступления, из речи “Слово о “Дикой”, которую говорил на презентации этой фантастической книги:

“Некоторые люди меня спрашивают: почему де такое название повести: “Дикая песня”? Отвечаю охотно.

Ну, во-первых, потому что в самом тексте повести есть песня дикарей, живущих на планете после ядерного Апокалипсиса, и эта песня - о советском диктаторе Иосифе Сталине и его делах… Кстати, это то, что “лежит уже поверхности”... Во-вторых, в-третьих и т. д., если уж продолжать развивать эту мысль, то читатель заметит легко, что в тексте повести довольно часто встречаются песни, как то: - официальные советские бравурные песни из времен "культа личности", - "хулиганские" песни Леонида Осиповича Утесова, - бардовские песни Александра Галича и Александра Городницкого – их привет нам из эпохи "оттепели", - есть "стиляжная" переделка из 1950-х всемирно известной "чу-чи" ("Поезда из Чаттануги") - песенки из репертуара джазового оркестра Глена Миллера (США), - есть песня Бориса Гребенщикова и даже современный “черный рэп” нью-йоркских подростков (с характерными для этого жанра непристойностями и различного рода ругательствами).

Как обычная бытовая вещь, чья “необыкновенная выставка”, собранная на борту космической станции, включавшая в себя образцы советской пропаганды (книги, газеты, журналы, плакаты и статуи конца из 1940-х - начала 1950-х), а также самые банальные вещи, песня однозначно характеризует свою эпоху, говоря о стране, о народе, о времени без вранья. Песня в повести выступает, как показатель дикарства и/или определенной степени развития общества, цивилизации - той или иной. На упреки неких критиков об “излишнем трепании имени Сталина”, замечу – в этой книге живого Сталина нет. Здесь нет Сталина, как персонажа. Почему? Потому что он тут и не нужен. Стихи, песни и книги, вещи, как и поступки людей той эпохи говорят за него и о нем.

Кстати, выдуманные мною дикари, сочиняя свою "дикую песню", на страницах повести яростно стремятся достигнуть в этом, пока устном для себя жанре, уровня библейской патетики, когда как современные "цивилизованные дикари" из “джунглей больших городов” в своем творчестве упорно "катятся" все ниже и ниже. Песня, как удобная вещь жизни, быта для граждан, людей - есть вообще своеобразный диагноз развития общества. Песня - вещь отражает все достоинства и все недостатки его, впрочем, как и все плоды материальной и духовной культуры времени. И диагноз этот - есть безошибочный.

Что еще Вам сказать? Говорить слишком много писатель не должен. За него говорить должен текст. Вот его и читайте. Хочется заметить еще, что фантастическая антиутопия “Дикая песня” является как бы своеобразной “первой серией” из задуманной мной некогда дилогии. Первой вышла к читателю повесть “Небо медное. Земля железная”. Вышла книга, в которой герои – молодые люди из “лихих” 1990-х не желая того, те - реальные очевидцы своей трудной эпохи - становятся ясновидцами, понимающими угрозу, только затаившуюся на время, но не преодоленную до конца. Впрочем, повесть “Небо медная. Земля железная” – это уже как бы самый конец большой истории, “вторая серия ” трудного разговора с читателем. А еще это – реквием. Реквием по погибшей стране, реквием по поколению обманутых надежд, по времени великих, но во многом, к сожалению, торопливых, непродуманных, да и напрасных перемен. Потому “Небо медное. Земля железная” – это “черная книга”. “Черная” она не только по дизайнерскому решению обложки. Ну, я так, по - крайней мере, надеюсь, так думаю. Думаю, что читатель меня в этом вопросе поймет.

* * *

“Дикая” – есть предтеча “Небо медное”. “Дикая” – есть “книга белая”. Кстати, по международной классификации “белой книгой” называется свод документов, содержащих неоспоримые факты, свидетельствующие о преступлениях какого-либо государства, политического режима и пр.

Нет, не прошлое, сколь бы не было оно чудовищно, ужасно, вдохновило меня на создание “Дикой”. Не одна лишь забота показать молодым, им то в первую очередь то, чем же был не на словах, а на деле знаменитый Советский Союз. Не одно лишь желание пнуть нынешних ретивых “борцов с фальсификаторами нашей славной истории” меня двигало. Не одно лишь желание лишний раз пошелестеть пред почтенной публикой ломкими от времени страницами советских газет, где все сказано. Где все сказано вполне и вполне откровенно для всякого, кто захочет узнать, кто захочет подумать, проанализировать там открыто некогда печатанное - всем, плюс добавить к сему всем сегодня известные факты о том времени, плюс суметь, не боясь увидать “морду чёрта”, сложить вот “такую” “картинку из пазлов”, стараясь соображать при том собственной головой, без “заботливой” помощи “профессиональных” (официальных!) историков и различного рода агитаторов и пропагандистов (грош цена им в базарные дни – мое мнение).

Не один только лишь интерес разоблачителя официальной грандиозной, бесстыднейшей лжи двигал мной, но забота о лице страны – моей, Вашей, но боль и забота за ее возможное “завтра”. За то самое будущее, что растет, пробиваясь к нам из трагического прошлого через непростой настоящий день, побудила меня написать мою “Дикую песню”. Благодарю всех за внимание и понимание.”

Так, нужна ли нам сегодня вот такая литература? Литература, порой “непричесанная” и срывающая мещанские маски личного, самодовольного ханжества и государственной державной благопристойности? Литература духовного, нравственного сопротивления насилию и несправедливости, грандиозной общей неправде и персональной, расчетливой лжи? Предоставим право решать это самому российскому читателю. Для него и работаем мы, господа…