I. 6. Принцип верифицируемости

Первоначальная узость демаркационного критерия логического позитивизма привела к его ослаблению и практическому отказу от не­го. Однако его недостатком была не только чрезмерная узость. Боль­шие трудности возникли и при попытках его точной формулировки.

Допустим, мы согласимся с тем, что осмысленность отождествля­ется с верифицируемостью. Но что значит, что некоторое предложение верифицируемо? Первоначальный и, кажется, наиболее естественный ответ таков: предложение верифицируемо, если его можно практически в любой момент проверить, т. е. наблюдением установить его истин­ность. Этот ответ быстро возбуждает сомнения: предложения о про­шлых и будущих событиях, такие как, например, "Вчера в Москве шел дождь" или "Завтра будет солнечно", сегодня проверить невозможно. Должны ли мы на этом основании считать, что сегодня произносить такие предложения бессмысленно? Бессмысленными оказываются и предложения о фактах, установить которые мы не можем вследствие отсутствия технических средств. Например, предложение "На обратной стороне Луны имеются горы" следовало считать бессмысленным до на­чала полетов в космос. В сущности, бессмысленными оказываются поч­ти все предложения за исключением тех, которые описывают мое окру­жение в настоящий момент.

Стремясь избежать этого неприятного следствия, логические пози­тивисты предложили новое понимание: предложение верифицируемо, если существует логическая возможность его проверки. Но какие же предложения логически невозможно проверить? — Очевидно, те, кото­рые содержат в себе логическое противоречие и говорят о логически невозможной ситуации. Отсюда вытекает, что противоречивые пред­ложения бессмысленны. Это сразу же приводит к неприемлемому след­ствию: отрицание бессмысленного предложения само должно быть бес­смысленным, а отрицанием противоречивого предложения является тавтология, следовательно, все тавтологии бессмысленны. Но ведь они выражают законы логики!

Тогда пытаются ограничить применение верификационного кри­терия только сферой синтетических предложений и говорить не о логи­ческой, а с физической возможности верификации, т. е. о возможности представить себе то физическое положение дел, которое могло бы сде­лать истинным обсуждаемое предложение. Но в этом случае мы выну­ждены признать бессмысленными все предложения, говорящие о не­представимых вещах — о четырехмерном пространстве, об ангстремах, парсеках и т. п. Таким образом, ответ на вопрос о том, когда предло­жение следует считать верифицируемым и, следовательно, осмыслен­ным, оказалось довольно трудно сформулировать.

Следует упомянуть и о трудностях, связанных с использованием экстенсионального логического языка. Пусть, например, предложение А верифицируемо и осмысленно, а предложение В — неверифицируемо. Тогда положение дел, верифицирующее А, будет верифицировать так­же дизъюнкцию A v В. Следовательно, эта дизъюнкция осмысленна. Но если В — член осмысленной дизъюнкции, то и его очевидно следует признать осмысленным. Аналогичная трудность встает и перед ослаб­ленным критерием осмысленности: пусть А подтверждаемо и осмыс­ленно, а В — бессмысленно. Тогда конъюнкция А & В будет подтверж­даема и осмысленна. При самом же слабом критерии осмысленности, согласно которому предложение А осмысленно, если из А и некоторого вспомогательного предложения С выводимо предложение наблюдения В, вообще любое предложение оказывается бессмысленным, т. к. в ка­честве вспомогательного предложения С мы всегда можем взять мате­риальную импликацию А -> В, независимо от того, каким будет пред­ложение A³⁵.

И, наконец, даже если бы логическим позитивистам удалось дать удовлетворительную формулировку принципа верифицируемости, то можно было бы спросить: что собой представляет этот принцип?

Утверждение "Предложение осмысленно тогда и только тогда, ког­да оно верифицируемо" можно рассматривать как индуктивное обобщение частных предложений вида "Предложение А осмысленно и верифицируемо", "Предложение В осмысленно и верифицируемо" и т. п. Но для того, чтобы получить такое обобщение, мы должны знать — независимо от верификации — осмысленно данное предложение или нет. Это аналогично тому, что для рассмотрения предложения "Все лебеди белы" в качестве индуктивного обобщения нам нужно знать, что зна­чит "быть лебедем" и что значит "быть белым" и не предполагать за­ранее, что это одно и то же.

Можно рассматривать приведенный принцип как определение по­нятия "осмысленное предложение". Тогда этот принцип будет либо про­стым соглашением относительно использования термина "осмысленно"

³⁵ Об этих трудностях см.: Рар К. Analytische Erkenntnistheorie. Wien, 1955, Кар.I.

и в этом случае он будет совершенно неинтересен, либо — уточнением обычного употребления понятия "осмысленного предложения". В по­следнем случае можно поставить вопрос об адекватности нашего уточ­нения. Однако для обсуждения этого вопроса нам уже нужно знать, ко­гда и при каких условиях предложение считается осмысленным, т. е. за­ранее иметь некоторый критерий смысла. Таким образом, в любом слу­чае осмысленность оказывается нетождественной верифицируемости.

Попытка найти критерий научности, который позволил бы нам сказать, что — наука, а что — псевдонаучная болтовня или ненаучная спекуляция, политическая демагогия или очередной миф, — такая по­пытка безусловно имеет смысл. Однако история верификационного критерия логического позитивизма показала нам, во-первых, что ос­мысленность не тождественна научности и то, что лежит вне науки, часто имеет смысл; а во-вторых, что нет абсолютной непроницаемой границы между наукой и другими видами интеллектуальной деятельно­сти, во всяком случае, провести эту границу невозможно. Осознанием этого обстоятельства философия науки в значительной мере обязана собственным многолетним усилиям логических позитивистов. Сформу­лировав проблему в ясном и четком виде, они показали, что она нераз­решима.