Двойственность типов культур не может не отражаться в структуре науки, порождая проблему различения наук.
Постановка проблемы различия «наук о природе» и «наук о духе» впервые была осуществлена во второй половине XIX века и принадлежит неокантианцам Вильгельму Виндельбанду, Генриху Риккерту и представителю “философии жизни” Вильгельму Дильтею. Накопленные с тех пор аргументы в пользу обособления двух типов научного знания выглядят примерно так.
Объяснение - понимание. Науки о природе исходят из того, что Природа для нас есть нечто внешнее, материальное, чуждое. Ее явления безгласны, немы и холодно равнодушны по отношению к нам. А сведение явлений природы к их причинам и законам существования есть объяснение - главная и определяющая познавательная процедура в науках о природе. Науки о духе, напротив, имеют дело с предметом не внешним, а внутренним для нас. Явления духа даны нам непосредственно, мы их переживаем как свои собственные, глубоко личные. Поэтому дела человеческие подлежат не столько объяснению, сколько пониманию.
Именно поэтому истины в науках о природе доказываются: объяснение одинаково для всех и общезначимо. Истины же в науках о духе лишь истолковываются, интерпретируются: мера понимания, чувствования, сопереживания не может быть одинаковой.
Генерализация - индивидуализация. Другим существенным основанием выделения специфики наук о природе и наук о духе являются особенности метода исследования. Для первых характерен метод “генерализазующий” (выделяющий общее в вещах), для вторых - “индивидуализирующий” (подчеркивающий неповторимость, уникальность явления).
Цель наук о природе - отыскать общее в разнообразных явлениях, подвести их под единое правило. И чем больше различных объектов подпадает под найденное обобщение, тем фундаментальнее данный закон. Обычный камень или целая планета, галактика или космическая пыль - различия несущественны, если речь идет о формуле закона всемирного тяготения: она одинакова для любых подобных объектов. На поиск таких универсальных обобщений и ориентированы естественные науки. Единичные объекты или отдельные особи не имеют для них значения.
Гуманитарная наука, если она хочет оставаться именно наукой, также обязана искать общее в объектах своего исследования и, следовательно, устанавливать общие правила, законы. Она это и делает, только весьма своеобразно. Ведь сфера ее компетенции - человек. А последний, как бы он ни был сир и убог, все же имеет в культуре большее значение, чем какой-нибудь электрон для физика-экспериментатора или бабочка для энтомолога. Поэтому пренебрегать его индивидуальностью, отличиями от других людей нельзя даже при установлении общего правила или закона. Общее в сфере гуманитарной реальности, разумеется, тоже есть. Но оно должно быть представлено лишь в неразрывной связи с индивидуальным.
Таким образом, метод наук гуманитарных противопоставляется методу наук естественных. Они по отношению друг к другу противоположны. Одни нацелены на индивидуализацию, другие на интеграцию.
Отношение к ценностям также различно у двух групп обозначенных наук. Ценность - общественная или личная значимость для человека тех или иных явлений природной и социальной реальности. Это могут быть и конкретные предметы жизненного обихода (пища, кров, достаток), и высокие идеалы добра, справедливости, красоты и пр. В науке, допустим, высшей ценностью можно смело объявлять истину.
Из этого тождества видно, что ценности в науках о природе и в науках о духе являются диаметрально противоположными, даже в методах их разграничения. Так, разграничение ценностей в гуманитарных и естественных науках происходит ценности «сомнительным» (в научном плане) способом их обоснования. Суть в том, что строго теоретически обосновать выбор человеком тех или иных ценностей невозможно (хотя порой и очень хочется), ибо для однозначной оценки той или иной ценности отсутствует какая-либо объективная общая норма. Таковы все суждения, в которых оперируют понятиями «лучше», «красивее», «справедливее» и т.д. Они не подлежат проверке на истинность, поскольку апеллируют к человеческим ценностям, богатство которых бесконечно, а выбор во многом произволен. Естественные науки добровольно принимают “диктатуру фактов”, которые должны найти свое объяснение совершенно независимо от каких бы то ни было предпочтений и приоритетов познающего субъекта. Умение анализировать мир в его собственной логике и законосообразности, видеть мир таким, “каков он есть сам по себе” - важнейшее достоинство естествознания. Гуманитарные же науки раскрывают не только то, что в социальном мире реально есть, но и то, что в нем должно быть. Поэтому ценностная составляющая знания оказывается существенной в основном для гуманитаристики. Из естествознания ценности упорно изгонялись. Но, как показало развитие событий в XX в., и естественные науки не вправе считать себя полностью свободными от ценностей. Хотя, конечно, влияние последних на естествознание гораздо меньше и далеко не так очевидно, как в области знания гуманитарного.
Антропоцентризм. Из признания ценностной природы гуманитарного знания вытекает и ряд других важных следствий для проблемы различения гуманитарных и естественных наук. В частности, естествознание потратило немало усилий, чтобы избавиться от присущего ему на первых порах антропоцентризма - т.е. представления о центральном месте человека в мироздании в целом. На таком фоне подлинное утешение и необходимую дозу самоуважения доставляют человечеству лишь гуманитарные науки. В них человек по-прежнему находится в центре внимания, представляет собой главную ценность и важнейший объект интереса. Гуманитарное знание антропоцентрично по определению. Таким образом, и в этом случае имеет место тождество, из которого непосредственно видно, что науки о природе отрицают антропоцентризм, в то время как науки о духе включают антропоцентризм в явном виде.
Идеологическая нейтральность - нагруженность. Еще одним важным следствием ценностной деформации научного знания является его идеологическая нагруженность. Теоретическое знание, в котором представлен тот или иной социально-групповой интерес, называется идеологией. Идеология не тождественна науке, но частично с ней совпадает, так как использует знание теоретического, научного уровня. Расхождение же между ними лежит в области целей и задач: наука ищет истину, идеология стремится обосновать и оправдать какой-либо социальный интерес.
А поскольку истину в области обществознания ищут вполне конкретные представители определенных социальных групп (наций, классов и пр.), то происходит взаимоналожение научных и идеологических устремлений. И гуманитарные науки невольно оказываются идеологически нагруженными.
В естествознании картина иная. Его объект - мир природы - по счастью, не является полем столкновения противоречивых общественных интересов. И его конечные выводы практически не затрагивают интересы конкурирующих социальных групп. Поэтому естественные науки идеологически нейтральны. А если в них и представлен какой-либо социальный интерес - то, наверное, общечеловеческий. Таким образом и здесь имеет место двойственность идеологии. Но и в науке все же существует идеологическая нагруженность – разные научные школы имеют собственную идеологию.
Таким образом, в результате дифференциации наук о природе, наук о духе, возникают множество научных и духовных школ, каждая из которых может иметь собственную идеологию. И в результате мы получим множество малосвязных тождеств. Из этих тождеств необходимо сделать вывод о том, что Идеология развития наук о природе и наук о духе должна быть Единой.
Из этих тождеств необходимо сделать вывод о том, что Идеология развития наук о природе и наук о духе должна быть Единой.
Субъект-объектное отношение. Различия в объекте познания (мир природы и мир человека) являются, конечно, главным основанием выделения специфики гуманитарных и естественных наук. В области естествознания субъект (человек) и объект познания (природа) строго разделены. Человек как бы наблюдает природный мир «со стороны», отстраненно. В сфере же гуманитарной субъект (человек) и объект познания (общество) частично совпадают. Это ведь, по сути, самопознание общества. Такое положение приводит к весьма любопытным последствиям. Если, например, физику не удался какой-либо эксперимент, то причину неудачи ищут только в сфере субъективной: неверна теория, не отлажена методика и т.д. В любом случае природа (объект познания) «виноватой» быть не может! Обществоведу в этом плане гораздо сложнее. Если какой-либо «социальный эксперимент» - социализм, допустим, - не удался, то это совершенно не обязательно означает, что неверна теория. «Виновником» неудачи может быть и сам «объект» этой теории - народ, который еще «не созрел», не понял, не оценил социалистических перспектив, а то и просто пожалел усилий для их практического осуществления.
Количество - качество. Существенное значение в обсуждаемой проблеме имеет и очевидная разница в объеме применения общенаучных методов естественной и гуманитарной отраслями научного знания. Общеизвестно, что естествознание превратилось в полноценную науку с тех самых пор, как сумело опереться на экспериментально-математические методы. Именно упор на строго объективную количественную оценку изучаемых объектов и принес естествознанию славу «точных наук». Гуманитариям в этом плане повезло меньше. Мало того, что изучаемые ими явления плохо поддаются математической (количественной) обработке, так еще и экспериментальные методы исследования весьма затруднены из-за моральных запретов. (Из всех гуманитарных наук разве что у психологии есть обширная экспериментальная база.). И в этом случае имеет место тождество.
Устойчивость - подвижность объекта. Наверное, заслуживает упоминания и разница в степени устойчивости природных и социальных объектов. Изучение первых - дело необычайно благодарное. Физик вполне может быть уверен, что какая-нибудь элементарная частица или целая звезда практически не изменились со времен древних греков. Для появления нового вида растений или животных тоже требуется не одна сотня лет, а то и тысяча. По сравнению с масштабами человеческой жизни, природные объекты необычайно стабильны. Постоянство же объектов социальных - иное. Их динамика вполне сопоставима с протяженностью жизни отдельного человека. Среднее и старшее поколения нынешних россиян, например, с некоторым изумлением констатируют, что они живут совсем в другой стране по сравнению с той, в которой прошла их молодость.
