Эдвин Лефевр. Воспоминания биржевого спекулянта. Я отлично осознаю, что все эти обобщения производят не слишком внушительное впечатление

Глава 21.

Я отлично осознаю, что все эти обобщения производят не слишком внушительное впечатление. С обобщениями почти всегда так. Видимо, лучше показать все это на примере. Я расскажу о том, как мне однажды удалось поднять цену на тридцать пунктов, накопив при этом только семь тысяч акций и раскрутив рынок, способный поглотить почти любое их количество.

Это были акции компании «Империал стил». За ними стояла группа весьма почтенных людей, и они пользовались известным доверием. Примерно тридцать процентов акций были размещены с помощью различных брокерских домов Уолл-стрит, но уже после того, как акции были допущены к биржевым торгам, они стали довольно пассивными. Время от времени кто-нибудь спрашивал у одного из инсайдеров - членов синдиката, гарантировавшего первоначальное размещение, об их перспективах, и получал ответ, что прибыль компании выше, чем рассчитывали, и перспективы очень привлекательны. Это было в достаточной степени правдой, но не особенно воодушевляло. Спекулятивный азарт отсутствовал, а с точки зрения инвесторов стабильность цен и дивидендных выплат была еще не доказанной. В поведении этих акций отсутствовал элемент сенсационности. Все было настолько чинно и благородно, что даже оптимистические и правдивые отчеты инсайдеров не вели к всплескам цен. Правда, их курс и не падал.

Чем-то эти акции были похожи на старую деву. Курс не падал, потому что никто их не продавал, а не продавали их потому, что никому не захочется продавать без покрытия акции, размещенные в незначительном объеме; с такими акциями продавец рискует оказаться заложником клики инсайдеров, владеющих основным пакетом. По тем же причинам никто не заинтересован в покупке этих акций. Для инвестора «Империал стал» оставались спекулятивными акциями. Для спекулянта это был мертвый груз и риск, что, купив их, он станет поневоле инвестором, так как они способны застыть в трансе. А если держать на руках этот труп один-два года, это обойдется дороже, чем было истрачено на покупку, и, когда на пути встретится что-либо действительно привлекательное, ты будешь связан по рукам и ногам.

Однажды один из виднейших членов синдиката «Империал стал» явился ко мне от имени синдиката. Они желали раскрутить рынок этих акций, семьдесят процентов которых до сих пор были у них на руках. Они хотели, чтобы я помог им избавиться от этих акций, и по лучшей цене, чем устоявшаяся на рынке. Их интересовали мои условия.

Я пообещал ответить через несколько дней. Затем я ознакомился с собственностью. Мои эксперты обошли все отделы компании - производственный, финансовый и коммерческий - и представили взвешенные отчеты. Меня не интересовали ни положительные, ни отрицательные стороны в деятельности компании. Только факты. Отчеты показали, что компания представляет собой ценную собственность. Перспективы компании делали для инвесторов ее акции выгодным и оправданным вложением даже по текущей рыночной цене. Рост курса был бы самым законным и разумным движением рынка, поскольку акции были явно недооценены относительно положения компании и ее перспектив. Словом, я не видел ни малейших причин, чтобы отказаться от предложения поднять курс «Империал стал».

Я сообщил о своем решении, и скоро представитель синдиката опять появился у меня в кабинете. Я обрисовал ему свои условия. За свои услуги я прошу не деньги, а колл-опционы на сто тысяч акций «Империал стил». Цена колл-опционов колебалась в диапазоне от 70 (начальный колл-опцион) до 100. Некоторые могут счесть это чрезмерно большим гонораром. Но им следует учесть, что они сами не считали себя способными продать не то что сто, но даже пятьдесят тысяч акций по цене 70. Для акций нет рынка. Все разговоры о потрясающей прибыли и великолепных перспективах пока не привлекли покупателей в сколь-нибудь заметном количестве. К тому же я не смогу получить ни гроша до тех пор, пока мои клиенты не положат в карман несколько миллионов. Я не прошу гигантские комиссионные за продажу акций, а предлагаю справедливую плату за результат.

Зная, что акции действительно стоят больше своей текущей цены и что на рынке идет повышательная волна, я рассчитывал на удачу. Мои клиенты были воодушевлены моей оценкой ситуации, сразу согласились на предложенные мною условия, и сделка была заключена в атмосфере общего оптимизма:

Для начала я принял меры самозащиты. Синдикат владел или контролировал примерно семьдесят процентов выпущенных акций. По моему требованию они депонировали свои семьдесят процентов по трастовому соглашению. Я не хотел, чтобы крупные держатели могли за моей спиной выбросить акции на рынок. После того как я установил контроль над возможным движением этих акций, остались еще распыленные на рынке тридцать процентов, но с этим риском приходилось мириться. Опытные спекулянты даже не мечтают о безрисковых операциях. Да и маловероятно, что оставшиеся тридцать процентов могли бы быть выброшены на рынок одновременно. Страховые компании ведь не боятся, что все застрахованные умрут в один день. Существуют непубликуемые актуарные таблицы рисков для рынка акций.

Защитив себя от некоторых предвидимых опасностей, я был готов приступить к делу. Целью было поднять стоимость моих коал-опционов. Для этого следовало взвинтить цену и раскрутить рынок, на котором можно легко и выгодно продать сто тысяч моих акций.

Для начала я выяснил, сколько акций могут появиться на рынке при росте курса. Мои брокеры без труда установили, сколько акций предлагают к продаже по цене текущей или чуть более высокой. Номинальная цена была 70, но по этой цене было невозможно продать даже тысячу акций. Не было ни малейших признаков спроса даже при цене, на несколько пунктов меньшей. Приходилось начинать, исходя из этой информации. Этого было довольно, чтобы понять, сколько акций предлагалось к продаже и сколь малым был спрос на них.

Для начала я спокойненько скупил все акции, предлагавшиеся по 70 и чуть выше. Когда здесь говорится «я скупил», надо понимать, что это сделали мои брокеры. Источником всех предложений о продаже были мелкие держатели акций, потому что мои клиенты перед передачей своих акций в траст отменили все операции.

Мне не пришлось покупать много акций. Более того, я заведомо знал, что при росте акций мне придется покупать еще и еще. Впрочем, и продавать тоже.

Я никому не намекал на близкий взлет «Империал стил». В этом не было нужды. Мне предстояло повлиять на поведение биржи посредством лучшего в мире канала информации. Нет, я вовсе не отрицаю пользы рекламных кампаний. Реклама высоких достоинств новых акций есть дело не менее законное и важное, чем реклама одежды, обуви или автомобилей. Публику нужно снабдить точной и надежной информацией. Но для моих целей было достаточно биржевого телетайпа. Я уже отмечал, что крупнейшие газеты всегда пытаются найти объяснение тому, что происходит на рынке. Это и есть новости. Читатели хотят знать не только то, что происходит на фондовом рынке, но и почему все идет именно так. Так что манипулятору можно об этом не беспокоиться. Газетчики сами раздобудут и опубликуют всю нужную информацию и все сплетни, слухи и домыслы, которые помогают понять причину роста акций. Если газетчик или знакомый спросит моего мнения об акциях, я не стану его скрывать - если оно есть, конечно. Я не навязываю советов и никогда никому не давал подсказок, но и секретничать здесь незачем. При этом я всегда помню, что самый убедительный подсказчик и рекламный агент - это лента биржевого телеграфа.

Когда я скупил все предложенные к продаже акции по цене 70 и чуть выше, я тем самым освободил рынок от их давления, и сама собой выявилась линия наименьшего сопротивления для «Империал стил». Она указывала прямо вверх. Как только этот факт заметили наблюдательные специалисты из торгового зала биржи, они сделали логичный вывод, что акциям предстоит взлет, хотя и неизвестно, насколько сильный. Но уже этого знания было достаточно, чтобы начать покупать. Я мгновенно насытил их спрос, созданный явной тенденцией роста курса, - лента, непогрешимый подсказчик! В этот раз я продал акции, скупленные мною у уставших владельцев в начале операции. Эти продажи я провел очень рассудительно, ограничившись только удовлетворением спроса. Я не выбрасывал акции на рынок и не хотел слишком быстрого роста. Было бы глупо продать половину моей сотни тысяч акций на этой стадии. Я должен был создать рынок, который бы с легкостью поглотил всю сотню.

Хотя мои продажи были ограничены спросом специалистов биржи, рынок остался без давления моего собственного спроса. Так что, когда специалисты кончили покупать, рост остановился. Как только это случилось, разочарованные быки начали продавать акции. К этим продажам я был готов и скупил падающие акции по цене чуть более высокой, чем я недавно продал. Мои покупки остановили падение курса, и тут же исчезли предложения об их продаже.

Тогда я начал все заново. Я купил все предложенные к продаже по растущей цене акции, их было немного, и цена второй раз начала ползти вверх, но уже с более высокой стартовой точки, чем 70. Надо еще понимать, что многие держатели очень бы хотели продать свои акции, но не хотели этого делать по цене на три-четыре пункта ниже высшей. Такие спекулянты всегда рассчитывают, что подъем возобновится и тогда можно будет продать с большей выгодой. Они выставили приказы на продажу по растущей цене, но, когда рост действительно возобновился, они изменили свои намерения. Всегда, впрочем, находятся игроки, которые ради безопасности быстро изымают прибыль.

После этого мне оставалось только повторять процесс. Сначала покупать, потом продавать. Но каждый подъем начинался со все более высокой отметки.

Когда уже скуплены все выставленные на продажу акции, иногда стоит устроить резкий взлет цен, организовать, так сказать, небольшой сабантуй для быков. Об этом будут много говорить, и это привлечет как профессиональных биржевиков, так и ту часть спекулирующей публики, которая любит острые ощущения. Это отличная реклама акций. С «Империал стил» я такое проделывал и потом насыщал создаваемый такими свечками спрос. С помощью продаж я регулировал размах и скорость повышения курса. Покупая на откате и продавая на взлетах, я не только наращивал цену, но и повышал ликвидность акций «Империал стил».

После того как я начал операции, не было ни мгновения, когда на рынке нельзя было бы мгновенно продать или купить мои акции; я имею в виду, купить или продать довольно внушительные пакеты акций без того, чтобы цена уж очень сильно изменилась. Ушел страх того, что можно купить эти акции и застрять с ними навсегда или продать и быть выжатым досуха. Постепенно среди профессионалов и публики в целом укрепилось доверие к постоянству рынка для акций «Империал стил», а это постоянство было результатом стабильной активности и роста. Купив и продав многие тысячи акций, я поднял-таки курс. Каждый хотел купить «Империал стил» за сотню долларов, а почему бы и нет? Теперь все знали, что это хорошие акции, что с ними можно делать дело. Доказательством был рост. Если акции от 70 выросли на тридцать пунктов, почему бы им не подняться еще на тридцать? Так рассуждали многие.

Подняв курс на тридцать пунктов, я накопил только семь тысяч акций. Они пришли ко мне в среднем по 85, так что на них я имел прибыль пятнадцать пунктов. Но в целом моя прибыль была намного выше. Она пока еще оставалась бумажной, но была достаточно гарантированной, потому что у меня был рынок для всего, что я пожелал бы продать. При разумном манипулировании цена еще вырастет, а цена моих колл-опционов располагалась в диапазоне от 70 до 100.

Обстоятельства помешали осуществить мои планы по конвертации бумажной прибыли в добрые надежные денежки. Это был, позволю себе сказать, великолепный образец манипуляции, проведенной абсолютно законными методами и завершившейся заслуженным успехом. Компания представляла собой ценную собственность, и ее акции еще далеко не добрались до высшей возможной цены. У одного из членов первоначального синдиката - крупного банковского дома, располагавшего достаточными ресурсами, - возникло желание закрепить контроль над корпорацией. Очень может быть, что контроль над процветающим и растущим предприятием типа «Империал стил корпорейшн» более привлекателен для банковской фирмы, чем для частного инвестора. В любом случае эта фирма предложила продать им мои опционы на акции. Для меня это означало грандиозную прибыль, и я, разумеется, тут же согласился. Когда появляется возможность продать все одним махом и с приличной прибылью, я всегда иду на это. Я был вполне доволен результатами этой операции.

Прежде чем я успел передать им мои опционы на сто тысяч акций, я узнал, что эти банкиры привлекали собственных экспертов для более тщательного изучения компании. Их отчеты и стали причиной предложения о покупке моих опционов. Несколько тысяч акций я оставил себе в качестве долговременного вложения средств. Я верю в эту компанию.

Все мои манипуляции с акциями «Империал стил» были в высшей степени нормальными и здравыми. Пока в ответ на мои покупки цена росла, я твердо знал, что все идет нормально. Акции ни разу не пытались застыть на месте, как это иногда бывает. Исчезновение адекватной реакции на покупки - это лучший признак того, что пора продавать. Всегда есть уверенность, что, если акции того стоят и условия рынка будут соответствовать, ты всегда сможешь вернуть их назад, даже если они откатились на двадцать пунктов. Но с «Империал стил» мне ни разу не пришлось проделывать ничего подобного.

Манипулируя акциями, я никогда не отступаюсь от основных принципов торговли. Хотите знать, почему я так часто и настойчиво говорю об этом и о том, что я никогда не спорю с биржевым телеграфом и что я никогда не выхожу из себя из-за поведения рынка? Многие думают, что сильные, закаленные мужчины, сделавшие миллионы в своем бизнесе и имевшие успех на Уолл-стрит, должны относиться к игре бесстрастно. Но просто поразительно, сколь часто удачливые и умные биржевики реагируют как вздорные женщины на нежелательные для них движения рынка. Они ведут себя как если бы им нанесли личную обиду, и, потеряв присутствие духа, они начинают терять деньги.

В свое время много сплетничали о ссоре между Джоном Прентиссом и мной. Предполагали, что у нас провалилась какая-то биржевая операция, либо кто-то кому-то пытался подставить подножку, что стоило мне - или ему - миллионов, или что-то в этом роде. Но ничего этого не было.

Мы годами были в дружеских отношениях. Порой он передавал мне информацию, которую я мог выгодно использовать, и я дал ему совет, которым он был волен воспользоваться. Если бы воспользовался, сохранил бы деньги.

Он был очень эффективен в ходе организации и продвижения на рынок компании «Петролеум продактс». После более или менее успешного рыночного дебюта общие рыночные условия изменились к худшему, и новые акции не давали тех результатов, на которые рассчитывали Прентисс и его союзники. Когда общие условия улучшились, Прентисс сформировал пул и начал операции с акциями «Петролеум продактс».

Ничего не могу сказать о его технике. Он не рассказывал мне о своей работе, а я и не спрашивал. Но было понятно, что при всем его бесспорном уме и несмотря на опыт работы на Уолл-стрит его действия, каковы бы они ни были, не приносили успеха, и участники пула очень скоро обнаружили, что они не в силах избавиться от акций. Должно быть, он использовал все известные ему приемы, потому что обычно управляющий пулом не просит о замене, пока не почувствует, что задача ему не по плечу, а это последнее, в чем готов сознаться средний человек. Как бы то ни было, он явился ко мне и после краткого вступления заявил, что просит меня позаботиться о рынке для «Петролеум продактс» и сбыть принадлежащие пулу акции - чуть больше ста тысяч акций. Тогда они шли по 102-103.

Ситуация представлялась мне довольно сомнительной, и я, поблагодарив, отказался. Он настаивал. Он сослался на личные отношения, и мне пришлось уступить. Я по конституции не люблю связываться с предприятиями, в успех которых я не верю, но при этом считаю, что у мужчины есть обязанности перед друзьями и знакомыми. Я пообещал, что сделаю, что смогу, но прибавил при этом, что у меня есть сомнения в успехе, и перечислил неблагоприятные факторы, с которыми придется иметь дело. Прентисс ответил только, что он не просит меня о гарантиях миллионной прибыли для пула. Он лично уверен, что если я возьмусь за это дело, то добьюсь результатов, которые удовлетворят любое разумное существо.

Вот так я оказался втянутым, против моей воли, в это дело. Как я и опасался, я обнаружил, что все крайне запутано, главным образом из-за ошибок Прентисса в ходе манипуляций акциями пула. Но главным неблагоприятным фактором было время. Я был убежден, что мы быстро приближаемся к концу рыночного подъема, а значит, улучшение рыночной ситуации, которое так вдохновляло Прентисса, быстро окончится пшиком. Я опасался, что прежде, чем я смогу сделать что-либо существенное для «Петролеум продактс», рынок станет окончательно медвежьим. Но я уже дал обещание и решил сделать все, что смогу.

Я приступил к вздуванию цен. Успех был умеренным. Помнится, я поднял цену до 107 или что-то вроде, и это было вполне прилично, так что я в итоге даже сумел продать какое-то число акций. Это было не много, но я был рад уже тому, что не увеличил запасы пула. Вне пула было множество таких, кто ждал минимального роста, чтобы сбросить свои акции, и я для них оказался просто божьим даром. Если бы общие условия были получше, я также смог бы добиться большего. Чудовищно, что они не позвали меня раньше. Я чувствовал: все, что я могу, - это выпутаться из дела с наименьшими потерями для пула.

Я послал за Прентиссом и рассказал ему о моем понимании ситуации. Он начал возражать, и мне пришлось объяснить, почему я занял именно такую позицию. Я сказал:

- Прентисс, я очень отчетливо чувствую рыночный пульс. В ваших акциях нет материала для подъема. Нет ничего проще, чем понять, как публика реагирует на манипуляции. Послушай: когда ты сделаешь «Петролеум продактс» максимально привлекательной для биржевиков и обеспечишь этим акциям всю необходимую поддержку и после этого обнаружишь, что публика тобой не интересуется, тогда можешь быть уверенным, что проблема не в акциях, а в рынке. Абсолютно бесполезно пытаться изнасиловать рынок. Ты неизбежно проиграешь. Управляющий пулом должен покупать собственные акции, только когда кто-то идет за ним. Если он единственный покупатель на рынке, он окажется в полной заднице. Если я покупаю пять тысяч акций, публика должна купить столько же. И я не намерен все покупать в одиночку. Если бы я пошел на это, я бы по уши затарился акциями, а я этого не хочу. Здесь можно сделать только одно - продавать. А продавать значит продавать.

- Ты имеешь в виду, продавать за любую цену? - возмутился Прентисс.

- Верно! - ответил я. Было заметно, что он готов броситься в спор. - Если ты вообще хочешь, чтобы я распродал акции пула, ты должен быть готов, что цена упадет ниже номинала и...

- Нет! Никогда! - взревел он. Можно было подумать, что я предлагаю ему вступить в клуб самоубийц.

- Прентисс, - я пытался урезонить его, - основной принцип манипулирования акциями - это поднять цену, чтобы их распродать. Никто не может продать много акций на подъеме. Ты этого не можешь. Много продают только на откате с самого верха. Я не в силах поднять твои акции до ста двадцати пяти или ста тридцати. Я бы хотел, но это не получится. Так что тебе придется продавать от текущего уровня. По моему мнению, все акции сейчас покатятся вниз, и «Петролеум продактс» здесь не исключение. Лучше, если вы сейчас сами будете продавать и опустите цену, чем в следующем месяце вас опустит кто-то другой. В любом случае вам быть опущенными.

Вроде я не сказал ему ничего оскорбительного, но вы бы слышали, как он вскипел. Он просто не желал знать ничего такого. Это никогда не пройдет. Это просто испоганит репутацию акций, а есть еще и банки, где акции заложены в качестве обеспечения кредитов, и тому подобное.

Я еще раз попытался втолковать ему, что, по-моему, ничто в мире не удержит «Петролеум продактс» от падения на пятнадцать или двадцать пунктов, поскольку весь рынок вот-вот упадет. Еще я заявил: глупо рассчитывать, что его акции окажутся исключением. Но все мои уговоры пропали даром. Он требовал, чтобы я поддержал их акции.

Передо мной был тертый делец, один из самых удачливых организаторов своего времени, который сделал на Уолл-стрит миллионы долларов и знал машину спекуляции не со стороны, но при этом он требовал, чтобы я удержал его акции на надвигающемся рынке медведей. Акции, конечно, были его, но затея была бредовая. Все было настолько нелепо, что я опять принялся уговаривать его. Бесполезно. Он настаивал на поддержке уровня.

Само собой понятно, что, когда рынок окончательно прогнулся и начался всеобщий откат, «Петролеум продактс» поехал вместе со всеми. И я вместо того, чтобы продавать, купил акции для пула - по приказу Прентисса.

Единственное объяснение - Прентисс не верил, что рынок медведей уже навис над нами. Лично я был совершенно уверен, что рынок быков окончился. Я проверил свои догадки не только на акциях ПП, но и на других. И понятно, что я не стал ждать, пока газетчики объявят о рынке медведей. Я начал продавать. Я не продал ни одной акции «Петролеум продактс», но другие я продавал без покрытия.

Пул «Петролеум продактс», как я и ожидал, так и остался в подвешенном состоянии и даже сильно разбух, тщетно пытаясь удержать цену. В конце они все распродали, но с гораздо меньшей выгодой, чем получили бы, если бы Прентисс позволил мне продавать, когда я ему это предлагал. Иначе и быть не могло. Но Прентисс до сих пор думает, что он был прав, или только говорит об этом. Он, понятное дело, утверждает, что я ему давал такие советы только потому, что играл на понижение определенных акций, а рынок в целом шел вверх. Отсюда следует, разумеется, что падение акций «Петролеум продактс», неизбежное при распродаже пула по любой цене, должно было помочь мне в обрушивании рынка других акций.

Все это вздор. Я был настроен по-медвежьи не потому, что продавал без покрытия. Я был настроен по-медвежьи, потому что я так оценивал ситуацию, и я начал продавать без покрытия только после этого. Если двигаться в неверном направлении, денег не заработаешь, по крайней мере не на рынке акций. Мой план продажи акций пула был основан на том, что, согласно двадцатилетнему опыту, было единственно осуществимым и разумным. Прентиссу следовало бы в большей степени быть биржевиком, чтобы понять все так же ясно, как и я. Было слишком поздно пытаться делать что-то другое.

Думаю, что Прентисс разделяет иллюзию тысяч аутсайдеров, которые уверены, что манипулятор может все. Нет, не может. Самым большим достижением Кина было манипулирование обыкновенными и привилегированными акциями «Юнайтед стейтс стил» весной 1901 года. И он преуспел в этом не потому, что у него было так много денег и он был очень умным, и не потому, что за ним стоял синдикат самых богатых людей страны. Все это ему помогало, но преуспел он потому, что состояние рынков и настроение публики были такими, как надо.

Не приходится рассчитывать на хорошее, если действовать вопреки здравому смыслу и опыту. Но не все непрофессионалы с Уолл-стрит являются аутсайдерами. Как раз из-за этого Прентисс на меня и обиделся. Он чувствовал себя обиженным, потому что я провел манипулирование не так, как сам намеревался, а в соответствии с его пожеланиями.

В манипулировании, направленном на продажу большого числа акций, нет ничего загадочного, коварного или нечестного, если соответствующие действия не сопровождаются обманом публики. Разумное манипулирование должно опираться на разумные принципы торговли. В разговорах о манипулировании часто ссылаются на такие старомодные приемы, как фиктивные продажи. Но я ответственно утверждаю, что жульнические трюки мало что могут решить. Разница между манипулированием на рынке акций и внебиржевой продажей акций и облигаций заключается преимущественно в природе клиентуры, а не в стимулах. «Дж. П. Морган и К°» продает выпуск облигаций публике, то есть инвесторам. Манипулятор также сбывает пакеты акций публике, а в данном случае - спекулянтам. Инвесторов интересует надежность, постоянство процента прибыли на вложенный капитал. Спекулянты ищут быстрой прибыли.

Главным рынком манипулятора по необходимости оказываются спекулянты, которые готовы принимать на себя повышенный риск при наличии разумных перспектив на получение быстрой прибыли. Сам я никогда не верил в слепую игру. Я способен сделать очень крупную ставку, а могу ограничиться покупкой сотни акций. Но в любом случае я не могу действовать безотчетно и не имея оснований.

Я отчетливо помню, как вовлекся в манипулирование, то есть в сбыт акций для других. Мне самому приятно вспомнить эту историю, потому что она с великолепной отчетливостью демонстрирует, что такое профессиональное отношение Уолл-стрит к операциям на рынке акций. Это случилось после моего «возвращения», то есть после того, как моя операция с акциями «Бетлехем стил» вновь сделала меня финансово состоятельным человеком.

Торговля шла очень стабильно, и мне невероятно везло. Я никогда не стремился попасть на страницы газет, но при этом и не прятался ни от кого. Известна профессиональная склонность Уолл-стрит ужасно преувеличивать как успехи, так и провалы любого активного дельца, и слухи, естественно, просачиваются в газеты. Эти достопочтенные источники так часто меня уже хоронили и столь же часто приписывали мне такие гигантские миллионы, что у меня осталось только удивление - где они все это выкапывают. И с какой дивной скоростью эти сплетни разрастаются! Бывало, что ко мне один за другим подходили мои приятели брокеры и рассказывали мне обо мне же, причем каждая следующая версия была еще более подробной, красочной и обстоятельной.

Впрочем, пора от предисловия перейти к рассказу о том, как я начал манипулировать рынком для других. Это все газетчики, которые бравурно и красочно расписали, как я полностью выплатил миллионы долга. Моя азартность, размах и выигрыши были настолько преувеличены, что обо мне заговорили на Уолл-стрит. Давно миновали времена, когда делец, управляющий двумястами тысячами акций, мог доминировать на рынке. Но публике нужно, чтобы у прежних лидеров были преемники. Репутация мистера Кина как удачливого биржевого дельца, сумевшего нажить на акциях миллионы, привела к нему банкиров и организаторов новых компаний. Все хотели его участия в размещении крупных пакетов акций. Иными словами, спрос на его услуги возник после того, как биржа заговорила о его прежних удачах.

Но Кин уже был на том свете. Два-три других человека, которые на несколько месяцев становились героями биржи, канули в тьму длительного бездействия. Я здесь прежде всего имею в виду некоторых из этих крупных игроков с Запада, которые в 1901 году появились на Уолл-стрит и, сделав многие миллионы на своих стальных компаниях, здесь и остались. На самом деле они не были биржевыми дельцами типа Кина. Они были гениальными учредителями новых компаний. И при этом редкостно одаренные, чрезвычайно богатые и крайне удачливые в операциях с акциями компаний, контролируемых ими и их друзьями. На деле они не были столь же выдающимися манипуляторами, как Кин и губернатор Флауер. Тем не менее Улица обожала сплетничать о них, и у них было много последователей среди профессионалов и стильных комиссионных домов. Когда они отошли от активной торговли. Улица осталась без героев-манипуляторов, по крайней мере без таких, о которых можно было читать в утренних газетах.

Многие еще помнят рынок быков, начавшийся, когда биржа в 1915 году возобновила операции. По мере того как закупки союзников в нашей стране оборачивались притоком все новых миллиардов и рынок расширялся, мы вступали в бум. Чем более свирепо закручивались манипуляции, тем меньше было нужды в том, чтобы хоть пальцем шевельнуть для раскручивания рынка компаний, поставлявших товары для войны. Миллионные состояния делали только на обещаниях выгодных военных контрактов. Эти люди стали успешными организаторами новых компаний, в чем им помогали либо дружественные банкиры, либо уличная биржа. Публика покупала все, что только ей ни предлагали.

Когда бум выродился в спокойное процветание, некоторые из этих организаторов компаний обнаружили, что им нужна помощь специалистов по сбыту акций. Когда публика затарена всеми видами ценных бумаг, за часть которых с нее содрали сильно завышенную цену, сбыть с рук новые акции - дело вовсе не простое. Выдохшийся бум вселяет в публику убеждение, что все проходит. Не то чтобы покупатели сделались более разборчивыми, но слепые закупки остались в прошлом. Меняется состояние умов. Пессимизм оказывается модным даже без того, чтобы цены резко пошли вниз. Достаточно того, чтобы рынки стали вялыми и оставались такими некоторое время.

В ходе каждого бума компании создают прежде всего, если не исключительно для того, чтобы извлечь выгоду из всеобщего стремления владеть акциями. Иногда компании организуют слишком поздно. Причина ошибки в том, что организаторы тоже люди, и им не хочется думать, что бум когда-нибудь кончится. Более того, неплохо попытать удачу, когда возможная прибыль еще достаточно велика. Когда правит бал безумная надежда, вершины прячутся за облаками. Средний человек видит только одно. Акции, которые никто не хотел покупать за 12-14 долларов, неожиданно прыгают до 30, а когда этот рекорд становится привычным, они выскакивают на уровень 50. Дальнейшего роста просто быть не может. Но потом цена доходит до 60, до 70 и 75. Тут уже все уверены, что эти акции, которые еще несколько недель назад никто не брал за 14, больше расти не могут. Дальше - некуда! Но они доходят до 80, а потом и до 85. И вот тогда средний человек, который никогда не думает о ценности, но всегда только о ценах, действиями которого руководит не понимание условий, но смесь страхов и надежды, становится на самый легкий путь - он отбрасывает мысль, что бесконечный подъем невозможен. Вот почему аутсайдеры, которым хватает ума, чтобы не покупать по самой верхней цене, расплачиваются за это тем, что не берут свою прибыль. Во время бумов большие деньги сначала делает публика - на бумаге. Эта прибыль и остается на бумаге.