Глава 2гурбан и его команда 1 страница

Александр Шакилов ОСТРОГИЭпоха зомби

Андрею Левицкому и Льву Жакову с благодарностью за помощь в работе над романом

Острог — так называли в Древней Руси ограду из острых кольев и плетня вокруг городов. Деревянная ограда для острога помещалась на вершине небольшого земляного вала и была окружена с наружной стороны рвом.

Толковый словарь русского языка

Смена магнитных полюсов Земли (geomagnetic reversal) происходит на планете периодически. Считается, что последняя случилась около 780 000 лет назад. Цикл смены полюсов можно отнести к глобальным событиям, оказывающим влияние на все происходящее на Земле, в том числе и на человеческую жизнь…

Из научной статьи

Предисловие

Однажды мы с Александром Шакиловым придумали мир Острогов — укрепленных человеческих поселений, которые окружены смертельно опасными Территориями. Нашу планету подчинили… нет, не мутанты и не обычные зомби, а нечто совсем иное, очень чуждое и враждебное людям. Между Острогами курсируют вооруженные караваны бронемашин, управляемых доставщиками. Профессия их крайне опасна и важна.

Главный герой этой книги, Данила Сташев, живет в Харьковском остроге. Он студент, учится на доставщика. Вся его жизнь переворачивается, когда за ним приезжают странные люди, желающие, чтобы он… Впрочем, не буду раскрывать карты. Что именно потребовалось от Данилы, в какой вихрь приключений ввергли его интриги могущественных правителей Острогов, вы узнаете из романа «Эпоха зомби».

Книга у Шакилова получилась боевая, энергичная, интересная.

Рекомендую к прочтению!

Андрей Левицкий

ГЛАВА 1ВОЛЬНИК

Когда старый Натан подкрутил настройку, сквозь помехи донесся голос:

«…У нас тут ад! Зверье будто со всех Территорий под Москвой собралось! Никогда такого не было! Едва держимся! А теперь еще новые…»

Голос забулькал и стих, и Натан, снова взявшись за верньер, больше не смог выловить его из океана шипения, хрипа и свиста, которым стал эфир планеты после катастрофы.

— Вот так-то, — пробормотал старик, откидываясь на спинку стула, стоявшего у стола с черным кубом радиостанции. — А до бури, знаешь, какая связь была? Ого-го! Весь мир слышно: Англия, Франция… Да хоть с Японией общайся! Со всех сторон волны доходили. А теперь что? Теперь до самого горизонта — смерть кругом. И неизвестность. Из нашего острога даже Москву толком не слыхать. Что-то случилось у них, похоже, а что да почему?.. Было ж времечко! И куда все сгинуло…

Вышка Натана стояла на крыше девятиэтажного дома. Радиорубка тут была совсем маленькой, и помещались в ней только стол, два стула, шкаф с оторванной дверцей и закопченная буржуйка. Ну, и тумбочка с посудой. Снедь Натану, старшему брату покойной матери, Данила обычно приносил сам. Под низким потолком висел гамак с драным одеялом, где дядя спал, а напротив двери, ведущей на темную лестницу, примостился сваренный из арматуры балкон.

— Ну, случилось и случилось. — Проблемы москвичей Дана мало заботили. Хотя странно, конечно, с чего это стаи зверья собираются под Москвой?..

Облокотившись на ржавое ограждение, он разглядывал родной острог. Дядя, любивший помянуть старину, говорил, что когда-то воздух в городе (тогда остроги называли городами) был грязный из-за фабрик и обилия транспорта. Про фабрики Дан понимал, а вот представить себе «обилие транспорта» не мог. Как это — чтоб не только пара раздолбанных «икарусов» да плюс джипы гражданской обороны и бронированное авто первого советника, а сотни, даже тысячи машин раскатывали по улицам, сигналя и ревя движками. Да они же сталкивались, наверное, постоянно! А то и людей давили!

Зато животные тогда жили прямо в городах, под боком у людей, и были очень даже мирными. Ну, не все, конечно, но многие. Так говорил дядя.

Непроизвольно Данила то и дело поглядывал на небо — не летят ли птицы? Они теперь зачастую опаснее зверей. А те — опаснее людей, которые тоже не сахар. В общем, мир Даниле достался еще тот. Злой мир, жестокий…

А ведь изменилось все недавно — каких-то двадцать лет назад, незадолго до рождения Дана. Будь он немного постарше, застал бы прежние времена, о которых дядя так любил рассказывать. Ведь тогда все иначе было! К примеру, если верить Натану, в Харькове жило около полутора миллионов человек — просто немыслимое число! Сейчас-то и двадцати тысяч, наверное, не наберется. Или вот еще: из-за выхлопных газов, из-за смога в те времена видимость была куда хуже. Зато теперь в лучах сентябрьского солнца острог Харьков просматривался аж до Стены: стеклянные теплицы на крышах, затянутые целлофаном грибные оранжереи, поля между домами — в большинстве пустыми, ведь с началом Псидемии те, кто выжил, стали жаться друг к другу. Вместе вроде как безопаснее.

— Интересно, почему зверье у Москвы собирается? — задумался вслух старик. — А у нас, я слыхал, в округе, наоборот, тихо стало. Что-то непонятное происходит…

Дан поднял глаза. Небо переливалось бледно-зеленым и синим с голубым отливом, сияние волнами перекатывалось по нему от края до края. Осенью всегда так, а зимой небеса успокоятся почти до конца лета, в августе же опять начнется — сперва только ночью, а после и днем. Это все из-за того, что электромагнитное поле Земли теперь пропускает кое-какие космические частицы, от которых раньше защищало планету. Из-за этого плохо работают сложные электроприборы и почти не действует дальняя радиосвязь.

— Дядя, — Дан шагнул в комнатушку к старику, — а разве раньше… ну, давно, то есть совсем давно, магнитные полюса не менялись местами?

— Менялись, — кивнул старик. — И наверняка не однажды.

— Тогда почему люди не были к такому готовы?

— Данила, в последний раз смена полюсов случилась тысячи лет назад. На планете отсутствовала еще цивилизация, никаких сведений о случившемся не сохранилось.

— Понятно… А в этот раз что за чем произошло?

Натан вздохнул, покачав седой головой:

— Выражайся яснее, молодой человек! Или вас, доставщиков, в Училище обучают только кулаками размахивать да из оружия палить во все, что движется, а мысли формулировать уже ни к чему?

Откровенно говоря, дядя правильно заметил: размахивать и палить Дану интересней было, чем что-то там формулировать. Он был парнем подвижным, спортивным и остальным занятиям предпочитал рукопашку, огневую подготовку и курсы вождения.

Смущенно почесав нос, он сказал:

— Ну, хорошо, хорошо, я просто хочу спросить: что началось раньше, электромагнитная буря или Псидемия?

Старик некоторое время молчал, не меняя позы. Потом протянул сухонькую, усеянную темными пятнышками руку, взял со стола кружку, где на донышке плескался самогон, и залпом выпил.

С утра начал, подумал Дан. Или это продолжение вчерашнего? Дядя Натан хороший, но запойный, есть у него такой грешок. Правда, он, когда выпьет, становится покладистым и чересчур разговорчивым, так что зла от его слабости никому, кроме него, нет.

Дядя взял с блюдца надкусанный огурчик, понюхал и, положив обратно, сказал:

— Сначала была смена полюсов, из-за этого началась сильнейшая электромагнитная буря, ну а дальше произошло то, что люди теперь называют Псидемией. И похоже, Данила свет Павлович, ты полагаешь, что Псидемия есть следствие электромагнитной бури? Я верно понял?

— Так это ж понятно: раз сначала одно, а потом второе, значит, это второе — следствие первого. Разве не так?

— А если просто совпадение? — хитро улыбнулся старик.

— Но ведь ты сам сказал, что в последний раз полюса на планете менялись тысячи лет назад! То есть это редкое очень событие, правильно? Чтобы два таких феномена — смена полюсов и Псидемия — и просто совпали? Быть такого не может!

Дядя хотел что-то возразить, но Данила, бросив взгляд на часы, захлопнул дверь балкона и засуетился.

— Что такое? — Натан схватился за лежавший у радиостанции обрез. — Опять нападение?!

— Хуже! В Училище опаздываю! Заговорил ты меня… Всё, надо бежать! Завтра загляну!

Старик что-то сказал в ответ, но Дану уже было не до него. Поправив спрятанную под курткой самодельную кобуру с пистолетом, он скатился по железной лестнице вышки, сбежал по бетонным ступеням пустующего дома и выскочил на улицу.

Народу здесь было немного: в сквере, засаженном морковью, дед выгуливал внучка, на фонарном столбе стучал молотком монтер, к жестяному навесу остановки шла молодая женщина в косынке — вела за руку девочку лет шести, которая прижимала к себе соломенную куклу. Да еще в стороне, возле тележки-закусочной, жевали пирожки двое в брониках и касках — ополченцы из гражданской обороны. И у обочины скучал на сидушке велотакси мужичок в кепке.

И над всеми ними, над крышами домов, над теплицами, грибными оранжереями и перекопанными полями с остатками картофельной ботвы — над всем Харьковом, отгороженным от Территорий высокой крепкой Стеной, переливалось зеленым, синим и голубым сошедшее с ума небо. Всё как всегда, обычное тихое утро.

Данила помчался к остановке, на бегу громко спросив:

— Развозка была, нет?

Женщина в косынке оглянулась, чтобы ответить, но тут ее дочь подняла лицо к небу. И спросила:

— Что это?

Дан и женщина одновременно посмотрели вверх. После чего она завизжала, а он крикнул:

— В укрытие! Быстро!

Над домами, чуть выше теплиц, летела ворона. Обычная такая ворона, перья, клюв — ничего примечательного. Тихо летела, не каркая. Данила это особо отметил, вытаскивая из-под куртки пистолет.

Ополченцы, жующие свои пирожки, тут же потеряли аппетит и схватились за автоматы. Наконец врубились сирены — датчики движения на крышах засекли тварь. Загрохотали автоматы, нацеленные на черную птицу. Уронив на асфальт куклу, девочка заревела, мама потащила ее под навес автобусной остановки, наивно полагая, что жестяная крыша способна защитить от опасного монстра. Сорвалось с места трехколесное велотакси — водитель решил, что сумеет уйти от вороны, если та надумает атаковать его колымагу.

И без того немноголюдная улочка мгновенно опустела.

— Милиция! Милиция! — Старушка, которую едва не сбило такси, заголосила на пешеходном переходе, заглушая рев сирен.

Подняв оружие, купленное у знакомого торгаша за две месячные стипендии, Дан привалился спиной к толстому тополю. Собственно, он даже и не думал стрелять. Прицельная дальность его «Макарова» — всего полста метров, так что тратить патроны не было ни малейшего смысла. А если кто заметит, еще и придется писать служебку о том, что, где и как. Дан терпеть не мог бумажную волокиту. Доставщик должен действовать, а не заполнять формуляры под копирку!

В соседнем дворе кто-то долбил вверх из АК. Ополченцы в считаные секунды расстреляли рожки и теперь перезаряжали автоматы.

Черная тень скользнула по тротуару, на миг накрыв старушку с костылем. Тень приближалась к остановке.

Данила Сташев, будущий доставщик, студент третьего курса Училища № 1, острог Харьков, кинулся следом. Ворона спикировала на крышу, когти цокнули по жестянке. Понимая, что у него потом будут крупные неприятности, он выстрелил, потом еще раз дернул спуск…

Слишком далеко! Попасть он просто не мог.

Но попал!

Ворона свалилась на асфальт.

Из-за угла выскочил эвакуатор — джип со знаком пси-опасности на капоте и дверях. Визжа покрышками, он притормозил у самых ног перепуганной женщины, подхватившей девочку на руки. Хлопнули дверцы, четверо мужчин в «скафандрах», громко дыша через фильтры, бросились к вороне. В руках у них были короткие десантные автоматы. Рассредоточившись полукругом, спецы псидемстанции готовы были открыть огонь при первом же движении пернатой твари, раскинувшей крылья в стороны.

Дан подбежал ближе и, не опуская пистолета, представился:

— Доставщик Данила Сташев. Готов оказать содействие.

С АК в руках из соседнего двора, где выращивали грибы, выскочил сосед Дана, Петрович, который охранял рабочих, пока те «окучивали» мицелии. Брюхо Петровича колыхалось над ремнем, каску он где-то потерял и даже не заметил этого. И не скажешь, глядя на этого добропорядочного гражданина, что до Псидемии он был грозой всех квартир с бронированными дверями.

Сирены ГО не замолкали. Над пятиэтажками, ощетинившись ракетами на подвесках, промчался двухместный Л-39, собранный еще в социалистической Чехословакии. Какие никакие, а ВВС у острога имелись. Правда, состояли они только из этого самолета, да и он неизвестно еще сколько пролетает.

— Давай, Сташев, проверь фауну. Не робей. — Через фильтр голос спеца с автоматом звучал приглушенно, но понять, о чем он говорит, было можно.

Дан криво усмехнулся. Ну и храбрецы эти псидемики! Подставляться лишний раз не желают, сволочи. Зато будущего доставщика, которому до диплома еще год в Училище трубить, вместо себя на амбразуру кинуть — это у них запросто, будто так и надо.

— Даня, не трожь! Не трожь, кому говорю! — закричал Петрович, пытаясь совладать со своей одышкой.

Петрович, конечно, мужик хороший: он помогал Даниле и его маме, пока та была жива. Но ведь Дан давно уже не мальчик и сам привык решать, как ему быть и что делать.

— Не боись, сосед, всё путем! — Дан хорохорился, но на самом деле ему было страшно.

Все-таки он превозмог себя — и присел рядом с вороной.

Ткнул коротким стволом тушку.

Перевернул так, сяк и еще раз…

— Чистая. — Главный псидемик стащил с головы здоровенный шлем и отлепил от багрового потного лица аппарат дыхания. — Просто ворона. А шуму-то…

* * *

Данила втиснулся в тот же «икарус», что и давешние мамаша с дочкой. Девочка то и дело косилась на него и хихикала. Мать шикала на нее, но сама едва сдерживала улыбку.

Дан отвернулся, списав их поведение на пережитый стресс. В кармане у него было аж три формуляра. И все их нужно заполнить — срочно! — в связи с сегодняшним инцидентом. Спасибо главному псидемику, это его заслуга, заставил-таки Данилу Сташева подписать протоколы. И вдвойне ему спасибо за то, что изъял пистолет — мол, незаконно и вообще. Бывает, на подобные выходки смотрят сквозь пальцы, но надеяться на это не стоит — все же в остроге повышенная криминогенная обстановка. Совет пытается контролировать торговлю оружием, да что-то не очень получается…

Старый раздолбанный автобус, латаный-перелатаный, едва полз. Народу в него набилось немерено. Все-таки вторая — последняя! — утренняя развозка. Следующий рейс только после обеда. Дребезжали в оконных проемах ржавые сетки, крепления разболтались. Автобус то и дело подпрыгивал на ухабах. Мимо иногда прокатывали велоповозки — тележки с двумя сиденьями под легким навесом и с отдельной сидушкой для водителя. Управлять ими просто: крути педали да рули. Лошадей народ боится — вокруг коров и свиней на фермах постоянно дежурят вооруженные псидемики. А вот как, если что, с личной лошадью быть? Вечно за ней со стволом ходить и подскакивать от каждого ржания? Потому и нет в остроге лошадей, но и с бензином туго, а стало быть — что? Стало быть, ходи на своих двоих или велосипед приспособь. У Данилы в сарайчике у дома тоже двухколесный «Турист» стоит с большим багажником и новой рамой, но вчера цепь лопнула, починить не успел, поэтому и трясется теперь в развозке.

Место, куда Дан уже опаздывал, располагалось недалеко от закрытого кинотеатра и бывшего супермаркета «Дигма». Раньше не Училище на улице Третьего Интернационала было, а машиностроительный колледж, но вот уже много лет в Харьковском остроге машины если и собирали, то по заказу и в малом количестве. Куда чаще ремонтировали те, что есть. Поэтому машиностроители стали попросту не нужны, вполне хватало тех, кто выжил после Псидемии. Зато острогу постоянно требовались фермеры, чтобы выращивать злаки и овощи, разводить свиней и коров.

Автобус как раз тащился мимо большого картофельного поля, разбитого на месте школьного стадиона. По другую сторону дороги тянулся луг, на котором паслось стадо в полсотни рогатых голов. Стадо охраняли псидемики с автоматами и огнеметами.

А еще острогу нужны доставщики, подумал Дан, выпрыгнув из «икаруса».

Без доставщиков городу не выжить.

— Сташев, сигарета есть? — Ашот, как всегда, тихо подкрался сзади.

— Не курю и тебе не советую. — Данила так зло глянул на одногруппника, что тот попятился.

— Ты чего?

Дан не стал объяснять, что из-за пагубного пристрастия к самосаду умерла его мать — женские легкие не выдержали испытания никотином и смолами. Это случилось полтора года назад, спустя почти шесть месяцев после того, как он в последний раз видел отца. Отец, как полагал Данила, и был виноват в ее смерти — курила она так много из-за него, из-за его вечных отъездов.

— Праздник сегодня, что ли? — Ашот плелся чуть позади. — Гляди, сколько машин прикатило.

Дан и сам заметил у центрального входа в училище бронированный «мерседес» и пару колымаг попроще. А если учесть, что с бензином в остроге теперь, когда не пришел очередной караван из Москвы, особенно туго, то…

Что случилось, а?

У автомобилей прогуливались пятеро крепких мужчин в легких не по погоде костюмах. Оно хоть и начало сентября, а плюс десять всего. Дан поежился, втянув шею в форменную куртку — пятнистую, с кучей карманов. Надо было капюшон надеть, ну да что уж теперь-то, когда до крыльца два шага осталось.

Ощущая бритым затылком внимательные взгляды мужчин в костюмах, он взялся за ручку двери. Рядом шумно сопел Ашот.

* * *

Текст острожного гимна, герб с рогом изобилия и прочая наглядная агитация украшали стены Училища. Или уродовали, уж кому как. Старичок-вахтер скучал, глядя в экран крохотного телевизора, принимающего только один канал — местную телестанцию, «Первый Харьковский». Название вполне соответствовало действительности, канал был не только первым, но и единственным, и второго с третьим не предвиделось. Да и этот, говорили, скоро заглохнет — передачи шли с жуткими помехами, что-то там у них вечно сбоило в оборудовании из-за ослабленного электромагнитного поля планеты. Закроют канал, как пить дать, и лишится советник Петрушевич удобной площадки для агитации перед выборами.

Вахтер был глуховат, и потому голос диктора слышался издалека: «Урожай высок… проблемы с топливом… наша Стена крепка… руководство острога выражает надежду…» В общем, всё как всегда.

Дан успел пройти по вестибюлю с десяток шагов, прежде чем его окликнули:

— Эй, Сташев, дуй сюда! Я познакомлю тебя с отцом!

Скрестив руки на груди, Мариша, единственная девушка в группе Данилы, стояла возле высокого импозантного мужчины в галстуке и начищенных до блеска туфлях. Волосы у мужчины были седыми на висках и зачесаны назад. Данила опешил: надо же, сам Первый советник посетил Училище — и нашел ведь время, когда вовсю идет предвыборная кампания!

— Добрый день, — пробормотал он.

— Здравствуй, Данила! — Петрушевич, улыбаясь, шагнул навстречу.

Мариша презрительно скривилась.

С отцом отношения у нее не очень-то складывались. Советник развелся с ее матерью «из-за какой-то фифы», как выражалась Мариша. Но при этом отец всячески ее опекал, что девушку только сильней раздражало. Она ведь могла выбрать любую специальность в Училище, но пошла в доставщики, которых в остроге нехватка — уж очень часто они гибнут, куда чаще остальных граждан. А все потому, что доставщики работают снаружи, за Стеной.

Петрушевич покосился на дочь, задравшую подбородок, и подмигнул Дану — мол, конфликт отцов и детей. Мариша это заметила и надулась еще сильнее.

Дан непроизвольно залюбовался ею. Карие глаза, длинные ресницы, гладкое лицо, черные волосы… Взгляд Дана скользнул по стройной фигуре. Девушка могла выбрать любую специальность и без помощи отца — умна, сноровиста, в технике разбирается… Единственный недостаток — за словом в карман не лезет, разговаривать с ней непросто. Конечно же в роли доярки ее представить тяжело, но в доставщики-то зачем было идти? Чтобы насолить отцу за «какую-то фифу»?

— Все, милая, у тебя занятия, нельзя опаздывать. А мне надо поговорить с твоим другом с глазу на глаз. — Петрушевич коснулся плеча дочери, та дернулась.

— Он мне не друг. — И застучали каблучки по кафельному полу.

Надо же, все в сапогах ходят да валенках, а она…

Дан сразу погрустнел. Не друг, значит. Или вовсе — недруг.

— Нас ждут, Данила. Тебя ждут. — Петрушевич направился к лестнице походкой человека, уверенного, что за ним обязательно последуют.

В сторонке маячили двое в легких костюмах. Зашли в Училище погреться? А где еще трое?

— Меня ждут? Кто? — У Дана появилось нехорошее предчувствие.

А когда советник остановился у кабинета директора Училища, предчувствие превратилось в уверенность.

Что-то случится.

Неужели за прогулы отчислят?! Или уже из псидемстанции сообщили о том, что Дан устроил на улице пальбу из купленного на черном рынке оружия? Но он же не для себя старался — спасал женщину с дочкой!

Отчислят…

А ведь Даниле никак нельзя этого допустить! Он в доставщики пошел вовсе не для того, чтобы доказать что-то родителям или заработать побольше. У него другая цель — найти отца. Батя у него путешественник. Как пару лет назад появился в последний раз в остроге, так и путешествует где-то до сих пор, не зная даже, что мама умерла… Дан сто тысяч раз уже представлял, как он подойдет к отцу и скажет ему все, что думает об этих его бесконечных прогулках по Территориям. А может, и по морде ему врежет!

Он стиснул зубы. Надо успокоиться. Если его выпрут из Училища, он не станет доставщиком. А не станет доставщиком — не попадет за Стену. И тогда всему каюк. Останется только дворы мести, доить коз и морковку выращивать.

Ну, это мы еще посмотрим!

— Входи, Сташев. Чего в дверях мнешься?

Дан вошел, поздоровался.

Стол, кресло, шкаф, обои — все аккуратно, чистенько. А вот директор выглядел, мягко говоря, не очень. Он был одним из первых доставщиков, и Территории сурово с ним обошлись. Вместо ног у него бионические протезы. Давно миновали времена, когда люди умели сращивать пластик с нервами, а жаль.

— Как дела, Сташев? Как посещаемость? — Говорил директор через силу, присвистывая.

Дан уткнулся взглядом в потертый ковер на полу. А что ему оставалось делать? Покаяться в том, что на этой неделе он прогулял аж две пары? Флору Территорий и первую помощь? Ну терпеть не мог Дан все эти пестики-тычинки и жгуты на горле! Куда интересней на рукопашке или огневой. Или на вождении. Ух, как Дану нравилось закладывать виражи на бэтээре! Говорят, на последнем курсе их даже будут учить пилотировать самолет. Правда, об этом рассказывал Ашот, а он придумщик известный…

— Как ни странно, Сташев, но ты лучший ученик в группе. Все преподаватели тебя нахваливают. Только этим я могу объяснить то, почему для особого поручения выбрали именно тебя. — Директор закашлялся, поднеся ко рту кулак.

Из сказанного Данила понял только одно: его вроде как не собираются выгонять из Училища. Надо же, преподы от него в восторге. И даже ботаничка, эта грымза в очках? Быть такого не может!

В голове его звякнул тревожный колокольчик. Что значит «выбрали именно тебя»?

— Особое поручение, господин директор? — осторожно спросил он.

Директор развел руками, будто бы извиняясь перед своим учеником. Петрушевич, севший в кресло у стола, изо всех сил избегал смотреть на одногруппника дочери.

И тут за спиной Дана кто-то тихо, но отчетливо сказал:

— Особое, мальчик. Особей некуда.

Будущий доставщик резко обернулся — и наткнулся взглядом на два овальных зеркала, скрывающих глаза человека, присутствие которого только сейчас обнаружилось. Незнакомец сидел на диванчике в углу, выставив левую ногу и сжимая в руках длинную деревянную палку, обвитую блестящей металлической спиралью. У палки — трости! — был набалдашник: искусно вырезанная башка зомбокабана, легко узнаваемого по специфическим шишкам на лбу и темени.

Очкастый кивнул Петрушевичу:

— Он подходит. То, что надо.

— Что ж, дорогой Равиль, я очень рад, что решение комиссии совпало с вашими пожеланиями! — Советник поднялся из кресла.

Данила прищурился. Какое еще решение комиссии? Что еще за пожелания? Он вновь кинул взгляд на незнакомца в солнцезащитных очках. Незнакомец ему не нравился. Было в нем что-то… что-то неправильное. И дело вовсе не в длинном грязном плаще, и не в шляпе с широкими полями и орлиными перьями, и не в палке этой. Даже ожерелье из медвежьих клыков на груди мало смутило Дана. Судя по одежде и «бижутерии», этот человек — один из тех безумцев, что не признают острогов и обитают на Территориях. Они еще называют себя вольниками, с тем намеком, что они на воле, а те, кто в острогах, — заключенные тюрем и не знают, что такое свобода. В общем, психи эти вольники, да и только. И что этот конкретный псих делает в кабинете директора? Что он тут забыл, как его вообще сюда пустили?

Петрушевич важно, с пафосом произнес:

— Забирайте, Равиль, нашего отличника! Счастливого пути! Господин директор сейчас оформит приказ о досрочном выпуске, педсовет вручит диплом доставщика первой категории и… И всё! Молодец, сынок! Молодец, Данила! Я горжусь тобой! Первое задание! От имени всего острога я… в моем лице… — У советника будто кончился заряд, он потускнел и плюхнулся обратно в кресло.

Равиль, так звали вольника, чуть качнул головой, соглашаясь с Петрушевичем.

Дело — дрянь, что-то тут не так, понял Дан. Первый советник острога лично явился, чтобы присутствовать при выдаче диплома? Да еще с охранниками в штатском — теми парнями в костюмах. И этот странный заказчик, вольник… С каких это пор вольники нанимают граждан Харькова? И вообще, Даниле год еще заниматься в поте лица. И пусть даже, если верить директору, он — лучший в группе, все равно это ничего не меняет. В конце концов, почему именно он?! Почему именно ему досрочно выдают диплом?!

Дан набрал воздуха, чтобы сказать все, что думает об этой афере, но советник его опередил:

— И хочу предупредить тебя, Сташев: если ты откажешься от почетной миссии, тебя отчислят из училища за многочисленные прогулы. — Советник сделал паузу, позволяя оценить смысл сказанного. — И это еще не всё. Я — лично я! — приложу максимум усилий, чтобы ты никогда не смог найти работу в остроге. Даже дворником.

Дан захлопнул рот, моргнул. Разве такое возможно — то, что с ним происходит? Вся его жизнь вот-вот сломается по прихоти человека с зачесанной назад сединой. Этот человек, отец Мариши, сейчас выйдет из кабинета, сядет в свой «мерс» — и всё, мечты Дана разбиты, у него нет будущего.

— А куда мы отправимся? — пробормотал он. — Кто этот человек? Задание известно?

И тут же подумал: а какая, собственно, разница? Ведь благодаря Петрушевичу и вольнику Равилю он попадет за Стену на целый год раньше! Лишний год ему не придется сидеть за партой, слушая грымзу-ботаничку… Все складывается как нельзя лучше, его мечта вот-вот осуществится. И даже объяснительную о сегодняшней пальбе на улице писать не надо! Так чего он переживает?

— Я согласен. — Даниле показалось, или его голос и правда прозвучал слишком радостно?

Улыбаясь, советник подошел к нему и похлопал по плечу. И Дан понял, почему Мариша не любит, когда ее папаша так делает: рука у Петрушевича была неприятно мягкая.

— Данила, ты пойдешь с этим человеком, заказчиком. Его зовут Равиль, он давний друг нашего остро…

— Не так быстро, — оборвал директор советника на полуслове.

— Что? — Петрушевич нахмурился, резче обозначились морщины на лбу. Он не привык к такому обращению.

— Не так быстро, советник. Вот если бы другу нашего острога понадобилась доярка или секретарша… — Директор явно намекал на «какую-то фифу», которая, как известно, еще недавно была личной секретаршей Петрушевича. — В таком случае проблем не возникло бы. Но доставщики никогда не ходят в одиночку, даже с вольниками. — Последнее слово он произнес, скривившись, как от зубной боли. — Любому доставщику нужен напарник. Таков закон.

— В нашем случае, я думаю, можно сделать исключение. — На лице Петрушевича заиграли желваки.

— Даже такой человек, как вы, Первый советник, не вправе по своей прихоти нарушать важные традиции.

— Что ж, пусть Сташеву дадут напарника. В чем проблема?

— Насколько мне известно, на данный момент в остроге нет ни одного доставщика, все на заданиях.

Стекла солнцезащитных очков зловеще, как показалось Дану, блеснули. Петрушевич задумчиво вытащил из кармана портсигар и тут же засунул его обратно.

— Так выдайте кому-нибудь еще один диплом. Прямо сейчас. Соответствующее распоряжение я подпишу. Для того ведь я и здесь, что ваших полномочий при досрочном выпуске недостаточно!

* * *

Всем известно: доставщик — это спец особый.

Доставщик — вроде почтальона, только круче, потому что доставить груз или послание за Стену, в другой острог, в Киев или в Москву, к примеру, — задача сложная, часто невыполнимая. В доставщики абы кого не берут.

— Доверься судьбе, Сташев. С тем, на кого падет выбор, тебе идти по Территориям, рядом спать, из одного котелка жрать. — Директор стоял у доски, опираясь на костыли. Ноги у него хоть и бионические, из титана и пластика, а держали плохо, того и гляди колени подогнутся — и рухнет директор прямо посреди круглого зала.

Рукопашку отменили, всю группу пригнали в тот самый, особый кабинет, в котором доставщикам вручают дипломы. Даже переодеться не дали. Так и стояли однокашники Дана вдоль стен в кимоно и борцовках, с недоумением поглядывая на виновника торжества — мол, чё случилось, братишка, о чем это старикан бормочет?