Установление основного текста 9 страница

Так же ошибся и В. Е. Евгеньев-Максимов, приняв находящийся в архиве Некрасова листок с переписанным рукою его сестры А. А. Буткевич стихотворением «Отец твой, поп — бездельник» за стихи Некрасова — на самом деле автор их — Тургенев ¹.,

Еще одна атрибуционная ошибка, которая связана снова со списками. В 1936 г. в «Литературном наследстве» (№ 25 — 26, с. 203 — 205) был опубликован «Указатель сочинений Н. Г. Чернышевского». Автограф, по мнению редакции, принадлежит руке критика. На самом же деле достаточно беглого взгляда на фотокопию, чтобы отвергнуть принадлежность его Чернышевскому. На основании этого списка Н. В. Богословский приписал Чернышевскому две рецензии на воронежские литературные издания, напечатанные в «Современнике» в 1861 г. (в № 12). Обращение к конторским книгам «Современника» устанавливает, что автором обеих рецензий является М. А. Антонович².

Все эти случаи отнюдь не преследуют цели снизить значение документа или объявить его недостаточным для атрибуции. Целый ряд документов, наоборот, представляется исчерпывающим доказательством.

Творческий автограф писателя, записи в дневниках самого автора или современников, записавших слова автора, достаточно ясные указания в письмах, наконец, авторские пометы решают вопрос с достаточной и безусловной убедительностью. Анонимно изданная (тиражом в 50 экземпляров) книга «Евреи в России» (СПб., 1884) имеет следующую надпись: «Эту книгу, напечатанную с разрешения министра внутренних дел графа Д. А.Толстого, написал я, Николай Лесков, а представил ее к печати некто Петр Львович Розенберг, который отмечен ее фиктивным автором. Н. Лесков» («Русская старина», 1895; № 12, с. 209).

Не будь этой надписи, иной исследователь на основании, казалось бы, неопровержимого документа счел бы автором книги П. Л. Розенберга.

Сказанное имеет целью внушить необходимость постоянно критического отношения к документу. Не он один может быть последней или единственной инстанцией утверждения авторства. Поэтому представляется несколько преувеличенной категорическая формула П. Н. Беркова: «...Установление автора анонимного и псевдонимного произведения до тех пор, пока не будут найдены неопровержимые документальные (курсив мой. — С. Р.)

 

¹ Базилевская Е. В. Мнимая эпиграмма Некрасова. — «Звенья», вып. 1. 1932, с. 185 — 194.

² Рейсер С. А. Чернышевский или Антонович. — «Лит. газ.», 1938, 5 сентября, № 49 (756), с. 6.

 

подтверждения принадлежности его предполагаемому лицу, должно считаться рабочей гипотезой, и только» ¹.

Ближе к истине тот вывод, который сделан в цитированной уже статье Л. Д. Опульской: «Высшим критерием атрибуционной истины является не документ, а исторический и филологический анализ, устанавливающий авторитетность найденных документов, правильно истолковывающий их содержание и разоблачающий всякого рода фальшивки. Именно поэтому поиски документальных свидетельств не должны приводить нас к фетишизации документа или к отрицанию всех других методов доказательства авторской принадлежности (...). Документальные данные являются, конечно, наиболее авторитетным и наиболее достоверным источником атрибуции. Отсюда не следует, однако, что отсутствие документальных данных исключает вполне достоверную атрибуцию» (с. 49 — 50).

Так называемая «идеологическая атрибуция» (ее называют также «идейной») на основании «внутренних признаний» редко бывает достаточно убедительна сама по себе, вне связи с другими соображениями.

Дело в том, что идеи, высказываемые в данном произведении, сплошь и рядом характерны не только для данного автора, но и для большого круга литераторов, принадлежащих к одной партии, группе, обществу и т. д. При этом нельзя забывать (а это нередко упускается из виду), что идеи эти выражены не в научном трактате, а в специфически художественной, образной форме. Тем самым они обычно лишены четкости, свойственной научному исследованию. Интерпретация этих идей сама по себе сложна и не всегда сводима к «голой» формуле. Для произведений критических надо учитывать, что все они печатались в журнале, т. е. в органе, выражавшем определенные взгляды: выделить инкорпорированные в статью редакционные вставки часто почти невозможно. Порой автор мог с ними в каких-то деталях не соглашаться, но не настолько, чтобы отказываться от печатания статьи. В коллективной работе всегда приходится чем-то поступаться: во имя единства близкого писателю органа автор уступал редактору спорное место. Этим порой может быть объяснено и противоречие в нескольких статьях одного критика.

Очень редко случается, что высказанные художником или критиком взгляды представляют собой нечто абсолютно оригинальное, свойственное и характерное только для него и никем другим нигде и никогда больше не выраженное. Если бы это всегда было так, мы имели бы надежное основание для категорической атрибуции.

Поэтому методологически правильнее основывать доказательство авторства не на признаках сходства, а на признаках

 

¹ «Об установлении авторства анонимных и псевдонимных произведений XVIII века». — «Рус. лит.», 1958, № 2, с. 188.

 

различия: они всегда более оригинальны и во всяком случае более индивидуальны. Детали всегда характернее общих мест.

Логически недостаточно доказать сходство взглядов в произведениях «А» и «Б» — всегда возникает вопрос: они ли одни так думали? Для убедительности должны быть отведены другие возможные кандидаты: требуется доказать, что они думали иначе. Между тем атрибуционные исследования (например, для статей и рецензий Белинского) ограничиваются чаще всего только первой частью работы.

На основании поверхностного идейного анализа статьи П. Л. Лаврова попадали в сочинения В. В. Лесевича, а статьи Н. К. Михайловского и Н. Г. Кулябко-Корецкого — в сочинения Лаврова, статьи М. Н. Лонгинова — в сочинения Некрасова, статьи Ап. Григорьева о Фете («Отеч. записки», 1850, № 2) приписывались Я. К. Гроту, другая статья о Фете в «Москвитянине» приписывалась то Островскому то Ап. Григорьеву, но оказалась принадлежащей Л. А. Мею. Статья «Русские второстепенные поэты» (в «Современнике», 1850, № 3, о Фете) приписывалась и Некрасову, и Боткину, но на поверку оказалась статьей П. Н. Кудрявцева.

Насколько идейный анализ сам по себе малоубедителен, свидетельствует, например, такой случай. С. В. Калачева, основываясь на взглядах Кантемира, отрицает принадлежность ему так называемой «девятой» сатиры, а З. И. Гершковнч на основании этих же самых взглядов настаивает на его авторстве¹. Очевидно, анализ взглядов сатирика был недостаточно четок либо же, что вероятнее, мировоззрение просветителя первой половины XVIII в. было еще не вполне ясным и в ряде случаев формулировалось общими словами: предположение, что анализ в данном случае был произведен предвзято, исключается.

В. С. Нечаева, основываясь на идейном анализе, приписала Белинскому повесть «Человек, не совсем обыкновенный» в «Телескопе» за 1833 г. Но год спустя выяснилось, что эта повесть включена в книгу А. Т(еплякова) «Повести о том, о сем, а больше ни о чем», изданную еще в 1836 г.²

Частым пороком идейной атрибуции является соблазнительное стремление во что бы то ни стало доказать авторство лица наиболее значительного. При колебании между Пушкиным и Сомовым исследователь обязательно будет стремиться доказать авторство Пушкина. Признание авторства Сомова его огорчает.

У нас нет работ, которые выясняли бы степень участия, например, в «Отечественных записках» М..Н. Каткова, П. М. Ковалевского или Л. И. Розанова. Между тем в литературе (В. В. Виноградовым, П. Н. Берковым и др.) уже не раз отме-

 

¹ Пример в цит. Выше статье П.Н. Беркова, с. 186

² «Лит. газ.», 1951, 29 мая, № 63 (2781), с. 3 и «Лит. газ.», 1952, 2 сентября, № 106 (2979), с. 3

 

чалось, что атрибуция анонимного произведения второстепенному автору часто бывает менее, ошибочной, чем приписывание «генералу» ¹.

Другим существенным дефектом идейной атрибуции является то, что почти всегда исследователь вырывает из журнального окружения (своего рода контекста) какую-то одну статью, обратившую на себя его внимание, и относительно именно и только ее старается обосновать возможное авторство изолированно от других статей и рецензий журнала. Б. В. Томашевский вполне справедливо по этому поводу указал, что «следует придерживаться не принципа изыскания статей одного автора, а принципа «распределения» анонимных статей между участниками данного издания. Так, например, в определении статей, принадлежащих Пушкину, среди напечатанных в «Литературной газете», слишком мало обращали внимания на возможность принадлежности этих статей другим сотрудникам, например: Дельвигу, Вяземскому, Сомову и пр. Метод индивидуального «выделения» очень часто при подобных разысканиях приводил к неверному результату (...). В соответствующих случаях особенно необходимо выяснять круг лиц, причастных к обследуемому циклу произведений» (Б. В. Томашевский, с. 198)².

Среди других методов атрибуции значительное место занимает стилистический анализ. Исследователей привлекает перспектива установления автора средствами стилистического изучения, т. е. выявления свойственных именно и только данному автору признаков. Вполне естественно желание найти способ наиболее объективный, наиболее бесспорный. Неповторимость и индивидуальность языка каждого писателя дает для этого наибольшие, как кажется, основания. Анализ стиля непосредственно смыкается с анализом идейным: к этому обязывает материал языка, выражающий эти идеи³.

Естественно, что первым и основным условием убедительности стилистического анализа является точное знание стилистических особенностей каждого писателя (типических примет индивидуального стиля), знание столь детализированное, которое позволило бы отличить друг от друга не только крупных, но и второстепенных писателей, язык которых не столь выразителен и ярок.

Между тем именно этим знанием лингвистика пока похвалиться не может. Существуют более или менее подробно разработанные анализы стиля лишь нескольких крупнейших писате-

 

¹ Берков П. Н. «Хор ко превратному свету» и его автор. XVIII век. Сборник статей и. материалов. Под ред. А. С. Орлова. М. — Л., Изд-во АН СССР, 1935, с. 197 — 198.

² О том же см.: Колосов Е. Вступит, статья в изд.: Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. Изд. 2-е, т. X. СПб., 1913, с. XL.

³ Виноградов В. В. Лингвистические основы научной критики текста. — «Вопр. языкознания», 1958, № 2. с. 3 — 24, № 3, с. 3 — 23.

 

лей: Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина, Л. Толстого, Тургенева.

Между тем при атрибуции приходится сталкиваться не только с крупными, но и с второстепенными писателями. Отличия стиля одного от другого у них не столь значительны, чтобы иметь возможность безошибочного их различения ¹.

Атрибутируя при помощи стиля, мы нередко упускаем из виду одно важное явление, которое можно обозначить как стилистическую мимикрию. «Огромное влияние Пушкина, — пишет В. В. Виноградов, — сказывалось и в том, что его языку, его манере письма прямо подражали, старались «писать, как Пушкин». Наконец, лица, знавшие Пушкина лично, сходившиеся с ним в одной гостиной, в одной редакции, естественно, запоминали его меткие суждения по разным, тем более литературным вопросам, потом, быть может даже бессознательно, повторяли эти суждения в своих статьях. При Пушкине никто не писал «совсем так, как пишет Пушкин» и многие писали более или менее похоже на Пушкина» (В. Брюсов)»².

Это совершенно верное суждение в не меньшей степени может быть распространено на Белинского³, на Салтыкова-Щедрина и на ряд других виднейших деятелей литературы. Второстепенный журналист или писатель, вольно или невольно подпадая под влияние, своего старшего собрата, ему подражал. Второстепенные журналисты писали «под Салтыкова», «под Писарева», «под Михайловского».

Отсюда следует вывод о шаткости одного только метода стилистического анализа. «Дело в том, — писал по этому поводу Б. В. Томашевский, — что доказать путем стилистических сопоставлений принадлежность произведения определенному автору гораздо труднее, чем эту принадлежность опровергнуть. Элементы сходства можно найти между любыми произведениями, особенно если они принадлежат одной эпохе или если какое-ни-

 

¹ Более чем наивна и несостоятельна атрибуция Есенину четырех, появившихся в нашей печати стихотворений в статье: Соколова Л. Ф., Тимофеев В. П. Опыт атрибуции стихотворных текстов с проблемным (проблематическим?) есенинским авторством. — В изд.: Теория поэтической речи и поэтическая лексикография. — «Учен. зап. Свердловского гос. пед. ин-та и Шадринского гос. пед. ин-та». Сб. № 161, 1971, с. 164 — 178. Авторы приводят далеко не всегда убедительные лексические сопоставления, даже не задаваясь вопросом, не являются ли они чертами поэтического словоупотребления эпохи, других поэтов того времени и пр. Найденные в «песенных альбомах» (?) тексты далеко не всегда звучат есенинскими интонациями, привлеченные «исторические и процедурные (?) данные» тоже не звучат убедительно. О характере аргументации можно судить по таким словам: «Не редким в поэзии Есенина является и мотив грусти при осознании того, что его любимая охладела к нему, не открыла ему двери или оставила его» (с. 176): в русской любовной лирике можно, не прибегая к натяжкам, насчитать тысячи аналогичных стихотворений.

² Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М., 1959, с. 269.

³ В литературе уже отмечалась близость стиля А. Д. Галахова к стилю Белинского (Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. XIII. М., 1959, с. 8).

 

будь подделывалось под другое. На этих незначительных сходствах и строятся обычно заявления о принадлежности, в то время как аргументация противоположного исходит из общего анализа произведения, что всегда производит впечатление большей убедительности» (Б..В. Томашевский, с. 195). Б. В. Томашевский (в 1928 г.) пришел к такому неутешительному выводу: «... до сих пор филологический анализ с целью определения автора не дал, убедительных результатов» (там же). То же с некоторыми поправками можно сказать и о настоящем времени; при некоторых победах у метода текстовых параллелей обнаружились и многочисленные, самые неожиданные недостатки¹.

Мартиролог поражений очень длинен, а множество фиаско почти ничему не научили исследователей.

Большая и очень плодотворная работа была проведена по уточнению публицистического наследия Достоевского (см. статьи за 1845 — 1878 годы. Полное собрание художественных произведений, т. XIII, 1930). Б. В. Томашевский подошел к проблеме авторства множества анонимных статей журналов «Время», «Эпоха», «Гражданин» очень осторожно и включал лишь произведения бесспорные. При этом выяснилось, что многочисленные предшествующие атрибуции построены на недостаточной эрудиции. Финский исследователь О. фон-Шульц методом текстовых параллелей приписывал Достоевскому работы, напечатанные в сборнике статей Н. Н. Страхова; В. С. Нечаева приписала Достоевскому фельетоны А. Н. Плещеева и пр. На самом деле объяснение идейной, тематической и текстовой близости статей надо искать в том, что «заподозренные» авторы были в эти годы очень близки друг к Другу.

В 1939 г. Н. П. Кашиным были приписаны А. Н. Островскому 16 работ в «Москвитянине» 1850 — 1852 гг. Доказательства во всех случаях были косвенные, главным же образом текстовые. «Находки» Н. П. Кашина, казалось, прочно вошли в научный оборот. Никто долго не удосуживался перепроверить основания атрибуции. Это сделал в 1958 г. В. Я. Лакшин, обратившись к архиву М. П. Погодина. При этом выяснилось: 14 из 16 статей принадлежат Л. А. Мею, Ап. Григорьеву, С. П. Колошину и П. П. Сумарокову. Ошибка стала возможной из-за неполноты аргументации; дело в том, что ряд приписанных Островскому Н. П. Кашиным рецензий «несут на себе следы его редакторского пера». В итоге лишь две рецензии были утверждены за Островским².

 

¹ См., например, замечание по этому поводу Н. Ф. Анненского (Михайловский Н. К. Полн. собр. соч., т. X. СПб., 1913, с. IX — X). Явно преувеличено значение стилистического анализа в статье В. Одинцова «Кто автор?». «Надежность атрибуции — пишет автор — могут обеспечить только (?!) история русского литературного языка и стилистика художественной речи» («Рус. речь», 1974, № 4, с, 37).

² Лакшин В. О некоторых ошибках в изучении А. Н. Островского. — «Вопр. лит.», 1958, № 6; с. 222.

 

Предложенная еще в 1914 г. Н. А. Морозовым теория «лингвистических спектров» себя не оправдала, попытка А. Л. Гришунина привлечь для атрибуции языковые дублеты также не дала пока достаточно устойчивых результатов ¹.

Она может иметь, однако, определенное значение при атетезе авторства. Можно, по-видимому, возлагать некоторые надежды на разрабатываемые сейчас методы математической и машинной лингвистики, но об их успехах говорить пока невозможно. Все еще остается в области, мечты высказанное в 1936 г. пожелание Ф. Витязева: «Анализ языка любого писателя должен быть так же точен, как анализ любой математической формулы» («Звенья», вып. VI, 1936, с. 758).

Наиболее значительные результаты в области стилистической атрибуции достигнуты в последние годы В. В. Виноградовым. Они обобщены в его книгах «О языке художественной литературы» (М., 1959) и «Проблема авторства и теория стилей» (М., 1961). При всей достоверности конкретных атрибуций нельзя не заметить, что перед нами скорее убедительный анализ мастера, тонко ощущающего языковую ткань данного писателя, чем метод, которым мог бы овладеть любой лингвист.

На атрибуционном поприще текстолога буквально со всех сторон подстерегают опасности².

Выше было показано, какие коварные ошибки сулят копий, не отличенные от автографа, как важно подвергать проверке показания документов, правильно интерпретировать свидетельства современников.

На этом тернистый путь текстолога еще не заканчивается. Напомним еще о некоторых, часто встречающихся ошибках. Очень рискованно без всяческой проверки полагаться на так называемую традицию. «Традиционно приписывается X», такая формулировка совсем не редкость в наших изданиях. Иногда она в самом деле опирается на какие-то авторитетные материалы. Но нередко процесс возникновения этой «традиции» гораздо примитивнее. В свое время А. на основании каких-то побочных

 

¹ Морозов Н. А. Лингвистические спектры. Средство для отличения плагиатов от истинных произведений того или другого известного автора. — «Известия отделения русского языка и словесности имп. Академии наук», 1916, т. XX, кн. 4, с. 93 — 134; Сеземан, В. Э. «Лингвистические спектры» г. Морозова и Платоновский вопрос. Там же, 1918, т. XXII, кн. 2, с. 70 — 80. Подробный анализ этой теорий см.: Виноградов В. В. О языке художественной литературы, с. 313 — 320; Гришунин А. Л. Опыт обследования употребительных языковых дублетов в целях атрибуции. — В кн.: Вопросы текстологии, вып. 2, с. 146 — 195; Kuraszkiewicz. Etude de la paternite des textes anonymes d'apres la methode de la statistique linguistique. В сб.: «Poetics. Poetika. Поэтика». Варшава, 1961, с. 625 — 633.

² Ряд важных материалов см.: Evidence for Authorship. Essays on Problems of Attribution... Edited by David V. Erdman and Ephim G. Vogel. Cornell University Press. Ithaca — New York, 1966.

 

соображений, мимоходом высказал мнение о возможном авторе данного произведения. Обычно оно выражается в ни к чему не обязывающей форме: «Мы не удивились бы, если бы оказалось, что автором является X» или «едва ли не X».

Спустя некоторое время Б. уже с ссылкой на А. это мнение повторяет как вероятное: он ценит вкус А., и его авторитет для него велик. Далее, В. ссылается уже на то, что «А. и Б. полагали...». А Г. считает себя вправе воспользоваться «традицией» в качестве основания для атрибуции. Так возникают легенды...

Текстологу приходится считаться еще и с тем, что может быть названо забвением атрибуции. С этой короткой памятью в науке связаны грустные эпизоды. Остановимся для примера на одном из них.

Вскоре после смерти Некрасова в одесской газете «Правда» (1878, 3 января, № 2, с. 1) были в качестве некрасовских напечатаны отрывки из стихотворения «Боры да поляны — бедная природа...». Из этой газеты они были перепечатаны в сборник «На память о Николае Алексеевиче Некрасове» (СПб., 1878, с. 79 — 80). С очень осторожным примечанием С. И. Пономарева они были включены в посмертное издание «Стихотворений» Некрасова (1879, т. IV, с. 118, CXXXII — CXXXIII).

Но вслед за тем в газете «Голос» (1879, 24 февраля, № 55, с. 2) была помещена анонимная заметка, в которой рассказывалась история цензурного запрещения в 1861 г. этого стихотворения, принадлежащего перу М. П. Розенгейма (он и был, очевидно, автором заметки). В 1882 г. Розенгейму удалось включить стихотворение в полном виде в третье издание своих «Стихотворений» (заглавие — «Последняя элегия»); перепечатано оно и во всех последующих, до седьмого включительно (1914).

Все это: и заметка в «Голосе», и пять изданий стихотворений Розенгейма — оказалось начисто забытым, и через несколько десятилетий стихотворение снова в качестве некрасовского появилось в «Библиографии и хронологии сочинений Н. А. Некрасова» специального «Некрасовского сборника» (Пг., 1918, с. 232, редакция В. Е. Евгеньева-Максимова и Н. К. Пиксанова). Случай, как кажется, поучительный.

В 1939 г. в тбилисской газете «Заря Востока» было опубликовано «неизвестное» стихотворение» Грибоедова. В. Н. Орлов назвал вскоре его автора и дату первой публикации (Е. Зайцевский, 1825). Тем не менее в 1967 г. стихотворение опять появилось в нашей печати, снова в качестве грибоедовского¹.

Мы постоянно в нарушение известной поговорки о том, что о вкусах не спорят, в качестве аргумента апеллируем к вкусу.

 

¹ См.: Краснов П. Повторение старой ошибки. — «Лит. Россия», 1967, 28 июля, №31 (239), с. 24.

 

Конечно, есть случаи столь очевидные, когда такая апелляция достаточна. Пушкин, например, никак не мог написать:

 

Где носит естество полночи образ дикой...

 

или:

 

Из-за энтава безделья

Не домой ему иттить... ¹.

 

И все же злоупотреблять этим аргументом не следует. Ошибки при вкусовых оценках бывают разительнейшие. Близкий друг Пушкина и сам поэт — П. А. Вяземский отрицал принадлежность стихотворения «От всенощной вечор идя домой...» («едва ли Пушкина окроме двух последних стихов все прочее довольно вяло»); между тем стихотворение, бесспорно, ¹ принадлежит Пушкину.

В связи с этим следует решительно отвергнуть правомерность все еще мелькающего в нашей литературе довода: «Никто другой, кроме X, так написать не мог» или «кто тот другой, кто мог бы так написать...» и пр.

По этому поводу Б. В. Томашевский совершенно справедливо заметил: «Необходимо лишь избегать «качественной» оценки (...) Все, что получше, приберегается для Пушкина, все, что похуже, — для Сомова, между тем как и Пушкину случалось писать и печатать слабые вещи, и Сомову, напротив того, печатать произведения высокого качества» (Б. В. Томашевский, с. 198).

К числу скомпрометированных аргументов нужно еще отнести частую в наших исследованиях ссылку: «В данной рецензии мы находим связь с другой»; автор ее ссылается на то, что «нам уже приходилось писать...» или «когда мы разбирали» и пр.

На самом же деле эта ссылка совсем не обязательно означает наличие одного автора.

Рецензии, особенно в журналах XIX в., были по преимуществу анонимны и полны редакционных вставок. Они выражали мнение не неназванного автора рецензии, а редакции, как выразителя определенных взглядов. А. А. Краевский в начале февраля 1837г. писал Белинскому о праве «переменять в ней (статье) все, что несогласно с нашим образом мыслей»². (Ср. вызывавшую резкий протест современников самоуправную редактуру Сенковского в «Библиотеке для чтения»).

Редакция, таким образом, считала полезным и нужным связать данную рецензию с другой, подчеркнуть тем самым мнение редакции. Авторы же рецензий могли быть разные³.

 

¹ Примеры взяты из брошюры П. А. Ефремова «Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях» (СПб., 1903); эти стихи — В. Панкратьева и запись солдатской песни.

² «В. Г. Белинский и его корреспонденты». М., 1948, с. 93.

³ На это уже обращалось внимание в нашей литературе. См.: Иванов Г., Кононова Э, М. Е. Салтыков — рецензент 1840-х годов (К вопросу об авторстве писателя). — «Рус. лит.», 1960, № 4, с. 139.

 

Именно таким образом Некрасов связал свои «Заметки о журнале» в № 2 «Современника» за 1856 г. с рецензией Чернышевского на Сочинения Пушкина в том же номере. Аналогична связь тех же «Заметок» с рецензией А. В. Дружинина на «Русские в Японии» Гончарова в № 1 за 1856 г. ¹

Следует, наконец, считаться с тем, что в некоторых случаях атрибуционные споры на каком-то этапе не приносят победы ни,той, ни другой стороне. Аргументация оказывается недостаточной, чтобы вынести определенное суждение об авторстве. Вовсе не обязательно во что бы то ни стало стать сторонником одной или другой гипотезы. Лучше прямо сказать, что при данном состоянии, впредь до возникновения новых соображений или до отыскания новых материалов, вопрос разрешен быть не может.

Иногда даже очень популярные стихотворения или широко распространенные стихотворные цитаты остаются неатрибутированными. Таковы, например, стихотворения: «Вечер был, сверкали звезды...» или «Легкой жизни я просил у бога...». Пришлось отказаться от предположения об авторстве М. Л. Михайлова для стихотворений, подписанных «М. Переведенцев»: Ю. Д. Левин доказал, что это было реальное лицо².

Плодотворна была и дискуссия между В. Е. Гусевым с одной стороны и Е. В. Гиппиусом и П. Г. Ширяевой с другой о переводчике стихотворения «Красное знамя», широко распространенном в репертуаре «вольной» поэзии начала XX в. («Сов. музыка»,.1965, № 12; «Рус. лит.», 1967, № 5; 1968, №2 и № 4); полемика закончилась убедительной победой В. Е. Гусева (автор — В. Тан).

Добролюбову с 1911 и до 1937 г. в Собраниях сочинений приписывалась статья «Замечания по поводу одного следствия». Она была подписана инициалами «Н. Л.», что давало, казалось бы, основания расшифровать их обычным псевдонимом Добролюбова — Н. Лайбов. В конце статьи обозначено место, где она написана: «П-в» (Псков?). Основания, по которым статья приписывалась Добролюбову, — все тот же «список» Чернышевского. Но в конторской книге «Современника» за 1860 г. в счете «разных литераторов» записано: «N.N. «Замечания по поводу одного следствия», 1 л., 7 стр.» — сумма гонорара не проставлена и, очевидно, он выплачен не был. В лицевом счете Добролюбова статья не значится. Таким образом, вопрос остается открытым и автор пока не установлен.

Атрибуция может быть признана недостаточной, но особым видом атрибуционного порока является вообще ее отсутствие.

Е. И. Кийко в предисловии к публикации рецензии в «Современнике» «относительно отзыва на книгу Д. И. Соколова «Свет-

 

¹ Примеры заимствованы из цит. выше статьи Л. Д. Опульской, с. 47 — 48.

² Сафонов В. Кто же автор? — «Лит. газ.», 1971, 4 августа, № 32 (4318), с. 6; Издание классической литературы, с. 209 — 210.

 

ский человек...» («Современник», 1847, № 5) кратко написала, что «на основании произведенного нами изучения» она считает ее принадлежащей Белинскому. («Лит. наследство» 1950, т. 56, с. 43). Это голословное утверждение не было принято осторожным исследователем В. Э. Боградом, который в указателе к «Современнику» оставил рецензию нераскрытой (сославшись, однако, в примечании на мнение Е. И. Кийко). В тринадцатом томе Полного собрания сочинений Белинского (1959, с. 256) рецензия была отмечена в числе приписываемых критику, т. е. таких, принадлежность которых Белинскому не исключена. А в 1960 г. вышла в свет составленная А. Д. Алексеевым «Летопись жизни и творчества И. А. Гончарова», и в ней ссылкой на Два документа было атрибутировано авторство Гончарова (с. 28 — 29).

Очень интересным методически является случай сложной атрибуции, недавно проведенной Ю. Д. Левиным. В 1786 и 1788 гг. в Петербурге была анонимно издана «восточная-повесть» «Обидаг». Переводчиком ее является добрачный сын наследника престола Павла Петровича Семен Великий. В ряде русских, а особенно иностранных источников автором повести называлась императрица Екатерина II, будто бы написавшая ее на немецком языке.

В действительности подлинник написан по-английски, а автором является видный английский критик Самюэль Джонсон, издавший ее в 1750 г. Русский перевод восходит, однако, к немецкому переводу одной из книг английского просветителя Роберта Додсли, где повесть была напечатана. Ю. Д. Левин установил, что на русском языке, кроме указанных выше изданий, повесть вышла в Шести переводах девять раз. Все эти одиннадцать текстов в течение более полутора веков оставались неопознанными ¹