Док. № 10
Бондаренко Георгий Иванович родился в 1909 г. в д. Камысла
нынешней Кемеровской области. Рассказ записала Соломыкина
Александра в 2001 г. (г. Кемерово)
Отец мой был великим тружеником, хотя ходил на костыле
(повредил ногу еще на царской войне). Всё всегда делал со смыслом и
по уму. Всегда в работе. Поэтому и нажили 2 мельницы (водяная и
ветряная), маслобойку, сноповязку, сложную молотилку, 50 десятин
земли. А земля наша хорошая, колоски были с ладонь (показывает). А
ведь руками убирали. Обмолотишь сноп, граблями соберешь,
вытрясешь солому, зерно сгребешь в кучу и опять кладешь. Красота!
Отец был добрая душа, всем в округе молотил, крупу дробил.
Беднякам отдавал муку бесплатно. Народ и избрал его старостой
церкви. Все у нас было. Скотины много: корова, телята, свиньи, гуси,
куры, утки. Много работали для себя. Семья у нас была большая:
четыре брата и сестра. Я был старший, потом - Тихон, Иван, Федор,
Федоська, Павел.
А отца моего, Ивана Тихоновича Бондаренко, и меня в 1930 г.
лишили избирательных прав «за эксплуатацию батраков и
сельскохозяйственных машин». В 1932 г. нас раскулачили, все
отобрали. Три амбара было. Все вывезли, весь хлеб. А нас сослали в
Нарым. У меня жена беременная была. Тяжело вспоминать. Она там в
Нарыме возле костра и родила сына. Он только раз крикнул и покинул
этот свет. Гробик я ему ножом сделал…54
54 Смертность детей ссыльных крестьян была огромной даже среди тех, кто попадал не в тайгу, а в
города. Об этом свидетельствует документ в конце рассказа.
- 50 -
Ничего не было, снег один. Бараки строили, когда пришли. Ночь у
костра спим, а день барак строим. Много семей там было. Никто нас и
не кормил, живите, как хотите. А охрана – чистые звери были.
Тяжело было на лесоповале. Но выживали, если не надрывались и
не околевали. Вот и я выжил. Бежал ведь я оттуда с отцом. Скитались
долго. Поймали нас, обратно привезли. А брата моего, Федора, в
январе 1938 г. расстреляли «за вредительство и проведение
антисоветской агитации среди рабочих» по приговору тройки
НКВД.55 Он работал слесарем в паровозном депо. После смерти брата
и смерти жены (она не могла после Нарыма оправиться) сбежал я в
Ригу, чтоб никто не трогал, никто не знал меня. Спрятаться хотел
(долго задумчиво молчит). Год прожил тихо. А однажды латыш сосед
говорит: «Ты уезжай, тебя хотят расстрелять». Он дал мне хлеба,
масла, немного денег, и я уехал. Почему он мне помог, так и не знаю.
А мне все спрятаться хотелось от «черного воронка». После
смерти брата мне постоянно мерещился этот «черный воронок»56.
Всегда боялся - приедут, заберут. Уехал я на афганистанскую границу,
под чужой фамилией. Работал и наладчиком, и электростаночником, и
трактористом. Работал - кем придется, нельзя было отказываться. А
когда война началась, я уже в Казахстане на свинцовом руднике
работал. Бронь от фронта была. Снаряды мы готовили. Женился я в
Казахстане. А жена-то – землячка. Из Тогучина оказалась. У нее двое
детей было: Коля и Володя. Николай на Севере сейчас живет, а
Володя умер. Бог и ее прибрал. Долго я с ней возился: ноги у нее
болели.
Было и у нас доносительство. Как-то работали, потом пообедали -
чем пришлось. А начальник выходит и говорит: «Вот это надо сделать
к таким-то часам». А один из нас говорит, что у Бога дней много,
чего спешить. На утро он не пришел на работу, не видели мы его
больше.
Бывало, женщины в поле свеклу соберут, а их – в тюрьму на десять
лет за это. А ведь у них дома дети. Ни на что не смотрели. Много
людей умерло в голоде. Бабка хлеб испечет, завяжет в тряпочку, за
пазуху спрячет и несет на базар. А там ее схватят. Как же!
Спекулянтка. Хлеб отберут, а она уйдет ни с чем.
Тяжелая жизнь была. За что отцовскую, мою и братову жизнь
изломали?! Ведь не собаки же мы были. Никого не убивали, не
55 9 июля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило состав «троек», приговаривавших «врагов
народа» к наказанию (часто – расстрелу). В «тройку» входили: начальник управления НКВД,
областной (краевой) прокурор, секретарь обкома (крайкома) ВКП(б). Были и другие комбинации.
Первый состав «троек» в Сибири выглядел так: в Омской области – Салынь, Нелиппа, Фомин; в
Красноярском крае – Леонюк, Горчаев, Рабинович; в Западно-Сибисрком крае - Миронов, Барков,
Эйхе. (См. Папков С.А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941 гг. Новосибирск, 1997. - С. 209.)
56 «Черным воронком» в народе прозвали автомобили, в которых сотрудники ОГПУ (НКВД)
приезжали арестовывать (обычно ночью) «врагов народа».
- 51 -
грабили. А нас изводили, как последних злодеев. Не должно такого
повториться.
Сколько ни выпало бед на семью нашу, Бондаренко, а я все равно
не озлобился. На коммунистов не серчаю.57 А руководители их –
Ленин и Сталин, как и я, скрывались от властей.
Нынче жизнь кромешная. Пенсия мизерная, на лекарство денег нет.
Когда я сюда вернулся, то просил, чтобы вернули наш дом, но там
четыре семьи живет. Вот поэтому мне купили эту квартиру. Старику -
на улице Молодежной (смеется). А я спорить не стал. Сдавать уже
стал, но не ленюсь. Развожу в усадьбе у родственников пасеку,
делать-то я все умею. Они меня и похоронят. А это в память останется
(показывает на квартиру).
И тревоги мои не за себя. Хочется добра всем людям российским.
Назад возврата нет. Пусть люди крестьянствуют.
Дай нам Бог всем воспрянуть духом!
Приложение (опубликованные документы):
Обращение ПП ОГПУ
по Западно-Ситбирскому краю в крайздрав с просьбой принять
