Основные идеи Франкфуртской школы

Методологические принципы

Отрицание позитивизма с его размежеванием ценностей и фактов (в Дюркгеймовском смысле).
Непоколебимая приверженность к гуманизму, освобождение человека от всех форм эксплуатации.
Акцент на значимость человеческого начала в социальных отношениях.

Основные идеи Франкфуртской школы

Изображение позднего капитализма и социализма как разновидности единого современного индустриального общества.
Отрицание революционной роли пролетариата.
Абсолютизация диалектической категории отрицания (негации)
Критика тоталитаризма и авторитарной личности.

ХОРКХАЙМЕР Макс (1895-1973) - немецкий философ и

социолог, основатель франкфуртской школы,профессор,заведующий кафедрой социальной философии, ректор университета (1951-53),

Хоркхаймер считал, что главная задача философии в XX веке — помочь человеку выстоять под натиском тоталитарных режимов и авторитарных методов давления на индивида.

Иррациональность современного мира можно преодолеть с помощью критического

мышления, которое возможно сформировать только тогда, когда, человек

осознает величие диалектики. В основополагающей для Франкфуртской школы

работе, написанной Хоркхаймером совместно с Т. Адорно, "Диалектика

просвещения" (1948) показано, что диалектика просвещения представляет собой

природный принцип господства, которому подчиняется вся природа и который в

европейской культуре модифицировался на основе техники и технологии,

основанных на рациональности. Европейский человек копирует природный

принцип господства и с помощью техники направляет его против самой природы.

В этом и заключается главный порок европейской цивилизации.

ДИАЛЕКТИКАПРОСВЕЩЕНИЯ

совместная работа Хоркхаймера и Адорно. Основной пафос книги - бросаемый авторами вызов безудержной вере в исторический прогресс, не только составляющей одно из основоположений марксистской традиции, но и являющейся необходимой установкой научного познания в целом. Анализ современного технологического общества, осуществляемый в "Д.П.", имеет в своей основе идею рассмотрения истории последнего в качестве универсальной истории Просвещения. Согласно "Д.П.", "путь разума" суть маршрут построения властных отношений между человеком как носителем разума и природой. В процессе реализации этих отношений "мировое господство над природой оборачивается против самого мыслящего субъекта; от него не остается ничего, кроме как раз того вечно одного и того же "Я мыслю", которому надлежит сопровождать все мои представления. И субъект, и объект становятся ничтожными". В ходе борьбы за существование человек все более совершенствует способы обуздания природного мира путем его рационализации и подведения под единую логическую схему всего существующего: "число стало каноном Просвещения". Человек с помощью логики унифицирует мир, тем самым создается иллюзия безраздельного господства над миром. Когда "одним единственным различием между собственным существованием и реальностью поглощаются все иные", то "безотносительно к каким бы то ни было различиям мир становится подвластным человеку". Но теперь, по мысли Хоркхаймера и Адорно, человек вынужден признать властные отношения как все определяющие и усомниться в своей уверенности, что он, в качестве автономного субъекта, не может являться также и их объектом. Подобно тому, как разум становится "техническим", превращается в универсальный инструмент, так же и человек теперь представляет собой нечто инструментальное, сподручное, вполне заменимое - крошечную шестеренку, движение которой неизменно обусловлено целями и общими законами функционирования огромного механизма индустриального общества. Общее, тотальность - на этот раз не в виде пугающих сил природы, но в виде "системы" - берет власть над единичным, над субъектом. Разум более не является самозаконодателем - диктуемые наукой, государственной идеологией, культурной индустрией нормы, ценности и модели функционирования единообразны и не терпят возражений. Просвещение становится обманом масс, мышление овеществляется. Имеет место саморазрушение Просвещения, регрессия его в мифологию, от которой оно само же старательно открещивалось и с которой боролось на протяжении столетий. "Д.П." представляет собой ряд фрагментов, тем или иным образом раскрывающих позицию авторов по поводу различных явлений современной цивилизации и их причин. Фрагменты эти объединены не столько логической последовательностью изложения, сколько общей идеей: отказом от признания в качестве единственно истинной любой теории общества и его развития, а также акцентированной критикой существующих социальных реалий. Программа Просвещения есть расколдовывание мира: "миф превращается в Просвещение, а природа - во всего лишь объективность". Однако разделение субъекта и объекта в их противостоянии как подчиняющего и подчиняемого не могло не привести к отчуждению господина от того, на что распространяется его власть. Мир природы лишается своего подлинного многообразия, становясь лишь единой совокупностью лишенных качества явлений, материалом для классификации. Все взаимозаменяемо, "самые разнообразные сходства между сущим вытесняются одним единственным отношением между задающим смысл субъектом и смысла не имеющим предметом, между рациональным значением и случайным носителем значения" (Хоркхаймер и Адорно). Объект нивелируется, превращается в абстракцию и таким образом утверждается всеобщая повторяемость в природе, которая до этого клеймилась самим же Просвещением как власть рока над всем существующим, являющаяся принципом самого мифа.

Человек, порабощая природу, отчуждается от нее, он - самовластный субъект. Но "после того, как с объективным порядком было покончено как с предрассудком и мифом, в наличии осталась природа в качестве массы материи... В той мере, в какой рассудок, скроенный по аршину самосохранения, способен соблюдать закон жизни, этот закон является законом более сильного" - этот тезис не может быть разумно опровергнут. В итоге истинное господство теперь принадлежит слепо объективному, природному.

Эрих Фромм

В жизни нет иного смысла, кроме того, какой человек сам придает ей, раскрывая свои силы, живя плодотворно…

Эрих Фромм

Эрих Фромм - выдающийся мыслитель ХХ века, во многом определивший общественные настроения своей эпохи. Немного найдется психологов, чьи идеи пользовались бы столь широкой популярностью во всем мире (еще при жизни Фромма его основные труды выдержали десятки переизданий миллионными тиражами).

В то же время множество практических психологов, увлеченных диагностическими и тренинговыми манипуляциями, почти ничего не знают о Фромме, так как ни тем, ни другим он никогда не занимался. Его труды в основном посвящены философским, этическим, социально-психологическим вопросам природы человека, его места в мире, смысла его существования. А ведь это, по сути дела, и есть те стержневые вопросы, вокруг которых ветвятся все прикладные психологические исследования и разраб

Фромм поселился в США, где в 1941 году увидела свет написанная им по-английски книга «Бегство от свободы», разоблачавшая различные модификации тоталитаризма. Книга принесла автору известность в Америке и вызвала к нему ненависть в Германии, куда он и после окончания войны не вернулся.

В Америке - сначала в США, а затем в Мексике - Фромм занимается широкой исследовательской и педагогической деятельностью, ведет большую клиническую практику, пишет и издает книги, приносящие ему все большую славу: «Человек для себя» (1947), «Сказки, мифы и сновидения» (1951), «Здоровое общество» (1955), «Искусство любви» (1956), «Революция надежды» (1968), «Иметь или быть?» (1976) и другие (в наши дни большинство основных произведений Фромма издано в переводе на русский язык). Последнюю из названных книг можно считать откликом на сочинение французского философа Г. Марселя «Быть или иметь?», где высказано много близких Фромму суждений о негативных аспектах технократической цивилизации с ее неконтролируемым культом потребления. Подзаголовок книги Фромма ясно обозначает тенденцию его поисков - «В направлении гуманизированной технологии».

Переосмысление и творческое развитие теории Фрейда поставило Фромма во главе одного из влиятельных направлений современной гуманитарной науки - неофрейдизма. (Хотя его небезосновательно причисляют и к теоретикам гуманистической психологии. Идея самоактуализации явно прослеживается в его суждении: «Главная жизненная задача человека - дать жизнь самому себе, стать тем, чем он является потенциально. Самый важный плод его усилий - его собственная личность».)

Фромм стремится перенести акцент с биологических мотивов человеческого поведения в психоанализе на социальные факторы и тем самым как бы уравновесить два этих начала. В этом он, в частности, опирается на марксистскую концепцию отчуждения человека от своей сущности в процессе труда и жизнедеятельности, когда человек используется как средство, но не как цель.

Различные варианты синтеза фрейдизма с марксизмом были вообще свойственны многим представителям Франкфуртской школы, но они разошлись во взглядах на роль революционности в преобразовании общественных структур. Так, Г. Маркузе, с которым Фромм лично и заочно полемизировал еще в Европе, в своей книге «Эрос и цивилизация» обвинял неофрейдистов, прежде всего К. Хорни и Э. Фромма, в том, что они трансформируют фрейдизм в моральную проповедь - конформистскую и годную (вернее, негодную) для всех времен и культур.

Фромм же критиковал в учении Маркузе те идеи, которые поставили последнего в ряд вождей так называемой молодежной революции 1968 года. Маркузе предлагает революционный, «хирургический» способ лечения болезней общества потребления; Фромм более склонен к «терапевтическим» методам воспитания, просвещения, гуманизации на основе вечных нравственных ценностей, которые, сохраняясь в душе отдельного человека, не исчезнут и в обществе.

По существу, и в сегодняшнем мире единственным достойным и надежным противодействием иррациональной деструктивности остаются только разум и добрая воля. «Здоровое общество», о котором размышлял Фромм, все еще не построено. Одиночество, отчуждение, бегство от угнетающей реальности в мир наркотических иллюзий, психопатология в обыденной и общественной жизни, изнурительная рутина сизифова труда - разве это не наши сегодняшние проблемы? Поэтому и сегодня актуально звучат слова Фромма: «Человек не может жить без веры. Решающим для нашего и следующего поколений является вопрос о том, будет ли это иррациональная вера в вождей, машины, успех, - или рациональная вера в человека, основанная на опыте нашей собственной плодотворной деятельности».

ГЕРБЕРТ МАРКУЗЕ

Он сумел в своих воззрениях объединить марксизм, экзистенциализм и фрейдизм. В молодости Маркузе очень увлекался идеями социализма. Принимал участие в Ноябрьской революции и социалистическом восстании «союза Спартака». Даже после того как он покинул ряды Социал-демократической партии, он сохранял связь с рабочим движением.

Взгляды Маркузе как философа во многом сформировал его учитель – Мартин Хайдеггер. После, работая в Институте социальных исследований при Франкфуртском университете, Маркузе испытал сильное влияние марксизма и фрейдизма. Он отметил, что проблематика многих трудов Маркса и Фрейда схожа.

После прихода нацистов к власти Маркузе эмигрировал в США. Вместе с другими представителями Франкфуртской школы философии они привнесли в американское образование некоторые европейские традиции.

Для Маркузе было большим потрясением то, что его учитель Хайдеггер остался в Нацистской Германии и поддержал новую власть, не желая лишиться профессорского кресла. Позже, работая в послевоенной Германии экспертом по денацификации, более всего Маркузе интересовался мотивами людей, поддержавших Гитлера.

Работы Маркузе содержат критику классического марксизма и советского марксизма-ленинизма. Он не верит в руководящую роль рабочего класса, так как общество потребления развращает всех и рабочий класс в первую очередь. В книге «Одномерный человек» он рассуждает о современном бесклассовом обществе, далеком от коммунизма. Единственной силой, способной на революцию, Маркузе признает маргиналов, которым нечего противопоставить системе, кроме тотального неприятия её ценностей.

Постмодернизм

В философии постмодернизма отмечается сближение её не с наукой, а с искусством. Таким образом, философская мысль оказывается не только в зоне маргинальности по отношению к науке, но и в состоянии индивидуалистического хаоса концепций, подходов, типов рефлексии, какое наблюдается и в художественной культуре конца ХХ века. В философии, так же как и в культуре в целом, действуют механизмы деконструкции, ведущие к распаду философской системности, философские концепции сближаются с «литературными дискуссиями» и «лингвистическими играми», преобладает «нестрогое мышление». Декларируется «новая философия», которая «в принципе отрицает возможность достоверности и объективности…, такие понятия как „справедливость“ или „правота“ утрачивают свое значение…»^[10]. Поэтому постмодернизм определяется как маргинальный китчевый философский дискурс с характерной антирациональностью.

Так, словно иллюстрируя гегелевское понимание диалектики как закона развития, великие завоевания культуры превращаются в свою противоположность. Состояние утраты ценностных ориентиров воспринимается теоретиками постмодернизма позитивно. «Вечные ценности» — это тоталитарные и параноидальные идефиксы, которые препятствуют творческой реализации. Истинный идеал постмодернистов — это хаос, именуемый Делёзом хаосмосом, первоначальное состояние неупорядоченности, состояние нескованных возможностей. В мире царствует два начала: шизоидное начало творческого становления и параноидальное начало удушающего порядка.

При этом постмодернисты утверждают идею «смерти автора», вслед за Фуко и Бартом. Любое подобие порядка нуждается в немедленной деконструкции — освобождении смысла, путем инверсии базовых идеологических понятий, которыми проникнута вся культура. Философия искусства постмодернизма не предполагает никакого соглашения между концепциями, где каждый философский дискурс имеет право на существование и где объявлена война против тоталитаризма любого дискурса. Таким образом осуществляется трансгрессия постмодернизма как переход к новым идеологиям на современном этапе. Однако можно предполагать, что состояние хаоса устоится рано или поздно в систему нового уровня и есть все основания рассчитывать на то, что будущее философии определится ее способностью обобщить и осмыслить накапливаемый научный и культурный опыт.

Мишель Фуко

Интересная личность, прожившая всего полста лет и привнесшая тот самый смысл в понятие «карательная психиатрия». Интеллектуальный сноб, сбежавший из палаты мер и весов, гомосексуалист (википидоры называют гомосексуализм главной, хм, частью его жизни), умерший от СПИДа, злостно критиковавший общество как таковое.

Он изучал психиатрические лечебницы, тюрьмы, проституцию, семьи, политическую систему, правоохранительные системы и, наверное, почти всё, включая даже науку. Активный правозащитник, незадолго до смерти пересравшийся со своим другом, а потом пытавшийся новой теорией объяснить, почему же так поступил, как последняя собака. Не успел.

Мишель Фуко — наследник так называемой концепции репрессии. Она рассматривает общество как систему институтов для довления на индивида. Всё общество — это куча ограничений и довлений, прямо не продохнуть. Такой же интерпретации придерживались, кстати, Фрейд и Маркс, которых Фуко в молодости так уважал, что аж вступил в коммунистическую партию.

Обществу по Фуко не везёт. Дело в том, что оно устроено на основе власти. Изучая психиатрические лечебницы, Фуко придумал два типа власти. Первая зовётся властью-господством. Это власть в стиле феодала: отбираю что-то и дарю. Это власть альфа-самцов: грубая, жёсткая. Кто сильный, того и власть. Работает только тогда, когда властелин близко. Как только смылся — всё, прости-прощай, верность слуг.

Вторая называется дисциплинарной властью. Появилась она как-то стихийно, зародилась в монастырских орденах и армейских построениях семнадцатых—девятнадцатых веков с их муштрой и маршами.

Она безлика, её осуществляют институты, основной её смысл — порядок, в который как-то надо встроить человека. Она упорядочивает всё. Появляются психи, которые не вписываются в существующий в обществе порядок, — для них создают психушки, где их упорядочивают. Кто-то не вписывается и в порядок психушек — получает себе специальный дисциплинарный институт, например, отделение для буйных. Существование проституции — санкция дисциплинарной власти. Тюрьма в образе паноптикума — проявление дисциплинарной власти. В душе человека зарождается свой маленький тюремный наблюдатель — спасибо дисциплинарной власти. Она легко проникает во все сферы жизнедеятельности, её функционирование всегда рационализовано и просчитано, она — истинное лицо современного общества.

Кстати, это благодаря Фуко слово «дискурс» стало таким популярным. У него дискурс — это что-то типа системы отношений и смыслов, которую задаёт власть.

Власти у него представляли из себя очень путанную систему, хотя именно дисциплинарная власть у него доминирует. Ступишь налево — попадёшь к власти-господству, направо — к дисциплинарной власти, а прямо — головой об указатель ёбнешься. В семье, например, сохранялась власть-господство, но в некоторых ситуациях она работала как дисциплинарный институт. Например, когда родители воспитывали ребёнка, они действовали по рекомендациям школ, становились агентами дисциплинарной власти. Но при этом работали и по принципам старой власти-господства, например, даря дочке куклу на день рождения или запирая её в комнате, если она провинилась. По теории Фуко можно легко отличить психопата от нормального учёного. Нормальный специалист по Фуко знает, что за дисциплинарной властью никто не стоит, она — система отношений, необходимое зло, первородный грех, если хотите. А теоретик заговора будет считать, что её организовал какой-нибудь ZOG.

Как и Гваттари с Делёзом, он придумывал книгам отличные названия. «Надзирать и наказывать», «История сексуальности», «Психиатрическая власть», «История безумия в классическую эпоху», «Слова и вещи». Книги на самом деле очень познавательны, а в переводах, сделанных в последние десять лет, они ещё и читабельны. Фуко повезло: он — первый французский мыслитель двадцатого века, которого на русский язык не переводили имбецилы. Но переводы девяностых годов в руки лучше даже не брать. Книжки не обязательно читать с целью узнать его теорию: Фуко обладал редкой эрудицией и умел находить для своих книг самые интересные факты.

А вообще-то все работы Фуко — это перевёрнутая социологическая теория Макса Вебера. Только у Вебера были традиционное и индустриальное общество, а у Фуко вместо них власть-господство и власть-дисциплина.

Цивилизация и культура(кратко)

Немецкий философ истории и культуры Освальд Шпенглер (1880-1936) в своей знаменитой работе "Закат Европы" подверг яростным атакам идею единства мировой культуры. Согласно Шпенглеру, именно культура является универсальной категорией в исследовании общества. Рассмотрение культуры как универсальной категории предполагает следующие направления: 1) культура как основа интеграции или дифференциации; 2) выявление роли культуры в поддержании социальной стабильности, преемственности, динамики развития (культура как система создания, хранения, распространения, обмена, потребления духовных ценностей). Его циклическая модель исторического процесса модифицируется признанием объединяющей роли "мировых проповеднических религий" (буддизм, христианство, ислам), которые и являются высшими ценностями и ориентирами исторического процесса. В работе "Закат Европы" он выдвинул концепцию культуры, которая рассматривается, во-первых, не как единая общечеловеческая культура, а как расколотая на восемь культур, каждая из которых вырастает на основе своего собственного уникального "прафеномена" - способа "переживания жизни": египетская, индийская, вавилонская, китайская, греко-римская, византийско-арабская, культура майя, а также пробуждающая русско-сибирская культура; во-вторых, как подчиненная жесткому биологическому ритму, определяющему основные фазы ее внутреннего развития; рождение и детство, молодость и зрелость, старость и закат. На основе этой биологической ритмики в пределах общего цикла эволюции в каждой из вышеназванных культур выделяются два главных этапа: этап восхождения культуры *собственно культура) и этап ее нисхождения (цивилизация). Первый из них характеризуется органическим типом эволюции во всех сферах человеческой жизни - социальной и политической, религиозной и этической, художественной и научной, второй - "механическим" типом эволюции, представляющим собой "окостенение" органической жизни культуры и ее распад. Все содержимое культуры, таких образом, полностью исчерпывается отдельными культурами, чередующимися, однократными, несвязанными, одна другую подавляющими. Ни о какой цельности мировой культуры при таком понимании не может быть и речи.

Эта же линия проводилась крупным британским историком и философом Арнольдом Тойнби (1899-1975) в его знаменитом 12-томном труде "Постижение истории". Тойнби - приверженность идеи многолинейного развития суверенных культур. Он утверждал, что тезис о единстве цивилизаций - это заблуждение. Автор насчитывает от 21 до 26 самостоятельных цивилизаций, единственное, что на его взгляд, может скрепить эти разноликие образования - это религия. Тойнби осуществил исследование на основе огромного фактического материала в форме "культурно-исторической монадологии", то есть на основе представлений о замкнутых дискретных единицах, на которые распадается историческое существование человечества и которое он называет "цивилизациями". Тойнби признает за человеком способность к самостоятельному самоопределению, а динамику цивилизаций определяет законом "вызова и ответа", согласно которому каждый шаг вперед связан с адекватным ответом на вызов исторической ситуации. Адекватный ответ - заслуга "творческого меньшинства", которое властвует сначала силой своего авторитета, а затем превращается в господствующее меньшинсво. Возникновение цивилизации, ее рост, упадок и разложение связаны со способностью или неспособностью "творческого меньшинства" найти адекватный ответ на вызов истории.

КАРЛ ЯСПЕРС

В отличие от популярной в Европе первой половины XX в. теории культурных циклов, немецкий философ Карл Ясперс (1883—1969) предполагал единое происхождение человечества и единую историю культуры. Критикуя метод Шпенглера, Ясперс утверждал, что он позволяет лишь истолковывать явления духовной жизни, стили в искусстве или типы «настроений», однако не дает возможности установить законы. Кроме того, Ясперс обращал внимание на неправомерность биологических аналогов, которые широко используются в шпенглеровской концепции культурных типов, вследствие чего история приобретает фаталистический характер.

Он также отвергал и материалистическое толкование истории марксизмом, утверждая, что в истории культуры значительную роль играют не экономические факторы, а духовные. Таким образом, полемизируя с К. Марксом, Ясперс отстаивает приоритет «духовной составляющей» в истории культуры, а в полемике со Шпенглером утверждает ее единство. Однако научно доказать это положение, по мнению Ясперса, невозможно. Допущение этого единства он называет постулатом веры. Отсюда ясно, что таким образом Ясперс четко заявляет о своей приверженности в объяснении культурно-исторического процесса к религиозной традиции. История, по Ясперсу, имеет свое начало и свое смысловое завершение. Ее движение определяется силой Провидения. Таким образом, Ясперс возвращается к линейной схеме истории культуры.

Рисуя схему мировой истории, К. Ясперс выделяет четыре гетерогенных периода: прометеевская эпоха, эпоха великих культур древности, эпоха духовной основы человеческого бытия (осевое время) и эпоха развития техники. «Человек четыре раза как бы отправляется от новой основы. Сначала от доистории, от едва доступной нашему постижению прометеевской эпохи (возникновение речи, орудий труда, умения пользоваться огнем), когда он только становится человеком. Во втором случае от возникновения великих культур древности. В третьем — от осевого времени, когда полностью формируется подлинный человек в его духовной открытости миру. В четвертом — от научно-технической эпохи, чье преобразующее воздействие мы испытываем на себе».

Прометеевская эпоха составляет, согласно Ясперсу, доисторию человечества, собственно, история началась лишь около 5000 лет до н.э. В доисторическую эпоху происходило «становление основных конституитивных свойств человеческого бытия», формирование человека «как вида со всеми его привычными склонностями и свойствами», закладывался фундамент человеческого бытия, его сущностная основа. К этому, по сути дела, «докультурному» периоду относится «первое становление человека». Отвечая на вопрос, что же явилось существенным в превращении доисторического человека в человека культуры, Ясперс выделяет «использование огня и орудий», «появление речи», «способы формирующего человека насилия над самим собой» (например, табу), «образование групп и сообществ», «жизнь, формируемую мифами». Начало истории, т. е. уже собственно культурного развития, К. Ясперс относит к тому времени, «как существует передача опыта».

Второй период, выделяемый Ясперсом,—это великие исторические культуры древности. Они возникли почти одновременно в трех областях земного шара. «Это, во-первых, шумеро-вавилонская и египетская культуры и эгейский мир с 4000 г. до н. э. во-вторых, доарийская культура долины Инда 3-го тысячелетия (связанная с Шумером) и в-третьих, архаический мир Китая 2-го тысячелетия до н. э.». Чертами, характеризующими данный культурный тип, выступают наличие письменности и «специфической технической рационализации».

Третий период — осевое время. Период «осевого времени» является, по мнению Ясперса, центральным в истории человечества. Это эпоха духовного основоположения всех мировых культур. «Эту ось мировой истории, — писал-Ясперс, — следует отнести ко времени около 500 лет до н. э., к тому духовному процессу, который шел между 800 и 200 гг. до н. э. Тогда произошел самый резкий поворот в истории. Появился человек такого типа, который сохранился и по сей день. В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и сегодня определяющие жизнь людей».

Это духовное основоположение человечества происходило одновременно и независимо в Китае, Индии, Персии, Палестине, Греции. Тогда жили Конфуций и Лао-цзы, возникли упанишады, проповедовали Будда, Заратустра, выступали пророки Илия, Исайя, Иеремия и Второ-исайя; это время философов Парменида, Гераклита, Платона, поэта Гомера, трагиков фукидида и Архимеда. Их творчество, проповеди и учения «сводятся к тому, что человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира».

Осевое время по Ясперсу, — это время рождения мировых религий, пришедших на смену мифологическому сознанию. Почти одновременно на Земле, независимо друг от друга, образовалось несколько внутренне родственных духовных центров. Основное, что сближало их и, следовательно, являлось главной характеристикой осевого времени — это прорыв мифологического миросозерцания, составляющего духовную основу доосевых культур. Человек как бы впервые пробудился к ясному отчетливому мышлению, возникло недоверие к непосредственному эмпирическому опыту, а также рационализация отношения к миру и к себе подобным.

С точки зрения Ясперса, в это время происходит становление истории человечества как мировой истории, тогда как до «осевого времени» имели место лишь истории локальных культур. Выделение такого периода духовного основоположения человечества, духовного родства и духовных генов всех культур дают возможность Ясперсу сделать вывод, что противоположность Востока и Запада не абсолютна. Общие духовные корни позволяют найти способы коммуникаций, диалогов, разрешения конфликтов и создания единого культурного пространства. Чтобы спасти человеческую сущность, находящуюся в XX в. на грани гибели, мы должны, по мнению Ясперса, обновить свою связь с осевым временем, и возвратиться к его «изначальности», подыскивая для неизменно утрачиваемой и вновь обретаемой истины новые «шифры».

Техническая эпоха по своей значимости соответствует прометеевской. Если в доисторическое время прометеевская эпоха характеризовалась возникновением речи, орудий труда, умением пользоваться огнем, то современной научно-технической эпохе свойственны аналогичные процессы, только на более высоком уровне: создание принципиально новых информационных и других технологий, открытие новых источников энергии. Новая прометеевская эпоха подготавливает возникновение в будущем великих культур, значение которых аналогично значению великих культур древности. Новые великие культуры заложат основы для второго осевого времени.

ТОФФЛЕР Олвин (р. 1928) - американский социолог, философ и публицист-футуролог. Основные сочинения: «Шок будущего» (1970), «Культурные потребители» (1973), «Доклад об эко-спазме» (1975), «Третья волна» (1980), «Предварительные заметки и перспективы» (1983), «Восприимчивая корпорация» (1985) и др. Автор одного из вариантов концепции постиндустриального общества. Считает, что историческая эволюция не может быть описана в виде процесса линеарного, плавного развития, а осуществляется через социальные противоречия и конфликты, которые, однако, не хаотичны, а укладываются в общую картину изменений, протекающих через некие интервалы, дискретности. Этот процесс можно уподобить вечно живому океану, через который время от времени перекатываются огромные волны, втекая в поток изменений всех людей, которые вследствие этого и становятся участниками цивилизационных трансформаций. В общественном развитии, по Т., взаимодействуют четыре сферы: техно-, социо-, инфо- и психосфера, но решающую роль в волнообразном потоке изменений играет первая из них. Поэтому источником и движущей силой нововведений в обществе выступают технологические революции. В зависимости от характера такой революции определяется и сущность возникающей на ее основе цивилизации. В результате развертывания первой технологической революции - аграрной (по Т.) - возникла гигантская волна сельскохозяйственной цивилизации. Основополагающие признаки этой цивилизации таковы: 1) земля - основа экономики, семейной и политической организации, культуры; 2) господство простого разделения труда и связанное с этим наличие нескольких четко определенных каст и классов: знать, духовенство, воины, рабы или крепостные крестьяне; 3) жестко авторитарная власть; 4) сословное положение - определяющий параметр социального статуса и индивида и социальной группы; 5) экономика децентрализована, т.к. каждая община производит большую часть того, в чем испытывает нужду. На смену этой цивилизации на гребне второй волны приходит новая, индустриальная цивилизация. Ее символом становится заводская труба, главным двигателем - мускульная сила работников промышленного производства, которые становятся придатками машины, порождающей гигантизм и единообразие (массовидность) во всех сферах жизни, включая труд, культуру, образ жизни. Индустриально-заводской тип производства продуцирует машины и:их системы, создающие новые машины, а это открывает двери для массовой продукции, массового распределения, массовой торговли и массовой культуры. В соответствии с этим и социосфера, базирующаяся на индустриальной техносфере, приспосабливается к жизни людей, связанных с фабричным производством: возникающие с ней нуклеарная семья, корпорации, массовое образование (школы, вузы), клубы, библиотеки, церкви, профсоюзы, партии, искусство и даже правительство, становящееся политическим эквивалентом фабрики, строятся по принципу массовидной иерархической структуры и ориентированы на рынок, т.е. на анонимного потребителя. Индустриализм расслаивает единство общества, разделяет две половины целостной человеческой жизни - производство и потребление, создавая образ жизни, наполненный экономической напряженностью, социальными конфликтами, семейными драмами и психологическими недомоганиями. Все эти социальные пороки проистекают из действия шести взаимосвязанных принципов индустриализма, программирующих поведение миллионов людей: стандартизации, специализации, синхронизации, концентрации, максимизации и централизации. Ныне индустриальная цивилизация изжила себя по многим причинам, из которых основными являются две: 1) биосфера больше не в состоянии выдерживать беспрерывные и неконтролируемые индустриальные атаки; 2) мы не можем больше бесконечно полагаться на невосстановимую энергию, являющуюся главной предпосылкой и субсидией индустриального развития. В пределах индустриальной цивилизации во второй половине 20 в. возникла и начала ее захлестывать Третья гигантская волна технологических и социальных трансформаций. Последняя вызвана нарастающим и повсеместным распространением компьютеров, лазерной техники, биотехнологии, генной инженерии, информатики, электроники, теле- и видеокоммуникаций, составляющих базисные отрасли постиндустриального производства. Возникает новая энергетика, базирующаяся на обновляющихся, а не на истощающихся источниках. В отличие от индустриального производства, в котором главными были мускулы и машинная технология, в развитых отраслях постиндустриального производства главными становятся информация, творчество и интеллектуальная технология. На смену пролетариату, являвшемуся придатком машины, приходит по Т., «когнита-риат», т.е. интеллектуальный работник, обладающий мастерством и информацией, которые составляют набор его духовных инструментов, позволяющих квалифицированно и эффективно работать со все более сложной и разнообразной информацией. В процессе преобразования предприятий Второй волны в предприятия Третьей волны возрастает безработица, из различных видов которой наиболее распространенными становятся структурная, технологическая и временная, связанная с коренными технологическими преобразованиями основ производственной деятельности, содержание и характера труда. Происходит воссоединение разделенных индустриализмом производителя и потребителя, возникает новый тип работника - «произтребитель»: потребитель более активно вовлекается в производство, в принятие управленческих решений. В этих условиях на каждый доллар, вложенный в экономику Третьей волны, должно приходится несколько долларов, вкладываемых в человеческий капитал - в обучение, образование, переучивание работающих, переселение, социальную реабилитацию, культурную адаптацию. Самое важное здесь - трансформация не машин, а людей, перевооружение их сознания, переход к пониманию первичной значимости культуры в жизни человеческих сообществ. Одновременно с преобразованием техносферы происходит ре-волюционизация инфосферы. Эволюция производства демас-сифицирует умы и культуру. Мир в целом перестает казаться машиной; он заполняется инновациями, для восприятия и понимания которых необходимо постоянное развитие способностей, непрерывное образование, широкомасштабное мышление, подвигающее человека к граням новой эры синтеза, к пониманию связей между событиями, которые на поверхности кажутся независимыми друг от друга, но в сущности составляют звенья единого целого. Разумеется, столкновение Второй и Третьей цивилизационных волн не проходит безболезненно. Если из противоречий зарождающейся индустриальной и сельскохозяйственной цивилизации возникли многочисленные революции, контрреволюции и войны второй половины 18-20 вв., то из столкновения Третьей волны со Второй проистекают экономический кризис, вызванный хищническим отношением к природе с губительными последствиями для человечества, опасность «электронного смога», информационное загрязнение, борьба за интеллектуальные ресурсы (»инфовойны»), широкое распространение психических заболеваний. Чем активнее и целеустремленнее человечество станет вовлекаться в глобальную революцию Третьей волны, несущую ему с собой «первую действительно гуманную цивилизацию в известной нам истории», считает Т., тем эффективнее будут разрешаться возникающие в процессе этого перехода противоречия и конфликты, тем масштабнее станут создания ценностей за пределами рынка. Разносторонние уровни и формы индивидуальной и групповой идентичности позволят человеку более быстро, эффективно и безболезненно адаптироваться к ускоряющимся трансформациям в техносфере, экономике и культуре.

Сэмюэль ХАНТИНГТОН

Особый интерес представляют исследования цивилизационных процессов. X. отдает предпочтение цивилизационному подходу, предлагая новую парадигму для теор. анализа и прогнозирования миропорядка на рубеже 20 и 21 вв. Он полагает, что деление мира в период “холодной войны” на страны “первого” (Запад), “второго” (социалистический лагерь) и “третьего” мира больше не отвечает реальностям, и теперь намного разумнее сгруппировать страны, исходя не из их полит, или экон. систем, или принимая во внимание уровень их экон. развития, но с т.зр. их культуры и цивилизации. X. рассматривает цивилизацию как наивысшее культурное образование, объединяющее людей и обеспечивающее им опр. степень культурной самобытности. Цивилизация определяется как общими объективными элементами, такими, как язык, история, религия, обычаи, обществ. институты, так и субъективной самоидентификацией людей. Цивилизационная идентичность, по мнению X., будет играть все более важную роль в будущем, и мир будет формироваться и значит, степени под влиянием взаимодействия семи-восьми гл. цивилизаций — зап., конфуцианской, яп., ислам., индусской, славяно-православной, лат.-амер. и, возможно, африканской. И наиболее крупные и значит, по последствиям конфликты будущего произойдут на своего рода культурных границах, разделяющих эти цивилизации. Окончание “холодной войны” означало завершение политико-идеол. раздела Европы, но зато вновь появилось культурное разделение между зап. христианством, с одной стороны, и православием и исламом, с другой. “Бархатный занавес” культуры, пришедший на смену “железному занавесу” идеологии, может оказаться не только границей, разделяющей разные культуры и цивилизации, но и, как показали события в Югославии, линией кровавых конфликтов. Противоборство между зап. и исламской цивилизациями длится уже 1300 лет — от араб. завоеваний до войны в Персид. заливе: маловероятно, что оно пойдет на убыль, скорее станет более опасным и жестоким, чему способствуют демогр. процессы. Рост населения в араб. странах, особенно в Сев. Африке, привел к увеличению миграционного потока в Зап. Европу, следствием чего стали все более сильные и частые проявления расизма в Италии, Франции и Германии, начиная с 1990.

Истор. столкновение между мусульманами и индусами на субконтиненте проявляет себя не только в противостоянии Пакистана и Индии, но и в религ. раздорах внутри последней между индусами и мусульманским меньшинством. Жестокость и насилие характерны для отношений мусульман с евреями в Израиле, сербами на Балканах. У ислама, считает X., — “кровавые границы”. Противоборство цивилизаций усиливается. Особенно “взрывоопасно” положение в странах, населенных большим числом народов, относящих себя к разным цивилизациям, культурам, этносам, а также тех, в к-рых, несмотря на большую степень культурной однородности, существуют весьма острые разногласия по вопросу, к какой цивилизации принадлежат их об-ва. К последним X. относит, в частности, и Россию. По мнению X., если русские, отвергнув марксизм, а за ним и либеральную демократию, начнут вести себя как русские, то есть в соответствии со своими яац. интересами, то отношения между Россией и Западом могут опять стать “прохладными” и конфликтными.

Анализируя складывающуюся в мире ситуацию, X. отмечает, что мнение, согласно к-рому модернизация и экон. развитие способствуют укреплению однородности и порождают общую совр. культуру, оказалось неверным: напротив, по мере самоутверждения местных традиций, зап. культура подвергается эрозии. За упадком зап. могущества последует и отступление зап. культуры. Все это потребует от Запада не только поддержания экон. и военной мощи на уровне, необходимом для защиты своих интересов от “посягательств” других цивилизаций, но и подтолкнет его к более глубокому пониманию их религ. и филос. основ и тех сфер, в к-рых народы этих цивилизаций усматривают свои интересы. В этих условиях особенно актуальны поиски путей к сосуществованию разл. цивилизаций, выявление элементов общности зап. и иных цивилизаций. Он полагает, что в обозримом будущем не возникнет единая универсальная цивилизация, напротив, усилится их столкновение. Рост конфлнктности во взаимоотношениях между цивилизациями отражает глубинные процессы, происходящие в экон. и культурной сферах. Процессы экон. модернизации и социальных изменений отрывают людей от их корней, ослабляя в то же время нац. государство как важный источник самоидентификации. Во многих частях света эту утрату самобытности пытается восполнить религия, нередко в форме “фундаменталистских” движений. Возрождение религ. чувств создает базис для сохранения самобытности в форме совместной причастности к к.-л. цивилизации, но иногда этому сопутствует неприязненное отношение к представителям иных культур. Различия, существующие между цивилизациями в истор. опыте, языке, культуре, религии, традициях, имеют глубокие корни. Они более существенны, чем различия между идеологиями и полит, режимами, и не обязательно перерастают в конфликты, но если подобное случается, именно цивилизационные различия придают им ожесточенный и затяжной характер. Различия культурного свойства, в противовес экон. и политическим, наименее подвержены переменам. X. отмечает тенденцию возвращения к истокам нац. бытия в незап. странах, что проявляется в “азиатизации” Японии, “индусизации” Индии, “реисламизации” Ср. Востока после краха зап. идей социализма и либерализма. Запад все чаще сталкивается с противостоянием этих стран, стремящихся строить жизнь по своим, а не западным рецептам. Этому способствует и “туземизация” местных элит, к-рые в прошлом, получая образование в Оксфорде или Сорбонне, были гл. проводниками зап. влияния.