Сиро Фриас привел с собой несколько бойцов и рассказал новости, которые сегодня вызвали бы у нас улыбку, но тогда мы поверили им. Он говорил, что Диас Тамайо[6] готов сделать что угодно, лишь бы примазаться к революционным силам, что Фаустино сумел собрать много тысяч песо и, наконец, что саботаж растет но всей стране и правительство стоит перед началом хаоса. Он сообщил также трагическую, но поучительную весть. Серхио Акунья, дезертировавший несколько дней назад, добрался до дома своих родственников и там стал похваляться перед племянницами своими партизанскими подвигами. Об этом услышал некий Педро Эррера и донес на него полиции. Вскоре явился небезызвестный капрал Росельо (позднее за свои злодеяния он был казнен народом) и стал его пытать. Затем капрал выстрелил четыре раза в Акунью и убил его. Этот случай показал бойцам отряда, насколько важна сплоченность людей и сколь жалок дезертир, предавший своих товарищей. Нам пришлось срочно сменить место своего расположения, поскольку Серхио Акунья знал, что мы находимся в доме Флорентино, и во время пыток мог проговориться об этом. Эутимио Герра, услышав о гибели дезертира, сказал, что накануне он видел сон, будто Акунью убили и, как ни странно, его убийцей был капрал Росельо. Позднее, когда предатель был разоблачен, нам стало ясно, почему он видел такой сон. Но тогда рассказ Эутимио вызвал настоящую "философскую дискуссию" о том, сбываются сны или нет. Как отвечавший за культурно-просветительную и политическую работу среди бойцов, я стал объяснять, что это невозможно и что речь может идти лишь о случайном совпадении. Во время дискуссии Универсо Санчес сообщил, что за день до случившегося Герра уходил из отряда и, вероятно, от кого-то узнал об этом, а теперь, мол, разыгрывает нас. Эутимио действительно покидал отряд и принес с собой пятьдесят банок молока и военный фонарик.
Одним из тех, кто больше всех настаивал на том, что сны сбываются, был безграмотный 45-летний гуахиро Хулио Сенон Акоста. Это был мой первый ученик в Сьерра-Маэстре, которого я пытался научить грамоте во время привалов. Хулио Сенон учился читать с большим упорством, не обращая внимания на свои годы. Он понимал, что революции нужны грамотные люди. В тот год пример Акосты оказал большое влияние на его товарищей крестьян.
Хулио Сенон Акоста многое делал для отряда. Это был неутомимый человек. Он всегда помогал товарищам, и особенно тем, кто пришел из города и не умел переносить трудности походной жизни. Хулио хорошо стрелял, мог развести костер в дождливую погоду и быстро найти питьевую воду. Одним словом, это был мастер на все руки.
В одну из последних ночей, перед тем как мы узнали о его предательстве, Эутимио заявил, что у него нет одеяла, и попросил Фиделя одолжить ему свое. В апреле того года в горах было холодно. Фидель сказал, что под одним одеялом все равно будет прохладно и предложил спать вместе, чтобы можно было укрыться двумя одеялами. В ту ночь Эутимио имел при себе пистолет, который дал ему Касильяс, и пару гранат, чтобы защитить себя во время бегства. Прежде чем лечь спать, предатель спросил меня и Универсо Санчеса, все время находившихся около Фиделя, как организована охрана, и посоветовал "быть начеку". Мы ответили ему, что неподалеку стоят трое часовых и, кроме того, я и Санчес, ветераны "Гранмы" и верные друзья Фиделя, будем охранять его, сменяя друг друга. Всю ночь Эутимио был рядом с вождем революции, выжидая удобного момента для убийства, но так и не решился на это. На протяжении всей ночи судьба революции в значительной степени зависела от исхода борьбы в душе предателя, в которой желание иметь деньги и власть, вероятно, наталкивалось на угрызения совести или на страх перед расплатой за совершенное преступление. К нашему большому счастью, Эутимио не смог перебороть страх, и следующий день начался как обычно.
Мы покинули дом Флорентино и разбили лагерь в ущелье с высохшим ручьем. Сиро Фриас направился к своему боио, расположенному в относительной близости, и принес нам несколько кур и еще кое-какие продукты. Так что за свои страдания в дождливую ночь, проведенную под открытым небом, поутру мои товарищи были вознаграждены горячим бульоном и другой едой. Сиро сообщил нам, что в его местах видели Эутимио Герру. Будучи нашим доверенным человеком, Эутимио часто отлучался из лагеря. Найдя нас в доме Флорентино, он рассказал, что после того, как ушел навестить свою больную мать, ему вскоре стало известно о случившемся на горе Каракас и он, мол, решил вернуться к повстанцам. Он также заявил, что его мать чувствует себя хорошо.
Наш лагерь находился в месте под названием Альтос-де-Эспиноса, вблизи от высот Лимон, Лома-дель-Бурро, Каракас, которые постоянно обстреливались самолетами. Эутимио часто говорил нам с видом предсказателя: "Сегодня будут обстреливать Лома-дель-Бурро". И самолеты действительно обстреливали Лома-дель-Бурро, а он прыгал от радости, что угадал.
9 февраля 1957 года Сиро Фриас и Луис Креспо вышли на очередной поиск провианта. Все было спокойно, пока в 10 часов утра молодой крестьянин, по имени Лабрада, не задержал поблизости одного человека. Тот оказался родственником Кресенсио и работал продавцом в магазине Селестино, в доме которого расположилось около сорока солдат из отряда Касильяса. Нам был хорошо виден тот дом, стоявший на лысой высотке. Кроме того, крестьянин сказал, что он разговаривал с Эутимио, который предупредил его о том, что завтра подвергнут бомбардировке этот район.
Нам было трудно определить, куда двинется дальше отряд Касильяса. У Фиделя возникли подозрения. Наконец мы обратили внимание на странное поведение Эутимио и стали строить разные предположения. После полудня Фидель принял решение оставить лагерь и подняться на вершину горы, чтобы там дождаться возвращения товарищей, ушедших в разведку. Вскоре прибыли Сиро Фриас и Луис Креспо. Они не обнаружили ничего подозрительного, по их словам, все было нормально. Во время разговора с разведчиками Сиро Редондо показалось, что он увидел движение какой-то тени. Сиро попросил нас замолчать и зарядил винтовку. В этот момент раздался выстрел, а за ним автоматная очередь. И вскоре по месту нашего расположения, которое мы начали поспешно покидать, противник сосредоточил сильный огонь. Мы бросились буквально врассыпную. Мне пришлось оставить наполненный медикаментами, запасом провизии, книгами и несколькими одеялами вещмешок, которым я очень гордился, я успел вытащить только армейское одеяло, доставшееся мне как трофей после боя около Ла-Платы.
Позднее я узнал, что Хулио Сенон Акоста навечно остался лежать на вершине горы. Некультурный, неграмотный гуахиро сумел понять те огромные задачи, которые предстояло выполнить после победы революции, и, начиная с азов, он настойчиво готовился к этому. Но ему не суждено было осуществить своего замысла.
Вскоре нас собралась целая группа: Альмейда, Хулито Диас, Универсо Санчес, Камило Сьенфуэгос, Гильермо Гарсия, Сиро Фриас, Мотола, Песант, Яйо, Эмилио Лабрада и я. К месту встречи с остальными товарищами наша группа двинулась в обход. О их судьбе нам еще ничего не было известно. Враг продолжал преследовать нас, и за нашими спинами постоянно раздавались одиночные выстрелы. Быстрое движение не позволяло скрыть следов. К 5 часам дня мои товарищи подошли к месту, где горы, круто обрываясь, кончались и начиналась равнина. После некоторых колебаний мы решили дождаться наступления ночи в горах и не спускаться на равнину, где днем нас сразу не заметили бы, а в случае встречи противником в горах было бы удобнее обороняться. Но батистовцы оторвались от нас, и мы спокойно смогли продолжить свой путь, следуя за сбивающимся проводником, роль которого выполнял Сиро Фриас, немного знавший эти места. Кто-то предложил разделиться на две группы, чтобы иметь возможность быстрее продвигаться и меньше оставлять следов. Однако Альмейда и я воспротивились этому, считая, что это ничего не даст и только затруднит соединение с другими товарищами. Придя в район Ломона, некоторые товарищи стали колебаться и не хотели двигаться дальше к Эль-Ломону, который был определен Фиделем как место встречи всех бойцов отряда. Они возражали против этого места, так как Эутимио знал о нем и, следовательно, там нас уже могли поджидать батистовцы, Ни у кого не было, конечно, ни малейшего сомнения в том, что Эутимио являлся предателем. Будучи старшим по званию в нашей группе, Альмейда решил настоять на выполнении приказа Фиделя во что бы то ни стало. Все подчинились ему и двинулись к Эль-Ломону.
12 февраля после трех дней разлуки мы встретились с Фиделем около Эль-Ломона в местечке под названием Дереча-де-ла-Каридад. Здесь окончательно подтвердились наши предположения о том, что Эутимио был предателем. История его предательства началась, когда после боя у Ла-Платы его схватил Касильяс и за большие деньги предложил ему убить Фиделя. Мы узнали о том, что он выдал наше местонахождение в Каракасе, навел самолеты для бомбардировки горы Лома-дель-Буро, через которую должен был пройти наш путь, - он был изменен нами в последнюю минуту, - содействовал противнику в проведении массированной атаки около Арройо-дель-Инфьерно, где благодаря своевременному приказу Фиделя об отходе нам удалось спастись, потеряв только одного человека.
Мы еще раз услышали о том, как погиб Хулио Акоста и узнали, что у противника был убит по крайней мере один человек и несколько ранено. Я должен сознаться, что ни убитый, ни раненые не имели никакого отношения к моей винтовке, потому что единственное, что я сделал во время этой стычки, так это "стратегическое отступление" на полной скорости.
Теперь мы снова были вместе: нас одиннадцать (Лабрада отстал за день до соединения) и остальная часть группы - Рауль, Амейхейрас, Сиро Редондо, Мануэль Фахардо, Эчеварриа, испанец Моран и Фидель, - всего 18 человек. Такой была наша "воссоединенная революционная армия" 12 февраля 1957 года. Некоторые товарищи были рассеяны, часть новичков покинула отряд, и, кроме того, нами был потерян один из ветеранов "Гранмы". Это был Армандо Родригес с пулеметом "томпсон". В последние дни, даже когда выстрелы раздавались вдали от наших позиций, на его лице появлялся такой ужас, какой может быть, как говорили мои товарищи, только у окруженца. Всякий раз, когда у кого-либо появлялось это выражение лица, мы разу предсказывали этому бойцу плохой конец.
Страх был несовместим с партизанской жизнью. Именно он-то и понес Армандо Родригеса "на третьей скорости", если говорить на нашем партизанском жаргоне. Много времени спустя его пулемет был найден в одном из далеких крестьянских домов. У этого человека были очень быстрые ноги.
Конец предателя
После того как наша маленькая армия собралась вместе, было решено покинуть Эль-Ломон и отправиться в другие места. По дороге мы устанавливали связи с местными крестьянами и создавали опорные базы. Постепенно удаляясь от Сьерра-Маэстры, мы вышли на равнину, в район встречи с представителями городской организации "Движение 26 июля".
Мы прошли через поселок Ла-Монтериа и сделали привал в небольшом лесочке с ручьем, расположенном на ферме сеньора Эпифанио Диаса, сыновья которого участвовали в революции.
Мы шли на установление более тесных контактов с "Движением 26 июля". Наша подпольная кочевая жизнь затрудняла нам поддерживать связь между двумя частями "Движения". Практически это были две самостоятельные группы, каждая со своей тактикой и стратегией. В то время еще не начался глубокий раскол, который несколько месяцев спустя поставил под угрозу наше единство.
На ферме мы встретились с самыми видными деятелями "Движения". Среди них были три женщины, которых сегодня знает весь народ Кубы: Вильма Эспин (сейчас она жена Рауля и является президентом Федерации кубинских женщин); Айде Сантамария (жена Армандо Харта, президент Дома Америк); Селия Санчес, которая вскоре окончательно присоединилась к отряду и была нашим самым дорогим товарищем на протяжении всей войны. Среди прибывших на ферму находился и Фаустино Перес, наш старый знакомый и товарищ по "Гранме". Он выполнил ряд поручений в городе и вернулся проинформировать об этом, чтобы затем снова продолжить свою подпольную работу. Вскоре его арестовали батистовские власти.
Кроме того, мы познакомились с Армандо Хартом, и мне представилась единственная возможность увидеться с нашим руководителем в Сантьяго Франком Паисом.
Франк Паис был человеком, который вызывал к себе симпатию с первой встречи. Его лицо более или менее походит на то, которое можно увидеть сейчас на портретах и фотографиях, но на них не передается необычайная глубина его глаз.
Трудно говорить сегодня о погибшем товарище, с которым виделся всего один раз и чей жизненный путь хорошо известен народу. Я могу лишь отметить одну деталь - в его взгляде чувствовалась непоколебимая вера в правоту своего дела. Это был незаурядный человек. Сегодня его называют "наш незабвенный Франк Паис". И хотя я видел его только один раз, он запомнился мне на всю жизнь. Франк был одним из многих наших товарищей, погибших во цвете лет. Им не довелось участвовать в решении многих задач социалистической революции. Такова часть той большой цены, которую народ заплатил за свою свободу.
Молча почистив наши грязные винтовки, пересчитав и разложив патроны, он преподнес нам хороший урок того, как нужно поддерживать порядок и дисциплину. С того дня я дал себе слово лучше ухаживать за своим оружием и сдержал его, хотя и не могу сказать, что был образцом в этом.
Лесок, где мы остановились, стал свидетелем еще одного события. Впервые к нам прибыл журналист. Он был иностранцем. Речь идет об известном Мэтьюзе (По предложению Ф. Кастро этот корреспондент газеты "Нью-Йорк Таймс" нелегально посетил 17 февраля 1957 года повстанцев и написал о них репортаж. - Прим. Ред.), который принес с собой маленький фотоаппарат и сделал несколько снимков, получивших впоследствии широкую известность. Один из министров Батисты, выразивший сомнение относительно подлинности этих снимков, поставил себя в глупое положение. Переводчиком был Хавиер Пасос, который затем вступил в отряд и находился в его рядах некоторое время.
Во время беседы, на которой мне не пришлось присутствовать, Мэтьюз, по словам Фиделя, не задавал каверзных вопросов, и было похоже, что он симпатизирует революции. Когда корреспондент спросил, является ли Фидель противником империализма, последний ответил утвердительно и осудил снабжение Батисты оружием, указав при этом, что такая политика служит не делу защиты континента, а лишь угнетению его народов.
Визит Мэтьюза, естественно, был недолгим. Проводив его, мы стали готовиться к походу. Однако нас предупредили, чтобы мы удвоили бдительность, поскольку неподалеку видели Эутимио. Альмейде был немедленно отдан приказ арестовать его. В группу для проведения этой операции вошли Хулито Диас, Сиро Фриас, Камило Сьенфуэгос и Эфихенио Амейхейрас. Схватить Эутимио поручалось непосредственно Сиро Фриасу. Эта операция была осуществлена легко, и вскоре предатель предстал перед нами. При обыске у Эутимио нашли пистолет, три гранаты и пропуск, выданный Касильясом. После ареста и обыска у Герры, конечно, не было сомнений относительно того, что его ожидает. Упав на колени перед Фиделем, он сам стал просить заслуженной смерти. Этот человек сразу как-то постарел, на висках стала заметной седина, которой раньше не было видно. Эта сцена была чрезвычайно напряженной. Фидель гневно осудил его предательство. Эутимио признавал свою вину и просил лишь скорейшей смерти. Всем нам, кто присутствовали при этом, запомнился момент, когда Сиро Фриас, бывший друг Эутимио, стал говорить с ним. Фриас напомнил ему обо всем, что сделал для него и его семьи. Но Эутимио отплатил неблагодарностью и выдал батистовцам его брата. Длинным и взволнованным был этот монолог, который Эутимио слушал с опущенной головой. Когда предателя спросили, есть ли у него какие-нибудь пожелания, он стал просить нас позаботиться о его детях.
Мы исполнили свое обещание. Имя Эутимио Герры упоминается лишь в этих воспоминаниях, оно забыто всеми, наверное, даже и его детьми. Под другой фамилией они ходят в одну из многочисленных школ, к ним относятся как ко всем детям народа страны и готовят их для лучшей жизни, но придет день, и они узнают, что их отец был казнен революционной властью за предательство. Будет справедливо, если мы скажем и о том, что этот крестьянин, став доносчиком из-за соблазна разбогатеть, открыто признал свою вину и не пытался просить пощады, зная, что не заслуживает ее. Перед расстрелом предателя разразилась очень сильная гроза, пошел ливень и стало совсем темно. И в момент, когда блеснула молния и прогремел раскат грома, закончилась бесславная жизнь Эутимио Герры. Даже близко стоявшие от места казни товарищи не слышали выстрела.
На следующий день Эутимио был похоронен. Мне помнится, как Мануэль Фахардо хотел поставить на могилу крест, но я отговорил его, потому что мы подвергали бы излишней опасности хозяев фермы, показывая место казни. Тогда Мануэль вырезал маленький крест на одном из ближайших деревьев, который и указывает, где лежат останки предателя.
В то время ушел от нас испанец Моран. Он понимал, как мало все мы ценим его, считая потенциальным дезертиром. Последний раз его не было в отряде около трех дней, а когда он вернулся, то стал объяснять причину своего отсутствия тем, что, идя по следам Эутимио, он, мол, заблудился в лесу.
Когда все наши бойцы собирались тронуться в путь, раздался выстрел. Вскоре стало известно, что Моран прострелил себе ногу. Товарищи, которые находились неподалеку, несколько дней вели спор: одни говорили, что выстрел произошел случайно, другие - что он сделал его преднамеренно, чтобы не идти с нами дальше.
Последующая история Морана - предательство и казнь революционерами из Гуантанамо, - подводит к мысли, что, по всей видимости, выстрел не был случайным.
Покидая нас, Франк Паис обещал прислать в первых числах марта группу людей. Местом встречи был назначен дом Эпифанио Диаса вблизи Хибаро.
Горькие дни
Дни, последовавшие после нашего ухода из дома Эпифанио Диаса, лично для меня явились самыми тяжелыми за всю войну. В моих заметках делается попытка дать представление о том, что означал начальный этап нашей революционной борьбы для всех наших бойцов. И если в этой части заметок я должен больше, чем в остальных, касаться моего личного участия в ней, то это потому, что оно имеет связь с последующими эпизодами и о нем нельзя умолчать, не нарушая последовательности изложения событий.
Когда мы покинули дом Эпифанио, наша революционная группа состояла из 17 старых бойцов, которые с самого начала входили в отряд, и трех недавно прибывших товарищей. Это были Хиль, Сотолонго и Рауль Диас, которые после высадки с "Гранмы" скрывались некоторое время поблизости от Мансанильо. Узнав о нашем существовании, они решили присоединиться к отряду. Их история была аналогична нашей. Оторвавшись от преследования, они продолжали двигаться вперед, пока не достигли Мансанильо. Теперь эти люди соединили свою судьбу с судьбой отряда. В то время число бойцов росло медленно, некоторые из них, не выдержав трудностей, уходили от нас. Условия, в которых приходилось вести борьбу, были очень тяжелыми и требовали огромных физических усилий в моральном отношении было еще хуже: у людей создавалось впечатление, что их постоянно преследуют.
В то время мы шли не придерживаясь определенного направления. Передвигались медленно, прячась в небольших островках леса. Это был район, где в результате развития животноводства сокращался лесной покров и оставались лишь небольшие участки.
В одну из этих ночей по маленькому радиоприемнику Фиделя мы услышали известие об аресте одного из товарищей по "Гранме", который ушел с Кресенсио Пересом. Мы знали о его аресте - в этом нам признался Эутимио, - но до сих пор не слыхали официального подтверждения. Из этого сообщения нам стало ясно, что он жив. Не всегда можно было выжить после допросов батистовцев.
Вокруг очень часто начали раздаваться пулеметные очереди. Это солдаты прочесывали лесистые участки.
В моем походном дневнике 22 февраля отмечено появление первых признаков, которые обещали стать сильным приступом астмы, потому что кончилось лекарство. Новая встреча с нашими людьми была назначена на 5 марта, так что нужно было ждать еще несколько дней.
В тот момент мы шли очень медленно, не придерживаясь определенного направления, попросту коротая время в ожидании 5 марта, когда Франк Паис должен был прислать нам группу вооруженных людей. Было принято решение, что сначала следует укрепить наш маленький отряд, а уже потом расширить район наших действий. В связи с этим все оружие, имевшееся в Сантьяго, нужно было переправить в Сьерра-Маэстру.
Рассвет застал нас на берегу маленькой речушки, где почти не было растительности. Проведя день неподалеку от Лас-Мерседес, в долине, которая, кажется, называется Ля-Махагуа (названия теперь не совсем четко всплывают в памяти), ночью мы пришли к боио старика Эмилиано, одного из многих крестьян, которые в ту пору очень пугались каждый раз при нашем появлении, но рисковали из-за нас жизнью и оказывали помощь революции. В то время был период дождей в Сьерре, и каждую ночь бойцы промокали до нитки. Поэтому мы стали останавливаться на отдых в крестьянских домах, несмотря на всю опасность, которая таилась в этом. Район наших действий буквально кишел солдатами.
Моя астма разыгралась так сильно, что я не мог больше идти, и мы остановились на ночевку в небольшой кофейной рощице неподалеку от боио. 27 или 28 феврали, точно не помню, в стране была снята цензура, и радио все время передавало сообщения о событиях, случившихся в истекшие месяцы. Говорилось о террористических актах и о встрече Мэтьюза с Фиделем. В тот момент министр обороны сделал свое известное заявление о том, что интервью Мэтьюза было фальшивкой, и предложил ему опубликовать фотографию.
Эрмес, сын старого гуахиро Эмилиано, очень помогал нам в то время, принося еду и показывая дорогу. Однако утром 28 февраля он, против обыкновения, не пришел, и Фидель, поскольку было неясно, что произошло, немедленно приказал покинуть лагерь и перебраться в место, с которого можно было просматривать местные дороги. Около четырех часов дня Луис Креспо и Универсо Санчес, наблюдая за дорогами, увидели, как из Лас-Вегаса приближается большой отряд солдат, идущий как раз в нашем направлении. Мы быстро взбежали на вершину возвышенности и укрылись за ней, не позволив противнику отрезать нам путь отхода. Это было сделано без особого труда, так как батистовцы были обнаружены заблаговременно. Несколько позже по тому месту, где находились мои товарищи, враг открыл минометный и пулеметный огонь. Это свидетельствовало о том, что батистовские солдаты знали о нашем местонахождении.
Все наши бойцы быстро укрылись за вершиной, для меня же это была очень трудная задача. Добежать до своих товарищей я еще смог, но в дальнейшем каждый новый шаг давался мне ценой огромных усилий: начался сильный приступ астмы. Я помню, каких трудов стоило гуахиро Креспо заставить меня идти. Когда мне делалось совсем невмоготу и я просил оставить меня, гуахиро, перейдя на язык нашего лексикона, говорил мне: "Аргентинец, ты будешь идти или тебя надо лупить прикладом?" Браня меня, он тащил свое тучное тело, да и мое в придачу, вместе с вещмешком по трудной горной тропе и под проливным дождем.
Так мы добрались до маленькой хижины и узнали, что находимся в Пургаторио. Фидель выдал себя за разыскивающего повстанцев майора Гонсалеса из батистовской армии. Хозяин дома с холодной вежливостью принял нас и обслужил. Но в доме находился его сосед, который был услужлив до крайности. Мое физическое состояние не позволяло мне насладиться диалогом между Фиделем, выступающим в роли майора Гонсалеса, и гуахиро, который давал ему советы и рассуждал на тему о том, почему этот парень, Фидель Кастро, постреливает в горах.
Нужно было принять какое-то решение, потому что я не мог идти дальше. Когда болтливый сосед удалился, Фидель рассказал хозяину дома, кто он. Крестьянин горячо обнял его и сказал, что состоит в партии ортодоксов, является сторонником ЧибасаM[7] и готов выполнить любой приказ. Мы решили послать его в Мансанильо, чтобы установить связь с нашими товарищами или по крайней мере приобрести лекарства. Я должен был остаться поблизости от дома этого крестьянина, но с условием, что никто, даже его жена, не должны знать о моем присутствии.
Последний присоединившийся к отряду новичок, человек с сомнительными моральными качествами, но очень сильный физически, был оставлен мне в помощь. Чтобы мы могли защищаться, Фидель щедро вручил мне драгоценность нашего отряда - автоматическую винтовку "джонсон". Сделав вид, что мы уходим все вместе, я с этим товарищем, который носил прозвище Учитель, вскоре достигли леса и расположились в условленном месте в ожидании дальнейшего развития событий. В тот день было передано сообщение, что Мэтьюз по телефону сделал заявление о намерении опубликовать знаменитые фотографии. Диас Тамайо в ответ объявил, что этого не может быть, так как никто не в состоянии проникнуть к повстанцам через кольцо окружения. Армандо Харт находился под арестом, и его обвиняли в том, что он является заместителем руководителя "Движения 26 июля". Это было 28 февраля.
Крестьянин выполнил поручение и снабдил меня достаточным количеством адреналина. В этот момент начались мои десять самых горьких дней в Сьерре. Хватаясь за стволы деревьев и опираясь на приклад винтовки, я шел вместе с трусившим бойцом, который вздрагивал каждый раз, когда слышалась стрельба, и испытывал нервный шок, стоило мне не удержаться и кашлянуть. За десять долгих дней нам удалось пройти путь, который составлял немногим более одного хорошего перехода. Встреча была назначена на 5 марта, но я и сопровождавший меня товарищ не смогли прийти к этому числу. Местность прочесывалась солдатами, и это не позволяло идти быстро. К тому же мое физическое состояние было плохим. Мы добрались до гостеприимного дома Эпифанио Диаса лишь 11 марта.
Обитатели дома были в курсе событий, происшедших за это время. Из-за ошибочного опасения нового нападения батистовцев в районе Альтос-де-Мериньо от состоявшей из 18 бойцов группы Фиделя оторвались 6 человек во главе с Сиро Фриасом. Последние попали в засаду, однако всем им удалось выйти из нее целыми и невредимыми, и теперь они находились поблизости. Оставшийся без винтовки Яйо побывал в доме Эпифанио Диаса по пути в Мансанильо и рассказал обо всем этом. Отряд, который обещал прислать Франк, был готов, хотя самого его арестовали в Сантьяго. Мы встретились с командиром отряда. Его звали Хорхе Сотус, и он имел звание капитана. Отряд не смог прибыть 5 марта, потому что противнику стало известно о его передвижении и все дороги были полностью перекрыты.
Подкрепление
13 марта, когда мы ожидали прибытия нового революционного отряда, по радио было передано сообщение о неудавшемся покушении на Батисту и назывались имена некоторых погибших, среди которых были студенческий лидер Хосе Антонио Эчеварриа, Менелао Мора и другие. Пострадали также и те, кто не был причастен к этому событию. На следующий день стало известно, что Пелайо Куэрво Наварро, деятель партии ортодоксов, занимавший непреклонную позицию перед Батистой, был убит. Его тело бросили около аристократического клуба, известного под названием "Эль-Лагито". Уместно отметить, что сыновья Пелайо Куэрво Наварро и его убийцы, как это ни парадоксально, вместе участвовали в провалившемся вторжении у Плайя-Хирон с целью "освобождения" Кубы от "коммунистического бесчестия".
Через занавес цензуры проникали некоторые детали неудачного нападения на президентский дворец. Народ Кубы хорошо помнит об этом. Я не был лично знаком со студенческим лидером, зато знал его соратников, с которыми познакомился в Мехико во время заключения соглашения между "Движением 26 июля" и "Студенческим директоратом" о совместных действиях. Это были нынешний посол в СССР майор Фауре Чомон, Фруктуосо Родригес и Джо Вестбрук. Все они принимали участие в этом нападении.
Как известно, его участникам не хватило совсем немного, чтобы добраться до третьего этажа, где находился диктатор, и то, что могло стать успешным переворотом, превратилось в кровавую бойню для тех, кто не смог вовремя уйти из мышеловки, в которую превратился президентский дворец.
На 15 марта было назначено прибытие подкрепления. Долгие часы мы ожидали его в условленном месте, расположенном в укромной долине, где можно было хорошо спрятаться, однако никто не пришел. Бойцы появились только на рассвете 16 марта, очень уставшие, и, добравшись до небольшого леса, стали дожидаться наступления дня. Владельцем грузовиков, на которых приехало подкрепление, был местный рисовод. В дальнейшем, опасаясь репрессий за оказанную помощь, он попросил политического убежища и уехал в Коста-Рику, откуда вернулся "героем" и привез на самолете кой-какое оружие. Его звали Уберт Матос.
Подкрепление состояло из пятидесяти человек, из которых только тридцать были вооружены. У них имелись две автоматические винтовки. За несколько месяцев, проведенных в Сьерре, мы превратились в настоящих ветеранов и в новом отряде сразу заметили все слабости, которые были свойственны на первых порах гранмовцам: слабую дисциплину, нерешительность, неумение переносить трудности и быстро приспосабливаться к условиям походной жизни. Отряд находился под командованием капитана Хорхе Сотуса и был разбит на пять отделений по десять человек в каждом. Командиры отделений имели звание лейтенанта, которое было присвоено им равнинной организацией и подлежало утверждению. Отделениями командовали Домингес, который, кажется, был убит вскоре у Пино-дель-Агуа; Рене Рамос Латур, руководитель милиции на равнине, героически погибший в бою на заключительном этапе борьбы против батистовцев; Педрин Сото, наш старый товарищ по "Гранме", который наконец сумел присоединиться к нам, он также геройски погиб в бою, и Рауль Кастро посмертно присвоил ему звание майора 2-го Восточного фронта имени Франка Паиса; Пена, студент из Сантьяго, который получил звание майора и закончил свой жизненный путь уже после революции; лейтенант Эрмо, единственный из этих командиров, кто стался в живых.
