Глава 29. Её персональный ад

 

Переведя взгляд на свою хозяйку и около полминуты понаблюдав за ней, Гермиона опустила глаза. Леди Малфой была увлечена рисованием незамысловатого натюрморта. Она взялась изобразить чайничек и чашки, а также блюдце с печеньем, стоявшие на подносе, который служанка принесла ей около двадцати минут назад. Сервиз был красивым, на нем были изображены розовые, желтые и оранжевые лилии. Краски были использованы по минимуму, отчего он не казался пестрым, всего было в меру. Второй день подряд хозяйка практически не притрагивалась в течение дня ни к чаю, ни к сладостям, только завтракала и, пропуская обед и полдник, скудно ужинала. Было видно, как сильно она переживала после ссоры с сыном, в особенности после его признания о пытках родной теткой, о которых родная мать, как оказалось, даже не подозревала. Однако она усердно старалась не выказывать своих эмоций, по обыкновению пряча все за маской равнодушия. Не узнай Гермиона ближе за эти три месяца пребывания в мэноре Нарциссу, чаще всего находясь подле неё, поверила бы даже, что она была откровенно безразлична к тому случаю. Вот только всё было с точностью наоборот, и разглядеть истинные эмоции аристократки сейчас не составляло для служанки труда. В который раз она пыталась отвлечься от горьких размышлений и переживаний на свои хобби, погружаясь в них с головой. Два предыдущих дня она провела за игрой на скрипке и чтением женских романов, осилив за столь короткий срок уже пять книг. Сегодня же ей хотелось иного, и сразу после обеда леди Малфой, стоило ей дочитать последнюю книгу, уселась за рисование. Как и всегда, Гермиона стояла позади в ожидании дальнейших приказаний, которых с момента возвращения Нарциссы было крайне мало. Чаще всего прислужница просто находилась рядом, убивая очередной день на ожидание распоряжений. Мучительно было второй день подряд просто стоять часами, но просить хозяйку отпустить её она теперь не смела. После того случая, как Драко излил матери всю правду об их с Гермионой связи, её отношения с аристократкой, прежде благоволившей ей, заметно испортились. А после инцидента трехдневной давности, когда ссора матери с сыном началась из-за его недвусмысленных взглядов, которые Малфой-младший открыто бросал в сторону служанки, она вовсе желала не попадаться лишний раз на глаза хозяйке и не заговаривать с ней. Вот только выходило все с точностью наоборот, и леди Малфой держала Гермиону рядом с собой, мучая тем напряжением между ними, что, казалось бы, можно было ощутить в самом воздухе, если вовсе не резать ножом.

 

Прикусив нижнюю губу, прислужница перевела взгляд на стену напротив. Невидящим взглядом она смотрела на обои, погрузившись в свои мысли. Только они который день подряд спасали её от общества Нарциссы. А ведь до её возвращения Гермионе жилось гораздо спокойней в замке, даже в обществе презиравших её прежде домовиков. Только первый день был тяжелым. Проснувшись с утра и узнав от Иримэ вердикт Драко на её счет, как и его распоряжения, отданные эльфийке, поначалу прислужнице сделалось скверно. Хотелось лезть на стену от одних только всплывавших в сознании воспоминаний о былой ночи. В который раз она провела её в объятиях Малфоя: её мучителя, насильника, господина, так ловко игравшего с ней и распоряжавшегося её жизнью. Все, что она позволяла себе, служанка делала тогда неосознанно. Отчасти ей было все равно, что творилось с ней этой ночью, ровно как и были безразличны действия аристократа. Мерзостно, даже противно стало только утром, после пробуждения от этого кошмарного сна. Всего за несколько минут она накрутила себя переживаниями до такой степени, что даже закричала на всю библиотеку, схватившись руками за голову. Хотелось содрать с себя кожу, только бы на теле не осталось ни малейших невидимых следов от прикосновений рук, губ, тела Драко; как и стереть себе память, только бы забыть предыдущую ночь. Он был ей противен в эту секунду, в то время как она сама себе вовсе омерзительна. В голове бились мучительные мысли, резво сменявшие одна другую, с каждой секундой сводя её все больше с ума. Как? Как она допустила это? В который раз, наплевав на все, даже на собственную гордость, закрыв глаза на его прегрешения, искренне наслаждалась этим чертовым сексом! Неужели для неё больше не существовало иных способов возвращения душевного равновесия? Только ли через близость с ним?! С тем, кто готов был топтать её, сокрушать, изводить, стоило его настроению сойти на нет? Неужели жестокость, и в первую очередь в отношении самой себя, успела стать для неё нормой жизни? Как можно было так сладостно стонать под своим насильником, жадно целуя собственного мучителя в окровавленные губы, прижимаясь всем своим телом к его, да ещё гладить этого мерзавца по волосам, спине, рукам, двигаясь в такт с тем, кто надругался над ней, а позже планировал убить? Ту, что каждый день, проведенный в маггловском мире, заботилась за этим ублюдком! Как Гермиона Грейнджер могла опуститься до такого, когда изменила собственной натуре? Что, черт подери, он сотворил с ней?! От душащих слез она содрогалась всем телом. Последней каплей стала внезапная мысль о том, что окажись здесь Драко и, в стремлении свести на нет её истерию, прижми свою служанку к себе, поцелуй так нежно, как умел только её хозяин, сопротивления Гермионы вновь длились бы пару минут, может десяток. Даже сейчас она, вероятней всего, оказалась бы под ним. Сейчас, завтра, через неделю, месяц, год - всегда. Она уже давно сделалась его полноправной ручной игрушкой, подписавшейся на эту роль собственноручно. Его вечно жаждущей траха взбалмошной блядью.

 

От срыва её спасла тогда подоспевшая Иримэ. Схватив Гермиону за руки и убрав их от лица, со словами: «Пей, тебе станет легче!» - она подсунула ей бокал с непонятной жижей оранжевого цвета, едва ли не насильно залив её в рот служанки. Всего десяти секунд, как позже подсчитала Гермиона, было достаточно, чтобы истерика отступила, все негативные эмоции в мгновение ока исчезли, а все помыслы о случившемся вылетели из головы. Даже к самой себе она перестала испытывать отвращение, а при мысли о Драко не ощущала больше ни презрения, ни былого омерзения. Все это исчезло, сменившись трезвостью мышления и реальным взглядом на вещи, как ей показалось тогда. Только слезы на щеках напоминали о том, что этот срыв действительно случился у неё каких-то полминуты назад.

 

- Так-то лучше, - миролюбиво улыбнувшись ей, только и сказала тогда Иримэ, во взгляде которой, на удивление, читалось беспокойство и даже материнская забота, которую Гермиона так давно не ощущала и даже не видела в полной мере в мэноре. – Первые пять дней будешь пить его по десять миллиграмм дважды в сутки, а последние пять только раз в день с утра. Ты быстро восстановишься! Хозяин обмолвился, что это самое сильное зелье от хандры, которое только существует на сегодняшний день.

 

Весь оставшийся день прошел тогда для служанки на удивление спокойно и размеренно за размышлениями о тех ощущениях, что стерло зелье, и тех, что даровало взамен. Как оказалось позже, весь образ мышления в первые пять дней после его применения был настроен на позитивный лад. О чем бы она не помыслила - все воспринималось через призму ощущений, твердивших ей, что все хорошо, всё нормально, а ненавидеть и презирать она не умеет, это лишнее. Поначалу это приводило её в смятение и даже раздражало, она не могла даже поверхностно ощутить все то, что следовало бы после случившегося. Лишь к вечеру служанка осознала, что с какой стороны не посмотреть на эту ситуацию, это был в разы лучший вариант, чем её истерии, несомненно, сопровождавшие бы каждый её последующий день. Насилие Малфоя, его планы убить её, попытка Гермионы совершить самоубийство, её старание убить уже его и их дальнейший секс, не говоря уже о той правде о её родственниках, что так безжалостно раскрыл ей аристократ – всё это слишком сильно выбило Гермиону из колеи и в результате окончательно довело бы до исступления.

 

«К черту! Раз уж мне предстоит жить, то хотя бы в удовольствие» - после этой мысли, освободившись, наконец, от общества Иримэ, целый день сопровождавшей служанку по замку, чем бы та не заняла себя, Гермиона, захватив зелье от хандры, пробралась в комнату Малфоя-младшего. Войдя в его спальню, впервые за тот день она облегченно вздохнула. К концу дня эльфийка начала сводить её с ума. Болтливая сплетница только и делала, что что-то рассказывала, не замолкая больше чем на десяток минут, и то такое удовольствие приходилось примерно раз на час. В итоге больше всего служанке хотелось избавиться от общества её бессменного сторожа, заглянувшего даже перед сном в каморку к Гермионе с целью убедиться, что та выпила зелье, легла спать, и с ней все было в порядке. Притворившись спящей, служанка дождалась, пока Иримэ покинет её комнату, и только после, укутав в одеяло пару своих платьев и создав видимость, будто бы она всё также спала на своей кровати, покинула свои покои. Той ночью она решила поэкспериментировать со своим состоянием в комнате того, кого должна была, как минимум, презирать. Её задумкой было проверить, сумеют ли её эмоции хотя бы на мгновение всплыть в сознании, дать выход, если она окунется в атмосферу столь кошмарной для неё ночи. Хотелось быть готовой ко всему, чтобы впредь знать, как вести себя в случае внезапного срыва, как и что именно может его теперь спровоцировать.

 

Дверь комнаты, как всегда, была не заперта. Большинство представителей благородного семейства с портретов уже спали, отчего её перемещение по замку прошло практически незаметно для его обитателей. В комнате было тихо, все лежало нетронутым на своих местах. В привычной картине не хватало только хозяина спальни, который бы, несомненно, окажись он в мэноре, валялся на кровати, может даже уже спал. Пройдя к постели и плюхнувшись тогда на неё, Гермиона поставила уже принятое вечером зелье на тумбочку и закрыла глаза. В тот раз вместо назначенных десяти миллиграммов она приняла все двадцать пять – всё то, что влилось в довольно большой мерный стаканчик. Хотелось проверить на прочность это чудо-зелье, в свойствах которого не сомневался даже сам Драко. По ощущениям для неё тогда ничего не изменилось даже по истечении часа с момента его приема, однако служанка не зазря была уверена, что это только пока. Выдохнув, она попыталась переключиться со своих чувств на обстановку и воспоминания. Вне сомнений, окажись Малфой здесь, она бы не лежала так просто в его постели. Аристократ уже развязывал бы пояс её халата, наваливаясь сверху, либо усадил бы свою любовницу на себя, опять же, раздевая её и уже лаская тело. Открыв глаза и осмотревшись, хотя, казалось бы, разве было в этой комнате то, чего она ещё не видела или о чем не знала, служанка поудобней устроилась, погружаясь в свои размышления. С этой спальней была связана большая часть её интимной жизни, практически все важные события. Именно здесь Драко когда-то впервые залез ей в трусики, здесь лишил девственности, раскрепощал позже, и часто прямо здесь же потом жестко брал, карая. И всё же, несмотря на это, их взаимоотношения, основанные на сексе, позже вернулись в привычную колею. На протяжении некоторого времени их связывала только постель и взаимное удовлетворение. До тех самых пор, пока совсем недавно он не изнасиловал её здесь же.

 

Кинув взгляд на пузырек с зельем, на какую-то долю секунды она ощутила жуткую обиду, уже вскоре сошедшую на нет. Не ненависть, черт подери, не ярость! Обиду на него за то, что поступил с ней так, что взял силой без всякой на то причины. Именно эта эмоция проявлялась сильней остальных. А ведь к тому моменту она не сделала ему ничего плохого, даже наоборот, подчинялась своему господину, не раз наслаждаясь их связью в доме её родных, как и сам аристократ. Тем не менее, это не остановило его ночью ранее… Хотя, казалось бы, не появись Блейз, их близость завершилась бы совершенно иначе, несомненно, приятными ласками и, быть может даже, хорошим оргазмом, которого она так давно не получала. Между ними не пробежала бы черная кошка, и всё было бы спокойно, даже привычно.

 

Думать об ином варианте развития недавних событий не имело смысла, оттого Гермиона переключилась на другую мысль, мучавшую её гораздо сильнее. Что толкнуло Драко к изнасилованию? Алкоголь ли, звериная похоть и жажда обладания, что было маловероятно, ведь он и без того получал её когда хотел, или… всё же ревность? Очевидным было, что и она имело своё место, ведь до этого случая с воспоминанием аристократ ни разу не позволил себе кроме тех разов, когда наказывал её, применять к служанке даже малейшее проявление насилия в сексе. Даже в те единичные случаи, когда между ними бывал обоюдный жестковатый секс, он не стремился причинить ей боль. Никогда, черт возьми, несмотря на свои былые запугивания! Все его поступки совершались небеспричинно, им всегда находилось обоснование, в этом она уже давно убедилась. Потому и мучилась над этим вопросом, очевидный ответ на который с трудом принимала для себя.

 

- Ревность, собственничество и, быть может, ещё алкоголь, - произнеся вслух эти слова, она потупила голову, ощутив в себе новую назревавшую волну обиды и опустошения. Вне всяких сомнений, он был собственником. Ведь даже когда Малфой отвел её почти месяц назад в тот дьявольский клуб разврата, решив сдать на пару часов в качестве проститутки, сам же вскоре пошел на попятную, отменив сделку. Иных причин тому она не видела, да и вряд ли они существовали. Она была его и только его игрушкой, он ясно дал это понять всё той же ночью позапрошлого дня. И именно эта черта его характера сыграла с Гермионой злую шутку.

 

«Ты моя, Грейнджер, хочешь ты того или нет. Была, есть и будешь. Запомни это и уясни раз и навсегда!» - эти слова, которым её сознание так бойко противостояло прежде, мгновенно всплыли в памяти, как и его голос, тон, которым он проговорил их тогда. Они не допускали возражений и пререканий. Он произносил это, словно констатируя неоспоримый факт. Хотя, по сути, так оно и было. И потому удобней всего ей было списать действия Малфоя на то, что он озверевший собственник без чувства меры и жестокий ублюдок, чем всерьез допустить вероятность того, что он просто совершил грубую ошибку под действием огневиски, затуманившего разум. Куда больше ей искренне хотелось верить в первый вариант, ведь тогда ни о каком понимании сложившейся ситуации и уж тем более о прощении в дальнейшем не могло идти речи, это было исключено. Потому что это был гребаный Малфой, в котором не осталось уже ничего святого, да даже просто человеческого.

 

Вновь закрыв глаза и сделав глубокий вдох, она погрузилась в ощущения того вечера. Страх. Именно эта эмоция стала первой, что Гермиона ощутила после пробуждения и осознания, что произнесенное ей тогда из-за таких ненужных и лишних воспоминаний имя «Виктор» доставит ей не просто проблем, но даже станет роковой ошибкой, за которую придется расплачиваться. И эта догадка оказалась верной. Однако погрузиться в эти ощущения ей удалось всего на пару секунд, после чего её внутреннее состояние снова нормализовалось. Хмыкнув, служанка Малфоев решила пойти иным путем. Слегка раздвинув ноги и разведя полы халата в стороны, она засунула руку в трусики, окунувшись в воспоминания о том, как яростно ласкала себя, только бы отвлечься от той боли, что причинял ей Драко. На душе, как и ожидалось, стало гадко, даже отчасти больно, но только на мгновение. Играя с собственным телом на постели аристократа, лаская свой клитор, уже вскоре она ощутила возбуждение. Негативные и болезненные эмоции пропали без следа, сменившись физическим удовольствием. Вот только назло зелью Гермиона упорно возвращалась к тем ощущениям нестерпимой боли, что Малфой причинял ей. И его эффект не заставил ждать. Впервые оно проявило себя с иной, неожиданной стороны. Каких-то пяти секунд было достаточно, чтобы это умное зелье, настроенное искоренять при таких обстоятельствах боль, заменяя его удовольствием, напрямую пробралось в сознание, заставив прокручивать в голове те моменты, когда прислужница получала максимальное наслаждение от жизни. Как назло, в голове всплыла картина предыдущей ночи, и их секс с Малфоем в библиотеке. Именно тот момент, когда он довольно быстро двигался в ней, если не сказать вовсе - вбивался в её тело, заставляя служанку стонать под ним. Вот только одним воспоминанием дело не ограничилось: зелье заставило Гермиону пропустить через себя эти ощущения, ещё раз насладиться ими. Пожалуй, если бы она в этот момент не ласкала себя и не приняла прежде большую, чем следовало бы, дозировку, всё ограничилось бы только приятным воспоминанием, однако из-за этих немаловажных нюансов всё зашло гораздо дальше.

 

Введя в себя два пальца, она стала неторопливо двигать ими, полностью окунувшись в памятный случай и в полной мере отдавшись ему. С каждым движением она возбуждалась все сильнее, ощущая, однако, далеко не собственные пальцы. Её фантазия вперемешку с зельем заставили чувствовать в себе как раз таки член Малфоя, повторять его движения. Она даже не заметила, как начала двигать тазом, другой рукой лаская сосок левой груди, покручивая его в пальцах, как делал это тогда аристократ. В тот момент она уже не могла думать ни о чем ином, не по собственной воле не способна была переключиться, погрузившись лишь в ощущения двигавшегося в ней достоинства Драко, приносившего ей той ночью немалое удовольствие. Она даже не успела опомниться, как сделалась мокрой, как довольно быстрыми движениями собственных пальцев вовсю трахала саму себя же, как начала стонать, напрочь забыв, что находилась в спальне своего хозяина, двери которой не были заколдованы от посторонних глаз и ушей. Существовало только удовольствие, доставляемое ей Малфоем из воспоминания. В который раз для неё существовал только он и то наслаждение, что Драко доставлял ей. Только вдобавок ко всему в этот раз оно было в разы сильнее. Наконец-то настигший её довольно сильный оргазм сопровождался неимоверно реалистичным фрагментом воспоминания о том, как кончил и излился в неё предыдущей ночью Малфой. Содрогнувшись всем телом, она застонала, только в этот раз громче прежнего. Уже несколько дней она не достигала оргазма. Казалось, эта эйфория в полной мере восполнила предыдущие пробелы в её чувственном наслаждении. Но и на этом действие зелья не завершилось. Распластавшись на постели в весьма откровенной и пошлой позе, Гермиона напоследок ощутила прикосновение губ Драко, привычно целовавшего её после полученного удовольствия. Именно это он сделал прошлой ночью, и эти физические ощущения она вновь пережила, только уже сейчас.

 

Резко открыв глаза, она уселась на кровати и осмотрелась вокруг. Не верилось, что все это являлось всего лишь заново пережитым усиленным ощущением от самого сладостного для неё за последние дни воспоминания, а не действиями молодого аристократа. Сомневаясь в достоверности происходящего, она даже взялась выискивать его глазами по комнате. Казалось, её молодой хозяин только что был здесь, быть может, удалившись сейчас в ванную комнату. Никак не верилось, что его с ней не было, слишком реалистичными были эти ощущения: его толчки, пальцы на её груди, губы. Очевидным стало, что в момент, близкий к истерии, зелье заставляло отдельные участки головного мозга подавлять друг друга, действуя с точностью наоборот, нежели должно быть в действительности: взамен боли оно принуждало заново мысленно переживать момент получения наивысшего удовольствия. Вот только в данной ситуации она ощутила на собственной шкуре побочное действие от слишком большой принятой дозы, которое, тем не менее, пришлось как нельзя кстати.

 

- Дьявол! Даже здесь от тебя не смогу избавиться, - раздраженно проговорила тогда Гермиона, раздосадовано покачав головой. Кинув взгляд на графин с водой и пустой бокал, стоявшие на столике, она поднялась с кровати и, наполнив фужер, быстро опустошила его. От пережитого в горле ощутимо пересохло, сознание сделалось спутанным. Пытаясь осознать случившееся, она вдруг рассмеялась от мысли, что доводить себя до истерик воспоминаниями в присутствии кого бы то ни было, даже портретов, перебарщивая с зельем, ей впредь явно не стоит. Однако хотелось проверить и другую теорию. Стоя теперь возле столика, она снова заставила себя вспомнить ту боль, что Драко причинил ей, настойчиво погружаясь в нужные воспоминания. Зелье вновь среагировало на смену её эмоций, окрасившихся в негативные тона. Только на этот раз, не без её усилий и целенаправленного выискивания в своей памяти иного воспоминания, припомнился уже танец с Рамиром, и всё также же её хозяин, наблюдавший со стороны. Решив в тот день позволить себе вольность и от души повеселиться, она отдала всю себя восточному танцу с цыганом. Сам друг Малфоя был в этой истории не так важен, куда больше её занимал в те секунды сам танец, движения, свобода выражения хотя бы в этой мелочи, которую она смело позволила себе в присутствии господина. Именно ощущение свободы, без которой она давно задыхалась в мэноре. Вне сомнений, пустись она сейчас в пляс, зелье, с которым она, безусловно, переборщила, заставило бы её повторить те движения. Однако она всего лишь стояла на месте, улыбаясь приятному воспоминанию. И такой эффект, иное его проявление, устраивало Гермиону в разы сильнее. – Что ж, это ещё можно пережить, - произнеся вслух эти слова, после противостояния зелью, затянувшееся на час с небольшим, служанка ощутила жуткую усталость. Покидать комнату и возвращаться в каморку, вполне возможно, всё же засветившись перед кем-то из домовиков, либо перед аристократами с портретов, ей совсем не хотелось. Комната Драко вполне устраивала её в качестве места, где можно было отдохнуть и выспаться. Вернувшись назад в постель и забравшись тогда под одеяло, она закрыла глаза. Не хотелось ни на секунду мысленно возвращаться к тем моментам, когда она просто ночевала здесь, оставаясь с Малфоем, как и к иным, куда более тяжелым, но всё также связанным с ним. Не в этот раз. Всего несколько минут ушло у неё, чтобы, наконец, погрузиться в сон после сумбурного и такого нетипичного для неё дня.

 

Последующий день ещё больше удивил неожиданными событиями. Перво-наперво, помогая в тот день на кухне, Гермиона отметила для себя, что домовики не выказывали больше открыто презрения к ней. Теперь они попросту, в большинстве своём, избегали её, игнорировали, и поспособствовал этому, несомненно, тот разговор Таура с Малфоем, где аристократ хорошенько отчитал их за скотское отношение к служанке. Исключением являлась только Иримэ, наоборот не отходившая от неё и неизменно занимавшая пустой болтовней. Их перемене в поведении прислужница не придала особого значения, для неё уже давно стало привычным, что её общение с этими существам ограничивалось только кратким диалогом, касающимся исключительно обязанностей по хозяйству. Потому, отвечая им взаимностью, она не обращала на домовиков никакого внимания, погруженная в свою работу и параллельно вполуха слушая жутко надоедливую эльфийку. Только к трем часам дня всё снова стало меняться. Ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, Гермиона, оторвавшись тогда от чистки моркови, подняла глаза, встретившись вдруг взглядом с наблюдавшим за ней Тауром. В этот раз пожилой эльф не отвел глаз, как делал прежде, не проигнорировал её, наоборот, заговорил с Иримэ, всё также внимательно глядя на служанку:

 

- Иримэ, ты ничего не забыла?

 

- Что Иримэ могла забыть?! – оторвавшись от чистки лука, удивленно проговорила эльфийка, уставившись на старого домовика. – Лук, морковь, бурак и картофель почти полностью почищены; в спальнях сегодня убирается Лорания; воду в вазах Иримэ поменяла рано утром, а вянущие цветы заменила свежими букетами. Разве на сегодня у Иримэ было намечено что-то ещё?!

 

- А наказ молодого хозяина ты не забыла?! – всё же переведя на неё выжидающий взгляд и слегка прищурив глаза, явно намекая на что-то своей коллеге, с нажимом произнес старый эльф. – Он лично отдавал тебе распоряжение по поводу закупок.

 

- Таур, точно! Закрутилась и забыла, - отложив на стол нож и луковицу, огорченно проговорила та. Посмотрев на этот раз уже на неё, Гермиона нахмурилась, гадая про себя, что ещё Малфой мог наказать эльфийке, и было ли это как-то связано с ней самой. За этим диалогом наблюдали и другие любопытные домовики, однако участникам беседы и Гермионе не было до них никакого дела.

 

- Молодец! – всё же вернувшись к своей работе и продолжив чистить рыбу, с укором сказал Таур.

 

- Ну что ты сразу! Иримэ вчера занята была, дел в замке хоть отбавляй. Сегодня их меньше. Иримэ сегодня же всё выполнит, - затараторила, было, она, как Таур, прервав поток слов, перебил эльфийку, безапелляционно проговорив.

 

- Вот и поспеши! Хозяин может вызвать тебя в любой момент, и что ты тогда скажешь ему?!

 

- Всё, бегу исполнять! – закивав пожилому домовику, пропищала растерянная Иримэ, обратившись на этот раз уже к другому эльфу. – Норт, закончи чистку овощей, нам с мисс Грейнджер нужно отлучиться, - изумленно взглянув на неё, Гермиона, не став раньше времени выпрашивать то, что явно не следовало бы знать другим слугам Малфоев, отложила ножик и наполовину очищенную морковь, после чего безмолвно последовала за засуетившейся Иримэ. Покинув кухню и шествуя теперь вдоль длинных коридоров, служанка всё же решила утолить своё любопытство.

 

- Иримэ, что приказал тебе Малфой?! – негромко спросила она, быстрым шагом следуя за идущей явно в сторону входных дверей замка эльфийкой.

 

- Мисс Грейнджер, не спрашивайте! Как окажемся на месте - всё объясню. И как Иримэ только могла забыть?! Никогда ничего из головы не вылетает, а тут позабыла приказ господина! Вот же пустая голова… - привычно затараторил домовик, даже качая от разочарования в самой себе же головой.

 

- Иримэ, - резко остановившись, позвала её Гермиона, заставив эльфийку также остановиться и обернуться к ней, - пожалуйста, перестань ко мне так обращаться! Зови как раньше по имени. Не нужно этой наигранности и излишнего фарса. Я такая же служанка, как и ты.

 

- Ладно, - спустя несколько секунд молчания, всё же согласилась та, после чего отправилась дальше вдоль коридора. Улыбнувшись, прислужница последовала за ней, стараясь держаться на пару шагов позади, чтобы не выслушивать речь продолжившей ругать себя домовихи.

 

Стоило им покинуть территорию мэнора, как эльфийка перенесла Гермиону в Косой Переулок, подведя к дверям одного из крупнейших элитных бутиков одежды для модниц магического мира. Удивленно глядя на витрины, заставленные манекенами с различной изысканной одеждой, начиная от нижнего белья и заканчивая платьями, обувкой и даже верхней одеждой, служанка припомнила, как проходила пару раз в былые годы мимо него в компании Джинни Уизли, которая то и дело кидала взгляды на роскошные новинки, выставленные за стеллажами, причитая, что безумно хотела бы закупаться в этом месте. Вот только бюджет семьи не позволял Джинни приобретать здесь наряды, а самой Гермионе прежде были не интересны убранства избалованных колдуний-аристократок. Её вполне устраивала та одежда, что она покупала себе в маггловском мире, дома.

 

- Хозяин Драко дал Иримэ наказ привести тебя в этот бутик, чтобы ты купила себе все необходимое, - наконец объяснила домовиха, глядя на удивленную служанку. – Если понадобится, можем сходить в другое место.

 

- Так понимаю, - спустя пару секунд молчания, заговорила Гермиона, - он связал нас с тобой заклинанием. – В ответ на это домовиха лишь кивнула, после чего улыбнулась девушке. Нельзя было ни сказать, что служанку порадовало, что в коем-то веке господин вспомнил и об её потребностях, но с другой стороны она была обескуражена этим его поступком. По сути, ей требовалось только нижнее белье, может ещё новый халат. Ничего другого ей не было нужно: пяти платьев и трех пар балеток, отданных Нарциссой, с её образом жизни было вполне достаточно. – Что ж, давай заглянем.

 

Внутри бутика было красиво, словно в ещё одном зале мэнора. Это было довольно большое и вместительное помещение, заставленное пуфиками и манекенами, а также немногочисленными низкими столиками, на которых лежали аккуратные стопки каталогов, и удобными диванчиками подле них. В дальней его части стояли стеллажи с различной обувкой, на стенах висели большие зеркала в красивых рамках и портреты первых модниц Парижа. Прежде такие бутики ей приходилось видеть разве что в кино. Безусловно, здесь одевались самые изысканные представительницы магического мира с широким и толстым кошельком, оттого ей сделалось даже неуютно в этом месте. Стоило Гермионе и Иримэ появиться на пороге, как к ним тут же подоспела одна из продавщиц-консультанток.

 

- Добрый день! Приветствую вас в нашем бутике мадам Эллейн, - расплывшись в улыбке, приветливо проговорила молодая женщина на вид лет тридцати в темно-зеленом облегающем платье чуть ниже колена и с короткими рукавами, тонкую шею которой украшали мелкие черные бусы. На её ногах были такого же цвета туфли на высоком каблуке, в глаза кидались и её темно-русые волосы и прическа каре, а также зеленые спрятанные за очками глаза на не слишком запоминающемся лице с веснушками на носу. От её излишне радостного тона казалось, словно она видела перед собой завсегдатых покупательниц из благороднейшего семейства голубых кровей. Однако уже вскоре её улыбка сошла на нет, а в лице промелькнули высокомерие и даже пренебрежение к заглянувшей клиентке. – Вы ведь мисс Гермиона Грейнджер, служанка господ Малфоев, если не ошибаюсь?

 

- Именно, - ледяным тоном ответила вздернувшая носик Гермиона, ощущая неладное. А ведь не принимай она зелье, уже давно бы втянула шею и опустила голову, пряча глаза от одного только надменного тона этой заносчивой молодой женщины. Даже эта ничего не незначащая ситуация в который раз, наверняка, выбила бы её из колеи. Но только не теперь. – Вас что-то смущает? – глядя прямо в глаза зеленоглазой выскочки, добавила прислужница Малфоев.

 

- Понимаете, мисс, - начала продавщица тоном, в котором теперь читалось явное презрение, - здесь одеваются сливки магического общества. Боюсь что подруге Гарри Поттера, нынешней служанке и к тому же…кхм…любовнице лорда Малфоя, - не без насмешки произнесла она, отчего глаза Гермионы на мгновение налились тогда кровью, а сама она закипела от нахлынувшей ярости, - не место в нашем престижном бутике!

 

Казалось бы, проще всего было развернуться и уйти из этого места, от этой хамки, отправившись в любой другой бутик, коих в Косом Переулке было немало, однако теперь Гермиона принципиально не жаждала покидать его. До чего же сильно жгло изнутри от обиды и нанесенного ей оскорбления, и даже зелье не могло в полной мере сразу подавить эти ощущения. Она и не хотела, чтобы они покидали её сейчас. Она даже не знала эту молодую женщину, открыто выказывавшую такое презрение к ней. Можно бы было, конечно, объяснить консультантке, что она не напрашивалась на жизнь в замке, не сама выбрала для себя эту роль, и что всё, что с ней происходило в мэноре, нередко кроме как сплошным кошмаром иначе назвать было нельзя. Вот только разъяснять это человеку, заранее относившемуся к ней столь пренебрежительно и, скорее всего, оставшемуся бы даже после беседы по душам при своем мнении, видя только то, что хочется, Гермиона не видела смысла. Усмехнувшись этим словам кривой, совсем Малфоевской ухмылкой, служанка гордо прошествовала мимо неё и уселась на один из ближайших диванчиков, взяв в руки свежий каталог с последними новинками августа, после чего высокомерно бросила:

 

- С удовольствием понаблюдаю, как вы теми же словами ответите лорду Малфою, который вскоре прибудет сюда вслед за нами. Как вы верно заметили, он решил обновить гардероб своей любовницы, потому либо вы сейчас же принесете мне свои извинения, и в моих руках окажется бокал с шампанским, либо, - сделав акцент на последнем слове, Гермиона без тени стеснения заглянула в глаза оторопевшей от её поведения и такого ответа продавщицы, - сейчас же позовете мне администратора или даже саму хозяйку бутика. С немалым удовольствием выкажу ей свою оценку работы её сотрудницы, - вновь усмехнувшись, служанка Малфоев перевела взгляд на не менее изумленную Иримэ, однако тут же, встретившись с Гермионой глазами, включившуюся в эту игру на публику.

 

- Молодой хозяин, правда, может запоздать, но он обещал вскоре прибыть. Кстати, мисс Грейнджер, леди Малфой отдает предпочтение бутику мсье Марселя Бастьена.

 

- Судя по всему, именно этому господину мы сегодня заметно увеличим выручку, - кивнув эльфийке, одобрительно ответила прислужница Малфоев, после чего перевела взгляд на застывшую на месте женщину, явно не ожидавшую такого поворота событий, и надменно произнесла. – Но сначала разберемся с вами, - внимательным взглядом посмотрев на её платье и прочтя на бейджике имя, Гермиона договорила, - Адель. Так где я могу найти вашего работодателя?

 

- Мисс, - негромко и неуверенно начала та, заметно побледнев, - пожалуй, я действительно сильно погорячилась и позволила себе непростительную грубость. Прошу простить мне моё крайне возмутительное поведение. Могу я как-то загладить свою вину перед вами?

 

- Посмотрим, - хмыкнув, ответила Гермиона, сверля её взглядом. – Размер моей одежды S, но может подойти и M. Я говорю название модели, ты приносишь мне её и обслуживаешь меня в лучших традициях этого места. Но если мне что-то не понравится, моя милость быстро сменится на гнев. Так что поторопись! – после этих слов Адель быстро закивала головой на манер китайского болванчика, отчего служанка Малфоев неожиданно для себя испытала незабываемое удовлетворение от наблюдаемой ей теперь картины. – И да, я всё ещё не вижу бокала в своей руке!

 

Дальше она уже не могла укротить в себе неожиданно проявившуюся стервозность. Теперь ей хотелось отыграться и на Малфое в том числе, потому Гермиона решила для себя, что нуждается в гораздо большем количестве обновок, чем планировала ранее. Без тени стеснения она скупала всё, что приходилось ей по душе, и не жаждала останавливаться. Иримэ только успевала, что переносить её покупки в замок. И только скупив добрую половину всех моделей и разновидностей одежды и обуви, что приглянулись ей в этом магазине, она покинула бутик, напоследок одарив Адель взглядом полным высокомерия и даже надменности, а также кривой усмешкой, из-за чего на мгновение ощутила себя полноправной представительницей рода Малфой. Перед возвращением в замок она позволила себе заглянуть в ещё одно место, прикупив там недорогие украшения и различные резинки и крабики для волос, которых ей так давно не хватало в обиходе. Только после она вернулась в мэнор вместе с Иримэ, осознав, что их вылазка сильно затянулась, и уже наступил приятный летний вечер. Вернувшись в свою каморку и поняв, что вешать такое количество обновок попросту некуда, она попросила эльфийку, всё ещё находясь на эмоциях, передать Малфою-младшему, чтобы позаботился о новом шкафе для неё, а пока попросила домовиху расширить старый шкафчик при помощи магии. Выполнив её просьбу, Иримэ взялась помогать служанке развешивать одежду, отчего, всё также находясь рядом, обратила внимание на жгучую обиду, никак не покидавшую девушку и отражавшуюся в глубинах потемневших глаз.

 

- Гермиона, успокойся! Не нужно так переживать из-за какой-то нахалки. К тому же ты хорошенько осадила её…

 

- А толку?! – перебила её тогда прислужница, переведя взгляд на домовиху. – Отчасти она сказала правду, высказав общественное мнение на мой счет. Они считают меня бесстыжей, удобно устроившейся потаскухой, наплевавшей на друзей. Это больно, Иримэ. Не я избрала такую долю для себя. Всё это благодаря… Малфою.

 

- Темному Лорду, Гермиона! – снисходительно посмотрев на неё, тихонько поправила прислужницу эльфийка, отчего её собеседница шумно выдохнула, опустив глаза.

 

- И ему тоже, - с неохотой добавила та, вешая в шкаф четвертую по счету блузку.

 

- Недавно забавно вышло, - начала очередную историю домовиха, отчего прислужница уже надумала уйти в себя, погрузившись в размышления, лишь бы не выслушивать пустую получасовую болтовню, как эльфийка вдруг произнесла. – Иримэ приносила господину Драко ночью чай: он снова не спал, а рисовал - как вдруг чуть не поскользнулась на полу, на ровном блин месте. Так он заметил это и…

 

- Драко и рисовал?! – переведя на неё взгляд полный недоверия, с ухмылкой переспросила Гермиона.

- Ты разве не знаешь, что рисование – страсть молодого господина, и он коротает ночами не один час за этим занятием?! – искренне удивившись её реакции и уставившись на служанку своими большими глазами, вопросом на вопрос ответила эльфийка.

- Впервые слышу об этом, - пожав плечами, спокойно ответила служанка.

- Иримэ думала, ввиду вашего… тесного общения, - деликатно произнесла домовиха, улыбнувшись уголками губ, - ты довольно хорошо должна знать молодого хозяина и его увлечения, - однако в ответ на это Гермиона только покачала головой. – Он многогранная личность и очень талантливый человек, но больше всего любит рисование. По сей день не бросил это занятие. Последние полгода он мучается от бессонницы и периодических головных болей, потому занимает ночное время рисованием, - после этих слов служанка с ещё большим изумлением посмотрела на неё. На мгновение ей даже показалось, что они с эльфийкой беседуют о ком-то другом, но никак не об Драко Малфое, которого, казалось бы, узнать лучше, чем сейчас, она уже не могла. – Иримэ как сова: не любит спать ночью, досыпаю иногда днем, если выпадает возможность, - хитро улыбнувшись, поведала она свой секрет, после чего добавила. - Потому именно я ношу молодому господину чай в часы его ночного бодрствования.

- А что говорит по этому поводу его колдомедик? – спросила Гермиона, всерьез заинтересовавшись рассказом домовика.

- Мистер Харрис осматривал хозяина Драко и не раз, но ничем не смог помочь ему, как и не нашел серьезных причин для беспокойства. Предположил, что это связано либо с перебитым режимом дня молодого хозяина, потому как он всегда любил подремать днем, либо с чувствительностью к переменчивым погодным условиям, либо же с вмешательством в его сознание, что, в принципе, может быть правдой. Мало ли что сотворила с ним мадам Лестрейндж, - поморщившись, поведала Иримэ, после чего замолкла.

- Чертов Гитлер! – покачав головой и закусив нижнюю губу, всё ещё не веря услышанному, проговорила прислужница, не сводя взгляда с Иримэ, которая продолжала свою работу.

- Кстати, в последнее время он часто рисует тебя, Гермиона, - измерив эльфийку пораженным взглядом, девушка стала бегать глазами по её мордочке, словно рассматривая стоявшего сейчас перед ней инопланетянина, говоривший с ней на другом языке и несшего откровенную ахинею.

- Меня?! – довольно громко переспросила она, даже замерев на месте от неожиданной новости.

- Да. Господин Драко любит рисовать девушек и молодых женщин. За один только последний бал, что проводился в замке, трех аристократок изобразил. Они охотно позировали ему, сочтя это за честь, а другой ночью он закончил свои рисунки. – После этих слов Гермиона вспомнила, как одну за другой Малфой уводил из зала довольно красивых и изящных представительниц благородных семейств. Причем все они были различными по внешности, ни капли не походя друг на друга, разве что фигурой. Однако тогда она справедливо предположила совсем иную причину их уединения. - У него, кстати, фотографическая память, - вновь заговорила Иримэ, выведя служанку из раздумий. - Ему достаточно совсем немного пообщаться с человеком, как черты его лица запечатлеваются в памяти, и господин смело после может изобразить его. Довольно реалистично изображает натурщиц, от оригинала не отличишь. И Иримэ ему, кстати, не льстит. У хозяина Драко большой талант! - после этих слов служанка перевела взгляд на шкаф, бегая по нему невидящим взглядом. Вроде бы домовиха и не рассказала ей ничего криминального, тем не менее, создалось ощущение, будто прислужница только сейчас знакомилась с тем, настоящим Драко Малфоем, которым он являлся в действительности, и которым его знали все обитатели замка, но только не она. - Гермиона, ты словно совсем его не знаешь, - вдруг произнесла эльфийка, всё же прекратив этот разговор и переведя тему беседы в иное русло, взявшись рассказывать очередную малоинтересную собеседнице историю. Уже вскоре служанка не слушала её, всерьез окунувшись в свои размышления о том, каким же на самом деле являлся этот чертов Драко-сплошная-загадка-Малфой, с которым, как выяснилось, она была знакома даже несмотря на их связь довольно поверхностно.

 

Пять последующих дней прошли спокойно и однообразно за хлопотами по хозяйству. Разве что несколько часов третьего дня от инцидента ушли у Гермионы на развешивание обновок в подсобке, которую Малфой, как ни странно, отдал ей для пользования, чему служанка была искренне удивлена. В коем-то веке её жизнь была размеренной, ничто не тревожило прислужницу кроме собственных беспокойных помыслов, но эта напасть была привычной, сопровождавшей каждый прожитый ею за последние месяцы день. К изумлению служанки Таур гораздо чаще стал посматривать в её сторону, несомненно, приставленный также приглядывать за ней, как и Иримэ. Не менее поразительным стало для Гермионы и то, что они сдружились с эльфийкой, в итоге переставшей напрягать её своими постоянными историями и бесконечной болтовней. Они слажено вместе трудились, умело управлялись со своими обязанностями, помогая друг другу и даже выручая в случае необходимости. Служанка и сама не заметила, как чаще стала просто наслаждаться жизнью, радоваться мелочам, которым прежде не придавала значения, и, по возможности, как можно чаще взялась выбираться в компании домовихи на улицу, дабы подышать свежим воздухом и насладиться теплыми лучами летнего солнца. Всё действительно было в тот короткий период хорошо.

 

Однако это в корне изменилось с возвращением на седьмой день Нарциссы в мэнор. Неожиданно заявившаяся хозяйка в первые же минуты пребывания в замке наткнулась на свою служанку в обновках, а именно в сиреневой облегающей тело блузке, черной юбке-карандаше и на высокой шпильке. В день возвращения из поездки во Францию, загруженная своими хлопотами и проблемами, она никак не отреагировала на это и не задавала вопросов по поводу появления вещей. Только кидала на свою прислужницу порой внимательный взгляд черных глаз. С первых же минут после возвращения леди Малфой ощущалась её холодность по отношению к Гермионе, столь нетипичная ей прежде. Казалось, замок вновь превратился в поле боя, только теперь уже между Грейнджер и совершенно другим членом этого семейства. Ввиду этого служанка как могла старалась избегать общества аристократки, вот только та будто бы специально то и дело вызывала её, заставляя находиться поблизости. Ввиду этого Иримэ пришлось оставить прислужницу, только с расстояния по-прежнему приглядывая за ней. В остальном Гермиона снова оказалась одна не в самом приятном для неё обществе, как и прежде, лишенная права выбора и свободы, которую хоть ненадолго, но она сумела получить и даже ощутить. Вечером того же дня мэнор посетил Люциус Малфой. При их встрече присутствовала и служанка, принесшая им в бежевый зал чай с конфетами и безе. Именно благодаря этому ей удалось узнать последние новости с поля боя, происшествия в магическом мире, известия о заслугах Драко перед Волан-де-Мортом и скорбную для неё новость о гибели многих пленных, казненных Лордом пару дней назад. Больше всего её выбило из колеи известие об убийстве её друга и однокурсника, милого и доброго Невилла Долгопупса, в особенности, когда Малфой-старший озвучил причину его изничтожения.

 

В который раз зелью пришлось хорошенько потрудиться, нормализуя её состояние. Той одной порции, что теперь принимала по утрам служанка, оказалось недостаточно, чтобы окончательно привести её в себя. И как назло принять большую дозировку она не могла себе больше позволить: жидкости оставалось примерно на три приема, на три последующих дня, а в том, что для поддержания стабильного состояния оно могло пригодиться ей в этот период, Гермиона теперь не сомневалась. Обращаться к Малфою через Иримэ ей не хотелось. Ему не нужно было знать о её боли, ведь эта информация, оказавшаяся в его руках, могла выйти ей боком. Как и не хотелось прислужнице пока видеть его, а заодно и возвращаться к их противостоянию, в котором она вновь оказывалась бы проигравшей по всем критериям. Достаточно было и того, что зелье впервые не справлялось с её состоянием, и оттого она опять была близка к срыву, и ничего поделать с этим Гермиона уже не могла. Вот только её потайные желания твердили совсем иную истину, столь постыдную для девушки: больше всего ей хотелось, вопреки случившемуся, как раз таки противоположного - чтобы рядом оказался чертов Малфой, снова затащивший её в постель и заставивший хоть даже таким способом и ненадолго, но прийти в себя. В первый раз ей действительно не хватало рядом этого сероглазого ублюдка, способного при желании привести её в чувства и подарить как минимум минуты отрешения от суровой реальности, столь жестокой к ней. В голове не раз в тот и последующий дни билась мысль о том, что он нужен ей, даже необходим. И, пожалуй, впервые вселенная услышала её мольбы.

 

Уже через день аристократ появился в мэноре, вернувшись по просьбе матери. По его поведению было видно, что пересекаться и общаться со своей любовницей он не был настроен и не особо жаждал видеть её, хотя как только выпала возможность, всё же не упустил случая рассмотреть её фигурку и тело, по-прежнему столь желанное им. Отчего и завязался скандал с не стерпевшей его бесстыдной вольности Нарциссой, которой в приступе гнева он высказал настолько шокирующие подробности из своей жизни, о которых не ведала даже родная мать. Его признания поразили и Гермиону, потому весь оставшийся день она провела за размышлениями об услышанном, стараясь переключиться со своих бед на историю Малфоя и хоть как-то отвлечься. Дико было слышать, что он мучился в разы сильнее, чем тот же мистер Уизли, от криков которого служанка вздрагивала от одного только охватывающего её ужаса. Не хотелось даже думать о том, как он выдерживал всё это, сколько мук и боли вынес, день за днем возвращаясь в зал к своей мучительнице, безжалостному палачу в лице родной тетки. Впервые она начинала понимать его натуру, осознавать, что не по своей воле он ожесточился, стал тем, кем являлся теперь. Драко принудили стать зверем, вынудили откинуть человечность, распрощаться с ней. И от этого становилось ещё страшнее. Это был не его выбор. По сути, его лишили права голоса, решив все за шестнадцатилетнего парня, ничем особо не отличавшегося от её друзей. Разве что заносчивостью. Не хотелось жалеть его, она и не стремилась к этому. Кем бы не сделался Малфой, он обязан был нести ответственность за собственные поступки. И просто так закрывать глаза на случай недельной давности она не намеревалась. Ни за что. Хотя что-то в душе всё же сделало сальто после этих горьких откровений, и закрыть глаза на перемены в своих ощущениях и восприятии она уже не могла, как бы не хотела этого.

 

Несмотря на собственные потайные желания, стоило ей пересечься с Драко в бальном зале, в котором она, находясь вблизи его дверей, спряталась, решив, что Нарцисса надумала прогуляться по мэнору, Гермиона осознала, что в реальности всё было совсем иначе, нежели в её фантазиях. Жгучая обида незамедлительно дала о себе знать в дополнение к тому, что она уже ощущала после известия о гибели Невилла, как и страх перед тем, что аристократ может сотворить с ней в таком состоянии. Она уже давно обратила внимание на то, что контроль ярости с трудом давался Малфою. Он не всегда справлялся с такой бурей эмоций, нередко выплескивая её на окружающих. По сей день она поражалась тому, как Драко сдержал себя после её выходки на празднике у цыгана, когда она, перебрав с алкоголем, целовалась с Ноттом, в итоге доведя ситуацию, как и без того натянутые отношения двух бывших слизеринцев, до крайности. Тогда Гермиона свято была уверена, что он, прогнав Забини, придушит её голыми руками. Однако ничего этого не произошло. Скорее всего, не попади они в маггловский мир, Малфой позже отыгрался бы на служанке за эту выходку, да только все тогда пошло вопреки их планам по наклонной.

 

Сидя в тот вечер за диваном, она готова была проклясть себя за то, что так нелепо выдала своё присутствие. Исполни Драко ещё пару композиций и выплесни через музицирование наружу все эмоции, уже вскоре он бы покинул замок, и они со служанкой даже не пересеклись. Вот только Гермиона удосужилась выдать себя такой мелочью, и, разумеется, молодой хозяин заставил её выйти из укромного и безопасного уголка. Как ни странно, в этот раз их общение почти ограничилось нетипичным для них нейтральным диалогом, но в итоге всё же завершилось перебранкой, спровоцированной самой Гермионой. Не было сил молчать ему, слишком сильна была чертова обида на этого человека. Разумеется, он тоже не отмолчался, высказав ей очередную истину, признавать которую прислужнице хотелось меньше всего. После чего вдруг сам завершил их ругань, стремительно покидая комнату. Не верилось, что и в его холодных серых глазах могла присутствовать боль, а сам Малфой способен был испытывать смертельную усталость. До чего же это было непривычно: видеть его таким раздавленным, убитым, даже опустошенным. Видеть в нём просто человека со своими бедами и проблемами. Будь у неё выбор, Гермиона предпочла бы не видеть его таким, отсидеться подальше от этих сцен, закрыв на все глаза и заткнув уши. Куда проще было считать его бесчувственной сволочью, способной разве что на насилие. Вот только и эта её теория оказалась ошибочной, отчего в какой-то момент захотелось просто сбежать от всего.

 

Алкоголь, как он сам признался на эмоциях, стал первопричиной его непростительного поступка. Ровно как и жгучая ревность к ней, к его и только его собственности. Однако эту справедливую истину не жаждал признавать даже сам аристократ, в мгновение закипев от правдивых слов, озвученных теперь уже Гермионой. Зная его слабость к ласке и взаимности, в этот раз ситуацией воспользовалась сама служанка, всё же сумев переключить Малфоя на себя. И вновь не без помощи зелья ей не было противно рядом с ним, она даже в полной мере насладилась их близостью после пусть и недолгого, но всё же перерыва. И даже спокойно сумела уснуть рядом с этим человеком, общества которого после всё же попыталась избежать. Тщетно, разумеется… Очередной эмоциональный диалог, его чертова правда о её заблуждениях в адрес пленников. А ведь Гермиона свято была уверена, что узнай он о её причастности к гибели Невилла, бывшего, теперь уже покойного, друга гриффиндорки, Малфой от души рассмеется ей в лицо, не раз в будущем используя эту информацию против неё же. Вопреки ожиданиям, в ту ночь этого не случилось, он поступил с точностью наоборот: раскрыл служанке глаза на суровую действительность о том, что творилось в Замке Смерти, на то, о чем страшно было даже попросту помыслить. Говорить и дальше о кошмарах, творящихся в магическом мире, прислужнице хотелось меньше всего, отчего она, осознавая, что уходить уже не имело смысла, перевела их беседу в иное русло. Отправься она тогда в каморку, как планировала изначально, от одних лишь страшных размышлений она бы стала сходить с ума, оставшись наедине с ними и напрочь лишившись сна. Куда проще было остаться с ним, и прислужница пошла по пути наименьшего сопротивления, не ошибившись в этом выборе. Их краткий диалог, его резкие речи и снова секс. Куда более горячий, как и его последующие поцелуи. А позже они заснули вместе, что дало ей возможность взять перерыв от тех раздумий, что сводили с ума всю первую половину последующего дня.

 

Первой мыслью, с которой проснулась тогда на шелковых простынях цвета шампанского Гермиона, было то, что она стала небезразлична Малфою. Ничерта их связь не ограничивалась больше простым сексом и его собственничеством, как и демонстрацией ложной страсти. Не в том он был состоянии этой ночью, чтобы играть. Пожалуй, впервые за долгое время он был самим собой, сорвав все маски. Вопрос был лишь в том, понимал ли сам Драко, как далеко всё зашло, и какие последствия могла иметь сложившаяся ситуация?!..

 

«Не знаю уже, что хуже: твоё холодное безразличие или эта неправильная страсть ко мне? Малфой, ты ведь уже перешел черту допустимого и позже сам же пожалеешь об этих таких запретных чувствах к грязнокровке. И ведь отыграешься за это на мне. Снова, черт бы тебя побрал!» - в сопровождении этих тревожных мыслей служанка поспешила покинуть гостевую комнату, торопливо расправляя смятые простыни, на которых провела очередную жаркую ночь с ним.

 

Вплоть до самого обеда, проведя хотя бы это утро вне общества Нарциссы, она помогала на кухне вместе с Иримэ. В этот раз она даже не утруждала себя притворством, будто бы слушала нескончаемую болтовню. Эльфийка обратила внимание на эту перемену в поведении загруженной своими напастями служанки, но сделала вид, будто бы всё было как обычно. Выпрашивать о причинах её дурного настроения не имело смысла: всем пронырливым слугам ещё с вечера было известно о ссоре хозяйки с сыном, как и о том, какую роль сыграла в этой перепалке прислужница. Оттого Иримэ, твердо уверенная, что именно в этом сейчас крылась вся суть смены настроения её подруги, не задавала вопросов, уже по привычке продолжая свои рассказы.

 

Не став в этот день завтракать, только к обеду Нарцисса дала о себе знать, вызвав в бежевый зал, как ни странно, Гермиону совместно с Тауром. Явившись к ней, служанка не знала, что думать и чего ожидать от госпожи, мало того что относившейся к ней теперь с пренебрежением, так ещё и удрученной после вчерашнего инцидента. Вот только все её догадки оказались далеки от истины. Первая же фраза, произнесенная леди Малфой, поразила прислужницу, как и её последующая речь:

 

- Я намереваюсь посетить свою сестру в её замке. Таур, - переведя усталый взгляд на эльфа, явно не спавшая этой ночью аристократка сходу решила разъяснить своим подданным ситуацию, - ты отправишься со мной. – В ответ пожилой домовик только кивнул хозяйке, не смея перебивать её. Уже более холодно, переведя взгляд на Гермиону, Нарцисса обратилась к ней. – Вам, мисс Грейнджер, я всё же дам право выбора: вы можете отправиться вместе с нами. Только учтите: если вы надумаете подставить меня, выкинете какую-нибудь глупость, либо позволите себе вольность, горько пожалеть об этом в итоге придется именно вам!

 

- Я поняла вас, миссис Малфой, - негромко ответив, тоже согласно кивнула Гермиона, нарядившаяся в этот день в сиреневое платье, дабы не привлекать к себе излишнего внимания хозяйки. В душе она сильно сомневалась, так ли она хочет вновь лицезреть мучения своих друзей и просто хороших знакомых - пленников этого адского места. Времени на раздумья ей не оставили, отчего она сразу же согласилась на предложение аристократки, последующие полчаса тем не менее терзая себя размышлениями о том, правильно ли она поступила и какого ей будет ещё раз оказаться в этом до дрожи пугающем месте.

 

Ровно в полдень Таур перенес их к воротам замка четы Лестрейндж. С первых же секунд кожей Гермиона ощутила мощь черной магии, кишащей в этом месте, являвшемся её сосредоточием. Ещё с былого визита в обществе Драко она запомнила эти гнусные, мерзкие, пугающие ощущения. Постоянное применение неимоверно сильной запретной магии не прошло бесследно. Казалось, даже на земле, отдельных травинках можно было обнаружить осадок от использования настолько опасной магии, распространившийся на десятки километров вокруг замка. Даже дышать рядом с этим местом становилось невыносимо тяжело. Сильней всего хотелось развернуться и кинуться прочь от Замка Смерти, из этого графства, насквозь пропитанного насилием, похотью и ежедневными, ежеминутными варварствами безумных Пожирателей Смерти, прочно осевших благо пока только на этой территории. Единственное, что радовало, вселяя надежду на то, что не все магическое общество Великобритании проникнется этими злодеяниями, так это поведение Нарциссы и её верного слуги-эльфа, всю жизнь проведшего в обществе двух едва ли не самых опасных семей в стране, по одному только выражению лиц которых можно было прочесть ровно такое же желание. Даже леди Малфой, супруге правой руки самого Волан-де-Морта, было противно находиться вблизи территории замка её сестры, и скрыть своё омерзение от этих осязаемых ощущений ей удавалось с трудом.

 

Как и следовало ожидать, пропускать аристократку бессменные и чрезвычайно бдительные сторожа, в лицо знакомые Гермионе, не спешили. Одних расспросов, чтоб убедиться в чистоте её помыслов, не несущих никакой угрозы ввиду её внезапного появления на территории замка, по сути, принадлежавшего теперь Волан-де-Морту, им было мало. Дошло вплоть до того, что помимо попытки связаться с самой Беллатрисой, за которой послали в замок, дабы та явилась и подтвердила личность сестры, Нарциссу попросили даже принять веритасерум – зелье, вынуждавшее давать подлинные ответы на любые вопросы и исключавшее возможность обмана. С кривой усмешкой на бледно-розовых губах, столь нетипичной для этой женщины, Нарцисса, недолго раздумывая, приняла его, дабы, наконец, прояснить ситуацию, заметно действовавшую ей на нервы. К этому моменту подоспел и посланник сторожей, на словах передавший от извечно занятой мадам Лестрейндж, что её сестра смело может пройти к ней, и охране следует пропустить её. Всего через мгновение черные железные ворота отворились перед посетителями, и именно с этого момента начался кошмар, вспоминать который впоследствии служанка Малфоев могла разве что с содроганием.

 

Стоило им сделать всего десяток шагов, переместиться на какие-то считанные метры от того места, что надежно скрывало от их глаз все те изуверства, что творились вблизи Замка Смерти, как незваные гости во главе с Нарциссой замерли на месте, шокировано осматриваясь по сторонам. Поначалу их внимание привлекли крики, оглушающие любого, до чьих ушей они доносились. По левую сторону от здания проводились смертельные игры за ограждением из метровой в высоту заколдованной колючей проволоки, бьющей током. Более десятка грязных, измученных, до смерти перепуганных, одетых в бесформенные серые штаны и свитера мужчин разных возрастов бегали по территории, примерно одинаковой по длине и ширине, навскидку пятьдесят на пятьдесят метров, от разъяренной мантикоры, вышедшей на охоту. Дожевывая во рту чью-то руку и сладко напевая при этом на удивление спокойную едва слышную мелодию, это существо оглядывалось в поисках новой жертвы, бросая свирепые взгляды на тех, кому не повезло оказаться в одной клетке с ней. Впервые в жизни Гермиона воочию видела это ужасающее и опаснейшее создание, по свирепости не уступавшее самой химере. Это двухметровое в длину животное с головой человека, телом льва и смертоносным хвостом скорпиона, распространенное преимущественно на территории Греции, развлекало публику. Но хуже всего было то, что толпа зевак состояла преимущественно из таких же пленников, только стоявших по другую сторону ограждения и хищно улыбавшихся, даже гоготавших от одного только вида повергнутых в ужас мужчин, которым не повезло стать обедом этого существа. Их охрана была скудной: пара-тройка Пожирателей Смерти, также увлеченных ужасающим зрелищем. Сомневаться в том, что в живых останутся считанные единицы из жертв мантикоры, которые чудом сумеют уцелеть в этой бойне и проявят себя удачливыми и бесстрашными бойцами, не приходилось. Ровно как и в том, что все остальные в скором времени отправятся на тот свет через мучительнейшую смерть от зуб и когтей зверя. Дожевав остатки чьих-то пальцев, уже вскоре мантикора кинулась на мужчин, босыми ногами бросившихся в рассыпную вдоль огороженной территории, внутри которой словно бы всего пару часов назад прошел сильнейший ливень. Земля там была сырой, вокруг виднелись грязь и лужи, некоторые из которых были наполнены кровью тех, кем уже успел полакомиться хищник. Всего пары секунд было достаточно, чтобы в его лапы угодил очередной пленник: мужчина на вид лет пятидесяти, невзначай задевший рукой проволоку и тут же повалившийся на землю. Его тело пронзила боль от мощнейшего заклинания, наложенного на не слишком прочное с виду ограждение, исказившая без того измученное лицо. Воспользовавшись моментом, настигшая его мантикора своим длинным жалом ударила пленника, мгновенно скончавшегося на месте. Почти сразу же её острые зубы впились в шею покойного, разрывая тело на куски, а сам зверь вновь принялся напевать незамысловатую и до жути спокойную мелодию, наслаждаясь вкусом ещё теплого мяса очередной жертвы. Зажав рот рукой, с нескрываемым ужасом в карих глазах Гермиона глядела на это бесчеловечное зрелище, вдобавок сопровождаемое звонким смехом зрителей. Тяжело было слышать и последующий чудовищный диалог, состоявшийся между откровенно веселившимся невольником, не сразу узнанным ею, и одним из Пожирателей Смерти.

 

- Я же говорил, он и четверти часа не протянет там! Его сразу парализовал страх перед этой тварью, мозги выключились ещё до того, как он оказался в загоне. Итого, победа в споре за мной! До вечера ты меня не трогаешь, Селвин.

 

- Зато вечером загоню к соплохвостам. Проверим, насколько быстро всё ещё бегаешь ты, Финниган! – после этих слов трое Пожирателей в голос рассмеялись, ровно как и десятки других пленников, наблюдавших за победоносно вскинувшим голову Симусом, на которого Гермионе страшно было смотреть. В бледном, исхудавшем, походившем на скелета, да к тому же вытянувшемся в длину парне с трудом можно было признать бывшего однокурсника с их общего львиного факультета. К тому же всего за три месяца, проведенных в замке Лестрейнджей, сделавшегося безжалостным человеком. Результат жизни в этом адском месте поистине ужасал, кидался в глаза: Симус походил на живого мертвеца, разве что глаза по-прежнему были оживленными. И хуже всего было то, что в них читался нескрываемый азарт. То зрелище, что ужасало даже леди Малфой, откровенно веселило как его, так и многих других пленников, в лицах некоторых из которых всё ещё можно было узнать бывших учеников Хогвартса или их родных, кого приходилось прежде знавать Гермионе.

 

- Нихера! Новички пусть дохнут, а меня в дуэльный зал закинь. Только против Лавгуд ставить не вздумай! Эта слетевшая с катушек сучка теперь любого противника без разбора на тот свет отправляет, - и снова звонкий леденящий душу смех Симуса раздался на всю округу, как и вторящие ему смешки других узников. Повеселили его слова и двоих других Пожирателей, но только не Селвина, с которым он вел диалог.

 

- Что, щенок, пасуешь перед какой-то девчонкой? Не позорься перед свежим мясом, а то на смех поднимут, если выживут, – жестко проговорил Пожиратель Смерти, окинув взглядом с опаской наблюдавших за поедавшей новую жертву мантикорой мужчин, ожидавших следующего нападения.

 

- Какой-то?! – ответ Симуса не заставил ждать. В голос рассмеявшись, безумным взглядом он посмотрел на своего собеседника, после чего, помедлив пару секунд, с вызовом произнес. – А ты рискни оказаться с ней один на один! Поддержи свой авторитет, сразись с какой-то там девчонкой! Готов поспорить на остатки своего здоровья, она голыми руками тебя придушит. Не зря Беллатриса именно её выбрала для тренировки новых рабов. Боюсь, мантикора этим неудачникам покажется милым котенком на фоне нашей психанутой скинхедки. Мне их уже сейчас жаль!

 

- Доведешь ты меня, молокосос, отправлю на развлечение к Кэрроу! Потом только пискнуть посмей, что живого места не оставили, – оскалившись, процедил Селвин.

 

- Тогда лучше к Алекто. Эта озабоченная сука хотя бы ублажит перед тем, как дать сдохнуть. Чем не идеальная смерть? – парировал Финниган, заговорчески переглянувшись с одним из парней, смутно напомнившим Гермионе Колина Криви.

 

- Не волнуйся, тебя и Амикус обработает, не побрезгует, - очередная волна смеха была прервана ором, раздавшимся в клетке после того, как мантикора вновь кинулась на своих жертв, что привлекло внимание окружавших загон зрителей. Спешно отвернувшись, Гермиона посмотрела на застывшую всего в метре от неё леди Малфой, не менее ошеломленную этой сценой, как и самим диалогом