Экономический материализм в России: основные версии
Место экономического материализма в истории российской социологии
Во второй половине XIX в. значительное влияние в Европе приобрела социально-философская и экономическая теория выдающегося немецкого мыслителя К. Маркса. Значительный интерес был проявлен к его социологической концепции, обычно обозначаемой терминами "материалистическое понимание истории" или "исторический (экономический) материализм". На рубеже веков экономический материализм (мы используем общепринятый в то время термин) стал одним из ведущих направлений и в российской социологии. Поэтому нельзя понять ее историю, в том числе и ее трагическую судьбу, без уяснения взаимодействия ее течений с марксизмом.
В той или иной форме марксистские идеи начинают обсуждаться в России в 40 — 60 — е гг. XIX в. Значительную роль в знакомстве русской публики с марксизмом в этот период сыграли В. П. Боткин, П. В. Анненков, Н. В. Шелгунов. Позже тесные отношения складываются у К. Маркса и Ф. Энгельса с П. Л. Лавровым, М. М. Ковалевским и рядом других русских социальных мыслителей. Напомним также о М. А. Бакунине и П. Н. Ткачеве, прямо заявлявших о себе как о марксистах. В 1872 г. выходит русское издание "Капитала" Маркса. Сочинение это приобрело значительную популярность, широко обсуждалось и рецензировалось в печати и фактически открыло новое направление в российской социологии.
В качестве первого российского ученого, начавшего работать в рамках марксистской парадигмы, выступил крупный экономист профессор Киевского университета Н. И. Зибер (1844—1888). Обратившись к доктрине Маркса, Зибер принял ее в качестве ключевой объясняющей модели социально-экономического процесса и подготовил на ее основе ряд фундаментальных работ ("Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях", "Очерки первобытной экономической культуры" и др.). При этом экономическую закономерность Зибер стремился подвести под более широкую социологическую, под которой он понимал движение к общественной солидарности. Значительное внимание Зибер уделял доказательству универсальности капиталистической стадии социальной эволюции.
Новый этап в эволюции экономического материализма на русской почве приходится на 90 — е гг. — время ожесточенных споров народников и марксистов, окончившихся победой последних, правда, как показала история, пирровой. Марксизм "был для русского образованного общества огромным шагом вперед по сравнению с наивным утопизмом различных народнических толков" (67, с. 108), "явился источником бодрости и деятельного оптимизма, боевым кличем молодой России, как бы общественным ее бродилом" (56, с. 4), способствовал европеизации общественной мысли. В отличие от народничества, бывшего некой разновидностью "славянофильской" мечты об особом пути России, русский марксизм "по своему основному общественному пафосу был принципиальным и последовательным "западничеством" применительно к проблемам развития страны (92, с. 488). К середине 90 —х гг. появляются программные работы П. Б. Струве, Г. В. Плеханова и В. И. Ульянова, засвидетельствовавшие зарождение нового направления в российской социологии. Правда, внутри стана "победителей" очень скоро началась дифференциация, вызвавшая в итоге раскол течения на ортодоксальную и неортодоксальную ветви.
Общепризнанно, что в основе экономического материализма лежат следующие положения: 1) фундаментом и причиной всей социально — культурной жизни является экономическая структура; 2) исторический процесс должен объясняться из борьбы классов, происходящей на почве экономических отношений и интересов; 3) социальная эволюция совершается на основе объективных законов, независимых от воли и сознания индивидов; 4) капитализм в силу внутренних причин саморазрушается и закономерно посредством революции сменяется социализмом (коммунизмом). Это значит, что марксизм выступил в качестве нового издания натуралистической социологии. Правда, натурализм в отличие от ранних его форм принял здесь методологический характер.
Однако марксизм, как подчеркивали многие оппоненты, не был четко проработанной и обоснованной системой взглядов. Основные его положения носили априорный, метафизический характер, требовали принятия на веру. Такая ситуация неминуемо вызывала различные интерпретации доктрины и борьбу между ними по вопросу о "верности учению". Ортодоксальная версия экономического материализма (Г. В. Плеханов, В. И. Ульянов) настаивала на изначальной истинности и "неприкасаемости" идей Маркса, интерпретируя их в духе жесткого экономического редукционизма. Однако при этом наблюдалась любопытная ситуация логического перерастания крайнего объективизма марксизма в столь же крайней субъективизм и психологизм. Поскольку капитализм неизбежно заменяется социализмом, а срок этой замены неизвестен, вполне естествен соблазн истолковать определенную ситуацию как начало данного процесса. Результатом становилось подстрекательство людей к ускорению смены социальных систем.
Обнаружение противоречивости и непроработанности марксистской доктрины привело к тому, что наряду с ортодоксальной версией экономического материализма в 90 —е гг. складывается и иная его ветвь — критическое направление, или "легальный марксизм" (П. Б. Струве, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк, М. И. Туган-Барановский). Как и ортодоксы, "легальные марксисты" начали свою деятельность с критики субъективной социологии и обоснования идеи закономерности и благотворности прихода капитализма в Россию. При этом утверждалась ориентация на использование отдельных идей, принципов марксизма, но не системы как таковой, в которой критики постепенно обнаруживали все больше изъянов. Удачно эту ситуацию охарактеризовал С. Н. Булгаков: "В качестве теоретика я стремился верою и правдою служить марксизму, стараясь, насколько хватало моего уменья, отражать нападки на него и укреплять незащищенные места... Но, совершенно помимо моей воли и даже вопреки ей, выходило так, что, стараясь оправдать и утвердить свою веру, я непрерывно ее подрывал и после каждой подобной попытки чувствовал себя не укрепившимся в своем марксизме, а только еще более пошатнувшимся" (57, с. 7).
По мнению "легальных марксистов", как и немарксистских аналитиков, принятый марксизмом общефилософский материализм метафизичен, несовременен, более того, ни логически, ни систематически не связан с марксистской социологической доктриной. "Марксизмом, породившим из своих недр метафизику, русский позитивизм закончил полный крут своего развития" (40, с. 187) — к такому принципиально значимому выводу приходит Струве. Особенно резко, хотя и не сразу, критики выступили против марксистского отношения к личности, этике, отождествления бытия и долженствования, классовой точки зрения на истину. Очень аргументированно, в частности М. И. Туган-Барановским и С. Н. Булгаковым, была опровергнута экономическая теория марксизма. Была поставлена задача возвратить этику в социологию, но при интерпретации социального идеала не просто как субъективной самоцели, а как объективной, общеобязательной, безусловной цели, регулятивной идеи исторического процесса самого по себе. Традиционное для российской социологии понятие солидарности начало выходить на передний план. Довольно скоро "легальные марксисты" вообще отказались от экономического материализма и неокантианской интерпретации марксизма и стали основателями христианской социологии. Тем не менее знание их исследований предхристианского этапа весьма важно для понимания логики развития российской социологии.
Обратимся теперь к основным вариантам интерпретации марксистской социологии в России, причем что касается критической версии, то остановимся только на двух фигурах — П. Б. Струве и М. И. Туган-Барановском, поскольку именно в их концепциях наиболее четко и ярко выявились особенности критического течения, а также варианты его перерастания в иные мыслительные структуры.
